Э.Б. Вадецкая
Таштыкская эпоха в древней истории Сибири.
// СПб: «Петербургское востоковедение». 1999. 440 с.
ISBN 5-858303-075-0 (Archaeologica Petropolitana, VII).
Часть I. Таштыкские грунтовые могильники (I-IV вв.).
Глава 3. Хронология таштыкских грунтовых могильников.
С.А. Теплоухов таштыкский переходный этап поместил между позднейшими тагарскими курганами и таштыкскими могилами с бюстами, т.е. склепами. При этом допускал возможность, что тагарские курганы ещё функционировали, когда складывались таштыкские кладбища. Появление последних он связывал с приходом нового населения или какими-то политическими событиями, которые повлияли на изменение старой погребальной обрядности. В качестве возможных причин появления новых обычаев он указал на два обстоятельства: в I в. хунны теряют своё могущество в Монголии, а во II в. усиливаются сяньбийцы, которые ведут войну с народностями, живущими на Енисее [Теплоухов, 1929, с. 50, примеч. 1]. Очевидно, по этим размышлениям он предварительно датировал грунтовые могильники I-II вв.
С.В. Киселёв все таштыкские памятники, могилы и склепы помещал между позднейшими тагарскими курганами и эпохой чаатас, т.к. видел генетическую связь между тагарскими курганами и таштыкскими склепами. Его убеждения изменялись лишь относительно абсолютной датировки. Сначала он придерживался версии, что тагарские курганы «доживают» до II-III вв., а позже предположил, что только до I в. Соответственно, все таштыкские памятники им были датированы первоначально III-VI вв., а затем I-IV вв. Древнейшие из могил, к которым он относил оглахтинские, он счёл возможным датировать началом I в. и даже I в. до н. э. Поводом для таких дат послужило сходство некоторых оглахтинских находок с находками из хуннских курганов Ноин-Улы в Монголии конца I в. до н. э. — I в. Речь шла о категории одинаковых, но недатируемых находок типа шёлковых тканей, ложек, человеческих кос, лаковых изделий. На тех же основаниях С.В. Киселёв видел сходство таштыкских памятников с некоторыми из пазырыкских курганов Горного Алтая [Киселёв, 1949, с. 261]. Но главным аргументом удревнения таштыкских памятников явились раскопки китайского дворца под г. Абаканом, завершившиеся в 1945 г. Анализ находок дворца (надписи на черепице, личин на ручках дверей, пряжки, железного ножа) привёл его к выводу, что время сооружения здания относится к эпохе династии Хань, что соответствует, по его мнению, таштыкскому периоду на Енисее [Киселёв, 1949, с. 270].
Л.Р. Кызласов более аргументированно, чем С.В. Киселёв, предложил датировать таштыкские могильники I в. до н. э. — I в. по вещественным аналогам. Он указал, что чашечки, покрытые черным и красным лаком, найденные в мелких обломках у оз. Горького, изготовлялись в Китае в I в. до н. э. — первой половине I в., а аналогичные таштыкским гранёные сердоликовые бусины и позолоченные стеклянные найдены в могилах Забайкалья в I в. до н. э. [Кызласов, 1960, с. 108, 110]. В отличие от С.В. Киселёва, китайский дворец он отнёс к доташтыкскому периоду, что в дальнейшем определило хронологию многих памятников не только на Енисее, но в Горном Алтае, Туве, Западной Сибири и Забайкалье. Между тем датировка дворца была основана на недоразумении. Дело в том, что после того как здание разрушилось и образовался холм, последний был использован как культовое место. Здесь же обнаружены 4 могилы, как правило, без вещей либо с вещами не ранее IV-V вв. [Вадецкая, 1992, с. 8-11]. Не зная об этом, Л. Р. Кызласов их отнес к ранним таштыкским, т.е. к I в. до н. э. — I в. Согласно же такой ранней дате впускных могил выглядело логичным связать время сооружения китайского дворца с гипотезой о захвате Минусинских степей хуннами во II в. до н. э. и даже конкретно с проживанием во дворце до 74 г. до н. э. пленённого хуннами китайского полководца Ли Лина. Этот миф был подготовлен не Л.Р. Кызласовым, т. к. и до него многие исследователи разделяли версию о самой возможности проживания Ли Лина в степях Енисея [Сосновский, 1933, с. 39; Киселёв, 1949, с. 267; Евтюхова, 1954, с. 205-206].
Через 15-20 лет после публикации монографии Л.Р. Кызласова появилась возможность уточнения хронологии таштыкских грунтовых могильников. Было обнаружено китайское зеркало I в. до н. э., определено время изготовления шелковых тканей, найденных в могильнике Оглахты (I в. до н. э. — II в.), уточнена дата сооружения дворца под г. Абаканом (9-23), сделан химический анализ импортных бус, изготовленных в мастерских Восточного Средиземноморья в I в. до н. э. — I в., получены 6 радиоуглеродных дат для трех могильников, укладывающихся в пределы I в. до н. э. — I в. Используя все перечисленное, я подтвердила мнение Л.Р. Кызласова о датировке могильников в пределах с I в. до н. э. и до II в. [Вадецкая, 1986, с. 144-145]. Однако намеченные узкие хронологические рамки функционирования могильников противоречили их разнообразию и эволюции похоронных ритуалов, которые не могли измениться за столь короткий срок. Эта узкая дата не должна была подтвердиться. Последнее и произошло, когда был сделан подробный анализ стеклянных бусин по могильникам с учетом их и типологии, и состава стекла. Кроме того, получены дополнительные радиоуглеродные даты из но-
(65/66)
вых памятников (Терский, Красная Грива). В результате хронологические рамки для таштыкских могильников раздвинулись в пределах I-IV вв. К настоящему времени столь позднее время находит подтверждение и в новых датировках китайских тканей из Оглахты (III-IV вв.). Подобное изменение закрепившейся хронологии могильников требует тщательной аргументации, чему посвящена данная глава.
§ 1. Внутренняя хронология могильников. ^
Таштыкское население, проживающее в разных микрорайонах, имело некоторые локальные обычаи и традиции. Наиболее отчётливо это прослеживается по керамике. На левом берегу Енисея, ниже горы Оглахты, керамика бедно украшена, много вообще неорнаментированной посуды и полностью отсутствуют сферические формы. Бедность орнаментации и простота форм сосудов здесь продолжается и позже, в период второго этапа культуры. Для северной группы памятников отмечен и не зафиксированный на юге обычай вкапывать в могилы шкуры животных. Но в южных районах раскопано пока больше ранних могил, а в северном — поздних, поэтому локальные особенности, возможно, сочетаются с фактом постепенного распространения таштыкской культуры с юга к северу по Енисею. Предположение о разделении таштыкских могильников на хронологические группы оправдано наличием могил разного характера на особенно крупных из них, например, на разных склонах в горах Оглахты и под разными дюнами у д. Комаркова. Под одной дюной мною вскрыты практически все могилы раннего времени, от которых значительно отличалась одна могила, находящаяся под другой, не тронутой эрозией дюной (Комаркова, м. 40). Для окончательного суждения об эволюции таштыкских могильников необходимо исследовать полностью хотя бы ещё один из них. Тем не менее по формальным признакам уже сейчас намечается не менее трёх условных хронологических групп.
К первой относятся могильники типа Быстрая, Комаркова-Песчаная, Абаканская Управа, Салбык и часть могильника Оглахты. Могильники обширны, содержат индивидуальные и преимущественно парные погребения, с единичными одновременными захоронениями трёх людей. Число погребённых способом «трупоположения» преобладает над теми, от кого захоранивали пепел. Практически отсутствуют перезахоронения. В могилах много импорта, особенно бус. Гипсовые лица трупов часто лепили без предварительной трепанации черепа, т.е. без мумификации тела.
Вторую группу составляют могильники типа Терский, Новая Черная IV, V, основные из могил Оглахты и часть могильника Мысок. Для них характерны одновременные захоронения и перезахоронения трёх-четырёх человек. Приблизительно равно число людей, погребённых разным способом (труп, кости, пепел). Моделировка гипсом лица становится обязательной и всегда сочетается с посмертной трепанацией черепа, т.е. с мумификацией. Могилы беднее, чем прежде, мало импортных изделий, за исключением китайских тканей.
Третью группу составляют могильники Красная Грива, Таштык, частично Новая Чёрная V и Мысок. Могильники небольшие, до 20 могил. Конструкция сооружений становится разнообразнее — срубы и ящики. Встречаются ящики с лёгкими покрытиями. Могилы часто сожжены. Большинство людей захоронены в виде останков кремации, причем пепел человека помещён не только в куклы, но и в сосуды, берестяные свёртки. Следы масок единичны, т.к. преобладают перезахоронения. Могилы очень бедные, нет импортных вещей, практически отсутствуют украшения.
§ 2. Радиоуглеродные даты могильников. ^
Первые образцы дерева, взятые для датирования, были получены из лаборатории ЛОИА (ныне ИИМК) в 1978-1982 гг. Все они укладывались в пределах I в. до н. э. — I в. Но самым древним по физическим датам оказался могильник Таштык, безусловно, один из наиболее поздних по археологическим признакам. Это противоречие побудило меня проверить датировку, взяв более 10 образцов дерева из могильников Терский и Красная Грива. Подсчёт дат новых образцов произведен на новой измерительной аппаратуре в той же радиоуглеродной лаборатории. Новые даты оказались более разнообразными. Некоторые из них явно случайны. При их анализе учтены следующие объективные возможности ошибочности дат, полученных радиоуглеродным методом.
Во-первых, экологическими исследованиями, проводимыми геологами в районе строительства КАТЭК на севере Присаянья, установлено, что в Саяно-Алтайском нагорье структура юрских отложений содержит много урансодержащих элементов. Этим, в частности, объясняется проявление радона на пластовых выходах пород. Значит, по этой причине нельзя полностью опираться на физические даты, которые могут быть «сбиты» природными условиями.
Во-вторых, сотрудниками радиоуглеродной лаборатории ЛОИА была установлена еще в 80-е гг. зависимость датирования от того, взяты образцы с верхней части срубов или из их середины. В частности, образцы с верхних частей срубов и наружных частей брёвен, как правило, имеют более молодой возраст, чем другие, ибо точность да-
(66/67)
тирования нарушает загрязнённость, внесённая с поверхности прорастающими корнями современной растительности [Ермолова, Марков, 1983, с. 95]. В-третьих, для одного и того же сруба бывают использованы брёвна, срубленные в разные сроки. Например, Известны случаи, когда разница в возрасте двух-трёх брёвен одного сруба на Енисее составляла от 20 до 90 лет (могильник Тепсей VII, см.: [Ермолова, Марков, 1983, с. 97].
В-четвёртых, для таштыкских кладбищ срубы изготовлялись впрок, заранее и для брёвен использовался и сушняк. В частности, для сруба, целиком привезённого в Эрмитаж с могильника Оглахты (1969, м. 4), взяты сухостойные деревья, что определяется внешними признаками — ходами короедов на стволе дерева [Марсадолов, 1988, с. 73, 77].
Пятую причину я определила сама, связав наиболее устойчивые даты со степенью сохранности комплексов. Обращает на себя внимание то, что близкие даты получены из непотревоженных могил того или иного могильника. Напротив, чем более разворошена или испорчена природными условиями могила, тем менее надёжна её дата — или очень омоложена, или очень удревнена.
Самые непотревоженные образцы дерева взяты из трёх срубов могильника Комаркова, к сожалению, только по одному образцу из могилы. Срубы залегали глубоко в дюне, были закрыты брёвнами и толстым полотнищем берёсты, а сверх неё плотно засыпаны песком. Полученные даты: 20 г.; 20-40 г. и 90 г. н. э., т. е. в течение I в. н. э. [Ермолова, Марков, 1983, с. 97]. Но и они требуют корректировки, т. к. на могильнике имеются импортные бусы, изготовленные не ранее II в.
Один образец дерева взят из наиболее ранней группы могильника Оглахты. Сруб не потревожен, брёвна покрытия и полотнища берёсты сохранились полностью [Вадецкая, 1975, рис. 3]. Дата- 20 г. (1930 ± 40).
Из могильника Терский датированы 4 образца дерева. Одна могила не нарушена. Возраст по древесине 1820 ± 60 лет, т. е. конец II в. Вторая могила неграбленная, но часть сруба и его покрытия сгнила. В силу, очевидно, последнего её дата, а именно II в. до н. э., неправильная. В третьей и четвертой могилах находились перезахороненные останки людей, позже ещё переворошенные. Даты могил: 190 г. до н. э. (2140 ± 40) и 730 г. (1220 ± 40).
Ещё больший разброс дат дал могильник Красная Грива. Они от II тысячелетия до н. э. до XI в. Но две из четырёх дат оказались практически одинаковыми: 1620 ± 50 и 1620 ± 40 лет, т. е. 330 г. Одна из этих могил не потревожена (м. 8), и в обеих дерево было обуглено, что способствовало его сохранности. Датировка могильника Красная Грива, IV в., подтверждается находкой в нём бронзовой пряжки с волютами (рис. 15, 30).
Таким образом, радиоуглеродные даты не противоречат вероятной относительной датировке ранних могил, типа Комаркова, — I-II вв., средних, типа Терский и Оглахты, — II-III вв. и позднейших на Красной Гриве, — IV в.
2 могилы, раскопанные мною на могильнике Таштык, были полностью разрушены, со следами срубов и без покрытия (м. 9-10). В одной яме остатки 6 кучек пепла и кости животных. В другой только кости животных и бронзовый амулет. Даты образцов дерева — 60 г. до н. э. и 70 г. до н. э. ± 40. Они не соответствуют археологическим наблюдениям, согласно которым этот могильник наиболее поздний.
§ 3. Импортные стеклянные бусы из могильников. ^
Бусы и бисер найдены в большом количестве в трёх могильниках ранней группы (Комаркова, Первомайское, Салбык), а также во впускной могиле Есинская МТС. Во второй хронологической группе бусы найдены только в одной из могил могильника Терский. В поздней группе их нет, что означает, что их поступление практически прекратилось. К сожалению, исследователи не оценили бусы как датирующий источник, поэтому не были приняты достаточные меры для обеспечения их сохранности. В результате ещё до поступления в музеи многие бусы были утеряны. Состав стекла 12 бусин из могильника Комаркова определён в лаборатории ЛОИА В.А. Галибиным. Полный количественный спектральный анализ стекла 9 бусин из могильника Терский сделан в лаборатории ВНИИ «Океангеология». Выяснилось, что в обоих могильниках бусы разного происхождения, а точнее — двух щелочных составов. Одни изготовлены по восточному рецепту (песок + зола солончаковых растений). Зола солончаковых растений использовалась в качестве сырья для производства стекла в восточном центре стеклоделия — Малой Азии, Иране, Двуречье. Другие бусы изготовлены по египетскому рецепту (песок + природная сода). Природная сода, добываемая со дна высохших соляных озер, использовалась в качестве основного стеклообразующего компонента шихты в мастерских Средиземноморского центра стеклоделия, расположенных на островах и побережье Средиземного моря — Египет, Греция, Древний Рим, Финикия, Родос [Галибин, 1983, с. 100; 1985, с. 38-39]. Значит, бусы на Енисей поступали из двух отдаленных от Сибири центров стеклоделия и, видимо, одновременно, т. к. на одни ожерелья и браслеты нанизаны бусины разного происхождения. В могильнике Комаркова оказалась ещё одна уникальная бусина из свинцового стекла, такие изредка встречаются в памятниках Северного Причерноморья, но найдены также в Корее в памятниках I в. Поэтому
(67/68)
происхождение её пока неясно. Бусины из содового стекла аналогичны указанным в своде бус по Северному Черноморью, что позволяет их датировать [Алексеева, 1978]. Кроме того, принимаются во внимание и даты по химическому анализу. Это касается бусин, обесцвеченных марганцем, который, по указанию В.А. Галибина, стал использоваться для обесцвечивания стекла со II в. [Галибин, 1983, с. 100].
Проанализировано около 100 бусин и бисерин из 9 могил могильника Комаркова, которые разделены на одноцветные, золоченые, полихромные и глазчатые. Преобладают одноцветные. По внешнему виду они условно разделены на 7 типов. 1. Цилиндрические узкие трубочки, синие и голубые. Состав стекла не определён. 2. Пронизи из двух-трёх нерасчленённых бусин, изготовленных из трубочек, отрезки которых отжаты формовочными щипцами. Среди них голубые и винно-красные. Отдельные бусины в пронизях нескольких видов: колечки с широкими отверстиями, изготовленные по восточному рецепту; широкие цилиндрические; округлые. Последние 2 варианта по западному рецепту. Они голубые и зелёные. В памятниках Северного Причерноморья аналогичные бусины датируются I-III вв. Способ изготовления этих бусин возник в I в. [Алексеева, 1978, с. 62, табл. 33, 5, 17]. 3. Несколько крупных круглых тёмно-синих бусин из содового стекла. Имеют широкую датировку (III в. до н. э. — III в.), но наиболее распространены в Северном Причерноморье в I-II вв. [Алексеева, 1978, с. 65]. 4. Самые многочисленные бусины представлены теми, что отрезаны от вышеуказанных пронизей. Как указывалось, они круглые, овальные уплощённые, цилиндрические. По цвету преобладают синие и голубые, есть зелёная и коричневая. Различаются по составу стекла, как вышеуказанные пронизи. Сюда же относятся бисерины, среди которых 2 из содового стекла — молочная и оранжевая. Судя по античным памятникам, оранжевое стекло начали изготовлять в первых веках [Алексеева, 1978, с. 62]. 5. Две бусины крупные, синие, рифленые, из содового стекла. Были распространены в Северном Причерноморье в I-IV вв., но особенно популярны в I в. [Алексеева, 1978, с. 71]. 6. Единственная бусина из свинцового стекла кубической формы, янтарного цвета. Аналогичная найдена в Корее в I в. (по указанию В.А. Галибина). 7. Две бусины красного цвета, из мастерских Среднего Востока. Одна аналогична пронизи и уплощенная с широким отверстием. Вторая крупная бочонковидная, прошлифованная. Подобная имеется в могильнике Терский, по химическому составу, по мнению В.А. Галибина, датируется II-V вв.
Бусины из бесцветного стекла с внутренней золотой прокладкой представлены двумя типами — 8 и 9. 8. Две крупные, бочонковидные, с закраинками — следами их соединения с другими при изготовлении. Содовое стекло. Наиболее популярны в Северном Причерноморье в I-IV вв. [Алексеева, 1978, табл. 26, 7, тип 1б]. Они обесцвечены марганцем, что не позволяет датировать их ранее чем II в. [Галибин, 1983, с, 100, № 280-34]. 9. Нерасчленённая пронизь и отдельные широкие цилиндрические бусины с закраинками от соединения друг с другом. Содовое стекло. Являются одними из наиболее распространённых в Северном Причерноморье в I-III вв. [Алексеева, 1978, табл. 26, 5, 13].
Полихромные бусины сохранились двух типов — 10 и 11. 10. Три подвески вытянутой грушевидной формы из разноцветного стекла. Тонкая белая полоска, пересекающая наибольшую часть подвески, делит ядро на две-три зоны. Орнамент спаянный, окраска разнообразная: янтарная, коричневая, бирюзовая, белая. Судя по химическому анализу, подвески изготовлены по западному рецепту. Они полностью соответствуют тем, что найдены в памятниках Северного Причерноморья в I в. до н. э. — первой половине IV в. [Алексеева, 1978, табл. 27, 75-77, тип. 197]. 11. Одна бусина необычная: овальная, с плоским основанием, из чёрного стекла со спаянными тонкими белыми прожилками. Состав стекла неизвестен, точных аналогов мною не найдено, но наибольшее сходство обнаруживается с бусами I-II вв. [Алексеева, 1978, табл. 33, 45, тип. 140].
Глазчатые бусины представлены тремя типами (12-14), по одной для каждого. Стекло белое с желтоватым оттенком и зелёное. Имеют три-четыре синих глазка с белой, либо голубой, либо синей обводкой. Аналогичные известны в Причерноморье с I в. до н. э. по III в. [Алексеева, 1975, табл. 14, 21-23, 28-30].
Таким образом, по типам бус могильник Комаркова датируется не ранее I в. н. э., но, согласно химической технологии, часть бусин — не ранее II в.
В могильнике Терском собрано всего 15 бусин, причем в одной могиле. Две каменные, доломитовые, 13 стеклянных. Для всех сделан анализ стекла. Бусы разделяются на 6 типов. 1. Короткая пронизь из двух мелких синих овальных бусин, между ними видна соединительная трубочка, из которой они изготовлены и обжаты щипцами. Бусина из содового стекла. Окрашена кобальтом. Способ её изготовления возник на рубеже н.э., бусы широко распространены в I-III вв., но особенно часты в I-II вв. [Алексеева, 1978, табл. 33, 3]. 1. Две синие уплощённые бусины диаметром 8 и 11 мм. Изготовлены по восточному рецепту, прошлифованы, окрашены кобальтом. Согласно мнению В.А. Галибина, по химическому составу должны быть отнесены ко II-V вв. 3. Две синие крупные бусины, окрашенные кобальтом. Первоначально, видимо, были бочонковидными, но позже отшлифованы почти до круглых. Изготовлены по восточному рецепту, но, видимо, в разных мастерских, т. к. состав их стек-
(68/69)
ла несколько отличается. Технология бусин одинаковая: поверх стеклянной трубочки залито синее стекло, поэтому вокруг отверстия заметна узкая белая полоска. Бусины той же технологии известны в памятниках Средней Азии (могильник Куркат, V-VIII вв.). По мнению В.А. Галибина, по составу стекла бусы датируются II-V вв. 4. Полупрозрачная бисеринка диаметром 5 мм, молочного цвета, из содового стекла. Подобный бисер известен в Средиземноморье и Северном Причерноморье как до начала новой эры, так и позже. 5. Шесть крупных бусин из красного сургучного стекла, покрытого плотной зеленой патиной, объясняемой большим содержанием в стекле меди. Бусы прошлифованы, их форма — от бочонковидных до круглых. Изготовлены по восточному рецепту. Некоторые бусины покрыты с наружной стороны тонким листочком золота. 6. Крупная бусина молочно-белого цвета, изготовленная по восточному рецепту. Под верхним слоем стекла слой золотого порошка или пудры. Аналоги к типам 5 и 6 мне неизвестны. Дата могильника приблизительно определяется концом II-III вв., поскольку сочетаются бусины I-III вв. (1) и бусины, изготовленные не ранее II-III вв. (3).
В могилах у оз. Горькое (Первомайское) С.А. Теплоухов собрал 35 стеклянных бусин, не считая их обломков. Судя по записям в дневниках, были бусины синие, голубые, бесцветные с металлической прокладкой и глазчатые. В Эрмитаже хранятся 9 бусин: 2 одноцветные, 4 золочёные, 3 глазчатые. Химический состав бусин неизвестен, но одна бусина фаянсовая. Одноцветные бусины синие, небольшие. Бусины с золотой прокладкой трёх типов. Одна крупная и две небольшие округлые, с закраинами у отверстия. Они соответствуют типам бусин I-IV вв. Третья золочёная бусина имеет с одной стороны отверстия валик. Чаще подобные бусины имеют 2 валика и называются «катушкообразными». Эти бусы распространены в памятниках Северного Причерноморья в I-III вв., а на Северном Кавказе еще в IV-V вв. [Алексеева, 1978, табл. 26, 67, тип 25; Деопик, 1959, рис. 2, 6-8]. Они изготовлялись также из египетского фаянса как в Северном Причерноморье, так и в Западной и Центральной Индии в первых веках н.э. [Шеркова, 1991, рис. 5]. Одна глазчатая бусина находит аналоги в памятниках Северного Причерноморья. Она округлая, зелёная, с тремя синими глазками, обведёнными тремя ободками — синим и двумя белыми. Подобные — в I-II вв. [Алексеева, 1975, табл. 14, 29]. Вторая бусина белого цвета с 3 голубыми глазками, обведёнными как бы нарисованными коричневыми ободками. В своде античных бус подобной не обнаружено. Возможно, она иного происхождения. Третья бусина изготовлена из фаянса. Сохранился фрагмент. Бусина жёлтая с множеством красных глазков с коричневым ободком. По хронологическим показателям для египетского фаянса (форма и цвет) эта бусина относится к первым векам [Алексеева, 1975, с. 28-29]. В целом, по бусам, могильник у оз. Горького не ранее I в. и включая II в.
В 4 могилах могильника Салбык было не менее 20 бусин. Среди них: жёлтая, янтарного цвета, лиловая, 2 черные, полихромная, 2 глазчатые. 2 одноцветные бочонковидные, полихромная и глазчатые бусины зарисованы в дневниках Л.А. Евтюховой. Наиболее чёток рисунок полихромной. Она крупная, усечённо-коническая, с двумя поперечными полосами посередине, остальное ядро из разноцветных нитей. Подобные орнаменты наиболее характерны для I-II вв. [Алексеева, 1975, с. 35].
93 бусины нанизаны на одно ожерелье и выставлены в экспозиции музея в г. Абакане. Они найдены в могиле, впущенной в насыпь тагарского кургана у с. Есь. Бусы не изучены. По внешнему виду среди них имеются очень характерные для античных памятников: крупные и средние бочонковидные с золотой прокладкой (около 15), несколько крупных и среднего размера синих. Самыми примечательными являются округлые бусы с косыми одноцветными полосами, т.е. полихромные (10). В памятниках Северного Причерноморья они не имеют достаточно твёрдой датировки, но в целом в пределах I в. до н. э. — II в. [Алексеева, 1978, табл. 29, 57-52]. Подобные бусы встречены ещё в нескольких сибирских могильниках. Особенно много их (55) в Знаменском кладе на Енисее, который датируется не ранее начала I в.
Таким образом, анализ бус подтверждает наличие таштыкских могил типа комарковских (ранняя группа) в пределах I-II вв., типа терских — в пределах II-III вв. (средняя группа) (рис. 36).
§ 4. Китайские изделия. ^
К китайским изделиям относятся утерянные обломки лаковых чашечек, зеркало и фрагменты различных тканей.
Целое китайское зеркало найдено в могиле у с. Есь вместе с вышеописанными полихромными бусинами. Датировка зеркала изменялась. Первоначально, приняв это зеркало за случайную находку, Е.И. Лубо-Лесниченко отнёс его к копии зеркала II в. до н. э., но сделанной уже в XII-XIV вв. [Лубо-Лесниченко, 1975, рис. 108]. Узнав о месте нахождения зеркала, он предположил, что наиболее вероятным временем изготовления зеркала является I в. до н. э. Поскольку китайские зеркала часто встречаются в могилах, более поздних относительно времени их изготовления [Мошкова, 1982, рис. 1, 4; 2, 3], есинская находка указывает лишь на невозможность относить эту могилу ранее чем к I в. до н. э. Тем не менее наличие
(69/70)
Рис. 36. Типы стеклянных бус из грунтовых таштыкских могильников. (открыть Рис. 36 в новом окне)
(70/71)
древнего зеркала не случайно. Могила древнее стандартных таштыкских. Она сооружена в насыпи древнего кургана и не содержит никаких культурных таштыкских признаков (кремация, бордюры на сосудах), за исключением обломка гипсовой маски. К сожалению, последняя отсутствует как в инвентарной описи музея, так и в самой коллекции. С учётом типов бус из могилы, она может быть датирована не ранее I в. (табл. 95).
Китайские ткани обнаружены в двух могильниках — Салбык и Оглахты. В могильнике Салбык, согласно полевым дневникам, была ткань двух видов — тонкий шёлк и типа «тафты». Ткань не исследована, место хранения неизвестно [ИА, ф. 12, д. 45]. Кроме ткани были остатки лаковых изделий.
Оглахтинской могильник значительно беднее салбыкского. В нём нет импортных вещей кроме шёлка. Все могилы, в которых зафиксированы кусочки шёлка, относятся к среднему периоду могильников, т. к. в них по 4 погребённых. Ткань употреблялась для разных целей. Её накладывали на лицо трупа, обшивали ею головы манекенов, а также накосники и колчаны. Из шёлка шили миниатюрные мешочки-накосники вместо кожаных. Его использовали для отделки одежды. Ткань двух видов — шёлк тонкий и плотный, пестрый. Тонкий шёлк чаще однотонный, светло-зелёный или бордово-красный. Дно одного туеска обшито тонким зелёным шёлком с плетением «типа полотна» (м. 2, 1903), ткань от другого туеска красно-бурая, соткана «в виде рогожки», подогнутый край обмотан ниткой из сырца. Два обрывка шёлка с рисунком. На одном были синие квадратики, расположенные в шахматном порядке по жёлтому фону. На другом геометрические синие и коричневые фигуры по такому же жёлтому фону (м. 2, 1903). Нет сомнения, что использовали шёлковые нитки. В частности, как указывалось, были вышиты глаза на лице куклы — тамбурным швом из синей шёлковой нитки (в 2 ряда) и жёлтой (в один ряд). Обнаружены кусочки не менее чем от 12 полихромных тканей. Половина из них исследованы специалистами. Они происходят из трёх могил. 1. Ткань первого кусочка 15.0x10.5 см поверх берестяного накосника (м. 1, 1903). Выполнена двумя основами, образующими полосы зелёного, синего, коричневого и других цветов. На них узор в виде светло-желтых квадратиков, образующих ромбы. 2-3. Два кусочка 12.0x10.5 см и 10 см от разных тканей поверх берестяного накосника (м. 2, 1903). Они выполнены тремя основами тёмно-коричневого, светло-коричневого и тёмно-синего тонов. На них орнамент из облачных лент и волют с загнутыми зубцами. На лентах помешены различные звери, между которыми вытканы иероглифы. Сохранилась часть надписи: «Годы ваши да продлятся, пусть ваше долголетие увеличится, пусть будут сыновья и внуки» (рис. 26). 4. Ткань 4.5x4.0 см от мешочка-накосника на голове куклы 2 (м. 4, 1969). Выработана двумя основами светло-песочного цвета, образующими узор и фоновые полосы светло-жёлтого, синего и коричневого цветов. На ткани части облачной ленты и звери. 5. Кусочек ткани 9.0x3.5 см, на той же кукле. Выработана двумя основами тёмно-синего и жёлтого цветов, с узором из сильно стилизованных зооморфных форм и фантастических животных. Частично сохранился зверь с длинным хвостом и птичьей лапой. 6-7. Кусочки двух тканей для обшивки колчана (м. 4, 1969). На них облачные ленты с завитками и иероглифами, но технические особенности и окраска отличны [Рибо, Лубо-Лесниченко, 1973, с. 272-281].
Китайские ткани и вышивки эпохи Хань специалисты разделяют по их качествам на три хронологические группы по месту наибольшего количества находок: мавандуйскую (начало II в. до н.э.), ноин-улинскую (вторая половина I в. до н.э. — начало I в.) и лоуланьскую (III — начало IV в.). В последнюю группу входят ткани из Лоулань, Ния и Оглахты. Предполагавшаяся ранее дата для третьей группы тканей (I в. до н.э. — II в.) не подтвердилась [Рибо, Лубо-Лесниченко, 1973]. В настоящее время находки в районе Лобнора (Лоулань) датированы письменными источниками (текстами на дощечках и документами на бумаге), где указаны даты, когда здесь существовало китайское поселение. Они в пределах 252 и 330 гг. [Крюков, 1988, с. 265-273; Лубо-Лесниченко, 1994, с. 194]. Таким образом, датировка оглахтинских могил с тканями не ранее III — начала IV в., что должно соответствовать средней хронологической группе таштыкских могильников.
§ 5. Китайский дворец. ^
Согласно сделанной С.В. Киселёвым и Л.А. Евтюховой реконструкции, здание представляло собой типичное сооружение китайской архитектуры. Его описание дано в приложении (№ 17). Впускные могилы, сооруженные в насыпи холма, здание не датируют, т.к. относятся к периоду не ранее IV в., а возможно и позже. Вещи найдены в двух из четырёх впускных могил. В мужском погребении были сосуды — небольшой в виде банки и кубковидный, а также костяная пряжка от сбруи и части пояса — железное округлое кольцо, железные наличники в виде сплошных и прорезных прямоугольных и сегментовидных пластинок. Датировка могилы по автору раскопок В. П. Левашевой — эпоха чаатас или чуть раньше. Вещи мною не найдены. Во второй, женской могиле был только один сферический сосуд с резным орнаментом, имеющий сходство как с одним из сосудов могильника Оглахты (III — начало IV в.), так и с более поздними из склепов VI-VII вв. [Вадецкая, 1992, с. 8-11]. Значит, для датировки зда-
(71/72)
ния эти могилы мало что дают. Они лишь указывают, что дворец ранее IV в. Время сооружения здания определено по палеографическим особенностям надписи, оттиснутой на круглых дисках черепицы, в пределах правления императора Ван-Мана, т. е. 9-23 гг. [Вайнштейн, Крюков, 1976, с. 146]. Новая датировка дворца вызвала возражение со стороны Л.Р. Кызласова, который по-прежнему не учитывает наличия поздних вещей, обнаруженных во впускных могилах [Кызласов, 1992, с. 55].
В самом дворце нет твёрдо датируемых изделий (рис. 37). Из местных указываются железный нож с кольцом на рукоятке, колунообразный топор и оселок из гальки [Кызласов, 1992, с. 52]. Железные ножи с кольцевидным навершием являются характерной находкой в позднейших тагарских курганах. Как правило, они находятся вместе с бусами, изготовление которых началось только с I в. и даже со II в. Время их возможного появления на Енисее в I в. определяется датой дворца, а не наоборот. Оселки встречаются особенно часто в поздних таштыкских склепах, с V в., но бывали и раньше. Колунообразный железный топор, названный авторами раскопок «пешнёй» — земледельческим орудием, не имеет местных аналогов. Это железная втулка конической формы длиной 23.5 см. Второй железный проушной топор Л.Р. Кызласов синхронизирует с Аскыровским кладом, который относит к ханьскому периоду. Топор найден в верхних слоях холма вместе с остатками тризн (жжёные кости животных, черепа лошадей и прочее), костяной и железной стрелами, черешковыми ножами и многими другими неопределимыми обломками железа. Он явно позже дворца. Что же касается клада, зарытого в двух местах в насыпи кургана у п. Аскыровка, то его датировка затруднительна. Основные вещи клада средневековые. К ним относятся 11 проушных топоров, железный черешковый кинжал, удила с восьмерковидными псалиями, железная втулка с кольцами, украшенная золотыми насечками спиралеобразной формы и прикреплённая к древку железным гвоздём, бронзовые обоймы, сбруйная бляха. И среди них только 2 наконечника ремней, копирующих хуннские [Кызласов, 1992, рис. 21] (рис. 38). Естественно, датировать клад нужно по поздним вещам. Единственной относительно датирующей вещью в здании является бронзовая пряжка с неподвижным шпеньком и двумя прорезями. Сходные имеются в местных памятниках с I в. и позже, а не только у хуннов Забайкалья. Пряжка, очевидно, импортная. Датировке здания I в. она не противоречит.
Помимо невыразительной керамики местного производства во дворце обнаружены обломки импортных узкогорлых ваз, черепки от двух хуннских сосудов (Кызласов, 1992, с. 54). Они не дают возможности датировать здание с точностью до века. В последние годы установлено, что усадьба дворца возвышалась посреди городища, обнесённого глинобитной стеной с башнями (Кызласов, 1992, с. 50). В хозяйственных ямах городища найдены баночные сосуды, в том числе с простейшими таштыкскими бордюрами. Фрагменты таштыкской керамики собраны и на пашне, вместе с черепицей дворца. Таким образом, сооружение городища и дворца связано с происхождением таштыкской культуры (архив ИА, № 12653, рис. 53, 54, 71). Но ранее I в. таштыкских могильников нет. Значит, нет и никаких оснований на археологических материалах опровергать время сооружения китайского дворца, предложенное синологами. Следует подчеркнуть: датирована не черепица, а штамп с надписью, нанесённый на сырую глину [Киселев, 1949, с. 268], поэтому можно предполагать, что дворец построен чуть позже оговоренного времени (9-23), но не раньше.
Обращусь к самым оригинальным находкам дворца. Это 3 бронзовые личины — дверные ручки, широко распространённые в Китае, но с более реалистическими изображениями, на которых подчеркнуты европеоидные черты человеческого лица. На коронах и бакенбардах личин изображены спиральные узоры, составляющие новый компонент в декоративном искусстве и избирательно наносившиеся на гипсовые лица покойников в таштыкских могилах, а также на особо парадные изделия. Но распространяются эти узоры только с I в. (рис. 37).
§ 6. Изделия хуннского типа. ^
Под ними подразумеваются единичные прямоугольные пластины. Целая прямоугольная пластина, внутри с прорезью и выступом, найдена в могильнике Салбык. Возможно, это застёжка на пояс или колчан. По контуру рамки изображены ветви дерева (рис. 15, 12). Условная датировка пластины по бусинам могильника Салбык I-II вв. Идентичная пластина найдена в Туве, в могильнике Аймырлыг, группа XXXI [Мандельштам, Стамбульник, 1992, табл. 81, рис. 58]. Могильник Аймырлыг датируется по обломкам китайских зеркал, изготовленных в I в. до н.э. и позже [Стамбульник, 1983, с. 38]. Обломки мелкие, их носили в качестве амулетов, поэтому самые ранние могилы не могут быть ранее I в. К сожалению, из-за отсутствия публикации могильника осталось неизвестным время более поздних зеркал. В любом случае могильник относится к первым векам.
Две другие пластины обнаружены в обломках в могильниках Новая Черная IV и V — по одному обломку от каждой прямоугольной пластины с изображением змей (рис. 15, I8, 19). Для одной из них сделан химический анализ. Изделие отличается типом сплава от копий хуннских пластин,
(72/73)
Рис. 37. Китайский дворец под г. Абаканом: вещи из развалин дворца (1), сосуд из впускной могилы (2).
(73/74)
Рис. 38. Аскыровский клад (1) и трупосожжения на горе Арчекасс (2).
(74/75)
которые изготовляло местное позднетагарское население, что позволило исследователям предположить забайкальско-монгольское происхождение данного изделия [Миняев, 1980, с. 30]. Но нельзя всё же исключать, что это не привозная вещь, а копия, сделанная таштыкцами, сплав металла которых малоизвестен. Подобное суждение аргументирует состав клада, обнаруженного у оз. Косоголь в северо-западном лесостепном районе Присаянья. Клад состоял из 200 бронзовых изделий и обломков, собранных для переплавки [Миняев, 1983, с. 103]. Преобладают тагарские и таштыкские копии хуннских изделий: наконечники ремней, пластины с изображением быков и змей, бляшки от сбруи, овальные пряжки с неподвижным щитком. Но имеются и таштыкские вещи: имитации зубов марала, прорезные пряжки с выступом-шпеньком, фигурки гусей, подвески в виде миниатюрных котелков. Таштыкские и тагарские копии хуннских украшений различаются сплавом изделий. В частности, одна из грубо отлитых пластин с изображением дракона изготовлена из оловянистой бронзы, нехарактерной для тагарской металлургии [Миняев, 1980, с. 31, анализ 33; Дэвлет, 1980, табл. 27, 103]. Но из такого сплава изготовлены зеркало и гривна, обнаруженные в таштыкском могильнике Комаркова. По хуннским аналогам клад формально датируется со II-I вв. до н.э. [Дэвлет, 1980, с. 16]. А подлинные подвески в форме котелков известны в таштыкских склепах не ранее V в. Значит, наиболее вероятное время заложения клада — около середины I тысячелетия (IV — начало V в.), а наибольшее число копий изготовлено вряд ли ранее III в. Уточнения датировки требуют также Аскыровский клад и погребения на горе Арчекасс (рис. 38).
Таким образом, импортные бусы и китайские ткани достаточно точно определяют хронологические рамки таштыкских могильников с середины I в., частично включая IV в. Это соответствует внутренней относительной периодизации могильников и подкрепляется радиоуглеродными датами, полученными из совсем непотревоженных или незначительно потревоженных погребений. Находки в могилах копий хуннских поясных блях, формально датируемых II-I вв. до н.э., ставят вопрос об уточнении периода их распространения в Присаянье и на сопредельных территориях Тувы и Горного Алтая. Подробнее эта проблема будет рассмотрена в специальной главе в связи с передатировкой позднетагарских могильников.
|