Г.П. Снесарев
Реликты домусульманских верований и обрядов
у узбеков Хорезма.
// М.: 1969. 336 с.
Скачать файл: .pdf, 12,1 Мб
Оглавление
Введение. — 5
Глава I. Хорезмская демонология и реликты шаманства. — 23
Глава II. Магия семейно-бытовой обрядности. — 73
Глава III. Пережитки ранних форм религии и зороастризма в погребальных обрядах. — 107
Глава IV. Реликты культа плодородия в производстве и быту. — 182
Глава V. Домусульманские элементы в культе святых. — 266
Глава VI. Пережитки культа животных и их место в хорезмских обрядовых комплексах. — 307
Заключение. ^
Хотя тема исследования очень обширна, а фактический материал обилен, раздел, завершающий нашу работу, будет кратким по той причине, что основные выводы в связи с анализом отдельных пережиточных явлений и их комплексов были сделаны в процессе изложения. Поэтому подвести итоги проделанной работы мы решили в свете тех задач исследования, которые были сформулированы в начале книги. Исследование этнографического материала, накопленного за годы экспедиционных работ в Хорезмском оазисе, было предпринято для того, чтобы: 1) изучив природу сохранившихся религиозных реликтов, проникнуть, насколько это доступно на современном уровне знаний, в область верований и культа домусульманского Хорезма; 2) рассматривая хорезмский материал как. часть этнографического материала Средней Азии в целом, систематизировать его в аспекте генетических связей с формами и элементами первобытной религии и сделать его доступным для советского религиоведения; 3) решить с позиций научного религиоведения вопрос о происхождении отдельных реликтовых явлений и тем самым доказать их несоответствие окружающей действительности в наше время.
Все эти задачи, естественно, не смогли получить равноценного разрешения, и прежде всего это относится к первому поставленному нами вопросу. Наш поиск в область духовной культуры домусульманского Хорезма, учитывая все данные, добытые археологической наукой, выдвигает на первый план вопрос о зороастризме, как религии, предшествовавшей исламу.
(331/332)
Конечно, материал этнографии в сравнении с письменными историческими источниками и с данными археологии может считаться лишь дополнительным в решении проблемы о месте сложения зороастризма. Однако нельзя его недооценивать; вклад этнографической науки в исследование вопросов истории религии общеизвестен. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что именно в этнографии Хорезмского оазиса мы обнаруживаем такие реликты доисламских верований и обрядов, интерпретация которых без обращения к зороастризму мало убедительна. Многие этнографические реликты, генетически близкие зороастризму, восходят к наиболее архаическим слоям этой религии, точнее к той общей средне- и переднеазиатской основе, на базе которой выкристаллизовался канонический зороастризм. Примитивы такого рода прослеживаются в некоторых олицетворениях, например в безличных духах водной стихии (арангларах), образы которых в истории среднеазиатских верований, несомненно, предшествовали появлению развитого пантеона божеств и в силу поразительных, ещё мало изученных законов преемственности долго сохранялись, как сохранился и популярный в среднеазиатских легендах образ аждархо, генетически родственный архаическому Ажи-Дахаке Авесты. Хорезмские обряды очищения от злых сил (кучурма) находят прямые параллели в Вендидаде, в церемониях изгнания демона Насу, которые в самом зороастризме относятся к наиболее архаическому пласту верований, а среднеазиатский вариант шаманства с его институтом духов-покровителей заставляет вспомнить тех «служителей дэвов», искоренить которых старалось складывавшееся зороастрийское жречество.
Что касается параллелей с зороастризмом вообще, то, как мы убедились при анализе домусульманских реликтов, в этнографии они весьма обильны. Мы находили их и в образах пандемониума, и в представлениях, связанных с сакрализацией аил и явлений природы (культ огня, водной стихии, земли), и в погребальном ритуале (столь выразительная тенденция предохранить землю от осквернения, отражённая в способах захоронения), и в реликтах зоолатрии (сакральное значение таких животных, как бык, собака и др.). Даже культ мусульманских святых обнаружил в этом аспекте весьма интересные аналогии (образы Джоумарда, Амбар-она, Султана Хубби и др.).
(332/333)
Не следует делать вывода, что только Хорезмский оазис сохранил в области домусульманских реликтов такое обилие параллелей с зороастризмом. Этнография других районов Средней Азии также обнаруживает немало явлений, генетическая связь которых с религией, предшествовавшей исламу, несомненна. Однако здесь они носят в большей степени фрагментарный характер, не образуют устойчивых сочетаний, комплексов, как в этнографии Хорезма. Возможно, что уже в эпоху среднеазиатской античности и раннего средневековья зороастрийская религия на юге претерпела значительно большую деформацию, что вполне вероятно, учитывая сильные эллинистические и индийские влияния и различные модификации в самом зороастризме. Сыграло роль и то обстоятельство, что ислам на пути своего распространения раньше всего, и видимо, прочнее завоевал свои позиции на юге, нанеся неизгладимый ущерб старой религии.
Так или иначе материал археологических и этнографических исследований в Хорезмском оазисе, если и недостаточен для решения вопроса о месте сложения зороастрийской религии, позволяет с полной уверенностью говорить о Хорезме как о территории преобладающего значения в прошлом этой религии, реликты которой в силу ряда причин, о которых говорилось в начале работы, донесены почти до нашего времени.
В плане этнической истории населения самого Хорезма исследованные нами реликты домусульманских верований представляют наряду с этнографическими материалами, характеризующими материальную культуру, большую ценность. Они, пожалуй, особенно убедительно подтверждают правильность вывода, сделанного исследователями Хорезма, что южная территория оазиса, заселённая узбеками, не знавшими родоплеменных делений, является зоной древнейшей осёдлой культуры, а само население её генетически ближе всрго древним хорезмийцам, исконным насельникам оазиса. Черты преемственности культуры прослеживаются во всех исследованных нами комплексах верований — в специфике местного пандемониума и шаманства, в особенностях погребального ритуала и культа плодородия, в мифологии с явным преобладанием древнеиранской традиции, что наглядно проступает в некоторых образах культа святых, сменивших божеспва древнего пантеона. Дальнейшие этнографиче-
(343/344)
ские поиски в этом направлении в сочетании с исследованиями материальной культуры и фольклора, весьма перспективны. Вряд ли можно сомневаться, что объединёнными усилиями этнографической и археологической наук будут восполнены те пробелы в знании истории духовной культуры доисламского Хорезма, которые ещё имеются на сегодняшний день.
Вторая задача исследования касается уже не локальных хорезмских проблем, а значительно более обширного круга пережиточных явлений в области религии. Верования и обряды народов Средней Азии в целом были буквально насыщены явлениями, имеющими мало общего с ортодоксальным исламом. В литературе принято называть верования Средней Азии синкретическими, но то, что определяет их синкретизм, исследователями недостаточно конкретизировалось. Лишь в результате углублённого подхода к вопросу (работы С.П. Толстова, О.А. Сухаревой, Е.М. Пещеревой, В.Н. Басилова, С.А. Демидова), перед историком религии предстаёт регион, исключительно богатый совершенно конкретными реликтами ранних форм и элементов религии во всём многообразии их проявления. Целостность и рельефность этих реликтов мало нарушились даже сочетанием со столь экспансивной религией, как ислам, и именно эти их качества придают верованиям и обрядам Средней Азии в целом синкретический характер.
В том, что реликты ранних форм религии играют в Средней Азии отнюдь не меньшую роль, чем ортодоксальный ислам, убеждает наш опыт систематизации и классификации домусульманских реликтов, исследованных на довольно ограниченной территории Хорезмского оазиса, Последнее, однако, не означает, что в других районах Средней Азии: картина принципиально иная: Хорезм может служить примером того, что типично для всего края. Анализ хорезмского этнографического материала показал, что в пласте домусульманских явлений присутствуют в пережиточном виде все компоненты, слагающие первобытную религию, — анимистические представления, магия, фетишизм, зоолатрия с реликтами тотемизма, сакрализация явлений природы, почитание умерших и предков, шаманство и пр. — причём эти пережитки в доступное этнографическому изучению время существовали не в столь стертых формах, как это наблюдалось, например,
(344/345)
в ряде районов распространения христианской религии, а в значительной мере сохраняли своё первоначальное содержание (достаточно привести в качестве примера местную демонологию или магию семейных обрядов).
Исследования в Хорезме показали, что доисламские реликты в большинстве случаев представляли собой в прошлом не одиночные, изолированные вкрапления, а целые комплексы, системы представлений и культовых действий, как, например, шаманство или культ плодородия. Некоторые элементы первобытных верований, как, например, анимистические представления, на хорезмском материале прослеживаются в различном стадиальном проявлении; так, мир сверхъественных существ был представлен здесь в разнообразных вариантах, от простейших безличных духов до сложных образов древнего пантеона божеств, в условиях мусульманства замещённых образами святых; стадиально варьировали и представления о человеческой душе.
Магия занимала ведущее место в пережиточном ритуале; на хорезмском материале есть возможность проследить всё разнообразие её видов и особенностей; многие явления, ядро которых составляет магия (имитативная, контактная либо смешанная), особенно наглядно иллюстрируют саму суть этого мышления (достаточно вспомнить магические приёмы бездетных женщин или магию плодородия, пронизывавшую свадебный ритуал).
Большой интерес представляют пережитки зоолатрии; в отдельных случаях есть возможность обнаружить реликты таких древнейших форм религии, как тотемизм.
Культ умерших и предков, в условиях ещё недавно господствовавшего в Средней Азии патриархального уклада, был живым, действующим институтом.
Широкие перспективы открывает исследование длительное время бытовавшего здесь шаманства, выявление его местных, среднеазиатских корней и элементов, привнесённых позднейшими этническими напластованиями. Все эти особенности делают среднеазиатский, в частности хорезмский, этнографический материал ценным и необходимым для использования в теоретических обобщениях при решении многих проблем ранних форм религии. Со сказанным выше связана третья задача нашего исследования. Её практическое значение вытекает из того положения, что вопрос о современном бытовании
(335/336)
ряда домусульманских реликтов и об отрицательных последствиях этого пока не утратил своей актуальности.
В результате коренных изменений, происшедших в жизни народов Средней Азии за советский период их истории, как официальная религия — ислам, так и реликты домусульманских верований, и в сочетании с ним и самостоятельно, быстро теряли своё былое значение.
К настоящему времени мнопие комплексы домусульманских реликтов, такие, например, как верования и обряды, связанные с производственной деятельностью в сельском хозяйстве, в ремесле, полностью отмерли. Исчезло шаманство, служители этого культа давно уже перестали существовать как профессия.
По мере укрепления новой, безрелигиозной обрядности в семейном быту (например, свадебной) элементы домусульманских верований постепенно теряют свой былой смысл, забываются и исчезают.
Однако отдельные пережиточные верования и обряды, преимущественно в рамках семейного быта, ещё существуют, и было бы в корне неверным ориентироваться лишь на их стихийное отмирание. Процесс их исчезновения будет идти тем более быстрыми темпами, чем больше внимания домусульманским реликтам будет уделено пропагандой атеизма и, главное, чем более широкой и глубокой будет научная база, на которой последняя основывается. Помочь этому и призвано исследование, проведённое нами. Раскрыть генезис каждого явления в интересующей нас области верований, определить его истоки в недрах первобытного мышления и подвести тем самым к выводу, что данное явление целиком принадлежит давно пройденным этапам общественного развития, — это самый правильный и результативный метод дискредитации того или иного бытующего пережитка.
Что касается вопроса о степени живучести различных пережиточных явлений, о среде, в которой они ещё сохраняются, и о причинах этого, то он выходит за пределы нашей задачи.
|