Б.Б. Пиотровский
Искусство Урарту. VIII-VI вв. до н.э.
// Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа. 1962. 164 с.
IV. Общая характеристика урартского искусства.
Приведённый выше обзор показывает, что большинство известных в настоящее время памятников урартского искусства относится к придворному искусству, стремящемуся передать усиленное впечатление богатства, пышности и могущества. Всё это хорошо видно на примере парадного трона, скульптурные части которого, попавшие в разные музеи мира, подробно описаны в предыдущей главе. Золото и многоцветные камни, украшавшие трон, создавали впечатление варварского великолепия и роскоши, а экспрессивные фигурки устрашающих фантастических существ служили для того, чтобы вызвать суеверный страх у стоящих перед троном и вместе с тем защитить от злых сил сидящего на троне царя.
К придворному искусству относятся также украшенные рельефными изображениями бронзовые щиты, шлемы и колчаны, имеющие посвятительные надписи урартских царей. Частыми мотивами их украшения являются повторяющиеся фигуры львов и быков, животных, олицетворяющих силу. Недаром на сценах дворцовых ассирийских рельефов, имевших целью передать подвиги царя, изображаются его охоты на львов и диких быков, описания которых встречаются в царских летописях, а в поэтических образах сам царь выступает как тур, лев или орёл. Иногда вместо животных на предметах вооружения помещаются ритмические ряды чередующихся изображений колесниц и скачущих на конях воинов, а также священных деревьев со стоящими по их сторонам божествами. На лобных частях шлемов изображения священных деревьев и богов, размещённых в двух рядах, обрамлены фигурами фантастических змей со львиными головами, которые должны были усилить защитительную силу помещённых на шлеме воина изображений.
Как было уже указано, все предметы придворного урартского искусства по своему стилю очень близки к ассирийским памятникам, вследствие чего они долгое время признавались ассирийскими, а урартское искусство
(117/118)
рассматривалось как провинциальное ассирийское. В общих трудах по искусству древнего Востока и в экспозициях крупнейших музеев Западной Европы долгое время урартские памятники не отделялись от ассирийских.
Связь урартского искусства с ассирийским вполне понятна; в IX в. до н.э. влияние Ассирии, одного из сильнейших в то время государств Передней Азии, на формирующееся урартское государство было очень сильным: первые надписи урартских царей писались по-ассирийски, для надписей применялась не только непосредственно взятая у ассирийцев система клинообразного письма, но заимствована и форма повествовательных текстов, в урартские дворцы перешла живопись из ассирийских дворцов с уже готовыми орнаментальными схемами и изобразительными мотивами, имена многих урартских божеств, изображавшихся наподобие ассирийских, стали передаваться в надписях ассирийскими идеограммами, несколько позднее к урартам перешло ассирийское вооружение и многие другие элементы культуры. Но несмотря на значительную роль заимствования в формировании придворного урартского искусства, его самобытные черты и особенности выступают в очень определённом виде. На это уже указывал первый исследователь урартского искусства, турецкий археолог Е. Акургал. Действительно, несмотря на внешнее сходство, урартские изображения всегда можно отличить от ассирийских. Приземистые фигуры людей, с характерным профилем лица, выполненные сравнительно грубо, очень характерны для урартского искусства, которое с несравненно большим мастерством передаёт фигуры животных с богатой орнаментальной разделкой их туловищ. Видно, что эти стилизованные изображения животных прошли длинный путь развития, отделивший их от реалистического образа. Туловища их кажутся покрытыми богатыми орнаментально украшенными попонами или коврами. Мелкая гравировка передаёт орнамент из прямых, косых и волнистых линий, из завитков и кружков. Все животные на урартских памятниках искусства даны в состоянии покоя; по меткому выражению Е. Акургала, львы, изображённые на щитах, «гуляют», и только оскаленная пасть передаёт ярость зверя.
Прежде чем перейти к рассмотрению особенностей урартского искусства, следует остановиться на общей его характеристике. Урартское искусство в основном декоративное, в нём значительное место занимает орнамент, часто использующий растительные мотивы (гирлянды бутонов, пальметки, розетки, стилизованные деревья). Фигуры животных и людей также обычно подчинены декоративности и размещаются в полосах, создавая ряды одинаковых или чередующихся изображений, обращённых в разные стороны. Особенно чётко декоративное размещение изображений видно на круглых бронзовых щитах, где, несмотря на расположение фигур в концентрических полосах, ни одна из них не оказывается перевёрнутой (рис. 39 и 40). В этих случаях композиция заменяется часто тематической связанностью элементов.
В разрушенном могильнике около Арин-берда были обнаружены обломки бронзовых поясов, на которых в горизонтальных полосах изобра-
(118/119)
Рис. 79. Изображение на бронзовом шлеме Сардури II. Исторический музей Армении.
(Открыть Рис. 79 в новом окне)
жены колесницы с воинами, стреляющими в бегущих львов и быков (рис. 44). Тут налицо определённые элементы композиции охоты, хотя изображения сцен охоты на львов и быков в целях декоративности чередуются, и все эти колесницы, быки и львы переданы совершенно одинаково.
В могильнике у сел. Тли, в Юго-Осетии, Б.В. Техов обнаружил интересный бронзовый пояс, украшенный отдельными изображениями, размещёнными в полосах, среди которых имеются фигуры колесниц, совершенно такие же как на Арин-бердских поясах. Но композиция на поясе из Тли распалась: колесницы, бегущие быки и львы помещены без связи друг с другом и даже разделены добавочными орнаментальными мотивами. Такой распад композиции и превращение композиционных элементов в чистую орнаментику отчётливо виден и на других урартских бронзовых поясах, происходящих как из урартской крепости Тейшебаини (Кармир-блур), так и из закавказских могильников.
В монументальном урартском искусстве композиционные изображения нам неизвестны. Вероятно, там встречались сцены шествия богов, стоявших на животных, сцены жертвоприношения, принявшие уже выработанную, трафаретную форму.
Большее разнообразие дают мелкие памятники урартского искусства, в частности печати. На них помещались изображения приношения жертв перед стелами, моления и жертвоприношения богам, шествие царя, движение колесницы, вероятно царской, в сопровождении музыкантов и др. Но и там наблюдается передача определённых изображений по выработанной форме, в частности — бога Тейшебы, стоящего на быке на миниатюрной печати из Кармир-блура и на громадном рельефе из Адильджеваза, отличаются друг от друга лишь масштабом и деталями украшений. В основе обоих изображений лежит одна выработанная, обязательная для выполнения схема. Небольшую фигурку, вырезанную на печати или на щите, или на колчане, можно значительно увеличивать, без искажения художественного восприятия. Разработка одной и той же схемы приводила к художественной лаконичности и монументальности, некоторой геральдичности. Разработка определённых форм, в частности форм
(119/120)
керамики, приводила к художественному совершенству глиняных изделий. В одной из кладовых Тейшебаини был обнаружен большой запас (свыше тысячи штук) красных лощёных кувшинов для вина. Все они были близки друг к другу по форме, имели сходный контур туловища, несколько яйцевидного, одинаковый красивый изгиб ручки. В другой кладовой оказались кувшины иной формы, с более округлым туловом и округлой ручкой, и нет никакого сомнения в том, что они вышли если не из другой мастерской, то из рук другого мастера. Но в обоих случаях мы имеем поразительную выработанность формы, полученную вследствие того, что мастер не стремился делать разнообразные кувшины, а придерживался лишь одной формы.
Таким образом, в урартском искусстве имело место постоянное копирование художественных форм, устойчивая традиция, и потому бронзовые щиты одного из последних урартских царей Русы, сына Эримены (рубеж VII и VI вв. до н.э.), украшались теми же мотивами, что и его далёкого предшественника царя Аргишти, сына Менуа (первая четв. VIII в. до н.э.).
Постоянное копирование одной фигуры приводит к её упрощению и стилизации. Историки искусства неоднократно указывали на то, что при последовательном копировании получается упрощение, стилизация образа с потерей реалистических черт, а иногда и искажение его до неузнаваемости. Давно, ещё в студенческие годы, мною был произведён следующий опыт: из книги А.Э. Брэма «Жизнь животных» я взял рисунок бегущей лошади и дал её последовательно копировать разным людям и уже на десятой копии фигура лошади стала схематичной и «пошла шагом».
Характерная для урартского искусства сильная схематизация фигур животных и разделка туловища тонким и выработанным геометрическим орнаментом несомненно связана с постоянным копированием одной и той же трафаретной фигуры животного. Художник не стремился отступить от веками выработанной схемы, которая бралась как для монументальных, так и для миниатюрных изображений. Несмотря на то, что в основе урартской схемы изображения животных и передачи деталей лежат ассирийские образцы, урартское искусство значительно богаче передаёт орнаментацию фигур по своеобразной схеме, которую всегда можно без ошибки узнать.
В этом отношении особенно интересны рассмотренные выше золотые ножны скифского акинака из келермесского и мельгуновского курганов. На этом памятнике чётко проявляется разница передачи фигур в скифском стиле и фигур животных, заимствованных из урартского искусства. Так, фигура оленя на выступе ножен совершенно лишена орнаментальной разделки поверхности, в то время как фигуры фантастических животных на самих ножнах имеют характерную именно для урартского искусства разделку. Из келермесских курганов происходит также золотая чаша с изображением животных в совершенно ином стиле (рис. 80). Передача их фигур скорее всего напоминает фигуры животных на рельефах из дворца
(120/121)
Рис. 80. Изображение на золотой чаше. Келермес. Государственный Эрмитаж.
(Открыть Рис. 80 в новом окне)
Ашурбанипала в Ниневии. Это сходство подкрепляется и фигурами бегущих птиц (страусов), помещённых у борта чаши и находящих близкие аналогии в ассирийской глиптике, а также в изображении птиц на печати мусасирского царя Урзаны, выполненном также в ассирийском стиле.
Изображения животных на келермесской чаше отличаются от изображений фантастических существ на ножнах акинаков тем, что передача мускулатуры и шерсти не превратились ещё в сухую графическую декоративную схему.
В искусстве всего древнего Востока большую роль играл канон, были определённые правила для изображения человеческой фигуры (голова и туловище в профиль, плечи развёрнуты), животных и деревьев. Художники при составлении композиций постоянно пользовались моделями и трафаретами, при строгом соблюдении установленных пропорций. Даже на таких известных по общим руководствам памятниках ассирийского искусства, как сцены охоты на рельефах дворцов Ашурнасирпала II (Калху) и Ашурбанипала (Ниневия), мы отчётливо видим использование различных моделей не только полных фигур, но и их частей. Так, на рельефе Ашурнасирпала, изображающем охоту на львов, бросается в глаза несоответствие мчащейся колесницы и спокойной фигуры льва, опираю-
(121/122)
Рис. 81. Урартские печати в виде бычков. Кармир-блур. Исторический музей Армении.
(Открыть Рис. 81 в новом окне)
щейся передними лапами на её задок, да и фигура стреляющего из лука царя помещена так, что стрела должна пролететь обязательно мимо льва. Если мы внимательно рассмотрим изображения львов и львиц на знаменитых рельефах охоты на львов Ашурбанипала, то окажется, что разнообразные изображения животных составлены из комбинаций моделей голов, туловищ и лап. Нет никакого сомнения в том, что и урартские художники постоянно пользовались моделями и трафаретами и должны были подчиняться правилам пропорций. Этим объясняется и монументальность урартского искусства. Фигурки парадного трона, изображения животных и всадников на щитах и шлемах, несмотря на их небольшие размеры, имеют строгие монументальные формы, и эти изображения поддаются любому увеличению.
Несмотря на кажущееся однообразие памятников урартского искусства, Е. Акургал пытался выделить разные стили. Он указал на то, что для изделий VIII в. до н.э. особенно характерен «стиль завитков» («Ringolstil»), позже, с VII в. до н.э., наряду с ним развивается «стиль выпуклостей» («Buckelstil»). Эти два стиля в урартском искусстве существуют, не влияя на изменения общей формы фигур.
Изучение различных стилей в урартском искусстве крайне затруднено ограниченностью материала. Кроме того, совершенно ясно, что урартское искусство испытывало воздействие не только со стороны ассирийской, но и хеттской (хурритской) культуры. Е. Акургал с полным основанием подчёркивает наличие во многих урартских памятниках, особенно в скульптурных украшениях котлов, позднехеттское (арамейское) влияние.
Урартское искусство оказывало определённое влияние на искусство своих западных соседей, особенно в тот период, когда урарты завладели путями к Средиземному морю. Вероятно, многие предметы урартского искусства вывозились на запад из центра Урарту. Высказывалось предположение о том, что на запад транспортировались отдельные ручки для котлов, которые приклёпывались к местным котлам. Но наряду с этим, несомненно, имело место и влияние урартского искусства на искусство соседей, которые сами стали изготовлять предметы урартских форм и именно этим объясняется большое стилистическое разнообразие широко распространённых ручек котлов в виде крылатых фигур с человеческим торсом и голов быка.
(122/123)
Установившиеся в VIII в. до н.э. связи урартской культуры со Средиземноморьем не были односторонними и одной из важнейших тем истории Передней Азии является выяснение взаимосвязей средиземноморской, сирийской и урартской культур в первых веках I тысяч. до н.э. Ведь в греческих святилищах и этрусских могилах были найдены не только ручки бронзовых котлов, документирующие связи с Передней Азией, но и другие предметы. Например, в Дельфах была найдена фигурка из слоновой кости, изображающая обнажённую богиню, имеющая большое сходство с фигуркой богини из Вана, также вырезанной из слоновой кости. Уже давно указывалось на связь многих элементов орнамента архаического греческого искусства с Передней и Малой Азией; поразительное сходство Мусасирского урартского храма IX в. до н.э. с древнегреческими храмами подчёркивает определённую роль культуры Передней Азии в формировании античной культуры.
В последнее время Р. Гиршман поднял и успешно разрабатывает вопрос о влиянии урартской культуры на культуру ахеменидского Ирана. Саккызский клад и материалы раскопок Кармир-блура отчётливо выявляют связи скифского искусства через Урарту с древним Востоком. М.И. Артамонов ставит даже вопрос о формирующей роли древнего Востока в создании скифского искусства.
Большой самостоятельной темой является изучение влияния Урарту на культуру древнего Закавказья.
Более ста лет в Эрмитаже хранятся первые урартские памятники, но лишь за последние тридцать лет изучение урартской культуры получило интенсивное развитие, позволившее отчётливо установить значение Урарту в истории древнего Востока, особенно в период перехода от древневосточного строя к античному.
|