Э.Б. Вадецкая

Возвращение к С.А. Теплоухову

// [Вторые] Исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Часть первая. Омск: 1992. С. 16-18.

М.П. Грязнов был учеником С.А. Теплоухова и последователем его метода теоретических и практических исследований. В лице С.А. Теплоухова сибирская археология лишилась (в результате его ареста по нелепому обвинению и смерти) последнего представителя классического образования, обладавшего высоким интеллектом ученого начала нашего столетия, всесторонними знаниями, особой научной интуицией.

Лучший анализ работ С.А. Теплоухова сделал, на мой взгляд, Ю.Г. Белокобыльский, показавший на фоне обширного историографического материала, что блестяще выполненная С.А. Теплоуховым классификация культур эпохи бронзы и железа Минусинских степей завершила двухсотлетний период изучения этих памятников (Белокобыльский, 1986. С. 132-147). Язык С.А. Теплоухова четкий и лаконичный, особенно в главной работе «Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края». Это большая статья (с таблицами и резюме на французском языке), являвшаяся, видимо, подробным конспектом запланированной монографии. В этом убеждает многоплановость её содержания: историография края, природные особенности, схема развития общества с археологической характеристикой исторических этапов и их возможными хронологическими границами, наконец, политические события в соседних регионах, с которыми древние минусинцы находились в контакте (Теплоухов, 1929).

Небольшие объемом, но насыщенные идеями статьи С.А. Теплоухова в дальнейшем легли в основу наиболее популярных исторических концепций, хотя многие из гипотез ученого остались нереализованными и даже проигнорированными. Между тем его интуитивные прогнозы неоднократно подтверждались. Самое грустное заключается в том, что многие исследователи, независимо от того, доброжелательно ли или критически они относятся к работам С.А. Теплоухова, в равной степени проявляют свое непонимание его методологии. Остановлюсь на некоторых наиболее показательных моментах.

Принято считать, что С.А. Теплоухов выделил минусинские культуры и дал им характеристики. На самом деле он наметил культурно-исторические этапы с соответствующими им погребальными памятника-
(16/17)
ми, т.к. считал, что «погребальный инвентарь той либо иной эпохи не исчерпывает всего соответствующего материальной культуре». Поэтому термин «культура» он употреблял только как классификационную единицу для удобства изложения своей схемы (Теплоухов, 1927. С. 61). При таком подходе он, очевидно, не исключал возможности совместного проживания разных культурных этносов. Например, предполагал синхронность функционирования позднейших (тесинских) курганов и таштыкских кладбищ (Теплоухов, 1929. С. 50). Сейчас с этим можно согласиться, ибо в тех и других могилах имеются одинаковые стеклянные бусины импортного происхождения и сравнительно недолгого распространения.

Для самых массовых и примечательных курганов Енисея он предложил удачное название — «Минусинская курганная культура», но закрепилось название «тагарская культура». Поскольку ею занимается большинство исследователей края, то к этому разделу работы С.А. Теплоухова обращаются чаще, чем к другим. Критики указывают, что автор учёл не все курганы, дал слишком схематичное их описание, а то и вовсе основывался лишь на внешнем виде курганов (Киселев, 1949. С. 108) или могил (Членова, 1964. С. 280). Но вот, что отмечает сам С.А. Теплоухов: «Расположение курганов в могильных полях, различия в устройстве надмогильных сооружений, а также в характере погребений, наконец, отличия в погребальном инвентаре — дают основание наметить четыре последовательных этапа минусинской курганной культуры. Само собой разумеется, что часто встречаются курганы переходных форм» (Теплоухов, 1929. С. 46). Замечу, что включи автор в свою классификацию «курганы переходных форм», её бы не получилось, ибо четкие особенности этапов были бы размыты, как это имеет место во всех периодизациях последующих разработчиков схемы С.А. Теплоухова. Успех периодизации, по-моему, был заложен в соблюдении трех принципов. Во-первых, — выбрать для группировки только эталонные памятники, где сконцентрированы все инновационные элементы обряда и инвентаря. Во-вторых, — учесть все различия, как выше отмечалось. В-третьих, — по возможности сопоставлять курганы одного района, чтобы исключить особенности местных вариантов. Очевидно, что это не все поняли.

Описания этапов действительно краткие, но последнее продиктовано объемом статьи и оговорено в самом заглавии: «в кратком изложении». Соглашусь, что периодизация тагарской культуры не пол-
(17/18)
ностью доказана, но этот упрек в большей степени относится не к С.А. Теплоухову, а разработчикам его схемы (Киселёв, Грязнов, Мартынов и др.), которые, имея в своем распоряжении большой материал, по-прежнему, как С.А. Теплоухов, за единицу измерения берут не могильники, а отдельные курганы. Все же эволюция поздних одиночных курганов-кладбищ ныне подтверждена стратиграфическими наблюдениями.

В 1930-е годы была в моде «экономическая теория». Стремление разделить древнее население на бедных земледельцев и богатых скотоводов отразилось в концепциях Г.П. Сосновского и С.В. Киселёва, утверждавших, что в таштыкских могилах похоронены бедняки-земледельцы, но синхронизировали они эти памятники по-разному: как с поздними тагарскими курганами (Сосновокий), так и с таштыкскими склепами (Киселёв). С.А. Теплоухов же остался верен источниковедческому анализу, поэтому таштыкские могилы и склепы отнёс к двум периодам. После разработки хронологии средневековых поясных пряжек (Амброз, 1971) подтвердилась версия С.А. Теплоухова.

Среди его интуитивных прогнозов отмечу два. Во-первых, он предсказал, что будут обнаружены так называемые «тесинские грунтовые могильники», предполагая, что в ранний таштыкский период как переходный «сооружали и могилы, уклонявшиеся от стандартного типа» (Теплоухов, 1929. С. 50). Во-вторых, новые предметы, проникшие широким потоком в Минусинский край во II-I вв. до н.э., он связывал не с вторжением хунну (зависимость от которых для жителей Енисея не опровергал), а с торговлей с югом, что явилось, в свою очередь, результатом «оживлённых сношений Китая и Монголии с Ираном и Туркестаном» (Теплоухов, 1929. С. 49). В настоящее время в коллекциях из могил этого и более позднего времени, а также среди ювелирных изделий клада у с. Знаменка установлены стеклянные бусины, изготовленные в мастерских Ирана, Сирии, Индии, поступавшие на Енисей из торговых городов Великого шелкового пути.

Особенность статей С.А. Теплоухова состоит и в том, что в каждую написанную фразу и примечание надо вчитываться, в них нет лишних слов, всё значимо. Каждый абзац — это предельно сжатый сюжет научного исследования. На мой взгляд, успехов в минусинской археологии было бы больше, если бы мы, продолжатели замечательного учёного, чаще возвращались к своим истокам — наследию С.А. Теплоухова.

наверх