● главная страница / библиотека / обновления библиотеки

А.М. Сагалаев. Мифология и верования алтайцев. Центральноазиатские влияния. Новосибирск: 1984.

А.М. Сагалаев

Мифология и верования алтайцев.

Центральноазиатские влияния.

// Новосибирск: 1984. 121 с.

 

аннотация: ]

В работе на основе материалов по фольклору, героическому эпосу, мифологии и традиционным верованиям алтайцев выявляется специфика восприятия ими элементов мировых религий, в первую очередь ламаизма. Значительное место отведено сравнительному анализу алтайского шаманства и добуддийский верований Тибета. Вскрываются истоки, характер и специфика религиозного синкретизма, складывавшегося на Алтае в результате взаимодействия с культурными очагами Центральной Азии. Хронологически работа охватывает период с середины I тыс. н.э. до начала XX в.

Книга рассчитана на этнографов, археологов, востоковедов.

 

Оглавление

 

Введение. — 3

 

Глава I. Шаманство алтайцев и его тибетские параллели. — 6

Верования предков алтайцев в древнетюркское время. — 6

Сходство в атрибутике и ритуалах алтайцев и тибетцев. — 9

О возможной интерпретации алтайско-тибетских параллелей. — 28

 

Глава II. Ламаистские элементы в мифологии и пантеоне алтайцев. — 35

Алтай и джунгары. — 35

Буддийские персонажи в алтайских мифах. — 41

Ахура Мазда в мифологии и эпосе алтайцев. — 48

Следы ламаистского влияния в эпосе. — 58

Персонажи подземного мира. — 69

 

Глава III. Религиозные верования алтайцев и ламаизм в XIX — начале XX в. — 78

Динамика изменения религиозной ситуации на Алтае в XIX в. — 78

Традиции и инновации в обрядности бурханизма. — 86

 

Заключение. — 100

Список сокращений. — 104

Библиография. — 105

Указатель имён, названий и терминов. — 116

 


 

Введение.   ^

 

Одной из важных задач этнографической науки является изучение традиционной духовной культуры народов мира во всем многообразии её проявлений. Предметом исследования становятся различные компоненты духовной культуры, в том числе мифология и религиозные верования. Специфика этнографического изучения религии предполагает разработку «проблемы синкретизма религиозных верований, которая в более общем плане связана с задачей изучения локальных и простонародных форм мировых религий» *. [сноска:Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории). М., 1981, с. 127.]

 

История культуры народов Центральной Азии и Южной Сибири свидетельствует, что сосуществование стадиально различных религий приводило зачастую к возникновению национального (локального) варианта мировой религии и модернизации автохтонных верований. В каждом конкретном случае эти процессы имели особенности, обусловленные рядом факторов: уровнем развития социально-экономических отношений, подготовленностью общества-реципиента к восприятию догм и обрядности мировой религии, наличием или отсутствием языкового барьера, интенсивностью этнокультурных связей, способностью мировой религии к трансформации своей культовой практики и т.д. Различным сочетанием этих факторов объясняется многообразие и несхожесть локальных вариантов мировых религий при сохранении относительной целостности, их на уровне религиозной идеологии.

 

Древнейшая из мировых религий — буддизм — на протяжении своей истории в Центральной Азии сосуществовала с различными племенными верованиями и шаман-

(3/4)

ством. К XV в. н.э. сложилась в основном её тибето-монгольская форма — ламаизм, вобравший в себя наряду с этикой и мифологией раннего буддизма религиозные традиции местного населения. В последующие столетия ламаизм распространился у ряда народов Центральной Азии и Южной Сибири и в дореволюционном прошлом занял прочное место в системе верований калмыков, бурят, тувинцев.

 

Контакты тюрков Алтая с буддийским миром не были длительными и интенсивными, и в силу ряда причин алтайцы не вошли в межэтническую конфессиональную общность ламаистов. Тем не менее их мировоззрение подвергалось в разное время влиянию буддизма и позднейшего ламаизма. Помимо буддизма алтайцы и их этнические предки контактировали с рядом других религий, распространявшихся в Центральной Азии с древности: зороастризмом, манихейством, несторианством. В результате этих контактов в духовной культуре тюрков Алтая сложился своеобразный субстрат, связанный своим происхождением с Центральной Азией. Поскольку Центральная Азия никогда не была монолитной в этническом отношении и в плане единства духовной культуры населявших её народов, понятие «центрально-азиатские влияния» используется нами в качестве рабочего термина для обозначения влияния религий Центральной Азии на культуру алтайских племён. В первую очередь это относится к буддизму.

 

Употребление термина «центрально-азиатские влияния» не означает противопоставления Центральной Азии Алтаю (и Южной Сибири в целом). Связи Южной Сибири с культурными очагами древней Передней, а позднее и Центральной Азии подтверждаются данными ряда гуманитарных наук. В I и II тыс. н.э. эти связи были не менее интенсивными и разнообразными, чем в древности, хотя несколько изменилась этническая карта региона. На общий для тюрко-монгольских племён пласт культуры наслаивались новые черты, связанные во многом с влиянием мировых религий.

 

Цель настоящей работы состоит в выяснении вопроса: какие из элементов мифологии, героического эпоса и верований алтайцев обязаны своим происхождением «большим религиям» и прежде всего буддизму. В большинстве случаев эти элементы зафиксированы в материалах, связанных со средой южных алтайцев (алтай-кижи, телеутов

(4/5)

и теленгитов), что обусловлено своеобразием их этнической истории и тесными связями с народами Центральной Азии. Кроме того, в работе делается попытка проследить специфику восприятия алтайцами элементов мифологии и обрядности ламаизма и определить, какую роль играли эти заимствования в мифологии и верованиях народов Алтая.

 

Поскольку первое знакомство предков алтайцев с буддизмом произошло в середине I тыс. н.э., автор счёл необходимым кратко остановиться на характеристике верований тюрков Алтая того периода. Кроме этого, возникла необходимость разграничить в верованиях алтайцев автохтонные черты и следы влияния буддизма. Этим, в частности, было продиктовано обращение к материалам по тибетской «народной религии», стадиально соответствовавшей центрально-азиатскому шаманизму.

 

Понятно, что в небольшой по объёму работе все этапы этнической истории алтайцев не могли быть освещены равномерно, да и сама тема исследования не предполагает такого подхода. Нами были выделены три основных периода во взаимоотношениях алтайцев и их этнических предков с буддийским миром:

 

1) древнетюркское время (VI-IX вв. н.э.);

2) XV — первая половина XVIII в., период, связанный с зависимостью алтайских племён от западных монголов;

3) XIX — начало XX в., период постепенного усиления ламаизма в Северо-Западной Монголии и формирования бурханизма.

 

Хронологические рамки работы, таким образом, охватывают всю этническую историю алтайцев (с середины I тыс. н.э. до начала XX в.). Это позволяет проследить, как по мере становления и развития этнической общности в зависимости от изменения этнополитической ситуации в регионе менялась роль религиозного фактора во взаимоотношениях тюрков Алтая и племён Центральной Азии.

 

Вопрос о влиянии мировых религий на верования алтайцев и путях проникновения индоиранских мифологических представлений на Алтай фактически специально не исследовался. Поэтому автор счёл целесообразным не приводить во введении характеристику источников и разноплановой литературы, использованной в процессе работы, а по мере необходимости делать это в тексте.

 

Автор выражает глубокую благодарность Н.Л. Жуковской, Р.Ф. Итсу, С.Г Кляшторному, Э.Л. Львовой и Л.П. Потапову за участие в обсуждении рукописи.

(5/)

 


 

Заключение.   ^

 

Связи тюрков Алтая с народами Центральной Азии в исторический период были чрезвычайно разнообразными и многоплановыми. Этнические контакты, переплетение линий этногенеза, многочисленные миграции и т.п. — всё это в итоге определило как своеобразие культур центрально-азиатских народов, так и большое их сходство. В настоящей работе был рассмотрен лишь один аспект взаимоотношений между Алтаем и Центральной Азией, связанный с влиянием центрально-азиатских культур, в первую очередь буддийской, на мифологию и верования алтайцев.

 

В древнетюркское время буддизм проникал в Южную Сибирь и Монголию эпизодически, и говорить об ощутимых результатах его влияния на верования предков алтайцев не представляется возможным. Доминирующей религией в среде кочевников Центральной Азии в I тыс. н.э. было шаманство. Анализ ряда атрибутов шаманского культа, являющихся системообразующими факторами, [1] показывает, что в шаманстве Саяно-Алтая и до-буддийских культах Тибета обнаруживаются черты, имеющие, возможно, общее происхождение. Предположительно они могут быть связаны с распространением в Центральной Азии и Южной Сибири религии индоевропейцев (индоиранцев) в эпоху раннего железного века. Совпадения такого рода, как и типологически сходные черты, присущие древним верованиям Алтая и Тибета, необходимо отличать от следов влияния позднейшего ламаизма, обнаруживаемых в духовной культуре алтайцев.

 

С начала II тыс. н.э. посредниками в передаче импульсов буддийского влияния алтайцам становятся за-

(100/101)

падно-монгольские племена. В этот период (XVI-XVIII вв.) мифология и культовая практика буддизма постепенно получили значительное распространение в Монголии, Туве, Бурятии. В процессе взаимодействия тибетского буддизма с традиционными верованиями тех народов, к которым он проникал, складывались синкретические формы культа, локальные варианты мировой религии. Алтайские племена в разное время имели возможность познакомиться с ламаизмом. Период наиболее активной пропаганды его среди части алтайцев совпадает со временем их зависимости от западных монголов. Логика развития традиционных верований народов Алтая (в первую очередь шаманизма) не препятствовала в принципе восприятию мировой религии. С другой стороны, данническое положение алтайцев в составе западно-монгольских государств, слабые позиции буддизма в Западной Монголии не благоприятствовали его распространению среди кочевников Алтая. Различия в религиозной принадлежности алтайцев и ойратов воспринимались первыми как этнически значимые, и вопрос смены веры должен был обрести дополнительную остроту. [2] Однако «при всех обстоятельствах вхождение ...этноса в состав полиэтнического государственного образования влечёт за собой включение в его культуру элементов, присущих всем культурам этносов данной полиэтнической единицы (нередко в более или менее трансформированном виде)». [3] Так, следствием контактов с культурой западно-монгольских племён являются лексические заимствования из ламаистской мифологии, обнаруживаемые в духовной культуре южных алтайцев.

 

Следует подчеркнуть, что проникновение ламаизма в традиционные религиозные представления происходило на уровне «народной религии» и не затрагивало основ шаманистского мировоззрения алтайцев. Как правило, заимствования осуществлялись на уровне лексики. В большинство случаев это имена отдельных персонажей ламаистской мифологии: Шакьямуни, Майтрея, Манджушри, Гаруда; названия различных духов (или групп духов): мангусы, шулмусы, ельбегены героического эпоса;

(101/102)

отдельные реалии буддийской культуры: лама, судур и т.п. Два божества центрально-азиатского происхождения — Курбустан и Эрлик — заняли прочное место в пантеоне, фольклорной традиции и картине устройства мира. Но если в эпосе и других жанрах фольклора фигурирует Курбустан, то в шаманской традиции алтайцев сохранился более древний персонаж — Ульгень. Как в шаманских верованиях, так и в светской традиции присутствует образ владыки подземного мира, что может, видимо, свидетельствовать о более раннем знакомстве алтайцев с Эрликом, нежели с Курбустаном.

 

Наиболее распространёнными в мифологии и фольклоре алтайцев являются общие буддийские представления о мировой горе Сумеру, небесном владыке Хормусте, мифической птице Гаруда и, наконец, о Бурхане. Слова «сӱмер» и «бурхан» вошли не только в эпическую лексику, но, обретя новые значения, даже в обиходную речь.

 

Усвоение алтайцами элементов ламаистской мифологии происходило с учётом специфики их собственных (шаманских) представлений о Вселенной и человеке. Мифологическая лексика Центральной Азии попадала на Алтай будучи уже «освоенной» монголами, что отразилось в семантике многих терминов, их языковом оформлении и определённой «приземлённости». [4] Реликты индоиранской мифологии обнаруживаются, как правило, в духовной культуре южных алтайцев, что отражает их интенсивные этнокультурные контакты с западно-монгольскими племенами. О неглубоком и недавнем по времени проникновении на Алтай ламаизма говорит, в частности, тот факт, что у алтайцев не сложился симбиоз шаманских и ламаистских верований, как это произошло у монголов, тувинцев, бурят. В то же время нельзя исключить возможность того, что отдельные буддийские термины (бурхан, сӱмер, судур, таму) могли сохраниться в культуре алтайских племён ещё с древнетюркского времени. В таком случае высокую степень освоенности этих терминов алтайской культурой можно объяснить процессом реархаизации верований тюрко-монгольских народов после падения средневековых кочевых государств. [5]

(102/103)

 

После добровольного вхождения алтайских племён в состав русского государства религиозная ситуация на Алтае изменилась. В XIX в. начался процесс христианизации алтайцев православными миссионерами. С последней трети XIX в. отмечается активизация ламаистского духовенства, пытавшегося пропагандировать своё учение среди южных алтайцев. Под непосредственным влиянием мифологии и культа монгольского буддизма формировалась обрядность бурханизма.

 

Ламаистские представления значительно трансформировались в бурханизме, но их восприятие не привело к складыванию локального варианта мировой религии. Бурханизм начал с гонений на шаманов и отрицания всего предшествующего религиозного опыта, но тем не менее в его реальной культовой практике прочное место заняли магические приёмы, характерные для шаманства. Бурханисты восприняли некоторые внешние черты ламаистских культов, однако не усвоили догматики мировой религии даже в той её упрощённой форме, с которой были знакомы рядовые монголы-ламаисты. Стихийность в формировании обрядовой стороны бурханизма привела к тому, что уже через несколько лет после его возникновения прежняя враждебность к шаманизму сменилась прямыми заимствованиями из практики последнего. Характерной чертой бурханизма была, кроме того, актуализация многих сюжетов центрально-азиатского исторического фольклора.

 

На протяжении ряда столетий культура алтайцев соприкасалась с буддийским миром Тибета и Монголии, а ещё ранее — с буддийскими центрами Средней Азии и Восточного Туркестана. Хотя связи Алтая с Центральной Азией не привели к укоренению буддизма среди алтайских племён, их духовная культура пополнилась рядом заимствований. Дальнейшие исследования в области этнической истории алтайцев и их духовной культуры позволят, вероятно, более определенно выделить в культуре тюрко-монгольских народов Южной Сибири и Центральной Азии, с одной стороны, круг изначально общих идей, представлений, образов, с другой — «обменный фонд» их культур, конкретные формы взаимовлияний.

 


 

[1] См.: Ревуненкова Е.В. Актуальные проблемы исследования шаманизма. — СЭ, 1981, №1, с. 158.

[2] См.: Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973, с. 65-66, 105.

[3] Арутюнов С.А. Процессы и закономерности вхождения инноваций в культуру этноса. — СЭ, 1982, №1, с. 15.

[4] См.: Неклюдов С.Ю. Мифология тюркских и монгольских народов. (Проблемы взаимосвязей). — В кн.: Тюркологический сборник. 1977. М., 1981, с. 187.

[5] Там же, с. 201.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки