Ю.И. Трифонов
Конструкции древнетюркских курганов Центральной Тувы.
[ OCR автора сайта по сканам Алексея Гордиенко, спасибо ему. ]
В Южной Сибири и Казахстане, Центральной и Средней Азии находится огромное количество разнообразных как надмогильных, так и поминальных наземных сооружений, имеющих чаще всего вид либо курганов всевозможных форм и размеров, либо уплощённых выкладок из камней, относящихся к различным историческим эпохам. Современная методика их исследования, разработкой которой мы во многом обязаны М.П. Грязнову, предусматривает выявление конструктивных особенностей этих построек и воссоздание их первоначального облика. Практически каждый курган в момент возведения имел чёткое, законченное, иногда довольно сложное архитектурное сооружение — это убедительно обосновано М.П. Грязновым (1961, с. 22-25) и наглядно подтверждено в процессе полевых работ.
Вместе с тем, несмотря на заметно возросший интерес к изучению наземных конструкций, распространившийся на памятники не только Южной Сибири, где впервые была широко применена методика исследования надмогильных сооружений (Грязнов, 1965б, с. 62; Зяблин, 1965, с. 282-286; Иванова, 1968, с. 58-69), но и других областей, например Казахстана (Оразбаев, 1969, с. 175-191), их раскопки зачастую и сейчас ведутся упрощёнными способами. Это особенно отражается на каменных сооружениях, которые «всегда сохраняют некоторые детали своей первоначальной конструкции» (Грязнов, 1961, с. 24), но разборка их часто производится лишь с оставлением одной, реже двух бровок для получения разрезов памятника. Именно таким образом до недавнero времени раскапывалось подавляющее юлыпинство курганных объектов древнетюркской эпохи (VI — начала X в.). В результате вне поля зрения археологов оставались важнейшие конструктивные детали, по которым можно было бы (по крайней мере графически) восстановить облик сооружения.
Но так как сейчас известно, что каждый курган представлял собой прежде ту или иную разновидность архитектурной постройки, то можно, очевидно, предположить, что формы, которые придавались этим первоначальным сооружениям, были совсем не случайны, а строго предопределены. Если это справедливо, то даже типологическое исследование данных форм открывает перед археологами большие перспективы — ведь в наших руках оказывается новый и весьма ценный вид источника не только для изучения различных сторон образа жизни, бытовых навыков и мировоззрения древних народов, в том числе и кочевых тюркоязычных племён VI-X вв., но и для разработки ряда более общих вопросов этнокультурного, социального и хронологического плана, поскольку характер наземного сооружения является в конечном итоге одним из составных элементов погребального (или поминального) комплекса в целом. Для того же, чтобы этим источником можно было успешно пользоваться, необходимо выявление конкретных разновидностей первоначальных форм сооружений, выделение чётких типов первоначальных конструкций для тех или иных групп объектов.
Однако вероятно ли существование таких разновидностей среди какой-то одной, пусть и большой группы древнетюркских погребальных памятников с тождественными или близкими чертами обряда, что несомненно имеет место среди разнотипных, разновременных и далеко отстоящих один от другого объектов? Ведь наземные сооружения синхронных памятников одного круга по внешнему виду до раскопок обычно очень сходны.
Яркой иллюстрацией того, что разнотипность первоначальных конструкций для памятников одной категории вещь вполне вероятная не только на широком географическом и хронологическом фоне, но и в пределах сравнительно коротких временных отрезков и узких
(185/186)
территориальных областей, может служить хотя бы небольшая группа древнетюркских объектов, исследованная недавно Саяно-Тувинской экспедицией в Центральной Туве. Здесь на очень ограниченном участке, расположенном на левом берегу Енисея у подножия хребта Аргалыкты, было раскопано 11 курганов, содержащих характерные для древнетюркского времени погребения с конём (Трифонов, 1966, с. 25-26; 1967, с, 131; 1968, с. 175-176; 1969, с. 193).
Основные черты обряда этих памятников, входящих в могильники Аргалыкты I, VIII, IX и Кара-Тал I, IV: захоронение человека с одной или двумя лошадьми в неглубоких грунтовых ямах под наземными сооружениями из камней; ямы в плане — подпрямоугольно-овальные или подквадратные, ориентированные сторонами преимущественно по странам света; в северной половине могил — скелет погребённого, в южной — костяк коня, как правило, на невысоком приступке; положение умерших вытянутое на спине, ориентировка — головой на В (в большинстве случаев) или ВСВ и ВЮВ; положение лошадей — на животе, с подогнутыми под туловище ногами, ориентировка — головой в противоположную от человека сторону. В могилах погребены как мужчины со всеми полагающимися кочевнику того времени атрибутами воина и скотовода, так и женщины и дети с соответствующими наборами вещей. Инвентарь представлен предметами вооружения, орудиями труда и быта, поясными изделиями, украшениями, принадлежностями конского убора и т.д. Совокупность датирующих вещей в каждом комплексе позволяет со всей определенностью отнести все эти памятники к периоду, не выходящему за пределы существования Тюркских каганатов, т.е. к VI — первой половине VIII в. (Трифонов, 1971, с. 115-122). Одним словом, перед нами весьма типичные древнетюркские погребения с конём. Каковы же формы их наземных конструкций?
По внешнему виду наземных сооружений к моменту их исследования все эти памятники можно разделить на две, резко отличные одна от другой группы. В первую группу войдут объекты, сооружения которых до разборки представляли собой как бы бессистемные, но компактные наброски из разномасштабных обломков горных пород. Величина и вес камней в общем соотносились здесь с размерами самих курганов. Среди них встречались как сравнительно небольшие по площади и невысокие, так и весьма крупные. Например, одно из самых значительных по объёму сооружений было сложено преимущественно из массивных, часто плитообразных глыб (рис. 1, 1). В остальном же эти объекты, входящие главным образом в аргалыктынские могильники, по внешним признакам очень сходны. Степень задерновки их невелика, и потому общие очертания и границы курганов определялись достаточно хорошо ещё до расчистки последних. Форма их в плане почти всегда близка к округлой.
Совершенно противоположную картину представляют объекты, относящиеся ко второй группе (все они входят в могильник Кара-Тал IV). Их наземные сооружения выглядели как низкие, почти целиком задернованные выкладки из мелких, обычно разрозненных обломков, среди которых лишь изредка выступали сравнительно крупные камни. Точные границы памятников в таком состоянии до их тщательной расчистки почти не улавливались. Формы построек в плане также были трудноопределимы. Намечались и округло-овальные, как будто сплошные выкладки и, возможно, кольцевидные. Сильно варьировали и размеры: диаметр одной выкладки составлял не более 2.5 м, тогда как соседнее сооружение превышало её в два с лишним раза.
Столь существенные различия во внешнем облике памятников не объясняются различной топографической локализацией, так как на том же участке долины Енисея (низкая пойма, сравнительно далеко отстоящая от гор), где сосредоточены объекты, отнесённые нами ко второй группе, расположен и один из курганов первой, обычное местонахождение которых — склоны подножия хребта Аргалыкты. Не зависели они, как показала расчистка большинства курганов первой группы и всех объектов второй, и от степени разрушенности сооружений, обусловленной помимо обычных причин воздействием и некоторых специфических естественных факторов — таких, например, как частое затапливание поймы, несомненно способствующее большей нивелировке расположенных в её зоне памятников, чем объектов, находящихся за её пределами. [1] Наоборот, если судить по облику объектов после расчистки, различия между сооружениями этих групп не только, не сгладились, но ещё и углубились.
Так, если курганы первой группы в расчищенном виде предстают как ещё более массивные и уплотнённые сооружения (рис. 1, 1), то объекты второй существенно не изменяются. Это такие же, как и до расчистки, скопле-
(186/187)
ния мелких разрозненных обломков (рис. 1, 4). Если в некоторых курганах первой группы можно отметить детали, которые свидетельствуют о наличии в них остатков каких-то монументальных построек (выступающие на поверхность участки стенок, многослойная, правильная кладка камней и пр.), то неплохо прослеживающиеся однорядные и однослойные круги из самых больших плит в центральных частях трёх объектов второй группы (рис. 1, 4) говорят, что эти сооружения могли представлять собой ранее лишь постройки типа плоских выкладок, но никак не высокие и массивные конструкции. Одним словом, уже по внешнему облику памятников после расчистки можно утверждать, что они имели прежде далеко не тождественные формы построек, хотя бы в отношении общего вида сооружений и их размеров. Ещё большее различие между наметившимися группами объектов выявляется в способе и технике строительства. Это оказалось возможным установить лишь после полного удаления развала камней, фиксации первоначальных основ сооружений и изучения системы кладки в элементах общей конструкции, часто сохранившихся почти в непотревоженном виде. В результате обнаружилось следующее.
Наземные сооружения почти всех объектов второй группы воздвигались таким образом, что вначале вокруг засыпанной могилы (иногда в непосредственной близости от неё) выкладывался однослойный ряд из сравнительно больших камней или плит, положенных плашмя (рис. 1, 6), а затем внутри этого ряда производилась бессистемная закладка, состоящая из мелких обломков горных пород и галечника (рис. 1, 5). Высота такой закладки практически не превышала высоты камней внешнего ряда (0.20-0.30 м). В итоге получалась низкая плоская выкладка, сложенная из двух-трех сплошных слоёв мелкого плитняка (рис. 1, 7) и обрамлённая однорядной «крепидой» из наиболее крупных камней. Ни одного большого камня или плиты внутри сооружения не помещалось. Характерная деталь: плиты внешнего ряда не подгонялись одна к другой торцевыми гранями или сторонами, а были положены так, что просто соприкасались, как бы очерчивая границы постройки. Создаётся впечатление, что они и не предназначались к выполнению функции крепиды в строгом смысле этого слова, иначе их укладка была бы более тщательной. Существенно также, что линия такого ряда не имела чёткой правильной формы, хотя и приближалась к кругу. Вскоре после возведения подобные постройки разрушались, особенно под воздействием весенних паводков: часть мелких обломков оказывалась за границей крепиды, смещая и отдельные её камни, часть проваливалась в могилу, а всё сооружение быстро задерновывалось, приобретая современную форму.
Совершенно по-иному воздвигались сооружения первой группы объектов. Здесь прежде всего выкладывался не внешний ряд, ограничивающий будущую постройку, а нижний слой камней, причем крупные плиты помещались не только снаружи, но и внутри получавшейся таким образом платформы — основы всей конструкции. В плане она имела чёткую, законченную форму, либо округлую, либо подчетырёхугольно-овальную (рис. 1, 2). Затем на эту основу помещался последовательно второй, третий, четвёртый и т.д. слои камней и одновременно тщательно выкладывалась внешняя стенка — крепида, предназначенная для удерживания от развала всего сооружения и окончательно оформляющая его контур (рис. 1, 3). То, что последовательность строительства была именно такова, свидетельствует, например, восточная сторона стенки одного из аргалыктынских курганов (Трифонов, 1968, с. 175, рис.).
Здесь крепида состоит из трёх высоких и массивнейших, очень плотно подогнанных торцевыми плоскостями плит-блоков, поставленных вертикально на узкие грани и наклонённых внутрь сооружения. Под эти блоки снизу подбиты мелкие плитки, препятствующие их отвалу во внешнюю сторону, в которую было сосредоточено основное давление всей массы постройки по причине его местоположения на местности (довольно крутой склон, понижающийся в восточном направлении). Понятно, что соорудить такую стенку до возведения хотя бы двух-трех слоёв внутренней закладки конструкции было бы невозможно. По сути дела тождественную картину представляют и остальные участки крепиды этого сооружения. Хотя камни и плиты в них и не столь уж велики, и положены они плашмя, стенка здесь также массивна и слегка наклонена внутрь постройки. Последнее достигалось тем, что камни крепиды в послойной укладке располагались в системе, напоминающей принцип укладки ложного свода. В итоге получилась довольно высокая (выше одного метра) башнеобразная конструкция со слегка скошенными вовнутрь стенками. Аналогичные постройки первоначально имели место и почти во всех других объектах данной группы памятников, о чём свидетельствуют зафиксированные in situ такие сочетания и связки камней в основе их сооружений, которые характерны именно для этой разновидности конструкций. Любопытно, что их стенки-крепиды подбирались не только из крупного, но и нередко из специально обработанного камня, в результате чего памятники должны были производить впечатление облицованных. Вер-
(187/188)
Рис. 1. Первый (1-3) и второй (4-7) типы наземных сооружений. 1-3 — могильник Аргалыкты IX, курган 1 (1 — план кургана после расчистки, 2 — план основы первоначальной конструкции, 3 — разрез);
(188/189)
Рис. 1 (продолжение).
4-7 — могильник Кара-Тал IV, курган 2 (4 — план кургана после расчистки, 5 — план основы первоначальной конструкции, 6 — план обрамляющего её кольца, 7 — разрез).
(189/190)
Рис. 2. Третий тип наземных сооружений (могильник Аргалыкты VIII, курган 2).
1 — план кургана до расчистки; 2 — план кургана после расчистки; 3 — разрез;
(190/191)
Рис. 2 (продолжение).
4 — план освобождённой от внешнего развала камней основы первоначальной конструкции; 5 — план основы первоначальной конструкции (ограды) после удаления всех камней развала, план погребения.
(191/192)
шины подобных сооружений были, по всей вероятности, плоскими или слегка куполообразными.
Таковы реконструируемые по совокупности имеющихся данных первоначальные формы двух групп объектов. Как видим, они резко различаются по всем основным показателям: размерам, общей конфигурации, строительной технике. Очень существенны их различия и в способе строительства, особенно на его первоначальном этапе: в одних случаях в основе сооружения — однослойный круговой ряд из наиболее крупных в объекте камней, в других — сплошная платформа из равновеликих блоков. Все это даёт право говорить о наличии двух типов наземных сооружений в практически одновременных древнетюркских памятниках Центральной Тувы, содержащих погребения с конём. Каков географический ареал их распространения, сказать пока трудно, так как исследованные в данном аспекте памятники — одни из первых среди всех древнетюркских курганов вообще. Вместе с тем необходимо отметить, что наличие двух разновидностей объектов, устанавливаемых по их внешнему виду до раскопок (курганы и выкладки) — факт несомненный и для других территорий древнетюркского мира (именно по этому признаку были вначале выделены нами две группы центральнотувинских памятников). Так, например, наряду с сооружениями первого вида, широко распространёнными в Туве (Грач, 1960а, с. 21, 31; 1960б, с. 120-143; 1966, с. 96; Вайнштейн, 1966б, с. 294-311) и Казахстане (Кадырбаев, 1959, с. 184), на Алтае (Евтюхова, Киселёв, 1941, с. 92-94) и в Монголии (Евтюхова, 1957, с. 205), встречаются и сооружения второго вида, границы распространения которых не менее значительны: это тот же Алтай (Гаврилова, 1965, с. 22-28), Тува (Грач, 1960а, с. 33, рис. 35), Хакасия (Левашева, 1952, с. 129, прил. 2), Средняя Азия (Бернштам, 1952, с. 81-82; Винник, 1963, с. 87-89). Это, конечно, не означает, что каждая низкая выкладка, под которой содержится древнетюркское погребение с конём, ранее всегда представляла собой только что охарактеризованный и установленный пока лишь исключительно для Центральной Тувы второй тип первоначальных построек, а более или менее крупные курганные сооружения — первый. Не исключено, что и среди выкладок могут оказаться сооружения первого типа (пусть и невысокие, но плотные, двух-трёхслойные конструкции цилиндрической формы) и, наоборот, среди курганных объектов — постройки, в основе которых лежит не платформа, а круговой ряд камней. В последнем случае этот ряд должен состоять уже не из одного нечёткого слоя обломков, а из нескольких напластований плит, образующих (при отсутствии внутреннего заполнения) высокую замкнутую ограду. Что такие постройки для памятников древнетюркского времени вполне вероятны, свидетельствуют, например, реконструированные сооружения кыргызских чаатасов, первоначально представлявшие собой довольно широкие и высокие ограды двух видов — округлые и подчетырёхугольные (Зяблин, 1965, с. 282-286).
Очевидно, близкое по облику сооружение существовало прежде и в одном из аргалыктынских курганов, который и до расчистки (рис. 2, 1) и после нее (рис. 2, 2) не вызывал никаких сомнений в своей принадлежности к первой группе объектов (рис. 2, 3). Однако разборка развала и выявление основы конструкции (рис. 2, 4) показали, что платформа здесь отсутствует, и потому первоначальный вид памятника не мог иметь ничего общего с первым типом сооружений. Первоначально этот курган выглядел не как сплошная башнеобразная постройка, а именно как ограда, потому что в основе сооружения зафиксировано хорошо сохранившееся чёткое кольцо, состоящее преимущественно из двух-трёх слоёв плотно уложенных плит (рис. 2, 5). Примечательно, что все эти плиты довольно крупные, тогда как внутри кольца находятся мелкие обломки камней, лежащие бессистемно и к тому же не покрывающие даже всей площади конструкции (рис. 2, 4). Те же крупные плиты, которые изредка встречаются в центре, ранее здесь явно не находились и происходят с ограды, разрушение которой шло в основном в северном направлении, о чём свидетельствует и расположение развала (в северной половине кургана он шире по площади), и те плиты, которые сползли с южной стенки ограды внутрь сооружения. Последняя деталь доказывает также, что внутри ограды не существовало каких-либо построек, а сама она была намного выше, чем её остатки сейчас. Ширина же ограды в данном случае была незначительной, поскольку она состояла, по-видимому, из одного ряда камней. Таким образом, выявляется ещё один, третий, тип первоначальных построек древнетюркских курганов — сравнительно высокая ограда, воздвигаемая вокруг могилы. Наиболее близкие аналогии этой разновидности сооружений находятся здесь же, в Центральной Туве, на могильнике Аймырлыг, в синхронных аргалыктынским объектам памятниках (Мандельштам, 1972, с. 281). Исследованы они в 1973 г. и в низовьях р. Хемчик.
И, наконец, последний, четвёртый, тип первоначальных конструкций, который в принципе близок к третьему (это также ограда), но отличается от него рядом существенных особенно-
(192/193)
стей. Главная особенность такого сооружения состоит в том, что здесь мы имеем дело не с одной, а с двумя постройками — непосредственно надмогильной и окружающей её околомогильной оградой, которая мало чем похожа на предыдущие. Во-первых, она не однорядная, а значительно более широкая, кольцеобразная; во-вторых, ограда не многослойная, а однослойная, низкая; в-третьих, она выкладывается не вблизи могилы, а на некотором расстоянии от неё, охватывая надмогильное сооружение широким кольцом. Все эти особенности удалось установить при исследовании одного из кара-тальских объектов, до расчистки ничем не отличавшегося от соседних выкладок, первоначальная форма которых представляла собой, как уже выяснено, совершенно иной тип конструкций (второй). Хотя эта ограда плохо сохранилась, всё же ясно, что она была невысокая (0.3-0.4 м), широкая (в среднем 1 м), сложенная из разномасштабных обломков горных пород. Крупных камней здесь много, в большинстве они плотно подогнаны один к другому, образуя внешний или внутренний абрис ограды, но иногда и отдельный её сектор целиком. Форму внутреннего надмогильного сооружения выяснить не удалось из-за его сильного развала и частичного просада в могилу, но оно несомненно представляло конструкцию из плотно уложенных плит и камней, вытянутую по линии В-З. Возможно, это была невысокая пирамидальная постройка не из одних только камней, но и из земли. Как бы то ни было, совершенно очевидно, что наземное сооружение данного объекта весьма оригинально и не имеет как будто прямых параллелей среди древнетюркских памятников. В связи с этим любопытно, что и некоторые элементы погребального обряда, зафиксированные здесь, очень специфичны и почти неизвестны в Туве (например, помещение на приступке не коня, как обычно в погребениях данного рода, а человека, отделённого от коня чисто символической стенкой из одной узкой плиты). [2]
Последнее обстоятельство (выявление закономерностей в соотношении определённых типов наземных сооружений определённым элементам погребального обряда или тем или иным формам инвентаря) очень существенно, так как здесь можно подойти к самому важному вопросу, касающемуся установленных разновидностей древнетюркских надмогильных сооружений. Суть этого вопроса: чем объясняется разнотипность первоначальных конструкций в практически одновременных и узколокальных (да и более широких во времени и пространстве) памятниках одной и той же категории — этнокультурными, социально-имущественными, половозрастными или какими-либо иными причинами? Частично на него можно ответить и сейчас, особенно при сопоставлении наших памятников с объектами сопредельных областей. Но в целом этот вопрос нуждается в специальной разработке, которая не может быть успешной без накопления новых фактических данных.
[1] Обычно степень разрушенности каменных сооружений до их полной расчистки может быть установлена лишь предположительно, в зависимости от опыта и интуиции исследователя, так как неизвестно, какое количество камней развала и на какой площади находится под землёй вокруг объекта. По этой причине разномасштабные, разнотипные и, как потом оказывается, совершенно разновременные памятники до расчистки нередко выглядят очень сходными.
[2] Нам известны лишь три случая, когда человек в погребениях с конём помещён на приступке; два из них зафиксированы в могильнике Тепсей III в Хакасия (М.П. Грязнов. Отчёт о работах карасукского отряда в 1967 г. Архив ЛОИА АН СССР, ф. 35, оп. 1, д. 72, 1968 г.).
|