● главная страница / библиотека / обновления библиотеки
С.И. ВайнштейнМир кочевников центра Азии.// М.: 1991. 296 с. ISBN 5-02-009901-5
[ аннотация: ] Степи, горы и тайгу центра Азии издавна населяли тувинцы — скотоводы и охотники-оленеводы, сохранявшие почти до середины XX в. кочевой образ жизни. О традиционной материальной и духовной культуре, истоки которой уходят в глубокую древность, а также о проблемах её генезиса рассказывает книга. Она продолжает цикл работ автора по исторической этнографии тувинского народа. Для этнографов, историков, а также читателей, интересующихся историей культуры кочевников.
Оглавление
Предисловие. — 3Список сокращений. — 7Введение. — 8
Глава первая. Жилище. — 14Жилище тувинцев-кочевников. — 14Вопросы генезиса жилища кочевников. — 40Глава вторая. Жилое пространство и человек. Утварь. — 78Утварь. — 93Западнотувинский скотоводческий комплекс утвари. — 94Восточнотувинские комплексы утвари. — 103Вопросы генезиса утвари. — 106Глава третья. Традиции питания. — 117Пищевые комплексы и циклы. — 117Семейные традиции потребления и приготовления пищи. — 122Глава четвёртая. Одежда. — 152Одежда тувинцев-кочевников. — 152Верхняя наплечная одежда. — 155Головные уборы. — 166Обувь. — 172Нижняя одежда. — 176Пояс, украшения одежды и причёски. — 178Вопросы генезиса одежды. — 185Глава пятая. Конская упряжь. — 208Конская упряжь у тувинцев-кочевников. — 208Вопросы генезиса седла со стременами. — 214Глава шестая. Добуддийские верования. — 229О верованиях тувинцев в начале ХХ в. — 229Культы в верованиях тувинцев. — 230Шаманство. — 240Вопросы генезиса тувинского шаманства. — 270Глава седьмая. Генезис хозяйственно-культурных типов кочевников центра Азии. — 283Вопросы генезиса ХКТ кочевых скотоводов степной (горно-степной) зоны. — 283Основные этапы генезиса ХКТ охотников-оленеводов и ХКТ охотников-скотоводов в горно-таёжной зоне Саян. — 291
[ Иллюстрации в тексте (Рис. 1-121) и Цветная вклейка (Рис. 1-7) между стр. 256-257. ]
Посвящяю памяти родителей — Фриды Литвин (1898-1987), Израиля Вайнштейна (1895-1938).Предисловие ^
Кочевничество (пастушеский номадизм) — одно из наиболее ярких и своеобразных явлений в истории мировой культуры — возникло свыше трёх тысяч лет назад. Развившееся вначале у скотоводов степей и полупустынь, оно спустя тысячелетие в форме оленеводства начало осваиваться жителями тайги и тундры Северной Евразии и к XX в. распространилось на огромной территории от саванн Африки до берегов Ледовитого океана. Несмотря на то, что во всём мире идет непрерывно убыстряющийся процесс оседания номадов, их и поныне ещё насчитывается свыше 50 млн человек. [1]
Интерес к кочевникам и их культуре, который проявился уже в античной науке, то ослабевал, то возрастал с новой силой, особенно в эпохи таких грозных для окружающего мира завоевателей, как Аттила или Чингисхан. И хотя самые ранние письменные свидетельства об евразийских номадах относятся ещё к библейской эпохе, а к нашему времени о них уже накоплено значительное число археологических и этнографических фактов, очень многие вопросы культуры кочевников, в частности — её генезис, закономерности развития, как, впрочем, и проблема происхождения номадизма, остаются слабоизученными, требуют привлечения новых источников и, разумеется, новых, пусть даже спорных идей. Явное отставание в разработке этой проблематики вызвано прежде всего недостаточностью конкретных сравнительно-исторических исследований кочевнических культур в очагах их формирования.
К важнейшим объектам изучения истории культуры кочевничества несомненно относится Тува — уникальный регион нашей планеты, расположенный в географическом центре Азии. Её территория входила в область формирования культур полукочевников и кочевников как аридной зоны, так и холодного пояса Земли, именно здесь был древний очаг взаимодействия хозяйственно-культурных типов кочевых скотоводов степей и охотников-оленеводов тайги, сохранившихся до середины XX в. [2]
Ныне в Республике Тува, где ещё в 1950-е годы были завершены коллективизация и переход на осёдлость аратов, [3] основная часть сельского населения занимается комплексным хозяйством с преобладанием отгонного животноводства. В условиях нового быта сохраняются лишь очень немногие традиционные формы культуры, характерные в прошлом для кочевников. [4] Но сорок лет назад, когда я впервые приехал в Туву, [5] чтобы начать там изучение исторической этнографии тувинцев, мне ещё представилась счастливая возможность познакомиться с навсегда уходящим живым миром последних стойбищ кочевников центра Азии, вместе с ними верхом на лошадях и оленях совершать перекочёвки в степях и горной тайге, жить в юртах и чумах, делить повседневные трудности и редкие радости их нелёгкого бытия.
Приступая в 1950 г. к исследованиям старотрадиционного быта тувинцев-кочевников, я полагал, что смогу собрать достаточный материал за несколько лет жизни в их среде, однако круг моих интересов неизменно расширялся, включив и вопросы хозяйства кочевников, и их материальную культуру, и шаманизм, и народное искусство, и сложнейшие процессы этногенеза тувинцев. [6] Изучение генезиса тувинской народной культуры сделало необходимым проведение сравнительно-исторических исследований как в синхронном, так особенно в диахронном плане, разработку ряда общих проблем генезиса культуры номадов. А это потребовало этнографических исследований не только у тувинцев, но и у этнически и культурно наиболее связанных с ними народов — тофаларов, алтайцев, хакасов, монголов, а также привлечения археологических источников. Последние в публикациях по Туве почти полностью отсутствовали (многие периоды древней и средневековой истории Тувы оставались в то время «белым пятном»), — это побудило меня приступить и к многолетним археологическим изысканиям. [7] Впрочем, через несколько лет — к середине, и особенно к концу 50-х годов интерес исследователей Южной Сибири к исторической этнографии и археологии Тувы настолько возрос, что здесь начали работать уже несколько экспедиций, в том числе Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, Института этнографии АН СССР, Института археологии АН СССР, Московского университета, в которых участвовали Л.П. Потапов, А.Д. Грач, М.П. Грязнов, В.П. Дьяконова, М.А. Дэвлет, Л.Р. Кызласов, М.Х. Маннай-оол и другие учёные.
Вернувшись в 1959 г. в Москву после почти десятилетнего пребывания в Туве, я, уже будучи сотрудником Института этнографии АН СССР, имел возможность продолжить свои тувинские полевые исследования, которые не прекращаю и теперь.
Настоящая монография входит в цикл моих работ по исторической этнографии и археологии Тувы, являясь непосредственным продолжением книги «Историческая этнография тувинцев: Проблемы кочевого хозяйства» (перевод её издан в Англии), [8] получившей одобрение в многочисленных откликах советской и зарубежной прессы. [9] Вместе с тем данный труд может рассматриваться и как самостоятельный. В нём исследованы ряд традиционных форм материальной и духовной культуры тувинцев и вопросы её генезиса, связанные, как правило, с общими проблемами генезиса культуры кочевников Азии. Формы материальной культуры и вопросы её генезиса, ставшие предметом исследования в предыдущей работе в связи с анализом традиционного хозяйства тувинцев, в данной книге не рассматриваются. Исключение составляет лишь глава, посвященная главным образом генезису седла и стремени, которая включена в монографию прежде всего из-за новых археологических открытий, подтвердивших гипотезы, выдвинутые мною ранее. [10]
В книге не рассматриваются вопросы народного искусства тувинцев и его генезиса, так как им посвящена монография автора, опубликованная в 1974 г. [11] Анализ этнографических аспектов других форм народного творчества и знаний, общественного [12] и семейного быта, а также этнического состава тувинцев на материалах Восточной Тувы рассмотрены ранее в монографии автора «Тувиицы-тоджипцы» и отдельной статье. [13]
Источниковедческую базу данной монографии составляют полевые материалы автора, собранные им в экспедиционных исследованиях в Туве в 1950-1983 гг., [14] а также архивные и музейные источники. [15]
Ряд основных положений книги был сформулирован мною ранее в докторской диссертации, посвящённой исторической этнографии тувинского народа. [16]
Во всех случаях, иллюстрируя фотографиями навсегда ушедший кочевой быт тувинцев, автор стремился прежде всего использовать фотодокументы начала XX в., обнаруженные им в советских и зарубежных архивах и музеях, прибегая к своим фотоснимкам 50-80-х годов лишь при полном отсутствии более ранних. В такой же мере, даже при наличии собственных полевых материалов, я предпочитал всё же привлекать свидетельства о кочевом быте тувинцев дореволюционных путешественников, как опубликованные, так и архивные, цитируя их в контексте своей книги.
Тувинские этнографические термины в монографии наряду с приведёнными в русской транскрипции даны также в тувинском написании и выделены, как правило, курсивом (как и термины некоторых других народов). При этом следует иметь в виду, что тувинский алфавит в отличие от русского имеет три дополнительных знака: ң, ө, ү, обозначающие специфические фонемы (ң — заднеязычный смычный носовой звонкий звук; ө — переднеязычный широкий гласный звук; ү — переднеязычный узкий гласный звук). Буквы б и д в начальных положениях произносятся глухо (как русские п и т) исключая интервокальное положение на стыке слов. Длинные гласные передаются их удвоением.
В тувинских словах ъ обозначает гортанное произношение гласных, стоящих перед ним. При многократном использовании тувинских терминов они, как правило, даются в русской транскрипции.
Все рисунки в монографии, не оговорённые в подписях, выполнены автором. Графические иллюстрации автора подготовлены к печати художниками Е.В. Орловой, М.Р. Семашкевич, Г.В. Шолоховой (в таблицах их относительные масштабы не сохранены).
Приношу глубокую благодарность всем, кто помог мне своими замечаниями и консультациями, а также информаторам-тувинцам, свидетельства которых наряду с личными наблюдениями автора составляют этнографический базис этой книги.
[1] Андрианов Б.В. Неосёдлое население мира: (Историко-этнографическое исследование). М., 1985. С. 241.[2] О хозяйственно-культурных типах Тувы см.: Вайнштейн С.И. Историческая этнография тувинцев: Проблемы кочевого хозяйства. М., 1972. С. 8-10.[3] Коллективизация и переход на осёдлость тувинцев-кочевников, по данным официальной статистики, завершились в основном к 1953 г., охватив 93 % аратских хозяйств. См.: История Тувы. М., 1964. Т. 2. С 269-273; Осипова В.В. Колхозное строительство в Туве // УЗ ТНИИЯЛИ. Кызыл, 1957. Вып. 5.[4] См.: Вайнштейн С.И. Использование традиционного народного опыта в современном сельском хозяйстве // Современные этносоциальные процессы на селе. М., 1986. С. 77-81.[5] После окончания МГУ в 1950 г., чтобы иметь возможность вести этнографические исследования у тувинцев, я попросил направить меня на работу в Краеведческий музей в г. Кызыле, где служил старшим научным сотрудником до 1954 г., затем был переведён в Тувинский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории также в г. Кызыле, в котором работал до 1959 г., ежегодно проводя полевые исследования в различных районах Тувы (в 1950 г. участвовал в экспедиции в Хакасию). В 1959 г., став научным сотрудником Института этнографии АН СССР, я продолжал выезжать в экспедиции в Туву, а также к тофаларам (в 1966 г.; см.: Вайнштейн С.И. Родовая структура и патронимическая организация у тофаларов до начала XX века // СЭ. 1968. № 3) и на Алтай (в 1978 г.; см.: Вайнштейн С.И. Этнографические исследования в Горном Алтае и Туве // ПИИЭ, 1978. М., 1980). Ещё в студенческие годы я дважды (1948 и 1949 г.), в общей сложности около полугода, вёл полевые этнографические исследования на Подкаменной Тунгуске у кетов (см.: Вайнштейн С.И. Культура и быт кетского колхоза... // КСИЭ. Вып. XII. 1950; Он же. К вопросу об этногенезе кетов // КСИЭ. 1951. Вып. XIII; Он же. Чум подкаменнотунгусских кетов // КСИЭ. 1954. Вып. XXI).[6] Основные работы автора по этой проблематике: Вайнштейн С.И. Тувинцы-тоджинцы: Историко-этнографические очерки. М., 1961; Он же. Тувинское шаманство. М., 1964; Он же. Очерк этногенеза
|