К.Ф. Смирнов

[Рец. на:]

С.И. Руденко. Горноалтайские находки и скифы.

АН СССР. Серия «Итоги и проблемы современной науки». Издательство Акадмии наук СССР. М.-Л. 1952. 266 с.

// ВИ. 1953. №2. С. 119-122.

Рецензируемая книга С.И. Руденко является свидетельством крупнейших достижений советской археологии в области полевой работы за последние годы. Книга подытоживает результаты раскопок Пазырыкской и Башадарской групп курганов в Горном Алтае, которые, по справедливому замечанию автора, являются «археологическим памятником мирового значения, освещающим один из очень важных этапов в истории культуры населения не только приалтайских племён, но и значительно шире — племён, населявших во второй половине первого тысячелетия до н.э. и позже огромные пространства преимущественно степной полосы Восточной Европы, Средней Азии, включая Казахстан и Южную Сибирь» (стр. 8).

Благодаря особым климатическим условиям Горного Алтая, приведшим к промерзанию больших курганов с каменными насыпями, впервые в истории археологических исследований было извлечено из земли огромное количество древних вещей, хранившихся тысячелетиями. Это изделия из дерева, войлока и кожи, всевозможные ткани и дорогие меховые одежды, а кроме того бальзамированные тела погребённых людей и целые трупы лошадей.

Условия работы в промёрзших курганах при неблагоприятном климате Алтая потребовали особых усилий от коллектива Горноалтайской экспедиции, возглавляемой С.И. Руденко. Сложную и кропотливую работу проделал коллектив реставраторов, художников и других специалистов, чтобы сохранить и привести в порядок богатейший археологический материал, сведения о котором публикуются в рецензируемой книге.

О существовании промёрзших курганов в Горном Алтае, которые дают огромный материал по истории и культуре древнего населения, было известно давно. Ещё в 1865 г. русский археолог В.В. Радлов раскопал два больших кургана у села Катанды на реке Катуни и в долине реки Берели. Однако в условиях царской России раскопки подобных памятников, сопряжённые с большими трудностями, продолжены не были. Только коллективу советских археологов удалось возобновить их исследование в 1927 году.

Несмотря на некоторую односторонность археологического материала, добытого из курганов лишь племенных вождей, автор книги доказывает на этом материале широкую и разностороннюю производственную деятельность, высокую культуру и широкие культурные связи населения Горного Алтая две тысячи с лишним лет назад. Отдалённые предки народов Средней Азии, населявшие Горный Алтай, занимаясь скотоводством, добились больших достижений в развитии древнего животноводства. В составе их стад были высокопородные кони, тонкорунные овцы, яки и козы. Население было хорошо знакомо с деревянным строительством, с обработкой металлов (литьё по бронзе, ковка железа). Высокого совершенства достигли древние мастера Алтая в изготовлении шерстяных тканей и ковров, войлочных и меховых изделий, в обработке кожи, изделий из дерева, рога и кости, в ювелирном деле. Особое место в описании жизни древнего населения Алтая автор уделяет их изобразительному искусству, характерной чертой которого являлся так называемый «звериный стиль». Это особая манера изображения зверей, широко распространённая у кочевых и полукочевых народов обширной территории от Алтая до Северного Причерноморья в скифо-сарматское время (VI в. до н.э. — II в. н.э.).

Привлекая обширный сравнительный материал, С.И. Руденко убедительно доказывает, что древнее население Горного Алтая не было изолировано от окружающего мира и имело постоянные и тесные связи с населением Средней Азии и Южной Сибири, с Китаем и Северным Причерноморьем. Есть основания утверждать, что древние горно-

(119/120)

алтайцы были связаны также с Индией и Передней Азией. Доказательством этого, отмечает автор, являются многие привозные изделия из этих стран, общность художественных приёмов и отдельных мотивов изобразительного искусства.

Археологический материал, который довольно подробно, с большим количеством иллюстраций, с описанием техники ряда древних изделий публикуется С.И. Руденко, имеет большое историко-культурное значение. Достоинством книги является лёгкий и увлекательный язык.

Однако, подходя к публикуемым горноалтайским находкам, как к вещественному историческому источнику, приходится выразить сожаление, что автор не уделил в своей книге достаточного внимания так называемому рядовому материалу (оружию, глиняной посуде, пряжкам и пр.), важному для полной характеристики древней культуры и особенно для датировки Пазырыкских и других горноалтайских курганов. Автор не приводит ни одного чертежа погребальных сооружений, необходимых в каждом археологическом издании. Для таких исключительно важных в истории археологических исследований памятников, каковыми являются горноалтайские находки, публикуемые в серии «Итоги и проблемы современной науки», издательство должно было улучшить выполнение клише и дать красочные иллюстрации целого ряда наиболее ярких находок.

Автор не ограничивается лишь публикацией горноалтайских находок, а устанавливает их связь с целым рядом важнейших проблем советской археологии и древней истории народов нашей страны. Однако общая историко-культурная интерпретация горноалтайских находок, данная автором, вызывает ряд сомнений и возражений.

С.И. Руденко вопреки установившемуся в археологической литературе мнению о кочевом или полукочевом характере древних горноалтайцев, втянутых в общий исторически важный процесс выделения кочевых скотоводческих племён на юге нашей страны с начала первого тысячелетия до н.э., пытается обосновать положение о пастушеском скотоводстве и прочной осёдлости древних горноалтайцев. Однако состав стада горноалтайцев с преобладанием в нём лошадей и овец, юртообразное устройство погребальных памятников, все находки в Пазырыкских и других горноалтайских курганах дают яркую картину кочевого быта, отмеченного в археологии такими признаками, как погребения с воинами верховых коней во всём их убранстве, кожаная посуда и перемётные сумы, кочевнические деревянные столики со съёмными крышками, господство «звериного стиля» в искусстве. Таким образом, находки Горного Алтая отличаются теми же признаками, которые характерны для погребения кочевников скифо-сарматского времени в Казахстане, Поволжье, на Кубани и в степных районах Украины. Приводимые С.И. Руденко доказательства прочной осёдлости — временное стойловое содержание части скота, могильные сооружения в виде прочных бревенчатых построек, массивная глиняная посуда и пр. — свидетельствуют лишь о существовании необходимых для кочевников благоустроенных зимовок в богатых зимними пастбищами долинах Алтая.

Горноалтайские находки автор ставит в тесную связь со скифской проблемой, посвящая ей целую главу и значительную часть своего заключения.

Основываясь на свидетельствах Геродота и других античных писателей, автор справедливо подчёркивает разнородный этнический состав древнего населения нашей страны, имеющего общий со скифами образ жизни, и этническое единство собственно скифов Северного Причерноморья, осёдлых и кочевых, территория которых ограничивалась на востоке Доном. Далее на восток жили другие этнические группы: савроматы, синды и меоты, массагеты и т.д. С.И. Руденко пишет: «К западу и северу от территории, занятой скифами, обитали уже не скифские племена» (стр. 16). Автор, привлекая археологический материал, обращает внимание на глубокое изучение отдельных конкретно-исторических этнических групп.

Наряду с этим правильным утверждением С.И. Руденко, подобно некоторым античным писателям (Гекатей Милетский, Аристей, Страбон и др.), все племена от Дуная до Алтая, имеющие лишь некоторые черты сходства в хозяйстве, в социальном развитии и особенно в обычаях и культуре, называет скифскими. Культуру этих этнически разнородных племён он также объединяет общим названием скифской. Нетрудно увидеть, что представление автора о единой смешанной скифской культуре «от Карпат и Дуная на западе до Тяньшаня, Алтая и Памира на востоке» (стр. 249) основано не на всестороннем изучении археологического материала, а сложилось под влиянием концепции представителя идеалистической буржуазной историографии М.И. Ростовцева, писавшего о единой смешанной скифской культуре на обширной территории, сложив-

(120/121)

шейся из греческих, местных и особенно «иранских, собственно персидских» элементов.

Кроме того представление автора о едином скифском мире, в который входили неоднородные по своему этническому составу и происхождению племена, перекликается с пресловутой марровской «скифской стадией» в истории древнего населения нашей страны. Известно, что эта теория рассматривала скифов как конгломерат неродственных многоязычных племён, как особую стадию развития общества.

Такое понятие о скифских племенах и о скифской культуре, эклектическая точка зрения С.И. Руденко на всю скифскую проблему может повести советскую археологию назад, к печальным временам марристских ошибок и влияния антинаучной концепции М.И. Ростовцева, которое особенно проявилось в скифоведении.

Называя ряд многоязычных племён (в том числе и древних горноалтайцев) скифами, С.И. Руденко фактически в основу этногонического процесса кладёт или экономическое единство племён или единство их культуры, а не единство языка, которое является главным, определяющим в этом процессе. В этом основная методологическая ошибка автора.

С.И. Руденко территориально размещает племена Геродотовой Скифии в точном соответствии со статьёй М.И. Артамонова «Этногеография Скифии» («Учёные записки» ЛГУ, серия исторических наук, вып. 13, Л. 1949), содержащей марристские ошибки и неправильно истолковывающей сведения Геродота.

За последние годы, особенно после дискуссии по языкознанию и выхода в свет гениального труда И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», советскими археологами проделана большая работа по выделению на археологическом материале самостоятельных этнических групп — скифов, сарматов, меотов, племён Средней Азии и Сибири. Отмечены своеобразные черты их культуры. Сам автор рецензируемой книги хорошо показал своеобразные черты культуры древнего населения Горного Алтая, которая существенно отличается не только от собственно скифской, но и от более близкой ей сарматской культуры.

Действительно, у тех племён, которые названы С.И. Руденко скифскими, имеются некоторые общие черты в обычаях, искусстве и в материальной культуре, выраженные преимущественно в форме конской упряжи, оружия и в «зверином стиле». С.И. Руденко далёк от марристского толкования этой общности, когда пишет: «Единство природных условий, подвижный образ жизни при одной и той же в основном хозяйственной базе обеспечивали обмен культурными ценностями между различными по происхождению племенами, что в результате к середине первого тысячелетия до н.э. придало скифской культуре единый облик» (стр. 24).

Однако единство культуры и обычаев собственно скифов и древних горноалтайцев явно преувеличено автором книги. Даже в том, что сближало все культуры скифского времени на юге нашей страны — в оружии, конской сбруе и в «зверином стиле», — нет сколько-нибудь полного тождества между Скифией и Горным Алтаем. Остальные же предметы материальной культуры древних горноалтайцев — костюм, металлическая, глиняная и деревянная посуда, предметы туалета — вовсе не похожи на скифские. Лишь некоторые обычаи и стороны погребального обряда древних горноалтайцев, например, скальпирование, бальзамирование трупов вождей, погребения с ними лошадей и, очевидно, рабынь-наложниц напоминают скифские. Однако никак нельзя на этом основании иллюстрировать обычаи горноалтайцев, постоянно привлекая свидетельства Геродота об обычаях и погребальном обряде у кочевых скифов Северного Причерноморья. Такие аналогии не могут быть исторически оправданными. Здесь автор неверно пользуется важным в археологии историко-сравнительным методом. Он выбирает среди письменных источников и археологического материала лишь те аналогии, которые ему нужны для обоснования скифского характера жизни и культуры горноалтайцев, и совсем игнорирует те поразительные аналогии в погребальном обряде и материальной культуре, которые имеют между собой горноалтайские памятники ближайших областей Южной Сибири и Центральной Азии.

Преувеличивая «скифские» черты Пазырыка, автор оставляет без внимания близость пазырыкских погребальных сооружений к погребальным сооружениям Минусинской котловины последних веков до н.э. и особенно к усыпальницам хуннских шаньюев в Ноин-Уле (Северная Монголия). На эту близость справедливо обратил внимание С.В. Киселёв в книге «Древняя история Южной Сибири». Таким образом, хуннские связи Пазырыка, важные для понимания происхождения не только пазырыкской культуры, но и самого населения Горного Алтая при наличии монголоидных типов среди по-

(121/122)

гребённых, оказались совсем не раскрытыми.

Анализируя культуру Пазырыка, особенно изобразительное искусство, С.И. Руденко убедительно показал близость пазырыкских памятников искусства к известному Амударьинскому кладу, найденному на массагетской территории, и особенно к серии золотых предметов из так называемой скифо-сибирской коллекции Государственного Эрмитажа, найденных главным образом в Южной Сибири. Характерные черты художественного стиля вещей Аму-Дарьинского клада и эрмитажной коллекции составляют одну из самых существенных сторон пазырыкского изобразительного искусства. Но ведь эти черты чужды скифскому искусству. Зато они составляют основу сарматского изобразительного искусства III в. до н.э. — II в. н.э. Однако С.И. Руденко вовсе не обращает внимания на сарматские связи Пазырыка, выраженные не только в художественном стиле, но и в наличии сарматских вещей в погребальном инвентаре Пазырыкских курганов.

А это как раз существенно для датировки Пазырыкской группы курганов.

В археологической литературе нет единого мнения по этому вопросу. М.П. Грязнов датирует памятники пазырыкского типа V-III вв. до н.э., С.В. Киселёв — не ранее III в. до н.э. Автор рецензируемой книги относит эти курганы к VI-IV вв. до н.э.

Основой датировки С.И. Руденко является стилистический анализ горноалтайских находок. В результате этого анализа он находит ещё доахеменидские и раннеахеменидские элементы в привозных вещах из Передней Азии (ткани, ковры) и в местном изобразительном искусстве. Однако не эти архаические черты, действительно свойственные Пазырыку, должны лечь в основу датировки пазырыкских памятников.

Почти все вещи сарматского типа, найденные в Пазырыкских курганах, напоминают сарматские памятники Южного Приуралья, Поволжья, Дона и Кубани преимущественно III-I вв. до н.э. Ряд одинаковых с Пазырыком вещей найден в таштыкских курганах Минусинской котловины II-I вв. до н.э., в Ноин-улинских курганах Северной Монголии, точно датированных по китайским вещам I в. н.э.

С.И. Руденко, говоря о связях древних горноалтайцев с Китаем, отмечает, что все найденные в Пазырыкских курганах китайские вещи (ткани, бронзовое зеркало) не моложе IV в. до н.э. (стр. 258). В этом утверждении можно усомниться. Сам автор отмечает близость пазырыкских шёлковых тканей по орнаментации и технике их изготовления к китайским шёлковым тканям Ноин-Улинских курганов. Орнаментация пазырыкских шёлковых тканей ханьская. К ранне-ханьскому времени может относиться и бронзовое зеркало из 6-го Пазырыкского кургана. Вообще следует отмстить, что лишь с ханьской эпохи начинают широко распространяться китайские вещи в Южной Сибири, доходя на западе до Поволжья.

Следовательно, свойственные Пазырыку архаические элементы культуры, особенно в изобразительном искусстве, не могут служить основой для датировки. Пазырыкские курганы и вся представленная в них высокая культура горноалтайцев относятся не к скифскому, а к хунно-сарматскому времени, то есть ко времени не ранее III в. до н.э. С.И. Руденко смешал воедино все горноалтайские памятники ранних кочевников, среди которых действительно имеются более ранние, предшествующие Пазырыку (выделены М.П. Грязновым в так называемый майэмирский этап VII-V вв. до н.э.).

Несмотря на некоторые общие элементы в культуре скифов и древних алтайцев, горноалтайские памятники пазырыкского типа должны быть поставлены в тесную связь не со скифской проблемой, а с вопросом взаимосвязей древнего населения Алтая с племенами Средней Азии, Северной Монголии, Южной Сибири и юго-восточных районов европейской части нашей родины в хунно-сарматское время. Для того времени характерна политическая активность хуннов на востоке и сарматов на западе территории этого района. Вопрос о происхождении древнего населения Горного Алтая может быть решён правильно только в этой связи. Вряд ли оно имело генетические связи со скифами Северного Причерноморья. Развитие же оригинальной и яркой культуры древних горноалтайцев тесно связано с сако-массагетским миром Средней Азии, сарматами и хуннами.

Приветствуя публикацию интереснейших материалов Горноалтайской археологической экспедиции, мы не можем согласиться ни с датировкой, ни с общей историко-культурной оценкой горноалтайских находок. Эта оценка неправильно ориентирует читателя и при переиздании книги должна быть коренным образом пересмотрена.

К.Ф. Смирнов

наверх