Глава III. Тюркское время
3. Уйгуры (с. 84-88)

Образование Уйгурского каганата в 745 г. явилось результатом многовековой борьбы телеских племен, в первую очередь уйгуров, за политическую независимость, доминирующую роль в центральноазиатских этносоциальных объединениях и создание собственной государственности. Реальное воплощение этих тенденций, уходящих корнями ещё в динлинскую древность теле, стало возможно после гибели Второго тюркского каганата, которой немало способствовали уйгуры и другие союзные с ними телеские племена. Как и все средневековые государства Центральной Азии, Уйгурский каганат был сложным полиэтническим объединением, в состав которого помимо собственно уйгуров (токуз-огузов с правящей династией Яглакар) входило большинство телеских племен (пугу, хунь, байырку, тонгра, сыге, киби), а также в определенные периоды их истории другие покоренные уйгурами народы — татары, кидани, басмалы, карлуки и чики. Главным противником уйгуров на севере Центральной Азии стали енисейские кыргызы, борьба с которыми, по-видимому, не прекращалась на протяжении всех 95 лет существования Уйгурского каганата (Малявкин, 1974; 1983, с. 19-29).

Уйгуры и енисейские кыргызы. В истории взаимоотношений между енисейскими кыргызами и уйгурами во второй половине VIII — первой половине IX в. можно наметить три периода.

Первый период — утверждение господства уйгуров на севере Центральной Азии. В 750 г. уйгуры разбили чиков, присоединили к своим владениям территорию современной Тувы и провели северную границу государства по южным склонам Западных Саян. Об этом рассказывает открытая недавно в Монголии Терхинская надпись (Кляшторный, 1980, с. 87-90). В 751 г. кыргызы в союзе с чиками и другими местными племенами образовали аитиуйгурскую коалицию, однако каган Моюн-чур (Боян-чор), опередив союзников, ещё раз разбил чиков, затем карлуков и военные отряды кыргызов. Эти события нашли отражение в надписях знаменитого «Селенгинского камня» (памятник Моюн-чура) на р. Селенге в Северной Монголии (Малов, 1959, с. 38-43). В 758 г. уйгуры завоевали государство енисейских кыргызов, и «хагасский владетель» получил от уйгурского кагана титул хана (Бичурин, 1950, с. 355). Однако, по мнению Л.Р. Кызласова, подчинение кыргызов было номинальным, так как «управителем в древнем государстве хакасов (кыргызов. — Д.С.) остался все тот же хан, получивший на это право (очевидно, ценою откупа в виде дани) вместе со специальным титулом от Моюн-чура» (Кызласов, 1969, с. 58).

Второй период — известная стабилизация отношений, вызванная равновесием сил — позиционная война. О том, как она проходила, можно судить по следующей ситуации. В источниках говорится, что «сие государство (енисейских кыргызов. — Д.С.) (84/85) было всегда в дружественных связях с Даши (Средняя Азия — Д.С.), Туфанию (Тибет. — Д.С.) и Гэлолу (карлуки на Западном Алтае. — Д.С.), но туфаньцы при сообщении с Хягасом (страной енисейских кыргызов. — Д.С.) боялись грабежей со стороны хойху (уйгуров. — Д.С.), вот почему брали провожатых из Гэлолу» (Бичурин, 1950, с. 355). Приведенный отрывок чётко показывает расстановку политических сил в Центральной Азии во второй половине VIII в. — связи енисейских кыргызов с карлуками, помощью которых пользовались и тибетцы; враждебные действия по отношению, к ним уйгуров, через чью территорию проходили караванные пути, соединяющие страну енисейских кыргызов и Тибет. Из контекста источника следует, что кыргызско-тибетские связи, несмотря на препятствия со стороны уйгуров, развивались успешно. Здесь же говорится о том, что из Средней Азии каждые три года приходил караван из двадцати верблюдов «с узорчатыми шёлковыми тканями». Все это не могло не способствовать усилению государства енисейских кыргызов, что подтверждается и приведёнными выше археологическими материалами.

Третий период — утверждение господства енисейских кыргызов, кыргызско-уйгурские войны и победа енисейских кыргызов над уйгурами. В 795 г. прекратила свое существование уйгурская правящая династия Яглакар, и в Уйгурском каганате наступила пора междоусобиц. «Поразительный факт в истории дома хойху (уйгуров. — Д.С.), — отмечал Д. Позднеев, — заключался в том, что по прекращении на его троне дома Иологэ (Яглакар. — Д.С.) в 795 г. почти ни один хан не правил больше 3-4 лет», (Позднеев, 1899, с. 95). В 820 г. кыргызский Ажо впервые без каких-либо санкций со стороны правителей других государств объявил себя каганом. Как отмечает Л.Н. Гумилев, «мать его была тюргешской княжной, а жена — дочерью тибетского полководца, следовательно, и с теми и с другими у него были родственные связи» (Гумилев, 1967, с. 429). В том же году уйгурский каган Бао-и начал войну против енисейских кыргызов — «послал министра с войском, но сей не имел успеха» (Бичурин, 1950, с. 355). Война продолжалась двадцать лет.

История кыргызско-уйгурских войн уже рассматривалась в литературе, ей посвящены специальные исследования. В одном из них по имеющимся памятникам Саянского каньона Енисея и Тувы было сделано предположение о трех этапах уйгуро-хакасских (кыргызских. — Д.С.) войн: 1) конец 20-х годов, 2) 30-е годы, 3) конец 30-х годов — до выхода енисейских кыргызов на территорию Монголии (Кызласов И., 1979, с. 290). В конце уйгуро-кыргызских войн кыргызский Ажо писал уйгурскому кагану: «Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму золотую твою орду, поставлю перед ней своего коня, водружу мое знамя» (Бичурин, 1950, с. 355). В 840 г., пользуясь изменой уйгурского военачальника Цзюйлу Мохэ, вызвавшего нападение кыргыз-(85/86)ской конницы на столицу уйгуров г. Орду-Балык, енисейские кыргызы сокрушили Уйгурский каганат и захватили власть а Центральной Азии. Начался период «кыргызского великодержавия».

Падение Уйгурского каганата не было следствием только нашествия енисейских кыргызов, а явилось результатом целого ряда причин как внутренних, так и внешних. К внутренним причинам могут быть отнесены: разложение элиты уйгурского общества; стихийные бедствия 839 г., когда «был голод, а вслед за ним открылась моровая язва, отчего много пало овец и лошадей» (Бичурин, 1950, с. 334); присоединение уйгурами территории современной Тувы, до этого занимавшей своеобразное буферное положение между государствами Центральной Азии и Южной Сибири. Внешние причины заключались в политике танского правительства, воспользовавшегося силами уйгуров для подавления восстания Ань-Лушаня (Малявкин, 1975), возросшей силе енисейских кыргызов и заинтересованной политике Тибета, установившего договорные отношения с енисейскими кыргызами ещё в начале VIII в., в результате чего кочевья уйгуров оказались зажаты между территориями союзных государств.

Археологические памятники уйгуров. Несмотря на то, что Уйгурский каганат просуществовал дольше других центральноазиатских государственных объединений, конкретно об этнокультурной истории населения Уйгурского каганата известно очень мало. Объясняется это в первую очередь слабой степенью изученности археологических памятников, которые могут быть связаны с уйгурами. Наибольшее их количество исследовано в Туве. Это уйгурские городища и катакомбные погребения типа могильника Чааты I.

Сведения о сооружении уйгурских городов на р. Кем (Енисее) имеются в письменных источниках. В памятнике Моюн-чура говорится: «Там я распорядился устроить свой беловатый лагерь и дворец [с престолом], там я заставил построить крепостные стены [заборы], там я провел лето, и там я устраивал моления высшим божествам (?). Мои знаки [тамги] и мои письмена я там приказал сочинить и врезать в камень» (Малов, 1959, с. 40). В настоящее время исследовано большое количество уйгурских городищ и крепостей, культурная принадлежность которых была определена С.И. Вайнштейном (Вайнштейн, 1958, с. 227-229; 1959; Кызласов, 1969, с. 59-63; 1979, с. 145-158). По наблюдению Л.Р. Кызласова, «уйгурские городища расположены стратегически продуманно, по одной дугообразной линии, обращённой выпуклостью к северу, в сторону Саянского хребта, прикрывая центральные, наиболее плодородные районы Тувы от возможного вторжения северных соседей — древних хакасов (кыргызов. — Д.С.)» (Кызласов, 1969, с. 59). К сожалению, материал из уйгурских городищ, представ-
(86/87)
ляющнх не городища в полном смысле этого слова, а скорее оборонительные сооружения на случай военной опасности, недостаточно выразителен. Это фрагменты керамики, зернотёрки, отдельные металлические орудия и костяные поделки, имеющие достаточно широкий круг аналогий.

Значительно больший интерес представляют материалы катакомбных погребений, в первую очередь могильника Чааты I, исследованного С.А. Теплоуховым и Л.Р. Кызласовым (Кызласов, 1969, с. 65-78; 1979, с. 158-188). В них своеобразно всё — сама катакомбная форма погребений, не характерная для средневековых памятников Южной Сибири; керамика, по формам и приёмам орнаментации воспроизводящая образцы керамики хуннского времени; уплощённые ланцетовидные наконечники стрел; железные клёпаные котлы с вертикальными и горизонтальными ручками; конструкция лука с концевыми и срединными накладками, а также фронтальной пластиной-вкладышем с расширяющимися концами хуннского типа. В комплекс элементов культуры уйгуров в Туве, выделенный Л.Р. Кызласовым, входят развитая градостроительная архитектура, производство «уйгурских ваз», лук определённой конструкции, котлы, наконечники стрел, каменные изваяния с сосудом в двух руках, относящиеся к VIII-IX вв. Без каких-либо дополнений они были воспроизведены при характеристике культуры кочевых уйгуров Д.И. Тихоновым (Тихонов, 1978). Средневековый возраст тувинских катакомбных погребений доказан Л.Р. Кызласовым достаточно убедительно. Вместе с тем Л.Р. Кызласов отметил глубокую, очевидно, принесенную из Северной Монголии н Забайкалья, хуннскую традицию в материалах тувинских погребений (форма, орнамент и технические приёмы изготовления керамики; конструкция сложного лука), что, по его мнению, «свидетельствует о глубоких центральноазиатских корнях уйгурской культуры» (Кызласов, 1969, с. 75).

Преемственность культуры уйгуров Тувы с культурной традицией хуннского времени несомненна, что соответствует указанию письменных источников о том, что «предки дома ойхор (хойху, т. е. уйгуров. — Д.С.) были гунны» (Бичурин, 1950, с. 301), и подтверждается общей территорией расселения хуннов и уйгуров на р. Селенге. Вместе с тем особенности катакомбных погребений в Туве ставят ряд вопросов, на которые в настоящее время ответить трудно. Найденные здесь предметы не имеют ничего общего ни с изображениями на уйгурских росписях из Турфана, ни с реалиями тувинских изваяний так называемой «уйгурской» группы, а сам обряд захоронения (в катакомбах) не соответствует описанию погребального обряда уйгуров в письменных источниках. На этом основании А.А. Гаврилова высказала сомнение в уйгурской принадлежности катакомбных погребений в Туве (Гаврилова, 1974, с. 180). Раскопки в Орду-Балыке, столице уйгуров, дали керамику по (87/88) характеру орнаментации в целом отличную от тувинской, но имеющую с ней и некоторые общие элементы, например ромбические узоры (Худяков, Цэвээндорж, 1982, рис. 5). Фрагменты керамики типа орду-балыкской с вписанными полукружиями были найдены на Орхоне (Орхон-Дель, кург. 5) в погребении с трупоположением, северо-западной ориентировкой и сопроводительным захоронением шкуры коня. Л.А. Евтюхова считала возможным относить данное погребение к уйгурам (Евтюхова, 1957, с. 222-223). В таком случае, отмечает Ю.С. Худяков, «не исключена вероятность, что погребения со шкурой коня в Монголии и Южной Сибири, а также инвентарём конца I тыс. н. э. и керамикой, напоминающей орду-балыкскую, оставлены уйгурами», а тувинские катакомбные захоронения «оставило население, находившееся в подчинении у уйгуров, но отличавшееся от них в этническом отношении» (Худяков, Цэвээндорж, 1982, с. 93-94). Последнее предположение вполне вероятно, но оно не противоречит принадлежности тувинских погребений уйгурам в широком, этнокультурном значении термина.

Значение уйгурского периода в этнической истории народов Южной Сибири ещё до конца не оценено исследователями. Между тем материалы духовной культуры свидетельствуют, что уйгуры сыграли весьма значительную роль в формировании мировоззрения и культуры населения Саяно-Алтайского нагорья (Потапов, 1978; 1981). С распадением Уйгурского каганата связаны два важнейших события в истории народов севера Центральной Азии — широкое расселение енисейских кыргызов в середине IX в. и сложение кимако-кыпчакского государственного объединения на Иртыше.