|
С.И. Руденко
|
|
Рис. 34. Покрой мужской рубахи.
|
Рис. 35. а — войлочный мужской чулок. Второй Пазырыкский курган; б — мужской сапог. Второй Башадарский курган.(Открыть Рис. 35 в новом окне) |
мощи специальных завязок, состоящих из пучков белых шерстяных ниток (рис. 36).
Во втором Пазырыкском кургане найдена спинка мужской верхней одежды из собольего меха, которая, по всей вероят-
ности, представляла собой короткий кафтан общераспространённого типа. Наружная сторона меха этой одежды выделана, как замша, и для прочности прошита в продольном направлении параллельными рядами чрезвычайно мелким швом сухожильной нитью. Самое замечательное в этой одежде — вырезанная из тонкой кожи апликация с наклеенными на неё золотыми кружками. В сохранившейся части узор этой апликации представляет собой пару сопоставленных голов оленя с необыкновенно длинными рогами, отростки которых оканчиваются стилизованными птичьими (грифовыми) головками. Там, где золотые кружки сохранились на месте, они являются глазами этих ушастых головок грифов. От верхних концов рогов на-
|
|
Рис. 36. Покрой мужского кафтана. Третий Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 36 в новом окне) |
Рис. 37. Спинка мужского кафтана. Второй Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 37 в новом окне) |
право и налево вниз спускаются узенькие кожаные полоски с рядами наклеенных на них золотых кружков, обрамляя какую-то общую композицию (рис. 37). Подол этой одежды, судя по сохранившемуся от него лоскуту, был обшит полоской кожи, на которой нашит ряд вырезанных из кожи и крытых золотом фигур в виде «турьих рогов». Борт был опушён полоской меха, выкрашенного в синий цвет (рис. 38).
Чрезвычайно интересны две верхние одежды из Котандинского кургана. Одна из них представляет собой длинный до пят роскошный кафтан с очень длинными декоративными рукавами, другая — нечто вроде «фрака».
Первая из одежд Котандипского кургана на собольем меху с верхом из чешуйчатого мозаичного узора, составленного из
лоскутов горностаевого меха, выкрашенного в зелёный и красный цвета со вставками кожи. Покрой одежды широкий, более узкий в плечах, к подолу сильно расширяющийся. На спине нашито оплечье из кожи, переходящее спереди к полам широкими полосами. Полосы эти к подолу постепенно суживаются. Наружный мех отделан полосками кожи, кожаными квадратиками, круглыми деревянными, крытыми золотом бляшками. Оплечья, полы и рукава украшены узором из нашитых на них деревянных квадратиков и вырезанных из толстой кожи треугольников, покрытых, как и деревянные квадратики, листовым золотом (рис. 39).
Мною уже обращалось внимание на сходство как по покрою, так и в оформлении этой одежды с древним кандис, одеждой, характерной для персидской знати ахеменидского времени 1. [2] Эта одежда в отличие от всех известных нам персидских костюмов имела ту особенность, что длинные и узкие её рукава не использовались и свободно висели по сторонам. Мы видим эту одежду в рельефах Персеполя и Ликии, в ряде золотых пластинок из Амударьинского клада. Кандис был яркого цвета, и Ксенофонт сообщает, что воины персидской кавалерии вкладывали свои руки в его рукава только в дни инспекции. Юстин отмечает, что кандис носили парфяне. Дальтон 2 [3] справедливо
|
|
Рис. 38. Орнамент на поле кафтана. Второй Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 38 в новом окне) |
Рис. 39. Мужской кафтан. Котаидииский курган.(Открыть Рис. 39 в новом окне) |
предполагает, что кандис был одеждой мидян, усвоенной от них персами и прочими иранцами.
Узкие и длинные декоративные рукава типичны, как увидим ниже, не только для мужской, но и для женской парадной одежды и не только в Горном Алтае, но и у западных причерноморских скифов, насколько об этом можно судить по известному изображению богини на золотой пластинке из Чертомлыцкого кургана.
В данном случае мы действительно имеем дело, повидимому, со среднеазиатской, скорее всего мидо-парфянской, одеждой, которая легко могла быть освоена и скифской знатью, теснейшим образом, как мы видели, связанной даже брачными узами со знатью парфянской. Следует, впрочем, подчеркнуть, что к середине первого тысячелетия до н.э. одежда эта получила уже достаточно широкое распространение в скифской среде, в частности в Горном Алтае, судя по наход-
Рис. 40. «Фрак».
Котандинский курган.
(Открыть Рис. 40 в новом окне)
кам ее в могилах вождей племён. Из второго Пазырыкского кургана имеется рукав от одежды на собольем меху, крытый собольим же мехом, конец которого зашит. Следовательно, и этот рукав был декоративным.
Вторая одежда из Котандинского кургана в виде «фрака» без воротника, как и все вообще скифские плечевые одежды, имеет очень длинную фалду сзади. Эта одежда, сшитая из собольего меха, покрыта шёлковой тканью тёмнооливкового цвета. Край её снаружи обшит широкой полосой кожи,
на которую в два ряда нашиты вырезанные также из кожи и крытые листовым золотом зубчатые фигуры с парами круглых золотых листков между ними. Такая же зубчатая, но более узкая полоса кожи нашита и на спине до уровня лопаток (рис. 40).
Найденные нами мужские головные уборы, один во втором и другой в третьем Пазырыкских курганах, двух совершенно различных типов. Головной убор из второго кургана выкроен из плотного, но не особенно толстого войлока. Судя по сохранившейся его половине, он был высоковерхий, с широкими полями, прикрывающими уши и затылок. Это тот тип головного убора, который мы видим в греческих изображениях западных, европейских, скифов и в изображениях саков на персепольских барельефах. Головной убор из третьего кургана представляет собой шлем или род шапки-ушанки с двумя спускающимися книзу лопастями, закрывающими затылок и уши. Сшит он из тонкого белого войлока и покрыт тонкой кожей. Сверху на макушке шлема нашита квадратная башенка, состоящая из четырёх вырезанных из кожи и крытых золотом фигур, в центре башенки было какое-то навершие. На кожаной покрышке шлема справа и слева можно различить следы каких-то нарисованных фантастических животных, частью выкрашенных в яркокрасный цвет, частью покрытых тёмнокрасными лаковыми чешуйками (рис. 41).
Примечательно, что этот головной убор по типу такой же, какой мы видим на скифах-воинах, изображённых на золотой пластине с ножен меча из Чертомлыцкого кургана в сцене сражения скифов с греками.
Изображений простых скифских или сакских женщин мы не знаем; нет описаний и их одежды, исключая замечания Геродота, что женщины савроматов одеваются так же, как и мужья их 1. [4]
Те изображения женщин, которые имеются, справедливо рассматриваются как изображения богинь, в некоторых случаях — знатных особ в их парадной одежде. Я имею в виду, помимо уже упоминавшейся выше золотой пластинки из Чертомлыцкого кургана, золотую пластинку, украшавшую головной убор женщины из кургана Карагодеуашх, с изображением богини, и изображение богини на золотой обкладке ритона из Мерджаны. Одежду женщин скифской знати можно видеть на не-
Рис. 41. Мужской головной убор.
Третий Пазырыкский курган.
(Открыть Рис. 41 в новом окне)
которых золотых пластинах из Амударьинского клада 1, [5] но это тот же кандис, о котором говорилось выше.
Одежду сидящей на троне богини, изображённой на войлочном ковре из пятого Пазырыкского кургана, перед которой стоит конный воин, мы также не можем рассматривать как типичную для населения Горного Алтая данной эпохи. Это очень длинная, до пят, широкая, но с узкими рукавами одежда с узорчатым оплечьем и узорчатыми полосами, нашитыми на полы. Вряд ли типичен и её головной убор, напоминающий те зубчатые короны, которые мы видели на головах женщин в религиозной сцене, изображённой на шерстяной ткани, украшающей один из чепраков из пятого Пазырыкского кургана.
Таким образом, те подлинные женские одежды, которые были найдены при раскопках промёрзших горноалтайских курганов, являются первыми, по которым мы можем судить об одежде скифских женщин.
Женская верхняя плечевая одежда из второго Пазырыкского кургана представлена сравнительно коротким кафтаном с узкими, как и у вышеописанной котандинской мужской одежды, декоративными рукавами. Сшита она из беличьего меха, шерстью внутрь. Наружная её сторона, как и спинка мужской одежды нз того же кургана, сплошь прошита продольными стежками сухожильной ниткой или покрыта вырезанной из кожи узорной апликацией. По бортам одежда эта обшита сравнительно узкой полосой чёрного меха жеребка с опушкой из меха выдры и меха, повидимому, горностая, окрашенного в синий цвет. По подолу нашита довольно широкая полоса меха чёрного жеребка (рис. 42 и 43).
Основной мотив орнамента апликации, вырезанной из тёмнокрасной тонкой кожи, — нечто вроде «петушиных гребешков»,
внутри которых нашита медная, крытая золотом баранья головка в кольце. Мотив добавочного орнамента растительный, лотосный.
Никаких застёжек одежда не имеет, и её носили накинутой на плечи. Одно целое с ней составляет нагрудник [ныне интерпретируется как фалда], от которого сохранилась только верхняя его половина, а с одного края — целиком узкая оторочка из полосы меха выдры, откуда можно заключить, что длина нагрудника была такая же, как и длина плечевой одежды.
Нагрудник представляет собой длинную лопасть, закруглённую вверху и расширяющуюся книзу. Нижний его край был не прямой, а с вырезом посредине. Сшит он из сборного меха, шкурок белки и соболя. По наружному краю и он оторочен полоской меха выдры и полоской меха, окрашенного в синий цвет. Наружная поверхность нагрудника, кроме двух промежуточных сравнительно узких полос, сплошь покрыта вырезанной из кожи узорной апликацией (рис. 44).
Узор апликации представляет собой сложную комбинацию лотосных мотивов с «турьими рогами», в центре которых вырезанные из кожи и покрытые золотом бараньи головки. Композиция этого орнамента очень сложная.
|
|
Рис. 42. Женский кафтан. Пятый Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 42 в новом окне) |
Рис. 43. Рукав от женского кафтана, изображённого на рис. 42.(Открыть Рис. 43 в новом окне) |
Очень интересны остатки какой-то одежды девочки из малого кургана, седьмого Пазырыкского, к сожалению, плохо сохранившиеся, но всё же поддающиеся восстановлению. То, что удалось восстановить, представляет собой нечто вроде нагрудника. На лоскут меха нашит узор — дугообразная фигура из двух полосок тонкой кожи с рядами нашитых на них медных, крытых золотом, миниатюрных полушарных бляшек. Относительно широкая промежуточная полоса между указанными узкими полосками кожи заполнена рядом медных штампованных, крытых золотом головок сайги в профиль. Узор внутри этой дуги представлен вертикальной полосой из двух таких же, как и по краю, узких полосок тонкой кожи с нашитыми на них крытыми золотом полушарными бляшками. Между этими узкими полосками вертикально нашит ряд медных, крытых золотом пластинок подковообразной формы с ушком наверху. Оставшееся свободное пространство покрыто узором, состоящим из вырезанных из кожи спирально изогнутых «рогов», фигур листовидной формы и покрытых золотом полушарных бляшек (рис. 45).
Пара парадной женской обуви из второго Пазырыкского кургана, несомненно, относящаяся к описанному выше костюму, представлена мягкими полусапожками с короткими голенищами раструбом. Головки сделаны из тонкой выкрашенной в красный цвет кожи со швом только сзади. К подошве они пришиты толстыми сухожильными нитками, причём передняя их часть — носок — собрана в сборы. Голенища из такой же, как и головки, тонкой, прекрасно выделанной кожи,
|
|
|
Рис. 44. Женский нагрудник. Второй Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 44 в новом окне) |
Рис. 45. Детский нагрудник. Седьмой Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 45 в новом окне) |
сзади не сшиты, а пришиты только к краю головок. Голенища, следовательно, прикрывали только переднюю часть голени.
Полусапожки сплошь орнаментированы. По шву, между головкой и голенищем, вшита полоска красной шерстяной тесьмы, украшенной кожаными, крытыми листовым золотом фигурками, напоминающими уточек. Узор, покрывающий головки, лотосный, из нашитой сухожильной нити, обёрнутой полоской оловянной фольги. Орнамент голенища, выпол-
ненный в технике апликации, тонкой работы и очень сложный, перекликающийся с мотивом, который мы видели на нагруднике из того же второго Пазырыкского кургана. Это троекратно повторяющиеся в различных вариантах одни и те же цветки лотоса в сложных и изящных композициях. По верхнему краю голенищ — причудливая бахрома (рис. 46).
Исключительно оригинально оформление подошв этой обуви. Узкие и короткие, с наружной поверхности они обшиты красной шерстяной материей и обрамлены по краю двойной полосой сухожильной нити. Между сухожильными нитями этого обрамления вшит почти сплошным рядом мелкий бисер. На передней половине подошвы и под пяткой нашиты из сухожильных же нитей большие ромбы, разделённые в свою очередь на 25 и 16 малых ромбов, а в центре каждого из них вшито по кристаллу пирита. Посредине, под сводом стопы, небольшой ромбик с одним кристаллом пирита в центре (рис. 47).
Совершенно такого же покроя, как только что описанные полусапожки, и чулки или носки из тонкого и мягкого белого войлока, найденные внутри этих полусапожек. Выкроены они из цельного лоскута войлока, со вшитой узенькой подошвой и с коротким швом сзади на пятке. Как и в мужских чулках, передняя часть носка, подшитая к подошве, собрана в сборы. Верхний край фестончатый. Носились одновременно две пары таких носок: одна более длинная и другая пара, надевающаяся поверх её, более короткая (рис. 48).
Таким образом, ниже одной фестончатой бахромы носок была видна вторая такая же.
Вторая пара женской обуви из того же кургана иного фасона. Это тоже полусапожки, но уже с цельными сравнительно короткими и широкими голенищами из меха леопарда и с кожаными головками. Обувь эта, несомненно, женская, так как была найдена на отрубленных грабителями женских ногах. Из отдельных лоскутов удалось восстановить один из сапожков полностью. Подошвы этой обуви из толстой кожи, сплошь орнаментированы врезным узором. Головки выкроены из лоскута кожи со швом только сзади, причем и здесь при пришивке к подошве их носки были собраны в сборы. По верхнему краю голенищ нашит узор из сухожильных нитей, спирально обёрнутых узенькими полосками оловянной фольги и золота. Выше узора к верхнему краю голенища пришита красная шерстяная тесьма, нижний свободный край которой частично прикрывает верх узора (рис. 49).
Рис. 46. Орнамент на женской обуви.
Второй Пазырыкский курган.
(Открыть Рис. 46 в новом окне)
Особо следует обратить внимание на украшения подошв обуви. Такие украшения, о чём уже говорилось во второй главе, имели смысл только при обычае сидеть, сложив ноги с вывернутыми наружу пятками, так, как это принято среди степных народов Азии и имело место в древности в Средней и Передней Азии. К тому же это было возможно только в том случае, если пол жилища был устлан коврами или войлоком. И то и другое, очевидно, было принято у знатных горноалтайцев.
Женских головных уборов мы имеем два, один из второго и другой из пятого Пазырыкских курганов.
Во втором кургане были найдены лоскуты меха чёрного жеребка, покрытого вырезанными из толстой кожи накладными узорчатыми ромбами. Под каждым таким ромбом на мех были нашиты по два треугольника из тонкой красной кожи, а закреплённые поверх них ромбы были покрыты листовым золотом. После кропотливой работы художнику-реставратору Н.В. Исаченко удалось восстановить головной убор, который я считаю женским (рис. 50, б). Последний представляет собой род чепца из двойной тонкой кожи (покрытого мехом чёрного жеребка), к которому пришиты четыре сшитых между собой полосы такого же меха с орнаментом из ромбов, прикрывающие плечи и верхнюю часть спины. Вверху в виде венчика было нашито украшение из вырезанных из кожи петушков, накреплённых на толстый жгут. По нижнему краю жгута пришиты спускающиеся вниз подвески из меха соболя с мозаичным орнаментом на наружной поверхности, составленным из белого и окрашенного в синий цвет меха горностая, из лоскут-
Рис. 47. Подошва женской обуви. Второй Пазырыкский курган,
(Открыть Рис. 47 в новом окне)
|
|
|
Рис. 48. Женские чулки. Второй Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 48 в новом окне) |
Рис. 49. Женский сапог. Второй Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 49 в новом окне) |
ков коричневой кожи с меховой бахромой синего цвета (рис. 50, а).
Не менее оригинален головной убор, снятый с головы женщины из пятого Пазырыкского кургана. Он деревянный, с плоским верхом, яйцевидной формы, в точности отвечающий размерам и форме головы женщины, с которой он был снят. Выделан он из цельного куска дерева, только по бокам врезаны две дощечки, слегка прикрывающие уши. В нём проделано шесть круглых отверстий: два сзади, на затылке, два сверху, над венечным швом, и два над стреловидным швом черепа. В последние отверстия были продеты две пряди волос. Сверху головной убор прикрыт лоскутом кожи, точно вырезанным по его форме. Поверх кожи на головном уборе закреплены два вырезанных из дерева и оклеенных тонкой шёлковой материей полых цилиндра (рис. 50, в). Этот головной убор представлял одно целое с причёской, с которой познакомимся ниже.
Во втором Пазырыкском и втором Башадарском курганах сохранились части по крайней мере четырёх различных поясов. Никаких данных для решения вопроса, мужские или женские эти пояса, нет, так как и в том и в другом курганах мы имеем совместное захоронение мужчины и женщины, пояса же были сняты с трупов захороненных. Все эти ременные пояса для прочности, а возможно и с орнаментальной целью, вероятнее и с той и с другой, сплошь прошиты тонкой кручёной сухожильной ниткой. Кроме того, два пояса с наружной поверхности покрыты орнаментом, выполненным нашитыми на них сухожильными нитями или тонкими ремешками-жгутиками, обёрнутыми спирально узкой полоской оловянной фольги (рис. 51, а, б).
Рис. 50. Женские головные уборы.
а, б — из второго Пазырыкского кургана;
в — из пятого Пазырыкского кургана.
(Открыть Рис. 50 в новом окне)
Вместе с поясами сохранились и закреплённые в них ремни для подвешивания горита, подобно тому, как они изображены у конного воина на ковре из пятого Пазырыкского кургана. На этих ремнях могли носиться и короткие мечи типа акинака. Кроме того, при одном из поясов из второго Пазырыкского кургана были найдены серебряные орнаментальные бляхи, заслуживающие особого внимания.
Бляхи эти парные, литые, с рельефным изображением одной и той же сцены — нападение льва или львицы на горного козла. Изображение на второй бляхе является обратным, зеркальным изображением первой бляхи (рис. 51, г, д).
Мускулатура тела как козла, так и львицы подчёркнута ставшими традиционными фигурами: кружочками, запятыми и полуподковками. Показательна одна деталь. Указанные фигуры местами оконтурены хорошо различимым в лупу верёвочным орнаментом, как бы подражанием нитяным контурам войлочных апликаций. Отсюда можно заключить, что эти бляхи изготовлялись в то время, когда уже широко практиковалось условное обозначение мускулатуры и форм тела точками и полуподковками не только в тканях, как это мы видели на переднеазиатской ткани из пятого Пазырыкского кургана, но и в войлочных апликациях с изображениями животных, с которыми мы познакомимся в следующей главе.
Обращает на себя внимание также «ёлочка», идущая от головы львицы через всё тело до конца хвоста, которую можно сопоставить с подобным же приёмом в обозначении шерсти на теле львов на ассирийских барельефах. Поза львицы с повёрнутой назад головой и с выкинутыми кверху передними лапами аналогична той, какую мы видим на одной из золотых блях Амударьинского клада с изображением крылатого львиного грифона 1. [6]
Естественно возникает вопрос: привозные ли эти бляхи или местной горноалтайской работы? Для решения этого вопроса мы располагаем ещё недостаточными данными, но ряд соображений позволяет предполагать, что они, являясь характерными для скифского искусства, могли быть привезены с юга, из области Среднеазиатского междуречья.
Геродот, как на это уже неоднократно мною обращалось, внимание, отмечал общность одежды скифских племён, несмотря на огромные пространства, отделяющие одно племя
Рис. 51. Принадлежности одежды.
Второй Пазырыкский курган.
а, б — ременные пояса; г — золотая серьга; г, д — ременный пояс и серебряная бляха.
(Открыть Рис. 51 в новом окне)
от другого. Им же указывалось, что у некоторых племён одежда у мужчин и у женщин одна и та же. Его сообщения, вероятно, правильны, если рассматривать одежду этих племён с точки зрения их общего типа, принципиально отличного, например, от современной им одежды греческой. Наверное, и на охоте, и отправляясь в военный поход, женщины одевались так же, как и мужчины. Не случайно, что скифы, повстречавшиеся с женщинами савроматов, приняли их за мужчин и вступили с ними в бой. Только в сражении по их трупам они
узнали, что это женщины 1. [7] Всё же в одежде скифских племён в зависимости от местности должны были наблюдаться некоторые и притом иногда существенные отличия. Об этом свидетельствует значительное разнообразие в типах одежды и особенно в её украшении в Горном Алтае, несмотря на то, что она добыта всего из пяти могил.
Представление о характере одежды даже только горноалтайской осложняется тем, что мы знаем пока одежды только высшего слоя данного общества, поскольку они найдены в могилах вождей племён. Поэтому всю эту одежду нельзя принять за типичную для основной массы населения. Возможно, тем, что эта одежда была одеждой знати и притом парадной, и объясняется её разнообразие. Скифская знать была более склонной к заимствованию различных мод в одежде у иноплеменников, чем основное население 2. [8] Кроме того, знать обменивалась подарками, куда входила и одежда, со знатью различных племенных объединений. Наконец, женщины, захороненные вместе с вождями племён, почти наверное, происходили из других, возможно, очень удалённых племён, и их одежды могли отличаться от общепринятой одежды женщин данного племени.
Не подлежит, однако, сомнению, что меховая или сшитая из кож и войлока одежда была самой распространённой, если не единственной, среди скифских племён, и это в то время, когда ткачество и изготовление самых разнообразных тканей им были хорошо известны.
Почти во всех курганах Горного Алтая данной эпохи, где только могли сохраниться ткани, образцы их найдены в достаточном количестве. Следует при этом отметить, что ткани местной работы, одной и той же техники, встречены в различных курганах, и притом нередко удалённых один от другого. За исключением мужских рубах из второго Пазырыкского кургана, ткань которых была изготовлена из растительных волокон, все остальные местные ткани — шерстяные.
Волокна пряжи этих шерстяных тканей чрезвычайно тонки. После обследования под микроскопом волокон пряжи основы и утка тканей выяснилось, что максимальная толщина шерстинок только в редких случаях доходила до 50 микрон. Главную массу шерсти составляют шерстинки толщиной от 12 до
27 микрон, а в некоторых нитях толщина шерстинок не превышает 14 микрон. Таким образом, шерсть, употреблявшаяся для изготовления местных тканей, состояла только из пуха.
Найденные в ряде курганов лоскуты красной шерстяной ткани имеют простое полотняное переплетение с числом нитей на 1 кв.см в двух направлениях в среднем 11x17. Найдены также ткани, основа и уток которых переплетаются в саржевом (киперном) двустороннем переплетении с диагональным рисунком. При одной и той же технике изготовления такой ткани различные её образцы существенно отличаются один от другого по плотности основы и утка. Так, в одних тканях на 1 см приходится основы 15 нитей, утка 28 нитей, в других при 20 нитях основы около 35 нитей утка. Кроме того, в одних тканях нити утка плотно прибиты друг к другу так, что нитей основы не видно, в других между нитями утка имеются промежутки, через которые видны нити основы. Такое расположение создаёт своеобразный рисунок.
Особенно интересна плотная шерстяная ткань шириной всего 15 см, но в отрезах длиной до 2.7 м. Ткань эта двусторонняя, переплетение её также саржевое, но она настолько плотная, что на 1 кв.см при 15 нитях основы нитей утка 60. Нити утка так плотно прибиты одна к другой, что нитей основы совершенно не видно. Это даёт особую прочность ткани.
В ряде курганов найдена темнокоричневая шерстяная ткань с ворсом двух типов — с цельными и разрезанными петлями ворса. Сшитый из этой ткани, нормальная ширина которой была 42 см, коврик (или покрывало), найденный во втором Пазырыкском кургане, был шириной не менее 82 см, а в длину, в сохранившемся его отрезе, 120 см. Переплетение этой ткани простое полотняное, в котором нити утка, образуя ворс, выходили в виде петель, а затем или разрезались или оставлялись неразрезанными. Между нитями ворса имеются промежутки из тонких нитей утка, число которых достигает до 30 на 1 см ткани.
Итак, хотя в Горном Алтае имелись разнообразные и качественно более совершенные, чем полотняная ткань, из которой сшиты рубахи вождя из второго Пазырыкского кургана, шерстяные ткани, они не использовались для изготовления одежды. Не использовались они не только потому, что были дороги, но, вероятнее, потому, что население предпочитало для изготовления одежды мех, кожу и тонкий войлок.
Особое положение занимает вопрос о скифской причёске. Конный воин, изображённый на войлочном ковре из
пятого Пазырыкского кургана, имеет вьющиеся и даже курчавые волосы, в отличие от многочисленных изображений западных скифов, да и саков, волосы которых длинные и прямые, спускающиеся на плечи. Воин этот с усами и без бороды. Греческие мастера изображали причерноморских скифов с усами и бородами клином. То же следует сказать и о персидских мастерах, когда они изображали скифов или саков. Все же этот обычай носить усы и бороды, повидимому, не был повсеместным. Не везде мужчины носили на голове и длинные, неподстриженные волосы.
У трупов, найденных нами при раскопках, все головы в большей или меньшей степени бритые. Голова женщины, например, из второго Пазырыкского кургана была обрита целиком. У мужчины из пятого Пазырыкского кургана голова была обрита спереди только наполовину. Голова женщины из того же кургана была обрита кругом, только на макушке был оставлен участок несбритых волос.
Сбривание волос с голов погребенных, возможно, было обусловлено обычаем трепанирования черепов для извлечения мозга при бальзамировании знатных лиц. Последнее тем более вероятно, что во втором Пазырыкском кургане вместе с обритой головой женщины была найдена и ее коса. Все же остается неясным, было ли, хотя бы и частичное, сбривание волос обычным или только связанным с погребальным ритуалом.
О западных скифах Геродот писал, что они в знак траура «стригут кругом волосы» 1. [9] Вместе с тем, по словам того же Геродота, о ближайших соседях стерегущих золото грифов, аргиппеях, обитателях подножия высоких гор, «говорят, что все они, как мужчины, так и женщины, плешивы от рождения» 2. [10] Отсюда можно заключить, что у некоторых, в частности у северо-восточных, скифских племён был обычай с детства сбривать волосы на голове. Во всяком случае мы не можем не считаться с тем фактом, что в пятом Пазырыкском кургане голова у мужчины была наполовину обрита, а у женщины обрита кругом, за исключением темени. Возможно, в связи с этим обычаем и богиня на ковре из пятого Пазырыкского кургана изображена с обритой головой.
О женских причёсках мы можем судить по причёскам, сохранившимся во втором и пятом Пазырыкских курганах.
Коса женщины из второго кургана была закручена в узел с войлочным комком внутри и пропитана какой-то клейкой массой. От этого узла она разделялась на две пряди, которые вместе с войлочными жгутами были спирально закручены и перевязаны ремешком. Кроме того, для придания большей пышности эти две косички были обвиты специально сплетённой волосяной бахромой. На концы этих двух кос были надеты двойные кружевные накосники тонкой и изящной работы.
Волосы женщины из пятого кургана были разделены на две пряди, из которых каждая в свою очередь была разделена ещё на три пряди, а эти последние заплетены в косички. Косичками этими, продетыми сквозь отверстия в описанном выше головном уборе, была обмотана искусственная часть косы из конского волоса, состоящая из двенадцати жгутов, скрученных из двух прядей чёрного конского волоса, обвитых и прошитых шерстяными нитками. После того как женские косички были обмотаны вокруг приставной части косы, они в свою очередь были обвиты в несколько рядов двумя узкими полосками толстого белого войлока, а затем завязаны. Для прочности причёски в образовавшийся таким путём узел, как и в узел женской причёски из кургана второго, была вколота железная булавка с развилкой на её верхнем конце (рис. 52, б). Кроме того, к концу искусственной косы была привязана ещё подвесная коса из волос этой же женщины с вплетёнными в неё тремя шерстяными шнурами.
Несмотря на некоторые общие особенности в устройстве этих двух женских причёсок — большой узел у основания косы, искусственное увеличение её размеров путём вплетения войлочных или шерстяных жгутов, добавка волос, скрепление узла булавкой, — между ними имеются и существенные различия, объясняющиеся, возможно, происхождением женщин из второго и пятого Пазырыкских курганов из различных племён.
Расчесывались волосы роговыми довольно частыми гребнями. Бороду и усы мужчины сбривали, частично, быть может, выщипывали. Некоторые из них носили подвесные бороды. Такая подвесная борода из человеческих волос, нашитая на ремешок для подвязывания, была найдена во втором Пазырыкском кургане.
Во всяком случае уже и то, что мы знаем о причёсках и обычае сбривания волос на голове и на лице у древних горноалтайцев, указывает на весьма существенные различия, кото-
рые в этом отношении имелись среди скифских племён. Только в процессе дальнейших исследований, с накоплением новых данных, эти различия станут более ясными.
В качестве украшений женщины и мужчины носили в ушах серьги. У мужчин отверстие для серьги имелось в мочке только одного левого уха, у женщин — в мочках обоих ушей. Наиболее простые серьги, найденные в рядовых захоронениях, одна в урочище Арагол, близ Пазырыка, другая у с. Каракол на р. Урсуле 1, [11] представляют собой незамкнутое кольцо из золотого стерженька прямоугольного сечения, к которому внизу припаяно маленькое колечко.
Женские серьги, судя по их остаткам во втором Пазырыкском кургане, бывали очень тонкой работы. Серьги из названного кургана состоят из золотого цилиндра, по верхнему и нижнему краям которого припаяно по 36 миниатюрных шариков зерни, а по середине — 5 кружков из 14 зёрен каждый. В центре слегка выпуклого дна припаяно колечко, и на нём висит центральная относительно большая подвеска. Кроме того, по нижнему краю цилиндра, на равном расстоянии один от другого припаяны три колечка меньших размеров, на которых висят три миниатюрных круглых подвески со сплошным донышком, заполненные голубой пастой. К нижнему краю этих подвесок припаяна пирамидка из четырёх шариков зерни (рис. 51, в).
Большая центральная подвеска, квадратная в поперечном разрезе, состоит из четырёх одинаковых, внизу несколько расширяющихся, перегородчатых пластин («мушек»), заполненных внутри голубой пастой. Внизу от каждой пластины свешивается ещё по одной подвеске. Последние состоят из полулуния, под которым висит продолговатая пластинка, разделённая полукруглыми перегородками на четыре части, также заполненные голубой пастой. Для подвешивания этих серёг служили незамкнутое кольцо и гофрированная розетка-колпачок с круглым отверстием в центре и с ячейками по наружному краю, заполненными синей и красной пастой.
Мы пока не можем установить происхождение этих серёг: были ли они изготовлены в Горном Алтае или ювелиром какого-то другого скифского племени, или получены с юга путём обмена; несомненна только исключительно тонкая работа, свидетельствующая о высоком ювелирном мастерстве в изготовлении подобных изделий.
По технике изготовления серьги из второго Пазырыкского кургана имеют много общего с драгоценными украшениями знатной женщины ахеменидского времени, погребение которой было открыто Морганом при раскопках в Сузах. Серьги этой женщины украшены совершенно такой же перегородчатой эмалью, точнее самоцветами. Точно такой же зернью украшены золотые оправы подвесок ожерелья той же женщины 1. [12] Если мы примем во внимание, что женщина, погребённая в Сузах, была чужестранкой, происходящей, повидимому, из Средней Азии, то происхождение оттуда же серёг из второго Пазырыкского кургана будет весьма вероятным.
Следует обратить внимание ещё на следующее обстоятельство. Серьги эти при жизни погребённой были частично повреждены. У одной из нижних подвесок обломано ушко, и она прикреплена после предварительной обмотки к серьге тонкой просмоленной сухожильной нитью. Другая подвеска была поломана, и утрачены две её верхние части; к уцелевшей половине припаяно колечко, на котором она и подвешена на своё место. Следовательно, на Алтае, если и не было ювелирных дел мастеров, столь искусных, чтобы изготовить такие серьги, то во всяком случае были мастера, умевшие их ремонтировать.
Ни браслетов, ни цельнометаллических шейных обручей — гривн — в раскопанных нами курганах не найдено. По всей вероятности, это надо объяснить тем, что курганы были ограблены. Всё же браслеты ручные, а возможно и ножные, шейные гривны, кольца или перстни были в употреблении.
В Горном Алтае нам известны цельнометаллические только простые, согнутые из медного прута браслеты из одного кургана в низовье р. Чулышмана, расположенного недалеко от впадения этой реки в оз. Телецкое 2. [13] Между тем, судя по перерубленным рукам и ногам женщины из второго Пазырыкского кургана, у неё были не только ручные, но, вероятно, n ножные браслеты. У неё же сломан один из пальцев, должно быть при снимании кольца или перстня.
Очень интересны шейные гривны, найденные в одном из курганов у с. Каракол 3 [14] и во втором Пазырыкском кургане. Обе эти гривны состоят из бронзовых колец с художественно оформленными деревянными, крытыми золотом украшениями на их свободных концах. В первом случае мы имеем скульптур-
ное изображение головы льва, во втором — группу из трёх рогатых и крылатых львиных грифонов. Мотивы, украшающие эти гривны — лев и львиные грифоны, не случайны. Браслеты и шейные гривны, украшенные львиными головками, нам хорошо известны по раскопкам Моргана в Сузах и по вещам из Амударьинского клада, в обоих случаях ахеменидского времени. Трактовка львиных грифонов в гривне из второго Пазырыкского кургана имеет много общего с трактовкой такого же фантастического животного в одном из украшений того же Амударьинского клада 1. [15] Отсюда можно заключить, что такого рода украшения племён Горного Алтая идентичны современным им украшениям, бытовавшим в Средней и Передней Азии.
Среди украшений, главным образом, одежды, но и других предметов, а также в составе ожерелий были повсеместно распространены мелкий разноцветный стеклянный бисер и бусы самой разнообразной формы и различного материала: цилиндрические из белого мрамора, разноцветные стеклянные и из стекловидной пасты, из сердолика и, больше всего, из бирюзы. Особенно интересны миниатюрные полусферические бусы с микроскопическими горизонтальными отверстиями для нити из второго Башадарского кургана. В качестве украшений, но вместе с тем и как амулеты использовались раковины ужовки (Cypraea moneta). Наличие большого количества бирюзовых бус и раковин моллюсков Индийского океана указывает на связи племён Горного Алтая не только с племенами Средней Азии, но и через посредство последних с отдалённой Индией.
Помимо описанного в предыдущей главе китайского зеркала, найдены также бронзовые зеркала, по всей вероятности местной работы, и одно серебряное зеркало, происхождение которого мне пока не ясно.
Одно из пазырыкских зеркал овальной, почти круглой, формы, с короткой ручкой хранилось в футляре из шкуры леопарда. Короткая его ручка была обёрнута прочно пришитым к ней лоскутом кожи.
Из долины р. Бухтармы нам известны зеркала двух типов: первый — с высоким под прямым углом к поверхности зеркала бортиком и с ушком в центре тыльной стороны, второй — с фигурным, ажурным краем и с отверстием у края для подвешивания 2. [16]
Рис. 52.
а — серебряное зеркало;
б — железная булавка.
Второй Пазырыкский курган.
(Открыть Рис. 52 в новом окне)
Серебряное зеркало из второго Пазырыкского кургана весьма оригинально. Оно состоит из двух склёпанных между собой половин с пустотой между ними. Лицевая его сторона совершенно гладкая, тыльная — рельефная, с высоким краевым валиком по борту и меньшим, того же профиля, кольцевым
валиком в середине и рельефным конусом в центре. По краю бортика тыльной поверхности зеркала нанесен орнамент из маленьких, выполненных циркулем, врезных кружков с точками в центре. Между наружным и внутренним кольцевыми валиками двенадцать врезных, циркулем нанесённых концентрических кругов, промежутки между которыми заполнены чередующимися вертикально и под углом одна к другой врезными короткими линиями (рис. 52, а).
По краю обе половины зеркала скреплены семью заклёпками. Короткий и плоский металлический черен, составляющий одно целое с лицевой поверхностью зеркала, вставлен в ручку из бычьего рога. Последняя в поперечном сечении восьмигранная, со сглаженными рёбрами, при уплощённой, расширяющейся книзу форме.
Если для описанных выше зеркал можно указать многочисленные аналогии, то аналогий этому серебряному зеркалу я не знаю.
Составные, склёпанные из двух половин зеркала имеются в Китае, где они считаются наиболее древними из всех известных в настоящее время китайских зеркал. Но у этих зеркал тыльная сторона не гладкая, а ажурная. Известно также, что у китайских танцовщиц, выступавших перед двором, зеркала были с ручками. Погребённая во втором Пазырыкском кургане наложница вождя племени была музыкантшей, играла на многострунном щипковом инструменте типа арфы, найденном в этом кургане. Возможно, что она была и танцовщицей. Однако всё это ещё не определяет происхождения этого необычного зеркала.
Нельзя не обратить внимания на разнообразие типов зеркал, распространённых в Горном Алтае в данную эпоху. Отсюда как будто бы можно заключить, что специального производства зеркал в Горном Алтае не было, и обмен этими предметами имел место не только между отдельными племенами, но они ввозились и из отдалённых стран, в частности, как мы знаем из предыдущей главы, из Китая.
В начале этой главы при рассмотрении изображения конного воина уже было обращено внимание на весьма тщательное воспроизведение узды и седла. Однако помимо этого изображения, в результате наших раскопок теперь мы располагаем большой серией подлинных сёдел и узд, которые позволяют с исчерпывающей полнотой составить представление об упряжи верхового коня. Наличием такой упряжи мы обязаны не только пребыванию её в мерзлом грунте, но и тому обстоя-
тельству, что конские захоронения грабителей не интересовали, и почти во всех курганах предметы конской упряжи сохранились в неприкосновенности.
В предыдущей главе при описании всадников, изображённых на ворсовом ковре, уже обращалось внимание на отсутствие в данную эпоху в Передней Азии настоящих сёдел. Ни на одном из изображений всадников на ассирийских барельефах или на более поздних персидских ахеменидского времени седел мы не видим. Напротив, в изображениях конных воинов европейских скифов, мы видим и узды и настоящие седла.
В результате раскопок скифских курганов можно было составить известное представление об устройстве скифской узды, наши же раскопки в Горном Алтае дают исчерпывающее представление об этой части конской упряжи. Древние горноалтайские узды состоят из двух суголовных ремней, одного ремня переносья и двух подбородочных. Ремней налобного и подгубного в них не было. Суголовные ремни, начинаясь от псалий, соединяются на темени лошади, за её ушами, с левой стороны. Нижние концы суголовных ремней при прикреплении их к псалиям либо раздваиваются, либо переплетаются с концами ремня переносья. В последнем случае концы ремня переносья не закрепляются в суголовных ремнях, а прикрепляются к верхним отверстиям в псалиях, в то время как концы ремней суголовных укрепляются в нижних отверстиях псалий. Правый подбородный ремень длиннее, левый короче, и завязываются они с левой стороны копя. При отсутствии, за редкими исключениями, ремня налобного почти во всех уздах имеются подвесные налобные бляхи (рис. 53).
Удила прикреплялись к узде при помощи псалий, а повод — к кольцам удил. В тех случаях, когда имелся ремень чумбура, правый конец повода привязывался к кольцу удил, а левый при помощи петли или блока (деревянного или рогового) прикреплялся к ремню чумбура, привязанного к кольцу удил с левой стороны. В таком случае на чумбуре, в 25-30 см от удил, завязывался узел, и левый конец повода при помощи петли или блока свободно передвигался на этой части чумбура (рис. 54).
Узды изготовлялись из хорошо выделанной толстой кожи, при этом ремни либо сложенные вдвое в продольном направлении сшивались сухожильными нитками, либо обшивались тонкой кожей по всей или только по наружной поверхности.
Двусоставные удила были двух типов: с наружными ушками — кольцами в виде «стремечка», либо с большими коль-
цами круглой или овальной формы. Удила со стремечком все медные литые, удила же с круглыми кольцами или медные литые или железные кованые. В раскопанных нами могилах вождей племён найдены только кольчатые удила, причём в одних курганах медные удила в большем или меньшем числе встречаются совместно с железными, в других найдены только железные удила.
Псалии чрезвычайно разнообразны как по материалу, из которого они изготовлены, так и по форме. Оригинальные медные псалии в виде развилки найдены в верховьях р. Бухтармы вместе с удилами со стремечкообразными концевыми ушками 1. [17] Прямые с утолщением на концах и с двумя отвер-
|
|
Рис. 53. Узда. Третий Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 53 в новом окне) |
Рис. 54. Удила и псалии. Третий Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 54 в новом окне) |
стиями посредине медные псалии известны из рядовых погребений на р. Урсуле у с. Туэкта 1 [18] и из Арагольских курганов близ Пазырыка.
В больших промерзших курганах, как и в рядовых, при раскопках нередко находятся псалии, выделанные из отростков рогов оленя, также с двумя отверстиями посредине. Такие псалии были найдены в трёх Пазырыкских курганах.
До раскопок в 1950 г. второго Башадарского кургана псалии, найденные в могилах вождей племен, были только роговые или выделанные из дерева. Деревянные псалии все фигурные, частично покрытые листовым золотом. Во втором Башадарском кургане нами впервые наряду с деревянными найдены и медные фигурные псалии, частично крытые золотом. При этом имеются и деревянные псалии, в точности повторяющие медные.
Фигурные псалии представляют собой либо изображения животных, либо прямые или S-образные стержни с изображением голов животных на одном или на обоих концах псалий. В некоторых случаях псалии украшались геометрическими фигурами, реже мотивами, взятыми из растительного мира. Псалии, вырезанные из дерева, или свободно вставлялись
в кольца удил при прикреплении их к узде, или, в тех случаях, когда фигуры, изображённые на концах таких псалий, были больше диаметра колец удил, одна из таких фигур скалывалась, а после того как псалия была вставлена в кольцо удил, сколотая часть приклеивалась на своё место. Так как концы почти всех деревянных псалий покрывались листовым золотом, то этих повреждений видно не было.
Все ремни узды, кроме подбородных и повода, украшались самыми разнообразными изображениями, вырезанными из рога, — литыми из меди, чаще же вырезанными из дерева и обычно покрытыми листовым золотом, реже оловянной фольгой. Как правило, такие украшения помещались на перекрестиях ремней, по середине ремня переносья, но нередко и в промежутках между указанными точками. В некоторых случаях все ремни узды сплошь закрыты украшениями (рис. 55).
Особого упоминания заслуживает использование кабаньих клыков для украшения узды и нагрудного ремня седла. Существует мнение, будто бы украшение конской упряжи кабаньими клыками характерно для более ранних курганов рассматриваемой эпохи. И действительно, они встречаются в Горном Алтае в курганах вместе с медными удилами со стремечковидными ушками, которые в Западной Скифии датируются VII-VI вв. до н.э. Тем не менее кабаньи клыки обнаружены и в курганах, например во втором Башадарском, с удилами, характерными и для более позднего времени, с кольцевыми ушками и притом не только медными, но и железными. Отсутствие украшений из кабаньих клыков в могилах некоторых районов Горного Алтая, например на Улаганском плато (Пазырыкская группа), объясняется скорее более суровыми климатическими условиями этих районов и, как следствие, отсутствием там кабанов.
Налобные подвесные бляхи, хотя среди них преобладают круглые, довольно разнообразной формы. Встречаются полулунные в виде полуподковки, сердцевидной формы. Только одна роговая налобная уздечная подвеска из второго Пазырыкского кургана представляет собой сложную композицию — гусей в пасти рогатого хищника (рис. 124, а).
Разветвления суголовных ремней у псалий украшались либо нанизанными на них гофрированными кожаными «гармониками» (рис. 54), либо вырезанными из дерева развилками с различными орнаментальными мотивами (рис. 55).
В то время как концы суголовных ремней на темени лошади связывались различными узлами большей или меньшей слож-
ности, концы ремней подбородных связывались либо простым узлом, либо при помощи различных застёжек: пронизок в форме конского копыта, вырезанного из рога или дерева, или при помощи особых застёжек в форме запятой.
Сёдла в то время в Горном Алтае получили уже строго выработанную форму (рис. 50). Они состояли из двух кожаных подушек, по форме напоминающих зерно фасоли, сшитых между собой и, как правило, набитых оленьим волосом, реже травой. Каждая подушка шилась из четырёх лоскутов кожи: двух больших — верхнего и нижнего и двух малых — переднего и заднего. Последние прикрывали луки данной седельной подушки. Специальным ремешком свободные края нижних лоскутов двух подушек сшивались между собой и таким путём полу-
|
|
Рис. 55. Узда. Пятый Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 55 в новом окне) |
Рис. 56. Седло. Первый Пазырыкский курган.(Открыть Рис. 56 в новом окне) |
чалось седло. Для того чтобы волос, которым набивались подушки, не сбивался, их простёгивали в три-четыре ряда тонкими ремешками или шерстяными шнурами. Таким же образом простёгивались части подушек, представлявших собой луки седла. Для прочности спереди и сзади, у внутренних краёв лук, седельные подушки скреплялись специальными довольно широкими ремнями. В некоторых случаях при высоких седельных луках между ними вкладывались деревянные распорки, прикреплённые к серединам указанных выше ремней. По середине седла, поверх подушек, укреплялся широкий верхний подпружный ремень (рис. 57).
Под седло подшивался, составляя одно целое с ним, вырезанный по его форме войлочный потник. В пятом Пазырыкском кургане вместо потников под сёдла были подложены длинные, богато украшенные, войлочные чепраки. Сверху на седло накреплялась седельная покрышка из тонкого войлока. К верхнему подпружному ремню пристёгивался нижний подпружный ремень. В одних случаях он с правой стороны наглухо привязывался к верхнему подпружному ремню, а с левой стороны при седловке коня подтягивался к нему и завязывался петлёй либо пристегивался при помощи особой пряжки, чаще роговой. В других случаях нижний подпружный ремень пристёгивался к верхнему при помощи литых медных или вырезан-
Рис. 57. Седло (в развёрнутом виде).
Пятый Пазырыкский курган.
(Открыть Рис. 57 в новом окне)
ных из рога пряжек с неподвижным запором, крючком. Единые по типу пряжки эти разнообразны по форме, причем несколько вариантов таких пряжек, как, например, во втором Башадарском кургане, встречается в одной могиле.
Нагрудный ремень своими концами привязывался к верхнему подпружному ремню близ подушек седла. В горизонтальном положении нагрудник удерживался на лошади при помощи ремня, лежащего на холке лошади, как это видно на изображении конного воина на ковре из пятого Пазырыкского кургана. Концы ремня подхвостника укреплялись в центре задних лук седла. В некоторых случаях, как это имело место в пятом Пазырыкском кургане, в задних луках седла были укреплены сравнительно короткие и широкие ремни, к которым привязывался подхвостный ремень. Тогда правый конец подхвостного ремня наглухо связывался с ремнём у седла, а левый закреплялся петлёй. Это давало возможность изменять длину подхвостного ремня при перенесении седла с одной лошади на другую.
Передние и задние луки сёдел имели самые разнообразные украшения. Орнаментальные бляхи подвешивались к концам ремней, скрепляющих седельные подушки, а также накреплялись на верхние подпружные ремни. При отсутствии чепраков различные подвески украшали края седельных подушек. Всевозможными бляхами украшался ремень нагрудный и даже подхвостный (рис. 57, 58).
При одном и том же в основном типе сёдел намечается два варианта: первый — со сравнительно низкими, едва намеченными седельными луками и второй — сёдла с высокими, вполне оформившимися луками. Первый вариант пока обнаружен только в двух первых Пазырыкских курганах, второй — во всех остальных исследованных до настоящего времени курганах. Среди сёдел второго варианта, т.е. с высокими луками, имеются сёдла без деревянных распорок и с распорками — первым зачатком прочной деревянной основы — ленчика седла.
Что касается приёмов украшения сёдел, то они существенно варьировали в зависимости от местности, возможно, от принадлежности захороненного к той или иной родовой группе. Немалую, повидимому, роль в данном случае играли вкус и изобретательность того мастера или мастеров, которые изготовляли украшения сёдел данного вождя племени.
Исходя из соображений чисто конструктивного порядка, можно было бы думать, что сёдла с низкими, едва намеченными
Рис. 58. Седло (в развёрнутом виде).
Пятый Пазырыкский курган.
(Открыть Рис. 58 в новом окне)
луками являются наиболее древней формой. Следующими по времени, казалось бы, должны были быть сёдла с высокими луками и ещё более поздними — с деревянными распорками. Между тем комплексы других вещей, найденных в исследованных нами курганах вместе с сёдлами различных типов, противоречат такому заключению.
Эти два типа сёдел, повидимому, одновременно бытовали и у западных причерноморских скифов. Напомню, что сёдла с маленькими, едва намеченными луками мы видим в изображениях коней на вещах из Чертомлыцкого кургана и с высокими луками — в изображении всадника на ритоне из Мерджаны.
Узды и сёдла украшались и причерноморскими скифами, но такое изобилие украшений, какое мы видим в Горном Алтае, было принято, повидимому, только в Азии. О массагетах Геродот писал, что у них «уздечки, удила и фалары приготовляются из золота» 1. [19] Вряд ли все же массагеты могли иметь столько золота, чтобы литыми золотыми вещами украшать конскую упряжь. Вероятнее, что у них, как и в Горном Алтае, псалии, уздечные и седельные украшения были медные или вырезанные из дерева, но сверху покрытые листовым золотом.
У европейских скифов конских наверший и уздечных начельников мы не знаем. Последние весьма характерны для ассирийского и раннего персидского, а также, по всей вероятности, и восточноскифского конского убранства. Их мы находим во всех могилах вождей племён в Горном Алтае и притом только у одной или двух лучших верховых лошадей, положенных обязательно в первом, восточном, ряду конского захоронения. Навершия эти представляют собой голову оленя или какого-либо фантастического животного, рога оленя или горного козла, иногда сложные композиции вроде борьбы грифона с тигром или нападения барса на оленя, фигуры петуха на шее горного барана. В одних случаях они прикреплены к узде, в других случаях они составляют целый головной убор лошади или являются его частью.
При таких головных уборах коня имеются обычно и специальные нагривники, составляющие с ними одно целое. В первом Пазырыкском кургане найдены узорные футляры на хвостах лошадей, имеющих также и головные уборы, во втором Башадарском кургане хвосты двух лучших лошадей были обвиты длинной спиралью из полосы листового золота.
Столь пышное убранство отборных коней вождей племён Горного Алтая находилось в полном соответствии с пышностью переднеазиатского конского убранства.
У конного воина, изображённого на войлочном ковре из пятого Пазырыкского кургана, слева у пояса, как и на изображениях воинов причерноморских скифов, висит горит (колчан-налучье) с луком. Лук и стрелы были основным скифским вооружением. Ни одного горита или лука при раскопках в Горном Алтае пока не было найдено, и данное изображение горита с луком тем более ценно, что указывает на бытование
Рие. 59. Фигурка всадника. (Натур.вел.).
Эрмитажное собрание скифо-сибирского золота.
(Открыть Рис. 59 в новом окне)
и в Горном Алтае короткого сильно выгнутого сложного типично скифского лука.
Эта особенность скифского лука весьма наглядно показана на золотой статуэтке конного воина, приобретённой Герардом Миллером на Колывано-Воскресенском заводе (рис. 59). Конь этой статуэтки изображён с подстриженной гривой, с типично горноалтайскими уздой и седлом. Воин в костюме, сходном с костюмом конного воина, изображённого на войлочном ковре из пятого Пазырыкского кургана. Натянутый им лук короткий, сильно изогнутый.
Целых стрел нами не найдено. Из третьего Пазырыкского кургана мы имеем 24 древка стрел, но без наконечников, которые, очевидно, были сняты грабителями. Эти древки стрел длиной около 80 см, на переднем конце имеют черенки для насада втульчатых наконечников и на заднем конце — арочную
выемку для тетивы лука диаметром около 0.5 см. По всей вероятности, имелось оперение, так как у заднего конца одного аз древков стрелы сохранилась сухожильная обмотка.
Все древки стрел оказались орнаментированными, часть целиком, большинство же только в нижней половине. Замечательно, что рисунки, нанесённые только двумя красками — красной и чёрной, при сравнительно небольшом числе орнаментальных мотивов, благодаря различным комбинациям, в которых данные мотивы использованы, столь разнообразны, что нет и пары древков с одним и тем же узором (рис. 60).
Наконечники стрел немногочисленны, но весьма разнообразны по форме. Часть из них роговые, часть бронзовые и ни одного железного.
Из курганов на юге Горного Алтая (верховья р. Бухтармы) имеются трёхгранные, трёхпёрые бронзовые наконечники стрел с длинным клиновидным черенком, вставлявшимся в расщеплённое на конце древко.
Подобные же наконечники стрел найдены в восточном Алтае (в нижнем течении р. Чулышмана). Из южного Алтая имеются роговые трёхгранные черешковые наконечники стрел. Бронзовые втульчатые наконечники стрел найдены в долине р. Урсула. Плоские их грани сходятся к острию несколько округлённо; в основании их граней имеется глубокий дугообразный вырез. Среди роговых втульчатых наконечников стрел имеются равносторонние, трёхгранные, пирамидальные, при максимальной ширине у верхней трети наконечника, со спрятанной втулкой (второй Пазырыкский курган) и наконечники уплощённой формы, ромбические в сечении, с развилкой основания (первый Башадарский курган).
В общем, как лук, так и стрелы, независимо от того, из какого материала изготовлены наконечники последних, по форме типично скифские, хорошо известные на всей территории распространения скифской культуры.
Кроме лука со стрелами, древние горноалтайцы были вооружены короткими железными мечами — акинаками. Их акинаки с типичным крыловидным перекрестием найдены теперь, правда, в сильно разрушившемся состоянии, уже в ряде курганов, а кожаные ножны от акинака обнаружены во втором Башадарском кургане.
В одном из рядовых Арагольских курганов найден крестовый медный кинжал.
Боевым оружием были также и клевцы, или чеканы. Судя по следам этого оружия, которым был убит вождь, похороиен-
Рис. 60. Орнамент на древках стрел. (1/2 натур.вел.).
Третий Пазырыкский курган.
(Открыть Рис. 60 в новом окне)
ный во втором Пазырыкском кургане, а также по следам клевца, пробившего черепа захороненных во всех курганах коней, форма его в разрезе была овальная, в среднем 11х17 мм. Ударный, заострённый конец клевца был круглый, чаще же ромбический в сечении.
Из оборонительного вооружения в Горном Алтае нам известны только щиты. При одной и той же конструкции щиты были двух типов: малые и большие. Малые щиты прямоугольной формы (28x36 см), состоят из лоскута кожи с вплетёнными в него в среднем тридцатью четырьмя тщательно выструганными палочками. По краям лоскут кожи загнут на обратную сторону щита и там закреплён. На обратной же стороне щита сделана широкая петля из ремня, пропущенного с лицевой стороны. Такие щиты найдены во всех курганах, кроме третьего Пазырыкского. Щиты из этого последнего кургана значительно бóльших размеров (53x69 см), с дугообразным верхним краем и состоят из пятидесяти двух тщательно выструганных палочек. Помимо кожи, связывающей палочки, эти щиты скреплены ещё двумя поперечными палочками: одной — внизу, другой — несколько отступя от верхнего края.
Такого рода щиты, состоящие из палочек, переплетённых лоскутом кожи, были типичным скифским оборонительным оружием. Такой именно конструкции щиты мы видим в руках сражающихся скифов на золотом гребне греческой работы из кургана Солоха.
О суровых «военных обычаях» скифских племён ценные сведения имеются у Геродота. Скиф пьёт кровь первого убитого им врага, а головы всех убитых им в сражении относит к царю, потому что только доставив голову неприятеля скиф получает долю добычи 1. [20] Из черепов убитых врагов скифы из готовляли чаши 2. [21]
Для нас особенно интересно следующее сообщение. «С головы [убитого врага скиф] снимает кожу следующим образом: кругом головы около ушей делает надрез, потом берёт голову в руки и вытряхивает её из кожи, затем соскабливает с неё бычачьим ребром мясо и выделывает кожу в руках, делая её таким образом мягкою, затем употребляет как утиральник, привешивает её к уздечке той лошади, на которой ездит сам, и гордится этим» 3. [22] Такой же обычай был и на Алтае. Вождь,
захороненный во втором Пазырыкском кургане, был убит в бою. Об этом свидетельствуют три упоминавшиеся выше
Рис. 61. Татуировка на теле вождя.
Второй Пазырыкский курган.
а — на левой руке; б — на правой ноге.
(Открыть Рис. 61 в новом окне)
отверстия, пробитые в затылочной части его черепа боевым чеканом. Удары были нанесены сзади. С убитого был снят скальп. Кожа спереди была надрезана над лбом от одного уха до другого, через выступающий вперед мысик волос, и содрана
назад так, что кожа сохранилась только на лице, череп же до шеи был обнажён.
Тело этого убитого в сражении и скальпированного вождя племени оказалось татуированным (рис. 61). Татуировкой сплошь были покрыты обе руки, исключая кисти, грудь, отчасти спина, голени ног.
О татуировке у скифских племён прямых письменных указаний нет. О наличии татуировки у западных соседей скифов, агафирсов, сообщает Помпоний Мела, который пишет, что «они разрисовывают лица и тела одними и теми же рисунками и так, что смыть их нельзя» 1, [23] а Аммиан Марцеллин добавляет, что племя это раскрашивало всё тело голубым узором 2. [24] По словам Плиния, «даки и сарматы мужчины разрисовывали себе тело» 3. [25]
Исследование татуировки вождя показало, что она была выполнена методом накалывания и была произведена задолго до его смерти, возможно в молодости 4. [26]
Весьма интересны сюжеты татуировки. Это преимущественно изображения фантастических животных, одновременно сочетающих в себе видовые признаки оленя, хищника кошачьей породы и орла. Обращает на себя внимание и особый приём изображения животных с вывихнутым задом и изображение птичьих (грифовых) головок на конце хвоста и ветвей оленьих рогов. Последний мотив восходит к отдалённым временам и ярко представлен в скульптурах и барельефах древних хеттских городов уже в XIV в. до н.э.
Только на одной из голеней мы имеем изображение рыбы (налима) и в реалистическом плане представленных горных баранов.
Если никаких сообщений о татуировке у скифов и о ее назначении мы не имеем, то со слов Геродота мы знаем, что у фракиян «порезы на коже означают благородное происхождение; не имеющий их не благороден» 5. [27] Агафирсы «разрисовывали свои лица и тела более или менее, смотря по степени благородства» 6. [28] Как повествует Ксенофонт, у сыновей богатых малоазийских массиник «спины были разрисованы, а передняя
часть тела была татуирована цветами» 1. [29] Позже этот обычай отмечен у динлинов и у наследовавших им киргизов, у которых татуировка была привилегией храбрейших.
Таким образом, татуировка горноалтайского вождя прежде всего должна была отмечать его знатное происхождение или его мужество, или и то и другое вместе. С другой стороны, фантастические животные, изображённые в татуировке, могли иметь, кроме того, особое значение как обереги.
Были ли татуированы тела вождей, найденных нами в других захоронениях, с уверенностью сказать нельзя до специальных исследований их кожи, так как она до такой степени почернела, что не распознаются и следы татуировки.
Если в середине первого тысячелетия до н.э. татуировка тела практиковалась у западных соседей скифов — агафирсов — в Малой Азии, в Персии ахеменидского времени и так далеко на северо-востоке, как Горный Алтай, то с большой долей вероятия можно считать, что обычай этот был общераспространённым у скифских племён, во всяком случае среди вождей племён, конных воинов.
[1] 1 М.И. Ростовцев, 1913, табл. 11.
[2] 1 С.И. Руденко, 1944, стр. 268, 269.
[3] 2 О.М. Dalton, стр. 51.
[4] 1 Геpодот, IV, 116.
[5] 1 О.М. Dalton, табл. XIV, № 69.
[6] 1 О.М. Dalton, табл. XI, № 28.
[7] 1 Геpодот, IV, 111.
[8] 2 Напомню рассказ Геродота о скифском царе Скиле, имевшем склонность к греческим нравам и одевавшемся в эллинское платье, о том, как он был низвержен и обезглавлен за заимствование чужих обычаев (IV, 78-80).
[9] 1 Геpодот, IV, 71.
[10] 2 Там же, IV, 23.
[11] 1 С.В. Киселёв, 1935, стр. 102, рис. 17.
[12] 1 J. de Morgan, табл. V, рис. 3 и 4; стр. 50, рис. 78; табл. VI, рис. 1; стр. 49, рис. 77.
[13] 2 С.В. Киселёв, 1949, табл. XXX, рис. 2, 3 и 4.
[14] 3 С.В. Киселёв, 1935, стр. 102, рис. 15 и 16.
[15] 1 О.М. Dalton, стр. 86, рис. 50.
[16] 2 С.И. Pуденко, 1930, стр. 142, рис. 2, 3.
[17] 1 А.В. Адрианов, 1916. — С.И. Pуденко, 1930.
[18] 1 С.В. Киселёв, 1947, стр. 166, рис. 6.
[19] 1 Геродот, I, 215.
[20] 1 Геродот, IV, 64.
[21] 2 Там же, IV, 65.
[22] 3 Там же, IV, 64.
[23] 1 Помпоний Мела, II, 10.
[24] 2 Аммиан Марцеллин, XXXI, 14.
[25] 3 Плиний Старший, кн. 22.
[26] 4 Подробнее см.: С.И. Руденко, 1949а.
[27] 5 Геродот, V, 6.
[28] 6 Помпоний Мела, II, 10.
[29] 1 Ксенофонт. Анабасис, V, 4, 32.