Л.Л. Викторова

Ранние формы религии киданей.

// Бронзовый и железный век Сибири. / Материалы по истории Сибири. Древняя Сибирь. Вып. 4. Новосибирск: 1974. С. 261-265.

Население империи Ляо, созданной киданями, отличалось религиозным эклектизмом. Оно исповедовало буддизм, даосизм, христианство, мусульманство, которые были распространены в той или иной степени в различных районах империи. Этот религиозный эклектизм был связан с пестротой этнического состава и разным уровнем и характером культуры отдельных регионов. В Ляоском государстве, включавшем в период расцвета почти всю современную МНР, Маньчжурию, часть Дальнего Востока, жили народы, принадлежащие к так называемой алтайской языковой семье (монгольские, тюркские, предки тунгусов и маньчжуров), а также некоторое количество ханьцев, завоёванных вместе с остальным населением северной части бывшей Танской империи. Экономика империи была также неоднородна. Население в восточной части империи занималось в основном земледелием, здесь были развиты промыслы и ремёсла, строились города; степные пространства Центральной Азии были заняты народами, которые вели скотоводческое кочевое хозяйство, в нём доля земледелия была очень незначительна; на Керулене, Орхоне были расположены города-гарнизоны киданей (крупные центры караванной торговли с Западом); в лесных районах жили охотничьи племена.

Мировые религиозные системы были распространены среди населения, связанного в основном с земледельческим хозяйством, хотя как христианство, так и буддизм уже имели последователей среди скотоводческих народов тюркской и монгольской языковой и этнической принадлежности. Однако наряду с мировыми религиями, догмы и обряды которых достаточно хорошо известны, у самих киданей зарегистрированы письменными источниками обряды, связанные с религиозными представлениями иного круга, не находящие объяснения в упомянутых мировых религиях. В истории династии Ляо часты упоминания о наиболее чтимых божествах, которым приносились жертвы в особо важных для всей страны случаях: при выступлении в поход, после победы над врагом, при восшествии на престол императора. Жертвоприношения делались небу, земле, солнцу, луне, духам предков, духам умерших родственников.

Распространение и значение этих культов среди различных народов Восточной Азии неодинаково. Культы неба и земли распространены у целого ряда народов: у всех народов монгольского и тюркского круга в древности, а также у их южных, восточных и западных соседей. Небесное божество с глубокой древности почиталось во всей Азии от Красного до Жёлтого моря. Так, известно, что монгольско-тюркское имя небесного божества Тэнгри, зафиксированное в наиболее ранних, гуннских глоссах, считают модификацией (фонетической) аналогичных божеств древнейших предков тунгусов, маньчжуров, корейцев, китайцев — на востоке и юге и шумерийского (Дингир) — на западе. В восточной части Азии

(261/262)

в частности среди народов тюркской и монгольской групп, Тэнгри олицетворял мужское начало. Жертвоприношения небу у киданей были кровавыми: в жертву приносили серого быка и белую лошадь; жертвы небесному божеству совершались перед и после военных походов. Первый киданьский император был наречён почётным титулом «императора неба». Следует отметить, что и легенды о непорочном зачатии обычно связываются с небесным божеством — отцом рождённого земной женщиной основателя правящего рода. Причём такое чудесное рождение обыкновенно совершалось с помощью какого-либо божественного посредника, в которого вселялся или который воплощал волю небесного божества. Так, у всей сяньбийской группы племён (сяньби, кидани, позднее монголы) происхождение правящего дома связывается с небесной волей и сходными мифами: жена сяньбийского военачальника Toy Лу-хоу, который 3 года был в отсутствии, родила сына (Таньшихуая), потому что вышла из дома, услышала удар грома, взглянула на небо и градина упала ей в рот; она проглотила градину и поэтому родила сына, которого считали неземного происхождения. Мать основателя правящей династии Ляо видела во сне, что она забеременела от луча солнца, а когда родился сын, то в доме распространилось необыкновенное благоухание и всё осветилось необычайным светом. Праматерь монгольских родов, потомком которой был Чингис-хан, Алун-Гоа, оставшись вдовой, родила трёх сыновей. Их считали небесного происхождения (тэнгри-йин коут, т.е. сыновья неба), так как «каждую ночь, когда солнце закатилось, а луна ещё не взошла, — рассказывала Алун-Гоа, — входит через дымник юрты, бывало, ко мне светлорусый человек и свет его проникает мне в чрево. А уходит так: в час, когда луна закатилась, а солнце ещё не взошло, поцарапываясь, уходит, словно жёлтый пёс… Ведь если уразуметь всё это, то и выйдет, что они сыновья Неба». В этом цикле мифов, с различными вариациями, повторяющимися во всех монгольских хрониках, начиная с «Сокровенного сказания», есть и прямые совпадения с киданьским мифом о зачатии от луча света, проникающего через дымник юрты. В приведённом варианте, наиболее раннем, интересно упоминание о жёлтом псе, который, по свидетельству Н.И. [Н.А.] Аристова, в старых тюркских легендах и мифах олицетворяет чужеродца. Здесь же его черты связываются с характеристикой антропоморфного небесного божества.

Наряду с почитаемым небесным божеством в киданьском пантеоне существовало и женское божество земли, поклонение которому было также широко распространено у различных монгольских и тюркских народов. У монгольских народов это божество называют Этугэн, оно служит символом плодородия и так же почитается в древности и средневековье, как и небесное божество — Тэнгри. Ей, богине земли, приносят жертвы и в случае победы, и перед выступлением в поход, ей молятся о ниспослании удачи. При наречении основателя киданьской династии Елюя Абаоцзи императором неба его супруге был присвоен почётный титул «императрицы земли». В некоторых древних мотивах монгольских мифов проглядывают наиболее ранние представления о земном божестве как о матери-земле, божественной супруге небесного божества Тэнгри. Связь между небом и землёй представлялась как естественная супружеская связь мужского и женского начал, причём в каждом отдельном случае женское начало могло воплощаться в любую избранную женщину, которая и становилась, соединяясь с мужским божеством или его воплощением, родоначальницей детей «небесного происхождения».

Сохранялся у киданей и древний обряд поклонения солнцу, красочно описанный в истории династии Ляо: «В 11-м месяце, в день зимнего солнцестояния, Муцзун повелел оказать почитание Солнцу по древнему обычаю. Согласно традиции, император взошёл в названный день на террасу,

(262/263)

распростёрся там, затем обратился к Солнцу, поклонился ему дважды и возжёг курения, посвящённые ему. Сановники, которым полагалось это по положению, заняли свои места на лестнице, которая с двух сторон вела на террасу, и также совершили двукратное поклонение. Когда же затем император занял место на троне, вельможи преподнесли ему свои письменные доклады. Министры, которые со своими подчинёнными стояли за императором, называли их имена, и называемые дважды преклоняли колена перед повелителем. Не занимая своих мест, они желали императору много счастья, снова преклоняли колена и остались стоять». Культ солнечного божества также один из древнейших среди предков различных центральноазиатских народов. Изображения солнца встречаются на наскальных рисунках ещё в эпоху бронзы. В гуннское время источниками отмечается, что и хунну были солнцепоклонниками, хуннский вождь — шаньюй — ежедневно совершал поклонение солнечному светилу.

Неоднократно упоминается в истории Ляо, что по повелению императора воздвигались храмы небу, солнцу, луне, четырём временам года. Луне также совершались поклонения и жертвоприношения, однако в отличие от божеств неба, земли и предков (вернее, духов предков) луне не приносились жертвы при выступлении в походы, о чём вполне определённо свидетельствует история Ляо: «При начале каждого похода император убивал, собравшись вместе с гражданскими и военными чинами, черноватого (в других разделах сказано серого. — Л.В.) быка и белую лошадь и приносил жертвы Небу, Земле, Солнцу и всем духам. Только Луне не приносилось жертвы». Культ лунного божества также широко распространён в Центральной Азии: у хуннов шаньюй каждый вечер выходил поклоняться луне, монголы отмечали в XIII в. праздники, посвящённые луне, божество луны существовало у тангутов.

Все описанные культы настолько широко распространены в ранних религиозных представлениях большинства народов мира, что бытование их у киданей не даёт права говорить ни о каких генетических связях киданей с другими центрально- и восточноазиатскими народами. Эти верования связаны с первичными представлениями об одушевлённости всего существующего в окружающем мире, о неразрывной связи человека и окружающих его сил природы, о влиянии этих сил на судьбу человека. Совершенно иное значение имеют религиозные представления, в той или иной степени связанные с культом предков и частично отражённые в мифах и легендах, повествующих о происхождении племён и отдельных родов, о непорочном зачатии и подобных сюжетах, а также в погребальных обрядах, в обрядах, которыми сопровождалось заключение клятвенных обязательств, вассальных договоров и т.п. Имеет в этих обрядах значение и выбор жертвенных животных, которые были различны у разных народов.

Наиболее ранние упоминания, связанные с некоторыми животными, встречаются в легендах, записанных в китайских исторических сочинениях.

Среди племён, обитавших в незапамятные времена на землях, граничащий) с севера с р. Хуанхэ (к югу от реки, в современной Центральной Китайской равнине, была зона формирования предков ханьцев), неоднократно упоминаются различные группы, которые называются сборным именем — жуны. Даже в наиболее ранних сведениях, приведённых позднее Сыма Цянем, жуны выступают не как единый комплекс: были известны группы, например, гуань-жунов, цюань-жунов, шань-жунов.

В мифе, повествующем о происхождении цюань-жунов, рассказывается, что цюань-жуны — «собаки-жуны» — называются так потому, что они произошли от белой собаки — бай-цюаня. Эти сведения очень ранние,

(263/264)

они относятся к ещё легендарным временам истории ханьцев. О другой группе — гуань-жунах — сообщается, что в начале I тыс. до н.э. Му-ван после похода на этот народ получил от него «четыре волка белых и четыре оленя белых». Эти сведения особенно интересны, так как Ю.А. Зуевым установлено, что олень и волк были тотемными животными так называемых алтайских тюрков (волк — охранительный тотем). Вполне можно, следовательно, полагать, что кажущиеся мифическими сведения имеют в основе реальное событие — выдачу победителям в качестве заложников, в знак клятвы в верности, живого зверя — заместителя тотемического предка. Такие случаи известны в этнографической литературе. Аналогичное значение имеют и сведения о происхождении другой группы жунов от бай-цюаня, т.е. белой собаки. Здесь в легенде отражён древний тотемический миф о происхождении от животного предка, т.е. в данном случае эта группа жунов («имела предком» белую собаку, принадлежала к роду собаки. Эти сведения относятся к глубокой древности, примерно ко II тыс. до н.э.

К концу I тыс. до н.э. и к первым векам нашей эры относятся сведения о племенах, которые считаются потомками одной из жунских групп, о племенах, называемых в то время ухуань и сяньби. Они продолжали обитать в тех же районах к северу от Хуанхэ, в бассейне Ляохэ, на прихинганских землях. В погребальном обряде этих племён особая роль принадлежала собаке. Именно собака была у них проводником души покойного в загробный мир, она приобщала душу умершего к его ранее ушедшим в «тот мир» на гору Чишань духам предков. Отколовшаяся от ляодунских сяньбийцев в III в. н.э. группа, поселившаяся на землях современных Ганьсу и Цинхая, сохраняла представления о собаке как о предке-тотеме длительное время. Даже в VIII-X вв. н.э. при заключении клятвенных договоров с тибетцами убивали собаку, лошадь, обезьяну (тотемный зверь тибетцев). Статуэтка собаки была обнаружена Тории при раскопках погребения одного из императоров Ляоского государства. По-видимому, в погребальном ритуале киданей, потомков ляосийской группы сяньбийцев, изображение собаки сохраняло значение, которое она имела в глубокой древности.

Характерно также, что в тюркских легендах пёс — олицетворение чужеродца. Таким образом, у большой группы племён, которые китайскими авторами средневековых хроник считаются генетически связанными между собою, наблюдалась и общность тотемических представлений, в течение длительного времени прослеживаемых на протяжения свыше трёх тысяч лет. У современного населения МНР отголоски этих представлений проявляются лишь в свадебном обряде одной из групп, у которой невеста, чтобы приобщиться к семейному очагу в доме мужа, должна прежде покормить собаку, надеть ей на шею хадак и пропеть собаке йороль (хвалебную песнь).

Сведения о других тотемных животных, в частности о лошади, появляются лишь в начале нашей эры. Наряду с собакой лошадь участвует в проводах души покойного в потусторонний мир у сяньбийско-ухуаньской группы племён и их потомков, её убивают при заключении клятвенных договоров как священного заместителя предка-тотема; лошадь считается посредником между «этим» и «тем» миром, её считают изъявительницей воли небесного божества; «через лошадь Небо откроет государю чудеса и опасности», говорится в одном из документов. Ни одно из жертвоприношений небу у киданей не обходилось без ритуального убийства лошади, причём белой. И у монголов XIII в. именно белая лошадь почиталась и была связана с культом предков.

У ряда древнетюркских племён священным тотемическим животным был бык (огуз || угур || ухур). Пока трудно ответить окончательно, но можно

(264/265)

предположить, что жертвоприношение быка у киданей связано с тем, что императрица киданей всегда происходила из уйгурского рода, как об этом писал П. Полльо [Пелльо], а поэтому в жертву небу и земле приносили тотемных животных императора и императрицы.

В религиозных представлениях киданей, несмотря на распространение у них мировых религий, сохранялись и различные древнейшие культы, связанные с общими для многих народов космическими культами, и тотемические верования, характерные для определённой этнической и, видимо, языковой общности, которая формировалась и развивалась в течение длительного времени. Последние работы по алтаистике показывают, что в монгольских языках обозначения основных понятий, возникавших в процессе первоначального освоения природы и познания мира (обозначения числительных до десяти, некоторых животных, в частности лошади и собаки, светил — солнца и луны), самостоятельны и не являются общими с другими даже алтайскими языками, что служит дополнительным и веским доводом в пользу того, что монгольская этническая и языковая общность сложилась в очень ранее время.

наверх