Э.Б. Вадецкая
Методологические разработки М.П. Грязнова.
Методологические требования М.П. Грязнова при исследовании любого погребального памятника были жёсткими: восстановить полную картину «жизни» объекта, т.е. как и в какой последовательности сооружался, первоначальный вид, как и почему разрушился, разграбление, дополнительные пристройки и могилы — всё, что позволит обнаружить «стёртые временем следы былых событий и прочесть их». [1] Методика раскопок предусматривала: раскопки широкими площадями, реконструкцию ограды и надмогильного сооружения, определение первоначального положения погребённого в могиле, точное перечисление костей животных того либо иного вида. Хотя перечисленные требования не всегда легко выполнить, М.П. Грязнов оставил многих последователей, особенно среди полевых работников, работавших в Минусинской котловине.
(14/15)
При изучении погребального обряда М.П. Грязнов не ограничивался фиксацией конструкции могилы, положения погребённого и размещения вещей либо пищи. Он стремился дифференцировать обряд для взрослых и детей, установить сроки, в которые производили похороны, выяснить закономерность индивидуальных и совместных захоронений, что отражает особенности социально-экономического быта того или иного населения, рассчитать объём затрат рабочей силы при сооружении могил для рядовых людей и знати, определить позу, придаваемую мертвецу при обряжении и выполнении установленных обрядов, выявить категорию и число жертвенных животных, забиваемых при похоронных и поминальных тризнах, а также регламентируемые куски мяса, предназначавшиеся покойнику. Перечень вопросов выглядел бы почти нереальным, если бы на них не было ответов в работах самого Михаила Петровича. В частности, установлено, что, хотя нам известно у афанасьевцев больше индивидуальных могил, у них всё же преобладал обычай хоронить по несколько сородичей, причём в один приём, без какого-либо искусственного подбора умерших в разное время. Судя по ориентировке могил и скелетов, похороны совершали, как правило, в начале лета, когда оттаивала земля. Умерших сохраняли до похорон в сидячем положении и в той же позе укладывали на спину в могилу. С этого времени и во все последующие эпохи устанавливается разный ритуал для взрослых и детей младенческого возраста. Погребальные тризны отличаются у разных древних племён составом и количеством жертвенных животных. Так, афанасьевцы закалывали то животное, которое в данный момент имелось в хозяйстве, карасукцы обязательно резали барана и клали мёртвому 4 определённых куска, тагарцы резали 1-2 быка, таштыкцы в склепы мясо не клали, но обрезали от туш животных самые концы ног. Согласно подсчёту последних, при похоронных тризнах приносились в жертву преимущественно крупные животные (бык, реже лошадь), причём в количестве, в несколько раз превышающем число погребённых. Подробности обряда создают «этнографический» фон сочинениям М.П. Грязнова, особенно когда они суммируются и образно описывается. В этой традиции продолжаются исследования и его учениками. Например, в последние годы установлены различные приёмы мумификации, практиковавшиеся у населения Енисея на рубеже н.э., а также обряд захоронения только определённых частей тела: часть таза, грудной клетки, коленные чашечки). Выяснилось, что таштыкцы в могилы, в
(15/16)
отличие от склепов, клали мясо и обязательно — часть бока овцы.
Огромное внимание М.П. Грязнова к вопросам технологии и бытового использования вещей, при ярком таланте и тонком наблюдении, позволяли ему создавать реконструкции изделий по самым невыразительным остаткам, оживляя последние неожиданным образом. Этот аспект его деятельности требует специального анализа, особенно со стороны исследователей древних культур Алтая и музейных работников, я же остановлюсь лишь на наиболее близких мне реконструкциях.
Чрезвычайную ценность имеет интерпретация афанасьевских полых роговых стержней с несколькими отверстиями, в которых усматривали предметы культа, музыкальные инструменты, даже псалии от мягкой узды. Однако, согласно наблюдению М.П. Грязнова, на них отчётливо видна микроструктура рога, поверхность которого обработана сверлением (дырочки) и шлифованием (поперечный срез). Очевидно, они были защищены от среды и трения о другие предметы, что могло быть в том случае, если предмет был насажен на древко и закреплён деревянными гвоздями. Но на внешней поверхности видны следы изношенности, особенно на остром конце, который сильно затуплен, стёрт и залощён. Значит это было орудие типа посоха пастуха или лыжной палки лесного охотника. Вероятнее первое, т.к. остатки посохов найдены в могилах старейшин.
Отметим ещё две реконструкции афанасьевских изделий. Неоднократно встречаются группками роговые гвоздики, торцовые площадки их залощены, а края торцов запачканы охрой. Видимо, гвоздики были вбиты в какой-то красный деревянный предмет, украшая его как белая точечная инкрустация. В другом случае по четырём медным скобкам М.П. Грязнов не только восстановил форму деревянного сосуда, верх которого они скрепляли, но и привёл аналогии с цилиндрическими сосудами из древесного ствола с оставленным сучком, превращённым в носик, для выливания жидкостей, до сих пор бытующими у народов Саяно-Алтая.
Знание этнографии и живое восприятие археологических источников давали возможность М.П. Грязнову представить и вовсе исчезнувшее, причём не интуитивно, а вполне логично. Так, по накипи, располагавшейся только изнутри сосуда у горла, он определил, что афанасьевцы ещё не умели варить кашу и не кипятили молока, иначе пищa пригорела бы на стенках и дне сосуда. Орнамент афанасьевских сосудов, по его мнению, имитировал фактуру плетёных или вяза-
(16/17)
ных изделий. Что же касается андроновских нарядных горшков, то их орнамент отражал существование узорно-расшитой одежды. Доказывается это следующим образом. Поверхность парадных лощёных горшков покрыта, как кружевами, сложным геометрическим узором, который не мог возникнуть и развиться на керамике из-за особенностей рисунка: двухтональность (чередование заштрихованных и гладких фигур), перемена места рисунка и фона (рисунок заштрихован, а фон гладкий и наоборот), тождество конфигурации рисунка и фона, как это бывает в технике аппликации и плетения, наконец, мозаичность рисунка (орнамент как бы сложен из треугольников, ромбиков и т.д.). Все эти особенности орнамента, по мнению М.П. Грязнова, могли зародиться лишь в аппликациях, шитых из разноцветной кожи, меха, войлока. Далее он предполагает, что композиция орнамента сосудов передаёт орнаментальную схему наряда человека: шейку и горло сосуда опоясывают одной-двумя полосками относительно простого орнамента; по плечикам, заходя на тулово, располагают широкую полосу сложного орнамента, а у дна помещают узкую полоску, как это делается по подолу одежды и по обшлагам её рукавов. Таким образом можно представить расположение узоров на одежде андроновских племён по воротнику, по плечам, груди, спине, по подолу и обшлагам. [2]
Трудно ожидать преемственности столь редкого таланта «видеть невидимое», но и «блестящие идеи, — как однажды написал Д.А. Клеменц, — не сыплются как дождь, приходится ведь вылущивать их, упорно их требовать от себя». [3] И надо, конечно, требовать от себя той скрупулёзности в исследованиях, которой обладал М.П. Грязнов, сознательно воспитывать фундаментальность эмпирического анализа, ибо со смертью не кончаются обязанности живых, культура памяти, наша общая любовь к делу, которому посвятил жизнь этот замечательный учёный.
[1] Архив ЛОИА, Ф.35. оп. 1, кп. 2531 л. 33.
[2] Архив ЛОИА, ф. 35, оп. 1, кп. 2531 л. 70.
[3] ТГУ, архив Г.Г.[Г.Н] Потанина, д. 330.
|