С.И. Руденко

Культура населения Горного Алтая в скифское время.

// М.-Л.: 1953. 402 с. + 120 табл.

Глава IV.

Хозяйство и образ жизни.

Сколько-нибудь существенных изменений климата и природы Горного Алтая, как уже было отмечено выше, за последние две тысячи лет не произошло. По своему географическому положению Алтаю полагалось бы быть покрытым степной растительностью, если бы не большие его высоты над уровнем моря. Распределение в нём вертикальных поясов степного, лесного и высокогорного находится в зависимости как от рельефа поверхности, так и от экспозиции склонов. Южные склоны гор повсюду более сухи и безлесны, со степной ксерофитной флорой, северные покрыты сплошным лесом. Открытые степные долины с их полынно-злаковой растительностью, расположение нагорных плато в субальпийской полосе с богатейшими горными лугами — всё это было чрезвычайно благоприятно для развития животноводства, поэтому с переходом населения к скотоводческому хозяйству в Горном Алтае вообще, а на Улаганском плато в особенности, оно стало основным занятием. Разнообразная смена растительных формаций на сравнительно небольших участках способствовала разведению одновременно различных пород домашних животных. Особенно благоприятным для сравнительно примитивного в то время скотоводства было отсутствие зимою снега на открытых степных склонах гор, так что и в зимнее время скот мог отыскивать корм. К тому же на пастбищах, окружённых горами, скот не нуждался в особой охране, и табуны, предоставленные самим себе, нуждались только в наблюдении за ними.

Судя по данным раскопок, в интересующее нас время там разводили лошадей и крупный рогатый скот (в том числе яков); из мелкого рогатого скота были козы и овцы. В ряде курганов найдены изделия из бычьего рога, в частности односторонние барабаны, в кургане третьем — крестец и позвоночник коровы; шерсть яка найдена в курганах втором и пятом; крестцы и изделия из шерсти баранов найдены во всех курганах; в кургане втором и пятом — овечьи шкуры, в кургане пятом — шкура козы.

(70/71)

Судя по данным раскопок, первое место среди домашних животных должна была занимать лошадь.

О том значении, какое лошадь имела в жизни пастушеских народов, можно судить по наблюдениям над бытом восточных казахов и киргизов. Лошадь была основной меновой единицей, стоимость крупного и мелкого рогатого скота устанавливалась в строгой пропорции к этой меновой единице. Лошадьми исчислялся калым, плата за невесту, лошадьми определялась пеня за человеческую жизнь и за увечья. Лошадь считалась единственным животным, достойным того, чтобы её стоимостью определялась цена человека ¹. [1] Так же было и в древности. По сообщению китайских хроник, у ухуаньцев приговорённым к смерти было дозволено откупаться лошадьми и овцами ². [2] Лошадей разводили не только из-за мяса и молока. Конские шкуры, как увидим, шли на изготовление одежды, из конских кож выделывали сосуды и ремни. Особое значение имели лошади как средство передвижения, в упряжке и, главным образом, как верховые. Верховой конь был одной из важных предпосылок развития пастушеского скотоводства. Степняки, а следовательно и племена Горного Алтая, как мы знаем, издавна сражались преимущественно в конном строю. На Алтае жизнь каждого — и мужчины, и женщины — настолько тесно была связана с верховым конём, что последний обязательно сопровождал их в загробный мир.

Помимо конских скелетов в ряде Пазырыкских курганов были найдены трупы захороненных коней, которые дали возможность судить с исчерпывающей полнотой об экстерьере и качестве этих животных.

Специальное исследование о лошадях из горноалтайских курганов принадлежит В.О. Витту. Здесь мы ограничиваемся только самыми краткими о них сведениями и теми выводами, к которым в результате своих исследований пришёл В.О. Витт ³. [3]

Прежде всего обращает на себя внимание разнопородность коней в одних и тех же захоронениях. Наряду с простыми табунными малорослыми лошадьми имеются высокопородные, крупные, легкоаллюрные, типично верховые кони.

Бросается в глаза отсутствие в погребениях лошадей таких мастей, как серые, караковые, пегие, чалые, сивые и т.п. Большинство лошадей масти рыжей и бурой, иногда золотистых оттенков, реже встречаются гнедые, изредка вороные и притом без белых отметин на голове и на ногах, столь обычных в настоящее время именно у рыжих лошадей. То, что в древности конники избегали таких коней, В.О. Витт объясняет следующими соображениями. Пока человек не овладел искусством ковки, качество и крепость копыт-

(71/72)

ного рога лошади имели совершенно исключительное значение, а у лошадей с белыми отметинами на конечностях копытный рог светло окрашен и ломается.

Особо следует заметить, что в захоронениях вождей племён в больших курганах с каменной наброской количество высокопородных лошадей настолько значительно, что Алтай в рассматриваемое время должен быть признан местом не только использования, но и разведения лошадей подобного типа. Вероятнее, как предполагает В.О. Витт, что такие кони разводились не на Улаганском плоскогорье, не в районе Пазырыка, где климатические и экономические условия для этого были мало благоприятны, а в районах с более мягким климатом, например в долинах рек Урсула и Каракола. Пазырыкские кони этой породы могли покупаться или вымениваться улаганцами у своих сородичей или соплеменников, живущих в Центральном Алтае.

Во всяком случае необходимо признать, что горноалтайцы того времени обладали прекрасными верховыми конями ростом 150 см и более, которые по своим качествам если не оставляли далеко позади всех лошадей древнего мира, известных нам по раскопкам, то не уступали лучшим из них.

Хотя к середине первого тысячелетия н.э. этот древний тип лошадей, повидимому, исчезает, тем не менее ещё в середине прошлого столетия алтайские кони высоко ценились степными кочевниками Восточного Казахстана за их крепкое сложение и высокие качества.

При табунном скотоводстве жеребец начинает покрывать маток лишь на пятом году, поэтому их обычно выкладывали на четвёртом году. Так было у казахов, киргизов и алтайцев. Между тем в Горном Алтае в рассматриваемое нами время поступали иначе. Все захороненные ездовые кони оказались меринами, причём среди них были в возрасте трёх с половиной, трёх, даже двух с половиной и двух лет. При этом молодые лошади принадлежали к числу лучших, более крупных, породных лошадей погребения. Наличие таких молодых, неполновозрастных лошадей, кастрированных в возрасте до двух лет, В.О. Витт объясняет желанием искусственно вывести из местной породы наиболее крупных коней.

Второе место по своему удельному весу в хозяйстве занимали, повидимому, овцы, дававшие мясо, шкуры, шерсть и, вероятно, молоко. Судя по расширенности четвёртых крестцовых позвонков овец, по крайней мере тех, мясо которых клалось в могилу, они принадлежали, вероятнее всего, к типу слабожирнохвостных. По размерам они были не больше цигайских овец. Однако плотность и стройность крестцов говорит о сравнительной лёгкости и подвижности этих овец. Это были овцы, приспособленные, повидимому, к большим передвижениям ¹. [4]

(72/73)

Имеющийся остеологический материал пока недостаточен, чтобы судить о породах овец, разводимых в то время на Алтае; судя по шерстяным изделиям и сохранившимся шкурам, можно думать, что одновременно разводились и сравнительно грубошёрстые и весьма тонкорунные овцы. Обследование шерсти двух овечьих шкур с длинным белым руном показало, что одна из них, летняя, от молодой особи, состояла исключительно из пуха, толщина шерстинок которого колебалась от 10 до 14 μ. Такой же тонкий пух оказался и в другой, весенней, шкуре.

Обследование шерсти, употреблявшейся для ткани и тонких сортов войлока, произведённое В.Н. Кононовым, показало, что она состоит только из пуха. Малый диаметр его шерстинок, форма чешуек шерстинок, схватывание ими коркового слоя и налегание друг на друга — всё оказалось аналогичным пуху лучших культурных пород овец, дающих благородные шерсти, с шерстинками толщиною от 11 до 26 μ.

Наряду с тонкорунными овцами древнее население Горного Алтая разводило, как сказано, и сравнительно грубошерстых, из шерсти которых катали толстые войлоки.

По масти преобладали, повидимому, белые, но разводились овцы также и тёмнокоричневой, преимущественно чёрной шерсти.

О значительном разведении овец можно судить по тому, что баранина была самой излюбленной пищей. Среди положенной вместе с захороненными пищи иногда встречаются остатки конского мяса (крестцы), очень редко коровьего, но обязательно и притом во всех, даже бедных рядовых захоронениях остатки овечьего мяса (крестцы с позвонками).

Несравненно меньше, повидимому, разводилось коз. Только в одном пятом Пазырыкском кургане была найдена козья шкура. Масть этой козы была серая, и поныне весьма распространённая на Алтае. Пух, как и у овец, чрезвычайно тонкий.

В каком количестве мог разводиться крупный рогатый скот, мы не знаем, мало данных для суждения и об его экстерьере. Можем только сказать, что коровы, по определению С.Н. Боголюбского, изучавшего их кости из кургана третьего, были средних размеров, а яки, судя по найденной шерсти, были чёрной масти.

Принимая во внимание в основном осёдлый образ жизни населения, можно думать, что крупный рогатый скот, коровы, имелись в каждой семье при весьма ограниченном количестве лошадей и овец. Богатые же семьи в большом количестве, очевидно, разводили лошадей и овец.

До введения в Горном Алтае современной зоотехники коренное его население свой скот не разделяло на отдельные стада, и все животные на пастбищах паслись вместе. Так было, вероятно, и в древности, ибо Алтай везде так богат травой и она так разнообразна, что даже большие стада с разнородным составом скота могли прокормиться на сравнительно неболь-

(73/74)

ших площадях. К тому же и зимой благодаря сильным ветрам снег сдувался со скалистых участков и открытых горных террас, и под тонким его слоем животные легко могли добывать себе корм.

В то время как основная масса скота в течение круглого года находилась на подножном корму, часть животных зимой должна была содержаться в стойлах. Это прежде всего молодняк (телята и ягнята), затем тонкорунные овцы и отборные высокопородные кони.

На роговых башмаках копыт многих лошадей из раскопок наблюдаются неровные складки, так называемые «кольца», свидетельствующие о пережитых голодовках, как известно, не редких в условиях зимнего содержания под открытым небом на тебенёвочном подножном корму. Значит, большинство лошадей зимой или совсем не подкармливалось, или получало очень скудную подкормку. В то же время копыта, точнее роговые башмаки копыт, у лучших, по выражению В.О. Витта, коней «собственного седла» этой картины не дают. Следовательно, на зиму для них создавались особые, отличные от остальных лошадей условия. Своих отборных коней древние горноалтайцы ценили и, по возможности, сберегали до старости, иногда до возраста свыше двадцати лет, что было достижимо лишь при заботливом уходе за ними.

Особо следует остановиться на одной детали: разводилась ли в те времена домашняя птица? О том, что были куры, с несомненностью свидетельствуют вполне реалистические изображения петухов в различных вариантах, найденные в первом и во втором Пазырыкских курганах. Изображения эти в такой степени типичны, что они могли быть воспроизведены только людьми, хорошо знавшими и наблюдавшими этих птиц. Другой вопрос: разводилась эта птица из-за яиц и мяса (что мало вероятно) или вследствие особых свойств петуха? В Месопотамии куры появились давно. Петухов мы видим на вавилонских геммах VII-VI вв. до н.э. ¹. [5] Известно, что зендские народы почитали петуха, разгоняющего своим криком злых духов ночи. Петух считался священной птицей и в Персии, где он фигурировал на похоронах. Огонь, собака и петух считались у персов тремя покровителями. В VI в. до н.э. куры из Персии через Малую Азию проникли в Грецию, и нет ничего невероятного в том, что в это же приблизительно время они могли появиться и на Алтае.

Курганные находки не дали пока ничего существенного ни для характеристики охоты как постоянного промысла населения, ни для выяснения приёмов охоты. Энгельс отмечает, что у пастушеских народов охота отступает на задний план и, ранее необходимая, становится роскошью ². [6] Так оно и было, но в Горном Алтае, в отличие от степных племён, в рассматриваемое время она ещё не утратила известного экономического значения. Явля-

(74/75)

ясь развлечением для зажиточного, верхнего слоя общества, для массы населения охота была, вероятно, немаловажным подсобным промыслом.

Седельные и другие подушки, фигурки лебедей из пятого кургана — все набиты оленьим волосом. Такое использование оленьего волоса во всех курганах могло иметь место только при условии, что олень был постоянным промысловым животным. Во всех курганах мы находим рога маралов или изделия из их рогов. Прекрасные, достаточно реалистические изображения лося, оленя, горных козлов и баранов, кабанов, сайги указывают на то, что с этими животными население было хорошо знакомо. В Пазырыкских курганах найдены меха степной кошки, белки, соболя, выдры, в Котандинском кургане найден, кроме того, мех горностая, а в Шибинском — остатки одежды из беличьего или собольего меха.

В тех же Пазырыкских курганах мы имеем различные изделия из шкуры леопарда, называемого в Азиатской части СССР барсом, который ещё не так давно водился на Алтае. Звери, — обычные в фауне Горного Алтая волк, козуля и заяц, прекрасные изображения которых мы находим в Пазырыкских курганах, — также, вероятно, были объектами охоты.

Если охота на оленей, лосей, коз и других парнокопытных производилась в основном из-за мяса и шкур и промысел этот был чисто потребительским, то охота на пушных зверей, в частности на соболя, могла уже иметь товарное значение. Не случайно, что во всех захоронениях племенных вождей или старейшин, там, где сохранилась меховая одежда, мы встречаем одежды из меха соболя. Возможно, что такие меха, как собольи и беличьи, использовались в те времена для одежды не только в Горном Алтае, но и в степях к западу и к югу от Алтая, и Алтай в таком случае был поставщиком этого товара.

Охота на птицу (судя по изображениям лебедей, гусей и тетеревов) имела исключительно потребительское значение и по природным условиям Алтая не могла быть особенно добычливой. Могли добывать и орлов, — об этом говорят встречающиеся в курганах стрелы с оперением и прекрасные реалистические изображения этой птицы, правда, уже как мифического грифа.

Способы и приёмы охоты могли быть чрезвычайно разнообразны, и в этом промысле на Алтае был многовековой опыт. Широко распространёнными должны были быть облавные охоты конных всадников, которые всегда и везде появляются вместе с верховым конём. Такие охоты ещё в прошлом столетии, не говоря уже о XVIII в., были широко распространены и в казахских степях и во всей Центральной Азии. Главным оружием в таких охотах являлся лук со стрелами, которыми в совершенстве владели все скифские племена ¹, [7] в том числе и алтайские, а о бурятах и конных тунгусах

(75/76)

Паллас писал, что они «столь искусны, что, скача изо всей силы, в цель попасть стрелой не промахнутся» ¹. [8]

Рыболовством население, надо полагать, не занималось, да и природные условия для него не были благоприятными. Остаётся вопрос о занятии земледелием.

В Улаганском районе, там, где находится Пазырыкская группа курганов, климат слишком суров для того, чтобы можно было заниматься земледелием. Не был он мягче и во времена сооружения курганов, иначе в них не образовалось бы курганной мерзлоты. В настоящее время хлеб вызревает только на незначительных долинных участках рек Чулышмана и Башкауса. Трудно поэтому допустить, чтобы и раньше население Улаганского плато в какой-то мере занималось земледелием.

Возможно, однако, что в какой-то мере в те времена, как и ныне, земледелием занимались в центральном Горном Алтае, в частности в долине Урсула, где климат мягче и теплее, чем на Улаганском плоскогорье. Существенно всё же отметить, что до сих пор ни в одном из курганов рассматриваемого времени не было найдено ни зёрен культурных злаков, ни зернотёрок. Следовательно, хлебные растения населением не культивировались вовсе или в весьма ограниченном количестве.

Поскольку скотоводство было основным занятием, пища населения состояла, главным образом, из молочных продуктов и мяса. Это подтверждается находками в курганах сыра, костей различных домашних животных, сосудов, несомненно наполненных в своё время молочными продуктами. Сыр, сохранившийся в большом количестве в специальной кожаной суме в кургане втором, а также найденный в кургане пятом, является неоспоримым доказательством важной его роли в питании населения. Анализ позволил выделить казеин и жиры, но установить, из какого молока он приготовлен, не удалось. Последнее тем более затруднительно, что для приготовления сыра могло быть использовано смешанное молоко коров, яков, овец и коз, так как все эти животные были в хозяйстве.

Отмечу, кстати, что современные нам пастушеские народы — алтайцы, казахи и киргизы — при изготовлении сыра смешивали молоко упомянутых животных, причём это делалось не только в бедных, но и в богатых семьях.

Вполне вероятно, что горноалтайцы доили и кобылиц, а из их молока приготовляли кумыс. О приготовлении кумыса из кобыльего молока скифами подробно сообщает Геродот. «Всех своих рабов скифы ослепляют из-за молока, употребляемого ими в питье... Выдоенное молоко [кобылиц] скифы сливают в деревянные глубокие сосуды, вокруг их размещают в порядке слепцов и велят им взбалтывать молоко» ². [9]

(76/77)

Найденные в погребальных камерах и могилах большие и малые высокогорлые глиняные кувшины, вероятнее всего, наполнены были именно кумысом. Если бы в них находился чегень или другой подобный напиток из молока рогатого скота, то в промёрзших курганах на дне таких сосудов обязательно были бы найдены частицы творога.

В пищу употреблялось мясо всех домашних животных — лошадей, овец и крупного рогатого скота. В курганах найдены крестцовые кости всех этих животных; как известно, и в настоящее время у пастушеских народов эти части мяса считаются самыми лакомыми кусками.

О способах приготовления пищи у древних скотоводческих племён мы ничего не знаем. Только о скифах Геродот сообщает кое-какие сведения:

«Так как скифская земля совсем безлесна, то скифами придуман следующий способ варения мяса: жертвенное животное обдирают, очищают мясо от костей и бросают его в котлы туземного производства, если таковые попадутся под руку; эти последние скорее всего похожи на лесбийские чаши, только немного больше их; затем зажигают кости животных и на них варят мясо. Если котла не окажется, то всё мясо сбрасывается в желудки самих животных, подливают туда воды и под ними кости зажигают» ¹. [10]

В раскопанных нами ограбленных курганах больших медных котлов не найдено, но малый котел «скифского» типа имеется из кургана второго. Большие котлы известны на Алтае по случайным их находкам, и описанный Геродотом способ варки в них пищи практиковался, надо полагать, и на Алтае. Оговорка должна быть сделана только относительно употребления костей животных в качестве топлива, как это следует из текста Геродота. Кости, как известно, сами по себе не горят, и здесь речь идёт совсем о другом — о сжигании костей жертвенного животного, ибо последние не могут быть брошены. Поэтому когда животное приносят в жертву, то мясо перед варкой очищается от костей, а кости сжигаются. При варке мяса не жертвенных животных оно не отделялось от костей и варилось вместе с ними, иначе мы не находили бы во всех курганах костей животных.

Остается упомянуть ещё только о наркотиках. Выше указывалось, что в кургане втором найдено два полных комплекта принадлежностей для курения конопли. Подробнее о них будет сообщено в связи с описанным Геродотом обрядом очищения после похорон. Здесь отметим только, что воскурение конопли, подобно курению гашиша, имело место, несомненно, не только при обряде очищения после похорон, но и в обыденной жизни: гашиш употреблялся как наркотик. Недаром в своём «Словаре» Гесихий Александрийский, ссылаясь на Геродота, называет коноплю «скифским курением, кото-

(77/78)

рое имеет такую силу, что приводит в пот всякого предстоящего. Семя конопли курят» ¹. [11]

Курили, по всей вероятности, и мужчины и женщины, так как в курганах с захоронением мужчины и женщины мы находим два комплекта принадлежностей для курения.

Для курения, возможно, употреблялись и семена донника, которые были найдены во втором Пазырыкском кургане.

Что касается жилищ, то можно полагать, что на Алтае в то время существовали жилища трёх типов: берестяные шатры, войлочные кибитки и рубленные из дерева дома. В сообщении об одном из восточном племён, аргиппеях, Геродот пишет: «Каждый из них поселяется под деревом,, которое на зиму прикрывается толстым белым войлоком, а на лето оставляется открытым» ². [12] Горноалтайцы, конечно, не жили под деревом, но, несомненно, у них должны были быть простые конусообразные шалаши, шатры, подобные современным алтайским «чатыр», крытые лиственничной корой, берестяными матами или войлоком. Последнее тем более вероятно, что такие шалаши, наряду с более совершенными жилищами, и поныне бытуют у пастушеских народов Азии от Каспия вплоть до восточной Монголии. Вспомним найденные во всех больших курганах те конусообразные, правда миниатюрные, остовы шалашей из шести древков, крытые войлоком, которыми пользовались при курении конопли. Древки эти, как и остовы легких казахских пастушеских «кос», у верхних концов связаны ремнём и поэтому могут быть расставлены и покрыты войлоком менее чем в минуту. Такие «кос» мы видели у адаевских казахов ещё в 1926 г.

При наличии войлока, огромных берестяных полотнищ, лиственничной коры на погребальных камерах с уверенностью можно говорить об употреблении этих материалов для шатров. В связи с этим особо следует отметить берестяные полотнища из курганов третьего и пятого. Помимо того, что они больших размеров, особенно в кургане пятом, где они сшиты в два слоя (внутреннею поверхностью берёсты наружу), берёста, из которой они сшиты, для сохранения гибкости была предварительно проварена. Несмотря на тысячелетнее пребывание в могиле, она не потеряла своей эластичности. И поныне повсеместно так обрабатывают предназначенную для жилища берёсту.

Были, вероятно, и другие лёгкие временные жилища, возможно и переносные. Геродот ³ [13] и Гиппократ определённо указывают на наличие у скифов-кочевников подвижных жилищ на колесах. По Гиппократу, «скифы называются номадами, так как у них нет домов и живут они в повозках. Повозки бывают самые малые, о четырёх колёсах. Другие, шестиколёсные, обтянуты войлоком; устраиваются кибитки наподобие домов, двойные

(78/79)

и тройные, и служат защитой от дождя и от ветров... А в этих повозках живут женщины с детьми, а сами мужчины всегда верхом» ¹. [14]

Из этого текста ясно, что у скифов, помимо домов, крытых войлоком в два-три слоя, бытовали и кибитки, устроенные наподобие этих домов. В них во время кочёвок переезжали женщины и дети, мужчины же ехали верхом. Пока трудно сказать, какова была конструкция этих домов, но можно думать, что она была близка по конструкции к наземным и к кибиткам на колёсах степных кочевников (ногайцев и туркмен) конца прошлого века. Остатки остова, повидимому, войлочной кибитки, найденные в пятом Пазырыкском кургане, указывают уже на весьма совершенный тип этого жилища, по конструкции не уступающего самым совершенным жилищам, сохранившимся у казахов до наших дней.

Четырехколёсная лёгкая повозка, найденная в пятом кургане, в которую впрягалась четвёрка коней, вряд ли была подвижным жилищем, хотя она, повидимому, была крытой. Найденные вместе с повозкой части остова упомянутого выше переносного жилища ещё недостаточно изучены, чтобы решить, являются ли они частью наземного жилища или покрытием повозки.

Однако такие жилища не могли быть общераспространёнными на Алтае по двум причинам. Во-первых, строительного материала для капитальных, бревенчатых или из жердей с корой построек повсюду было неограниченное количество; во-вторых, как увидим ниже, не было необходимости в перекочёвках на значительные расстояния; наконец, для покрытия жилищ войлоком требовалось очень большое количество шерсти, какое могли иметь только семьи, очень богатые овцами; такими семьями были те, что оставили после себя большие Пазырыкские курганы.

С другой стороны, мы знаем, что в те времена имелись большие мастера плотничьего дела. Срубы погребальных камер убеждают нас в том, что горноалтайцы умели рубить срубы и в замок и в охлуп с остатками, причём для этой цели пользовались либо просто окорёнными, с зачищенными сучками брёвнами, тщательно пригоняя одно к другому, либо брусьями. В некоторых случаях при постройке дома внутренние стены отёсывались уже в готовых срубах. Тогда углы комнаты получались не прямые, а закругленные. Срубы, как правило, делали, повидимому, в стороне от места будущего дома и, как и в современной практике, вероятно, за год до постройки. Перед перевозкой на постоянное место все брёвна в срубе метили, по этим разметкам затем собирали. Так было со срубами погребальных камер курганов второго и пятого, где были перемечены все брёвна — не только срубов, но и потолков. Пол состоял из толстых плах, потолок был бревенчатый, иногда отёсанный изнутри. Какова была крыша, сказать трудно. Во всяком случае покрытие потолков, погребальных камер

(79/80)

корою лиственницы, слоем курильского чая (кустарник), берестяными полотнищами позволяет думать, что этот материал использовался и для крыш домов.

Размеры жилищ зависели от длины брёвен лиственницы, из которой рубили стены. Всё же в некоторых случаях комнаты могли быть и достаточно большими и высокими. В конском захоронении кургана пятого найден большой (4.5×6.5 м) войлочный ковер, который мы вправе рассматривать как настенный по следующим соображениям. Во-первых, мы знаем, что стены трёх самых крупных из Пазырыкских курганов (первого, второго и пятого) были задрапированы войлочными коврами, — следовательно, закрывать ими стены жилищ было в обычае. Во-вторых, на этом ковре мы видим повторяющиеся в два ряда, одни над другим изображения одной и той же сцены: богиня на троне с цветущей ветвью или со священным древом в руке и стоящий перед ней всадник. Таких ковров на пол не клали. В камере кургана второго пол был застлан простым толстым войлоком грубой работы, без каких бы то ни было узоров. Кроме того, на большом ковре из кургана пятого нашиты ряды декоративных висячих войлочных лопастей, чего не могло быть, если бы он лежал на полу. Наконец, если бы он не висел на стене жилища, а покрывал, скажем, шатёр или палатку, то ряды изображённых на нём сцен были бы не один над другим, а в противоположных направлениях, ориентируясь по продольным нижним его краям (табл. LXXXVIII).

В богатых домах войлочными коврами покрывали не только стены, но застилали и пол. В кургане пятом найден помимо настенного войлочного ковра ещё ковер ворсовый, сильно подержанный и лежавший, вероятно, на полу. Настенный войлочный ковер из этого кургана будет подробно описан в главе о местном алтайском искусстве, ворсовый же — в заключительной главе.

Принимая во внимание двойные стенки и потолки погребальных камер, можно ли допустить, чтобы и бревенчатые жилые дома были двустенные и с двойным потолком? Думаю, что нет, так как подобные дома мне не известны, нет о них сведений и в современной этнографической литературе и в исторических источниках. Да в таких домах и не было необходимости, ибо весьма тщательно пригнанные брёвна сруба и покрытые войлоком стены достаточно сохраняли тепло. Двойные срубы и потолки погребальных камер племенных вождей делались в целях увеличения прочности: они должны были противодействовать давлению на сруб с боков, а на потолок сверху.

Сейчас нельзя сказать ничего определённого ни о надворных постройках, ни о помещениях для скота. Однако, учитывая конструкцию из столбов с поперечными балками, прикрытых настилом из брёвен над погребальными камерами, можно думать, что так строились крытые загоны для скота.

(80/81)

Рис. 32. Светильня во льду на полу погребальной камеры. Курган второй.

(Открыть Рис. 32 в новом окне)

Освещение жилищ производилось с помощью каменных жировых светилен; одна из таких светилен была найдена во втором кургане, в юго-западном углу погребальной камеры (рис. 32). Светильня эта выделана из цельного куска песчаника, прямоугольной формы, на четырёх массивных ножках, с бортиком по краю и двумя продолговатыми желобчатыми углублениями для жира (рис. 33). Несколько иного типа, также каменная на четырёх ножках светильня была найдена при раскопках в долине Урсула ¹. [15] Целая серия подобных светилен хранится в областном музее Горно-Алтайска — случайные находки из различных мест области. Среди них имеются и прямоугольные на четырёх ножках, подобные найденной в Пазырыкском кургане, и овальной формы, также на четырёх ножках, и простые камни без ножек, но с углублением для жира — прямоугольным, ромбическим или овальным. Такие каменные, преимущественно из песчаника, светильни в рассматриваемое время были, повидимому, широко распространены в Горном Алтае.

(81/82)

Снарядов для добывания огня пока не найдено, но едва ли можно сомневаться в том, что огонь добывался сверлением одного куска дерева другим. Такой снаряд более позднего времени был найден в одном из Ноинулинских курганов. Если бы огонь добывался при помощи кремня с кресалом, то в каком-либо из захоронений если не кресало, то кремень нашёлся бы.

Рис. 33. Светильня. (1/5 натур.вел.). Курган второй.

(Открыть Рис. 33 в новом окне)

Из мебели самыми распространёнными в рассматриваемое время были низенькие, на четырёх ножках столики со съёмными крышками-блюдами овальной формы. Такие столики найдены во всех Пазырыкских курганах. Только в камере кургана первого, почти нацело ограбленной, оказалась всего одна ножка от такого столика. В курганах третьем и четвёртом было по два столика, в кургане пятом — три и в кургане втором — четыре. Будучи, в общем, единого типа, столики эти всё же существенно варьируют как по конструкции, так и по размерам. У всех столиков, как сказано, по. четыре ножки в виде колонок со шпеньком на верхнем конце, вставляющимся в соответствующий вырез в дне крышки. Шпеньки эти или круглые, или квадратные в поперечном разрезе, либо в виде усечённой четырёхгранной пирамиды. Крышки все без исключения овальной формы с круговым более или менее приподнятым бортиком, вследствие чего крышка имеет форму блюда. Ножки своими шпеньками вставлялись либо в сквозные отверстия, проделанные в крышке по форме шпеньков, либо в специальные гнёзда, проделанные в утолщениях на нижней поверхности крышек. Если та или иная ножка слабо держалась в гнезде, её шпенёк либо обёртывался тонкой кожей, либо расщеплялся и в него вставлялся клинышек. Высота столиков сильно варьирует — от очень низких (18-23 см) в кургане пятом до относительно высоких (40-47 см) в курганах втором и третьем.

В кургане первом, как уже было отмечено выше, сохранилась только одна ножка такого стола (общая высота 37 см, но полезная, без шпеньков, 34.5 см, диам. 6 см). Ножка эта резная, с восемью опоясывающими её валиками округлого профиля и с семью острорёберными. Часть этих валиков, повидимому, была оклеена полосками тонкой берёсты, часть — оловянной фольгой (табл. XX, 1).

Четыре столика из кургана второго — около 45 см высоты, с крышками овальной формы, размером в среднем 52×65 см. Выделаны они из цельного дерева со слегка вогнутой верхней поверхностью и приподнятым бортиком краем, высотою около 4 см. Нижняя поверхность крышек выпук-

(82/83)

лая с четырьмя выступающими бугорками и гнёздами в их центре для шпеньков верхних концов ножек. Гнёзда эти круглые или прямоугольные, в зависимости от формы шпеньков. Все крышки были выкрашены в красный цвет киноварью. Только один столик не был потревожен (табл. XIX, 2), с остальных трёх крышки были сняты, причём из них только две, и притом сильно повреждённые, сохранились в камере кургана.

В то время, когда крышки этих трёх последних столиков были ещё на месте (ножки были во льду), на них, повидимому, грабители отрубали у погребенных головы, у женщины, кроме того, ноги и кисть правой руки. Особенно сильно изрублена одна из сохранившихся крышек, на которой видны следы ударов топора. Кроме того, у двух столиков подрублено по одной ножке, одна даже перерублена пополам, хотя остальные три ножки того же столика не тронуты и стояли на своих местах.

Ножки сохранились от всех четырёх столиков. Два комплекта ножек круглые, резные и точёные, а два комплекта представляют собою фигуры тигров. Круглые резные ножки (общая высота 33 см, полезная, без шпенька — 29 см, диаметр 5.5 см) опоясаны восемью острореберными валиками (табл. XX, 6). Круглые в разрезе, выточенные на токарном станке, ножки (общая высота 35 см, полезная 33 см, диаметр 5 см) — с пятью тройными острорёберными круговыми валиками, отделяющими как верхние и нижние концы ножек, так и четыре шаровидных сегмента, между которыми они расположены (табл. XX, 12). Шаровидные сегменты были покрыты оловянной фольгой. У круглых ножек и шпеньки, вставляющиеся в гнезда крышек, круглые в сечении.

Ножки третьего и четвертого столиков, как сказано, представляют собою, вырезанные из дерева фигуры тигров. У одного из этих столиков ножки тоньше и грациознее, чем у другого. Фигуры стоят на задних лапах, а передними, вытянутыми вперед, и мордой поддерживают крышку стола. В изображённых на табл. XIX, 1 и XX, 7 и 8 фигурках хорошо моделирован лоб и чётко вырезаны глаза; пасть открыта, нос широкий, верхняя губа, в трёх мощных складках; рельефное ухо с намеченным противокозелком. Длинный хвост на конце завился в кольцо. Концы передних лап как на боковых поверхностях, так и снизу моделированы более тщательно, задние же только сбоку и притом более схематично.

В ножках столиков, изображённых на табл. XX, 9-11, передние лапы тигров вырезаны полностью, передняя часть морды срезана так, что остался только корень носа и часть складок верхней губы. В то время как на вышеописанных ножках передние лапы касаются нижней челюсти, здесь они прикрывают её с боков, касаясь верхней губы. Поэтому, несмотря на большее изящество тел этих фигур, головы их грубее, относительно шире, крупнее по размерам; рельефные уши с ярко выраженным противокозелком. Передние лапы выполнены схематичнее, задние же оформлены не только.

(83/84)

сбоку, но и спереди. Особыми надрезами намечены коленные суставы. Хвост с завитком на конце, значительно короче, чем у ножек, изображённых на табл. XX, 7, 8. По всей поверхности первых ножек видны следы ножа, которым они вырезались; поверхность вторых ножек сглажена.

Поскольку эти ножки вырезались свободно, не по образцу, все они в пределах данного комплекта в деталях несколько отличаются одна от другой, сохраняя общую форму и стиль. С другой стороны, несмотря на некоторые существенные отличия ножек одного стола от ножек другого, они представляют собою варианты, повидимому, одного и того же вполне установившегося мотива. Шпеньки у ножек прямоугольные; ножки должны были вставляться в крышки так, чтобы фигура тигра спиною была обращена наружу и параллельно короткой оси крышки.

Столики из кургана третьего (рис. 34) того же типа, что и столики первых двух курганов. Оба они низкие (около 40 см), на четырёх резных ножках, с овальной крышкой (52×62 см). На выпуклой нижней поверхности крышек по четыре утолщения с четырёхугольными гнёздами для шпеньков ножек (табл. XX, 2 и 3). Резные ножки у обоих столов одного и того же типа, но один комплект короче и тоньше, другой выше и массивнее (общая высота 27 и 30 см, диаметр 4.8 и 5.3 см). Ножки обоих столиков из третьего кургана парами острорёберных колец разделены на четыре, не считая нижних концов, бочкообразных сегмента. Столы этого кургана были целиком выкрашены киноварью в яркокрасный цвет.

Столы кургана четвёртого меньше по размерам и проще в отделке по сравнению со столами первых трёх курганов. Один из них с резными ножками (табл. XX, 5), второй — с простыми, круглыми в сечении (табл. XX, 4). Крышки первого стола в кургане не найдено, но, судя по форме шпеньков ножек этого стола, его крышка должна была иметь на нижней поверхности

(84/85)

Рис. 36. Ножки от столиков. (1/3 натур.вел.). Курган пятый.

(Открыть Рис. 36 в новом окне)

гнёзда. Форма ножек этого стола представляет собою вверху и внизу усечённые конусы; средняя часть биконическая; между нею и конусами по паре остроребёрных колец. Второй столик того же типа, но без гнёзд на нижней поверхности крышки. Крышка этого столика отличалась от всех прочих тем, что в ней проделаны сквозные четырёхугольные отверстия для шпеньков ножек. К тому же ножки этого столика совершенно простые, без резьбы, вверху чуть толще, чем внизу. Высота столика всего 32 см, размер крышки 47×51 см (рис. 35).

В кургане пятом, как уже упоминалось выше, судя по имеющимся ножкам, было три столика, из крышек же сохранилась только половина одной. Повидимому, как и в кургане втором, грабители пользовались крышками как подносами, на которых выносились из камеры вещи. В кургане втором одна из крышек была найдена в грабительской воронке, над камерой.

Основной тип столиков кургана пятого тот же, что во всех курганах, их особенность — исключительно малая высота. Круглые ножки двух столиков, значительно большего диаметра вверху, чем внизу (5 и 3 см), имеют полную высоту вместе со шпеньком 21 см (рис. 36, а); следовательно, высота столиков была порядка 23-24 см. Ножки третьего столика, диаметр которых вверху 4.6 см, а внизу 5.4 см, с перехватом посредине, высотою всего 16 см (рис. 36, б). Следовательно, высота до борта крышки этого столика не превышала 20 см.

Судя по форме шпеньков (четырёхугольные усечённые пирамиды), на нижней поверхности крышек должны были быть гнёзда для шпеньков, а не сквозные прорезы в крышках.

При сопоставлении столиков из всех курганов обращает на себя внимание изысканность и тщательность выделки в первых трёх курганах (особенно в кургане втором) по сравнению с последними двумя курганами, в частности с пятым.

Замечательно, что крышки всех столиков съёмные и с краевым бортиком, придающим им форму блюд. Столы со съёмными крышками были очень удобны в перевозке, но, повидимому, не этим определялась их форма. По существу их можно рассматривать как блюда на ножках, на которых подавалась пища, ибо никаких других функций эти столики с их изящно оформленными глубокими крышками выполнять не могли. Малая высота

(85/86)

этих блюд-столиков свидетельствует о том, что их хозяева ели, сидя на полу, на кошмах, подобных тем, какими был устлан пол камеры во втором кургане.

Поскольку эти столики, в частности из первых курганов, имеют строго выработанную и вполне установившуюся форму, можно думать, что последняя выработалась в течение долгого периода их бытования. Для более раннего времени подобных столиков мы не знаем. Столики и троны с подобными круглыми резными ножками, опирающимися на львиные лапы и с кольцевым орнаментом, хорошо известны в Ассирии и ахеменидской Персии ¹, [16] но это не горноалтайские блюда-столики со съёмными крышками. Более поздние столики со съёмными крышками известны из Ноинулинских курганов в Монголии, но служили ли они вместе с тем и блюдами, мы не знаем, так как сохранились от них только ножки ². [17]

Своеобразными приспособлениями для сидения, примитивными табуретками, были, повидимому, так называемые деревянные подушки, найденные также во всех без исключения Пазырыкских курганах. Первоначально, когда два таких довольно плоских с округлыми краями предмета были найдены в двух первых курганах, и притом в кургане втором в головной части колоды, можно было думать, что это своего рода подушки, подкладывавшиеся под голову. К этому следует добавить, что такая подушка из кургана второго имела специальный чехол — наволочку из кожи и меха. Однако, когда подобные же предметы были найдены в остальных трёх курганах, стало ясно, что они никак не могли как подушки подкладываться под

голову. При их большой высоте и острых гранях они могли служить только для сидения на них и притом, вероятно, только мужчинам, так как во всех курганах с двойным захоронением — мужчины и женщины — имеется только по одной подушке.

Деревянные подушки, найденные в курганах первом (рис. 37, а) и втором (рис. 37, б), имеют одну и ту же овальную форму с легким перехватом посредине, причём подушка из первого кургана (21×40 см, при высоте 8.5 см) только незначительно больше таковой из кургана второго (17.5×36 см, высота 8 см). Поверхность этих подушек отёсана топором, следы которого по оставленным фасеткам хорошо различимы, но не заглажены в отличие от всех остальных изделий из дерева. Последнее объясняется, вероятно, тем, что на них надевались чехлы. По остаткам такого чехла из кургана второго (рис. 40) можно заключить, что одна из его поверхно-

Рис. 39. Деревянные подушки.

а — из кургана четвёртого (1/6 натур.вел.); б — из кургана пятого (1/8 натур.вел.).

(Открыть Рис. 39 в новом окне)

стей была из меха степной кошки, а другая из гладкой, хорошо выделанной кожи; боковые его стороны по углам были украшены апликацией в виде крупных розеток (рис. 41), а кожаный верх был украшен узором сложной апликации из цветной кожи.

Подушки, найденные в курганах третьем, четвёртом и пятом, иного типа, чем те, что в первых двух курганах. Во-первых, их верхняя и нижняя поверхности плоские или только незначительно выпуклы; во-вторых, как уже отмечалось выше, имеют не сглаженные, а острые края; наконец, все они относительно выше. Их размеры: из кургана третьего 20×36 см, при высоте 14 см

(87/88)

(рис. 38); из кургана четвёртого 14×29 см, при высоте 16 см со слегка выпуклой верхней поверхностью (рис. 39, а); наконец, из кургана пятого 24×50 см, при высоте 19 см (рис. 39, б).

Кроме низеньких столиков-блюд и описанных выше сидений, никакой другой мебели в жилище, возможно, и не было. В кургане пятом, впрочем,

была найдена ещё небольшая плоская войлочная подушечка, набитая оленьим волосом, но назначение её не ясно. Подушечка эта (рис. 42) по краям и по середине в продольном направлении простёгана. Кроме того, посредине каждого её края прикреплено по короткому ремешку.

Посуда была деревянная и глиняная. Деревянные сосуды сохранились только в кургане втором. Они двух различных типов и вырезаны из цельного дерева. Один сосуд в виде кружки (выс. 14.5 см, наибольшая ширина 13-14 см) со слегка отогнутым кнаружи верхним краем; дно сферическое, ручка короткая и высокая (табл. XXI, 2). Другой сосуд почти шаровидной формы (выс. 13.5 см, наиб. диам. 15.5 см), с сильно отогнутым кнаружи верхним краем. Ручка длинная, изогнутая и на неё надет бычий (Bos taurus) рог, оформленный на конце в виде копыта лошади (табл. XXI, 1). Ручка эта была покрыта листовым золотом. Между рогом и туловом сосуда в ручке прорезано широкое сквозное отверстие, очевидно для продевания ременной петли, на которой сосуд вешали. Первый сосуд вырезан из ствола дерева, второй из нароста. Внешняя отделка сосудов весьма тщательная.

(88/89)

Внутренность обоих сосудов вырезалась при помощи специального резца с изогнутым лезвием.

В кургане втором был ещё и третий деревянный сосуд, от которого сохранилась только ручка из бычьего же рога. В гнездо основания этой ручки вставлен биконический деревянный шпенёк для прикрепления её к сосуду (табл. XXI, 3). Сосуд в виде чаши или ковша с короткой ручкой был положен и в третий курган, но он чрезвычайно плохой сохранности и притом сильно деформирован.

Форма деревянных сосудов со сферическим дном имеет многочисленные аналогии в керамике, в золотых и серебряных сосудах, находимых в доскифских и поздних сарматских погребениях Предкавказья ¹, [18] в скифских причерноморских ², [19] в изображениях сосудов на ассирийских и персидских барельефах ³, [20] что указывает на устойчивость этого типа сосудов на Переднем Востоке и в культурно связанных с ним областях.

Рис. 42. Войлочная подушечка, набитая оленьим волосом. (Около 1/4 натур.вел.). Курган пятый.

(Открыть Рис. 42 в новом окне)

До раскопок Пазырыкских курганов не ясно было, как стояли эти сосуды. Оказалось, что их ставили на специальные войлочные или травяные, обшитые войлоком, кольца. Сосуды в кургане втором стояли на таких именно кольцах. Последние, высотою 2.5-3 см, свёрнуты из полос довольно толстого чёрного войлока и обшиты снаружи красным или чёрным тонким войлоком, простым швом кручёными или плетёными сухожильными нитками. Диаметр этих колец различен и зависел от диаметра сосудов, под которые они подкладывались (от 14 до 18.5 см). Таких колец в кургане первом было найдено шесть, откуда можно заключить, что в нём стояло не менее шести сосудов, включая и глиняные. Как правило, такие кольца свободно подкладывались под сосуды (табл. XXI, 2), но иногда они пришивались к войлочному коврику. На рис. 43 дано схематическое изображение

(89/90)

угла такого коврика из кургана второго. Коврик этот из плотного чёрного войлока с нашивным кручёными шерстяными нитками орнаментом и пришитым к нему чёрным войлочным кольцом.

Рис. 43. Угол войлочного ковра с кольцом. (1/3 натур.вел.). Курган второй.

(Открыть Рис. 43 в новом окне)

Глиняная посуда во всех курганах представлена однотипными высокими, узкогорлыми кувшинами. В больших курганах они большие, в рядовых погребениях малых размеров. Судя по сохранившимся остаткам, только во втором Пазырыкском кургане было два больших кувшина, в остальных по одному.

Кувшины второго кургана одной и той же формы и величины. Один из них был разбит грабителями, другой, целый, при вскрытии камеры стоял во льду, но в такой степени растрескался, что при оттаивании его можно было взять только по частям; особенно сильно разрушилось дно. Кувшин этот плоскодонный (диам. дна 12 см), с широким туловом (диам. 28.5 см), узкой (11.5 см) шейкой, расширяющейся к верхнему краю горлышка (диам. 17 см); высота его 50 см (табл. XXII, 1 и 3). Вылеплен он из серой глины со значительной примесью, в качестве связующего элемента, мелкого гравия; примесь эта в тесте распределена неравномерно, местами в изломах видны только отдельные зёрна, а местами наблюдается большое скопление гравия, крупность отдельных зёрен до 6 мм, а в некоторых случаях попадаются пластинки до 11 мм длиною. Как этот, так и все кувшины из Пазырыкской группы курганов изготовлены не на гончарном круге, а от руки, методом последовательного наложения колец (шириною 8 см в средней части) или четырёх полос (придонная часть, горлышко и два промежуточных кольца). Наружная и внутренняя поверхности сосуда покрыты хорошо отмученной желтовато-красной глиной и тщательно заглажены. Особенно хорошее лощение с наружной поверхности. Толщина стенок 14 мм в нижней части кувшина, близ дна, в расширенной части тулова 8 мм, в суженной части шейки 7 мм, а у края венчика 9 мм. Обжиг неравномерный, произведённый на костре.

(90/91)

Второй сосуд из того же кургана той же формы и размеров. Донце этого сосуда сохранилось хорошо. По сравнению с размерами всего сосуда донце чрезвычайно мало. Его диаметр 8 см, а диаметр плоской поверхности, на которой кувшин стоял, всего 6 см. Заметим, кстати, что этот именно кувшин стоял внутри войлочного кольца, пришитого к коврику, о котором говорилось выше. Оба кувшина служили, повидимому, исключительно для хранения жидких продуктов, может быть кумыса; на огонь они не ставились.

Горлышко первого, целого, сосуда по верхнему краю было оклеено широкой (8 см) полоской очень тонкой кожи (возможно, у венчика была трещина), а по тулову были наклеены шесть силуэтных изображений петуха, вырезанных из тонкой кожи (но всё же толще той, которой был опоясан край горлышка).

Одна пара петухов была обращена головами друг к другу, а другая тара, на противоположной стороне кувшина, — головами в разные стороны. Изображения петухов наклеены на кувшин гладкой поверхностью кожи, мездряная же, наружная поверхность была покрыта тонкой оловянной фольгой. Хвост одного из петухов скреплён шерстяной ниткой двойным стежком. Все петухи хотя и однотипны, но вырезаны не по трафарету (рис. 44). Изображены они идущими, со слегка приподнятой левой лапой. Несмотря на известную условность в воспроизведении этой птицы, характерные её особенности — головка с бородкой и гребнем, поднятый кверху «петушиный» хвост — переданы мастерски.

Глиняная посуда в рядовых курганах, в частности в шестом Пазырыкском и втором Арагольском, представлена кувшинами той же формы, но малых размеров (табл. XXII, 2) и с несколько более широким туловом и и узким горлышком. Сосуд из кургана шестого Пазырыкского высотой 30.4 см имеет тулово диаметром 16.4 см с очень узким (диам. 6 см) горлышком, расширяющимся кверху раструбом (диам. венчика 10.7 см). Кувшины из второго Арагольского кургана высотой 20 см и 23.7 см имеют соответственно ширину тулова 17.3 и 18.3 см, диаметр наиболее узкой части горлышка 5.8 и 7.0 см при ширине венчика 6.7 и 8 см. Замечательно, что у всех этих сосудов диаметр донца всего 6 см. Следовательно, все они могли прочно стоять только в кольцах-подкладках.

Материал — хорошо отмученная серая глина со сравнительно небольшой примесью песка и гравия. Выполнены они от руки, техника та же, что и применённая в изготовлении больших кувшинов. Обжиг неравномерный, на костре.

Много, особенно в кургане втором, было найдено всевозможных меховых и кожаных мешков, сум и кошельков. Такое количество разнообразной кожаной и меховой посуды, по своему типу очень близкой к хорошо знакомой посуде пастушеских народов Азии, отвечает основному занятию

(91/92)

населения — скотоводству и указывает на достаточную древность кожаной посуды, поныне бытующей среди пастушеских народов.

В конском захоронении кургана второго найден мешок из толстой кожи, типа широкой и плоской фляги (размер 30×40 см), со сравнительно узким горлом; в нём хранился сыр. Наружная поверхность мешка покрыта мозаичным узором из вырезанных фигур белого и светлосинего меха со вставленными между ними кожаными фигурами вишнёво-красного цвета. Мотив этого узора растительный, лотосный (табл. XCI, 2). В конском же захоро-

Рис. 44. Украшения на кувшине — вырезанные из кожи петухи. (2/5 натур.вел.). Курган второй.

(Открыть Рис. 44 в новом окне)

нении первого кургана найден большой (37 см высоты) кожаный, наподобие фляги, сосуд с узким горлышком. Он обшит мехом из лоскутков шкуры леопарда (рис. 45, б) с одной стороны, а с другой (рис. 45, а) — мозаичным узором, составленным из фигур белого и синего меха, нашитых на основу из тонкой кожи. Мотив этого узора — ромбы, внутри которых посредине фигурки овальной формы с Х-образной вырезкой, а между ними и острыми углами ромбов — треугольники с основаниями, повторяющими контур края овальных фигур (табл. XCI, 1).

Из погребальной камеры кургана второго имеются две кожаные фляжки с узким, как у бутылки, горлышком; одна найдена в кожаной суме в головной части колоды, а другая в мусоре, попавшем в камеру через грабительский лаз. Первая из них (21.5 см высоты) с маленьким, круглым (диам. 3 см)

(92/93)

донышком и таким же узким горлышком. Сшита она из четырёх полос довольно тонкой кожи, наружная, мездряная поверхность которой имела вид замши палевого цвета. По швам вшита узкая сложенная вдвое полоска тонкой кожи коричнево-красного цвета, из такой же прекрасно выделанной кожи нашит и узор. Полоска из кружков между двумя параллельными линиями делит фляжку на верхнюю и нижнюю половины с четырьмя в форме

Рис. 45. Кожаная фляга, крытая мехом. (Около 1/5 натур.вел.). Курган первый.

(Открыть Рис. 45 в новом окне)

трапеции площадками в верхней и четырьмя в нижней её половине. На каждую из этих площадок нашит один и тот же лотосовидный узор, происхождение которого становится понятным из сопоставления с другими изображениями этого цветка. На основном фоне под цветком получились фигуры треугольников с круглой выемкой у их основания, а по бокам цветка — фигурки в виде стилизованного рога (табл. XCIII, 2). Узор апликации нашит на основу тонкими сухожильными нитками, которыми сшита и вся фляга. Хотя фляга эта и прошита очень плотными, непроницаемыми для жидкости швами, едва ли она предназначалась для жидкости. Вероятнее всего в ней хранились семена или корни трав, какие мы находили в других подобных сосудах.

Вторая, тоже плоская фляжка, круглой формы, с узким горлышком, сшита из двух основных лоскутов кожи, как и первая, мездряной поверх-

(93/94)

ностью наружу, между которыми по контуру сосуда вшита соединяющая их кожаная полоса лицевой поверхностью наружу. Как и в первой фляге, в швы тонкими сухожильными нитками вшита сложенная вдвое узкая полоска кожи. На плоские поверхности фляги с обеих сторон нашиты вырезанные из тонкой кожи композиции грифа, схватившего клювом и держащего в лапах тетерева (табл. XXIII, 3).

Апликация эта вместе с круговым бортиком вырезана из одного лоскута, кожи и нашита лицевой стороной наружу. Силуэтные фигуры птиц чётко выделяются на мездряной, более светлой поверхности фляги, под прорезями же в самих изображениях птиц подложена кожа такого же качества и цвета, как и кожа апликации. Вследствие этого детали в изображениях птиц выступают не очень отчётливо.

Рассмотрим эту композицию. Тетерев изображён с поджатыми крыльями и распущенным хвостом. Его голова обращена назад, лапы приподняты кверху. Гриф, с распущенным хвостом и приподнятыми крыльями, когтями впился в шею и грудь тетерева, а клювом схватил одну из его лап. Очень характерен высокий и длинный гребень грифа. На кожаную полосу по окружности фляги нашиты орнаментальные кожаные ромбы с ромбическими прорезями внутри. У верхнего края горлышка пришит узенький ремешок. В этой фляге, привязанной к одному из древков шестиноги, хранились зёрна конопли.

В восточной части саркофага-колоды второго кургана в изголовье лежала большая (20×30 см) сума, типа перемётной, из тонкой, хорошо выделанной кожи (рис. 46). В ней находились серебряное зеркало, фляга (первая из описанных выше), плоская прямоугольная сумочка и другие вещи. Средняя часть этой сумы пришита ремешком к деревянной палочке, через которую перекинуты две равные половины сумы с объёмистыми внутренними карманами. Концы этой палочки, выступающие наружу, оформлены в виде кошачьих головок. Верхний край этой двойной сумы прямой, нижние края закруглены. Носили её на ремне, разрезанном на три полосы: две крайние прикреплены на концах палочки, у кошачьих головок, а промежуточная полоса — к особому ушку посредине палочки. Последняя, начиная от середины, разрезана на две полоски, концы которых были пришиты к деревянному кольцу.

Сума выкроена из цельного лоскута кожи, с боковыми вставками, шита сухожильными нитками.

Скульптурные кошачьи головки представляют особый интерес. Пасть их приоткрыта; верхняя губа в морщинах, нос широкий, уши большие; мордочка нарочито округлая (табл. LXXVIII, 3). С подобными головками мы в дальнейшем ещё неоднократно встретимся.

Прямоугольная (13,5×23 см), с выгнутым верхним краем и потому к середине слегка расширяющаяся, кожаная сумочка, хранившаяся в выше-

(94/95)

Рис. 46. Кожаная сума. (1/6 натур.вел.). Курган второй.

(Открыть Рис. 46 в новом окне)

описанной суме второго кургана, по технике выполнения и орнаменту имеет много общего с флягой, изображённой на табл. XCIII, 2. Состоит она из лоскута замши, покрытого по краю узорной апликацией из плотной кожи, с нашитым посредине узорным кожаным карманом (табл. ХСII, 1). Карман этот пришит только с трёх сторон, верхняя оставлена свободной. Правая, расширенная часть кармана выпуклая, что увеличивало его вместимость. Первоначальный цвет кожи основы (замши) был палевый, а кожи апликации — тёмновишнёвый. Мотив узора на кармане растительный, лотосовидный. Пара одинаковых цветков лотоса, соответственно форме кармана, различна по размерам. Правый цветок, больших размеров, изображён лепестками кверху, а левый — книзу. И тот и другой цветок помещены внутри общей спирали из розеток. Существенно отметить, что лотосовидные цветки, как и в узоре фляги, изображённой на табл. ХСIII, 2, опираются на подставки из рядов обрамлённых кружков. Фигурки, ритмически повторяющиеся по борту этой сумочки, изображают грифовы головы, с которыми мы ещё неоднократно встретимся в других узорах. Сумочка эта, повидимому, была туалетной принадлежностью для хранения ювелирных или каких-то других украшений.

Интересна по изяществу оформления кожаная сумка с клапаном, найденная среди мусора вместе с обрывками тканей и обломками различных предметов в том же втором кургане. Одна половина этой сумки сильно повреждена, но без труда удалось целиком восстановить и её форму, и разнообразные её украшения (табл. XCIV, 1). Сумка эта из плотной кожи, с внутренним карманом из тонкой кожи и наружным клапаном, прикрывающим карман. По верхнему её краю, над клапаном, нашита полоса толстой кожи с вырезанным на ней орнаментом. Карман больше сумочки, поэтому его верхняя, свободная часть складывается и опускается вниз. Для того чтобы попасть в этот карман, надо приподнять клапан, а затем отогнуть верхнюю часть сравнительно узкого верхнего отверстия кармана (рис. 47). Кожаный клапан снаружи покрыт мехом (леопарда), а по бортику нашита полоска из тонкого войлока, выкрашенного в красный цвет. Поверх этой полоски были нашиты медные, крытые золотым листком фигурки гусей или уточек, они найдены в различных местах неподалеку от сумки. Места их прикрепления

(95/96)

на цветной полоске хорошо различимы по остаткам сухожильных ниток, которыми они были пришиты. Внизу под специальным фигурным ушком, вырезанным из шкурки, проделано отверстие для ремешка, заплетённого на конце в три полоски. С помощью этого ремешка клапан закреплялся у нижнего края сумки.

Миниатюрные фигурки гусей или уток с приподнятым крылом и повёрнутой назад головой составлены из двух штампованных из тонкой меди

Рис. 47. Схема устройства кармана в сумке с клапаном. Курган второй.

(Открыть Рис. 47 в новом окне)

рельефных пластинок, склеенных вместе смолой. Покрытые с обеих наружных сторон золотым листком, они, по желанию, могли нашиваться на предметы, которые они украшали, той или другой стороной (рис. 48).

В этой сумке, как и в описываемом ниже кожаном кошельке, хранились семена посевного кориандра.

Семена посевного кориандра (Coriandrum sativum), найденные и в пятом Пазырыкском кургане, представляют особый интерес. Род Coriandrum в древности был распространён в восточном Средиземноморье, Египте и Малой Азии, откуда он потом проник и в Индию. Это одно из древнейших культурных растений, сохранившихся до наших дней. В древности кориандр был известен, главным образом, как лекарственное и пряное растение. Семена кориандра обнаружены в египетских гробницах различного времени, начиная с XII династии ¹. [21] В числе лекарственных растений кориандр упоминается Гомером, Гиппократом, Геродотом и другими.

В настоящее время при весьма широком географическом распространении кориандра одним из основных очагов его распространения является Малая Азия, ибо малоазийские формы и более полиморфны и более «культурны» по сравнению с другими. Семена кориандра особенно богаты содержанием эфирного масла (0,8-11,1%), ценность же кориандрового эфирного масла определяется содержанием в нём спирта-линалаола (90-92%).

Чуждый флоре Алтая кориандр (точнее его семена) мог проникнуть туда только с юга, в результате торговых сношений со Средней и Передней Азией.

(96/97)

Рис. 48. Медные штампованные фигурки птиц. (Натур.вел.). Курган второй.

(Открыть Рис. 48 в новом окне)

Оригинален кожаный кошелёк полушарной формы в виде осиного гнезда с крышечкой (табл. XXIII, 2). Сшит он из цельного куска толстой кожи. Донце (диам. 5.5 см) этого полушарного кошелька плоское, а горлышко узкое (всего около 1.5 см), полушарная крышечка плотно закрывает его целиком. В центре донца ременная петелька — ушко, за которое держали кошелёк, когда приподнимали крышечку. В кожаной стенке имеются отверстия и остатки ремешка, которыми кошелёк к чему-то был привязан. Донце и крышка покрыты врезным орнаментом (рис. 49), донце — рядами зигзагообразных линий, как бы изображением фактуры меха, а крышечка — трёхлепестковыми листками. В центре сверху крестообразная фигура из четырёх таких лепестков. По окружности они вырезаны сплошными рядами. В прорези внутри этих лепестков были вклеены золотые пластинки.

Кроме описанных выше искусно сделанных сумок и кошельков, в кургане втором обнаружены совсем простой меховой мешок и много простых кошельков. Меховой мешок полукруглой формы (размер 20×27 см), сшит из двух лоскутов собольего меха; одна сторона — из цельных шкурок более тёмного цвета, другая — из небольших прямоугольных более светлых кусочков (рис. 50).

Рис. 49. Орнамент на кожаном кошельке. (3/5 натур.вел.). Курган второй.

(Открыть Рис. 49 в новом окне)

Кожаный кошелёк, изображение которого дано на табл. XXIII, 1, с ременной завязкой вверху, служил для хранения в нём чёрной краски; такой краской, как увидим ниже, была выкрашена подвесная борода мужчины, захороненного во втором кургане.

В курганах ограбленных, где тщательно выбирались даже мельчайшие металлические поделки, нельзя было рассчитывать на находки больших медных котлов, употреблявшихся для варки пищи. Только во льду кургана второго случайно сохранились два медных сосуда — курильницы: один в форме «скифского котла» (рис. 51), другой — прямоугольный (рис. 52, б).

(97/98)

Первый сосуд сфероидной формы (табл. XXIV, 2), небольших размеров (высота 14.8 см), на подставке раструбом. По сравнению с размерами сосуда, руки [ручки] очень большие, приваренные посредине тулова. По венчику шесть орнаментальных плоских бугорков.

Второй сосуд (табл. XXIV, 1) прямоугольной формы (11,5×12,3 см вверху, 9×10 см внизу), неглубокий (3.5 см), на четырёх кольчатых ножках. К одной из коротких стенок приварена ручка, такой же формы, как и ножки, у остальных стенок ушки, — очевидно, для подвешивания.

Рис. 50. Мешок из собольего меха. Курган второй.

(Открыть Рис. 50 в новом окне)

В курганах втором и пятом найдены полые внутри рожки из концов рога домашней козы. В рожке из кургана второго найден свёрнутый лоскуток кожи, а в рожке кургана пятого (рис. 53, слева) — деревянная ложечка (рис 53, справа) вроде тех, которые мы встречаем при табакерках с нюхательным табаком у современного нам населения Центральной Азии. В кургане третьем у голени правой ноги погребённого там воина была найдена, повидимому, заложенная за голенище обуви, деревянная лопатка, назначение которой не выяснено (рис. 54).

Чтобы покончить с описанием домашней утвари, надлежит описать ещё кожаное покрывало, которым в кургане втором была накрыта шестинога со стоящей под нею курильницей в форме «скифского котла». Покрывало это (размер 150×175 см) сильно пострадало во время ограбления камеры, в особенности в центральной его части. Тем не менее представилось воз-

(98/99)

можным восстановить его почти полностью. На рис. 55 показано всё покрывало целиком и под ним, в более крупном масштабе, мотив его украшения: крылатый рогатый львиный грифон нападает на лося.

Центральный прямоугольник этого покрывала сшит из нескольких лоскутов тонкой кожи. По краю на него нашит узкий кожаный кант и со всех четырёх сторон пришиты кожаные полосы с одним и тем же рисунком. Изображения грифона, напавшего на лося, были нашиты не только по краю

Рис. 51. Курильница во льду кургана второго.

(Открыть Рис. 51 в новом окне)

покрывала, но одной полосой и по его средине, где они сохранились не полностью. Что было в центре, установить не удалось. По наружному краю покрывала пришита такая же узенькая полоска кожи, какая окантовывает центральный прямоугольник. Сцены нападения отделены одна от другой вшитыми между ними кожаными полосками, на которые нашиты ряды кожаных кружков. Орнамент выполнен в технике мозаики. Узор, вырезанный из кожи, первоначально, вероятно, различного цвета, сшивался и одновременно нашивался на кожаную подкладку.

Сцена, изображённая на покрывале, декоративна и вместе с тем очень выразительна. Поверженный лось с характерной горбоносой мордой, длинными ушами, с бородкой и огромными, типично лосиными, рогами. Он припал на передние ноги, задние вывернуты кверху. На передней лопатке и крупе традиционные запятые, точки и полуподковки, с которыми мы

(99/100)

неоднократно будем встречаться в дальнейшем, и кроме них стильные треугольные прорези. Грифон задними лапами опирается на задние ноги лося, передними вцепился в его спину, зубами впился в его холку. Своеобразен толстый «бычий» рог с загнутым назад концом, приподнятое, несколько направленное концом вперёд крыло и длинный хвост с типичной кисточкой на конце. Форма тела этого фантастического животного намечена также

Рис. 52. Камера кургана второго. а — древки шестиноги во льду камеры; б — древки шестиноги и медная курильница на ножках.

(Открыть Рис. 52 в новом окне)

весьма условно, как и лося, орнаментальными прорезями, в том числе треугольником и турьим рогом. При почти трафаретном повторении одного и того же рисунка в деталях между ними наблюдаются некоторые различия, которые можно заметить хотя бы при сопоставлении двух сцен, данных в крупном плане.

Теперь, когда мы пришли к выводу, что основным занятием населения на Алтае в рассматриваемое время было скотоводство, а охота — подсобным (при вероятном наличии примитивного земледелия — хотя бы в виде

(100/101)

заготовки запаса корма для скота на зиму), когда наметили вероятные типы жилищ и познакомились с домашней утварью, своевременно поставить вопрос об образе жизни населения.

Рис. 53. Рожок и деревянная ложечка. (2/3 натур.вел.). Курган пятый.

(Открыть Рис. 53 в новом окне)

В Горном Алтае места поселений данного времени ещё не открыты и не изучены, в прилегающих же с запада степях они хорошо известны. Имеется, однако, ряд соображений, по которым можно утверждать, что в основном население Горного Алтая было осёдлым или полуосёдлым.

Рис. 54. Деревянная лопатка. (1/2 натур.вел.). Курган третий.

(Открыть Рис. 54 в новом окне)

Соображения эти основываются на этнографических данных из жизни современных племён. Начнём с казахов. Весной казахи со стадами переходили на южные склоны предгорий, где в это время года развивалась богатая растительность. Когда солнце всё более начинало выжигать траву, они подымались по открытым склонам, пока не достигали горных лугов, где и проводили самую жаркую часть лета. К зиме казахи спускались к местам зимовок.

Если скотоводы в предгорьях на летнее время уходили в горы, то население равнинной степи, имевшее место зимовок на юге, в летнее время уходило со скотом на север, иногда за многие сотни километров от зимовок, где, кстати сказать, у них обычно были и пашни. Скот при этом разби-

(101/102)

вался по отдельным видам: лошади и овцы передвигались своими самостоятельными путями, соединяясь только в конечных пунктах.

Рис. 55. Покрывало кожаное. Курган второй.

(Открыть Рис. 55 в новом окне)

Иная картина наблюдалась в Горном Алтае, везде так богатом травой, что даже самые большие стада паслись лишь на небольшой площади. Менее зажиточные хозяйства круглый год оставались на одном месте. Поэтому в Горном Алтае скот не разделялся на отдельные стада, и все животные паслись на пастбище вместе; алтайцы-скотоводы всегда имели постоянную осёдлость. Надо принять во внимание ещё одно обстоятельство. Открытые степные участки, на которых только и возможно пастушеское скотоводство без заготовки корма на зиму, расположены на Алтае весьма ограниченными площадями, разделёнными между собою более или менее трудно проходимыми горными перевалами. Здесь пролегали лишь узкие горные тропы, по которым было невозможно свободно передвигаться со скотом, и отдельные племена или роды должны были жить своим обособленным, замкнутым хозяйством.

В пользу более или менее оседлого образа жизни в Горном Алтае, помимо ряда соображений, можно привести и неоспоримые факты. Трудно допустить, чтобы в горно-лесной стране с незначительными участками степи в узких речных долинах, какой является Алтай, где повсюду имеется неограниченное количество строительного материала, лес не использовался бы для постройки жилищ. О том, что у древних горноалтайцев были постоянные бревенчатые жилища, свидетельствуют технически весьма совершенные постройки бревенчатых или из толстых плах погребальных камер. Часть скота, высокопородные лошади и тонкорунные овцы, рогатый скот (кроме яков), особенно молодняк, зимою обязательно должны были содержаться в закрытых помещениях. Высокопородные кони, кроме того, частично содержались на концентрированных кормах. Наконец, большие тяжёлые глиняные кувшины, найденные в больших курганах, а также тонкостенные, чрезвычайно ломкие кувшины из курганов рядовых — посуда не кочевническая.

[1] ¹ W. Radloff. Aus Sibirien. Lose Blätter aus meinem Tagebuche, 1893.

[2] ² H.Я. Бичурин. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. I. 1950, стр. 144.

[3] ³ В.О. Витт. Лошади Пазырыкских курганов. Советская археология, 1952, XVI.

[4] ¹ Изучение костей, главным образом крестцовых, и заключение о породе овец принадлежит проф. С.Н. Боголюбскому.

[5] ¹ А.Н. Layerd. Nineveh and Babylon. 1867, стр. 304, 305.

[6] ² К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 1937, т. XVI, ч. 1, стр. 38.

[7] ¹ По сообщению Геродота, скифы обучали мидийских юношей стрельбе из лука, а амазонки вместе с мужчинами ездили на охоту и стреляли из лука. (История, I, 73; IV, 114 и 116).

[8] ¹ П.С. Паллас. Путешествие по разным провинциям Российского государства. 1788, ч. III, первая половина, стр. 280.

[9] ² Геродот. История, IV, 2.

[10] ¹ Геродот, ук. соч., IV, 61.

[11] ¹ Гесихий Александрийский. Словарь.

[12] ² Геродот, ук. соч., IV, 23.

[13] ³ Геродот, ук. соч., IV, 46, 114, 121.

[14] ¹ Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 25 и сл.

[15] ¹ С.В. Киселёв. Из работ Алтайской экспедиции ГИМ в 1934 г. Советская этнография, 1935, №1, стр. 101, рис. 12.

[16] ¹ См. столики на барельефах из Хорсабада в книге: G. Perrot et Ch. Chipiez. Histoire de l’art dans l’antiquité. 1884, t. II, рис. 24 и 28. Особенно много их на барельефах Персеполя — там, где Артаксеркс I изображён на троне или даёт аудиенцию, в процессии данников. См.: E.E. Herzfeld, ук.соч., рис. 364 и 365, табл. 67, 68 и 77. См. также детали гробницы ахеменидских царей в некрополе Тахте-Джемшид и барельеф Ападана со ста колоннами в книге: М. Dieulafoy. L’art antique de la Perse, Achéménides, Parthes, Sassanides. 1885, кн. 3, табл. 4 и 19.

[17] ² С. Trever. Excavations in Northern Mongolia. 1932, табл. 27.

[18] ¹ См. известные майкопские серебряные чаши и золотую из Новочеркасского клада в книге: Я.И. Смирнов. Восточное серебро. Атлас древней серебряной и золотой посуды восточного происхождения, найденной преимущественно в пределах Российской империи. 1909, табл. 1, рис. 1-12; табл. 2, рис. 9-11.

[19] ² М.И. Ростовцев. Воронежский серебряный сосуд. Материалы по археологии России, 1914, №34, табл. I.

[20] ³ G. Perrot et Ch. Chipiez, ук. соч., 1884, т. II, рис. 24. — E.E. Herzfеld, ук.. соч., табл. 78.

[21] ¹ Кроме гробниц XII династии, кориандр найден в гробницах XXII династии и времени греко-римского периода. Schweinfurt h. Neue Beiträge zur Flora des alten Aegypten. Berichte Deutsch. Bot. Ges., 1883, кн. 1.

наверх