Т.Н. Овчинникова
П.К. Козлов — исследователь Центральной Азии.
// М.: 1964. 200 с.
Шестая экспедиция 1923-1926 гг.
Монгольская.
«...Необозримая пустыня Гоби, миражи, чудные вечера и переливы зари...»
П. Козлов
Козлов был готов к новому путешествию ещё в 1914 г. Он предполагал посетить и описать Южный Тибет, проникнуть в Лхасу, пользуясь личным знакомством и приглашением тринадцатого Далай-ламы Тибета. Но осуществлению намеченной Русским географическим обществом уже скомплектованной экспедиции помешало начало мировой войны 1914 г.
И только после Великой Октябрьской социалистической революции, благодаря заботе партии и правительства об отечественной науке, Русское географическое общество смогло осуществить намеченную экспедицию. Кстати сказать, это была последняя экспедиция П.К. Козлова и последняя экспедиция Общества. Составленный Козловым проект экспедиции был одобрен Географическим обществом и Академией наук СССР. После этого он лично докладывал в Совете Народных Комиссаров о планах и задачах экспедиции. Совет Народных Комиссаров утвердил план экспедиции и отпустил большие средства на её проведение. Начальником экспедиции назначили Козлова.
Страстный исследователь Центральной Азии беспредельно радовался тому, что после долгих лет вынужденной кабинетной работы он снова отправляется в пределы Центральной Азии. «Итак, путешествие решено! — писал он. — Я вновь во главе экспедиции Географического Общества в Центральную Азию. Конечно, годы мои уже не те, [1]
(148/149)
но я ещё здоров, бодр и физически крепок, а главное, как говорил мой незабвенный учитель Н.М. Пржевальский, „опытности много”...
Чувствую необыкновенный радостный подъём, я счастлив... Мне кажется, что я сейчас помолодел на два десятка лет. Живу мечтами о предстоящих странствованиях. Больше всего манят меня те районы Тибета, где берёт начало Янцзы. Много интересного ждет нас ещё в южных частях нагорья, в крайне размытых, расщеплённых ущельях южных склонов тибетских хребтов. Помимо природы, влечёт меня к себе и человек — обитатель тибетских пустынь и культурных долин...». [2]
Экспедиция, организованная уже Советским правительством, была прекрасно снаряжена по сравнению с прежними, в которых участвовал Козлов. В своём дневнике он отмечал: «Экспедиция снаряжена отлично. Советом Народных Комиссаров отпущено 100 000 золотых рублей на её осуществление. Мы имеем достаточное количество охотничьих ружей..., все необходимые астрономические приборы, несколько фотографических аппаратов, плотные, тёплые брезентовые палатки, крепкие вьючные ящики и сумы, складную брезентовую лодку, портативную чугунную печку для обогревания палатки или юрты, войлоки, бараньи тулупы и многое, многое другое». [3]
Персонал экспедиции (24 человека) в основном составляла молодёжь, подготовленная Козловым. Его старшими помощниками были С.А. Глаголев — географ, С.А. Кондратьев — натуралист, Е.В. Козлова — орнитолог, Н.В. Павлов — ботаник.
Козлов неустанно заботился о возвышении отечественной науки. Он всегда охотно делился с учениками своим богатым опытом путешественника-исследователя малодоступных территорий Центральной Азии. Каждый коллектив возглавляемой им научной экспедиции он воспитывал в духе беззаветной преданности и служения Родине В своём дневнике по новой экспедиции Козлов писал: «Уклад наш спартанский, дисциплина строгая. Сам я беззаветно люблю природу Центральной Азии и стремлюсь
(149/150)
к её исследованию. Тому же стараюсь научить спутников. Стремления и цели наши ясны: исследовав природу и памятники старины, высоко держать знамя науки и престиж Родины. По маленькой горсточке русских путешественников, по их поведению и деятельности здесь, на чужбине, местное население судит о всём нашем великом народе. Это всегда нужно помнить». [4]
В планы экспедиции входило исследование малоизученных территорий Монголии и Тибета. Козлов имел приглашение Далай-ламы для исследования Тибета и посещения Лхасы. Правитель Тибета выслал навстречу Козлову своего посла, прибывшего в Улан-Батор с соответствующими пропусками для русской экспедиции. Но в связи с экономической и политической экспансией английских империалистов в Тибет, правительство Англии выступило против работ русской научной экспедиции в Тибете. И несмотря на то, что тибетцы приглашали экспедицию для исследования своей страны, учёным пришлось сосредоточить свои работы, в основном, на территории Монгольской Народной Республики.
Задачей экспедиции Козлова стало всестороннее изучение территории молодой республики, богатств её малоизученной природы. Советский Союз, могучий сосед Монголии, обладающий научными силами и средствами, считал своим долгом помочь Комитету наук Монгольской Народной Республики в изучении природы и производительных сил страны.
24 июля, накануне выезда экспедиции из Ленинграда, Географическое общество организовало её дружеские проводы, на которых присутствовали академики А.П. Карпинский и В.В. Бартольд, а также известные исследователи и путешественники: Б.А. Федченко, О.М. Шокальский, Н.И. Кузнецов, А.А. Бялыницкий-Бируля, А.П. Семёнов-Тян-Шанский, Г.Е. Грумм-Гржимайло и др. 19 августа путешественники уже прибыли в Кяхту, где окончательно сформировался каравая экспедиции.
Экспедиционный багаж (около 65 центнеров) разместили на 35 повозках и доставили в Улан-Батор, на основную базу монгольской экспедиции.
(150/151)
П.К. Козлов перед выездом в Монгольскую экспедицию.
(151/152)
В этом путешествии Козлов уже пользовался автотранспортом как средством передвижения, главным образом, в местностях с хорошими дорогами. Основным же средством передвижения по-прежнему оставались верблюды и лошади.
Весь зимний период 1923-1924 гг. участники экспедиции работали в окрестностях Улан-Батора, совершая непродолжительные экскурсии с целью естественно-географических исследований данной территории. Работы вели специалисты различных областей наук: в состав экспедиции входили географ, ботаник, зоолог и др.
Полевой сезон (весна и лето 1924 г.), путешественники провели в районе правых притоков верхней Селенги (реки Орхон, Хара, Тола). Детальное изучение местности велось в юго-западных отрогах хребта Хэнтея, в живописных горах Ноин-Ула, расположенных в восточной излучине реки Хара (правый приток Орхона). Горы Ноин-Ула представляли собой сильно расчлененный кристаллический массив, поднимающийся на 1200-1700 м над уровнем моря, почти сплошь покрытый лесом (сосна, лиственница, кедровый стланик). В глубоко врезанных долинах и по аллювиальному шлейфу гор часто встречались лиственные высокоствольные породы, как осина, восточная крупнолистная берёза, ивняковые уремы, а также заросли кустарниковой берёзы, черёмухи, боярышника.
Богато был представлен и травяной покров. Исследователи отметили его наиболее характерные виды: сибирский водосбор, белый анемон, ургуй, первоцвет, пырей, волоснец, поленица, осока, мохнатый султан лисохвоста и др.
Животный мир района Ноин-Ула включал в себя представителей разных фаунистических областей. Экспедиция встретила около 30 видов млекопитающих, среди которых находились представители типичной лесной фауны: медведь, россомаха, белка, лиса, соболь, лось, косуля, олень и др. На открытых и лесных полянах обитали суслик, тарбаган, сурок, бурундук, тушканчик и прочие мелкие грызуны.
Гораздо богаче оказался мир птиц. Участники экспедиции наблюдали до 200 видов гнездящихся и пролетных птиц.
Из гнездящихся наиболее часто встречались дрофы, журавли-красавки, жаворонки, кроншнепы, чибисы, бер-
(152/153)
Группа участников Монгольской экспедиции.
Первый ряд (слева) — А. Симуков, В. Гусев, С. Глаголев, П.К. Козлов, К. Даниленко.
куты, сокола, синицы, чечётки, оляпки, завирушки, дятлы, рябчики, тетерева, глухари и т.п.
В период стационарного естественно-географического исследования в горах Ноин-Ула, расчленённых долин Соцзуктэ, Цзурумтэ, Гуджуртэ, Козлов нашёл три группы древних могильных курганов, расположенных приблизительно равномерно по трём названным долинам, на склонах и у подножья гор. Путешественники насчитали 220 таких древних захоронений.
Могилы — остатки древней культуры за тысячелетней давностью стали совсем незаметными среди окружающей местности для неопытного наблюдателя. Холмы их были почти выровнены и покрыты зарослями сосны, берёзы, лиственницы и других пород.
Из опросных сведений участники экспедиции узнали, что в одном из шурфов золотоискатели обнаружили древние погребения. Поэтому Козлов внимательно присматривался ко всем неровностям рельефа, стараясь не пропустить в них могильные курганы. Его старания увенчались успехом. Об этом он писал в своём дневнике: «...Над самым дном долины (Суцзуктэ. — Т.О.) в разреженном лесу
(153/154)
я увидел разбросанные поодаль друг от друга небольшие возвышения в форме усечённых конусов разных размеров, замаскированных снегом. Это и были курганы; вершина каждой могилы представляла невысокий вал, окружавший центральную воронку. По-видимому, эти памятники старины были когда-то разрыты и потому утратили свою первоначальную естественную форму. На некоторых из них росли высокие сосны, что свидетельствовало о давности раскопок, хищнически производившихся здесь неизвестными искателями кладов». [5]
Прежде чем приступить к раскопкам, П.К. Козлов решил исследовать одну из полуразрушенных могил. Он хотел узнать схему построения погребального помещения, общий план расположения подземных сооружений и, таким образом, подготовиться к рациональным работам при раскопках следующих курганов.
Все курганы путешественники отметили на плане и пронумеровали. При раскопках для каждого кургана велся отдельный дневник с занесением в него всех подробностей работ и описание извлеченных предметов. Раскопки требовали особого напряжения физических сил, так как грунт, промерзший больше чем на 2 м, не поддавался без прогревания кирке и лопате, а погребения были расположены на глубине от 10 до 14 м.
Козлов в дневниках так описывал производство раскопок курганов: «...Вести раскопки ранней весной довольно затруднительно. Сначала приходится откапывать курган из-под снега, потом ежедневно раскладывать костры, чтобы отогреть мёрзлую почву. В день рабочим удавалось снять слой земли не более 1 м глубиной. На глубине 1,5-2 м открылась талая, вязкая, глинистая почва...». [6] Обычно на глубине 6-10 м начинала просачиваться вода, сильно мешавшая работам, и иногда в таком количестве, что приходилось непрерывно откачивать её. Во избежание обвалов ставили крепы в виде срубов.
Участники экспедиции разрыли 10 курганов. Раскопки показали, что каждое погребальное помещение состоит из двух деревянных камер, размещавшихся одна в другой и сделанных из лиственницы. Стены их обиты шёлковыми,
(154/155)
Караван Монгольской экспедиции П.К. Козлова.
шерстяными и войлочными коврами. Гробы покрыты лаковыми красками.
Из раскопанных курганов экспедиция извлекла массу предметов, памятников древней культуры. Козлов обнаружил в могилах хорошо сохранившиеся художественные шёлковые ткани, шерстяные вышивки, керамику, бронзу, деревянные и каменные изделия, волосы, заплетённые в косы и часто вложенные в специальные шёлковые футляры, сёдла, ценные нефритовые и золотые изделия и многое другое. Большинство предметов уникальны. Особенно это относится к шерстяному ковру со сложным сюжетом скифско-сибирского искусства, деревянному орудию для добывания огня и т.д. Хорошей сохранности предметов способствовала постоянная температура –0, –1° на глубине погребений, не изменявшаяся на протяжении многих веков.
В составе экспедиции не было специалистов-археологов. Поэтому археологией Козлов занимался сам вместе с помощником Кондратьевым. [7] Вести раскопки было
(155/156)
очень трудно, тем более что экспедиция не имела соответствующих технических возможностей. И только колоссальным напряжением физических сил путешественникам удалось достичь поистине огромных результатов.
О первых результатах раскопок в Ноин-Ула Козлов сразу же сообщил в Академию наук СССР. Академия наук и Совнарком СССР быстро организовали специальную экспедицию в состава археолога, проф. С.А. Теплоухова, палеонтолога Г.И. Боровка, почвоведа Б.Б. Полынова и минералога В.И. Крыжановского. При Совнаркоме СССР образовалась постоянная комиссия по научному исследованию территории Монгольской Народной Республики. С этого момента началась систематическое, всестороннее исследование природы Монголии. Активное участие в изучении своей страны принимал и Учёный Комитет Монголии. Одновременно в Монголии работали экспедиции: почвенная, геохимическая, геологическая, археологическая, этнографическая, географическая. Отчёты всех этих экспедиций опубликованы в специальном издании Комиссии по научному исследованию Монгольской и Тувинской республик три Совнаркоме СССР. [8]
Наряду с археологическими работами, экспедиция Козлова изучала богатую и своеобразную природу Монгольской Народной Республики. Ботаник экспедиции Павлов подробно исследовал растительность Хангая, а также обследовал верховье Орхона и Байдарика, озёрную котловину Цаган-нор. Орнитолог экспедиции Е.В. Козлова непрерывно вела зоологические сборы и орнитологические исследования. Базой для стационарных зоологических работ в Северной Монголии экспедиция избрала урочище Сунгур, расположенное на одноимённой реке.
Весь коллектив путешественников работал исключительно плодотворно. Подводя итоги работы, проделанной экспедицией за один только 1924 г., Козлов писал: «Должен сказать, что сделано экспедицией много. Моё сердце полню горячей любви и благодарности ко всем моим старшим и младшим сотрудникам, которые изо дня в день, невзирая ни на какие невзгоды, свято и беззаветно выполняли свой долг. Одни из них умело и самоотверженно работали на дне курганов — в полутьме, в холоде и грязи,
(156/157)
Площадь Сухэ-Батора в Улан-Баторе.
Фото Э.М. Мурзаева.
часто с риском для жизни производили выборку научных сокровищ из погребальных помещений. Другие — в горах или степи, не зная устали, неделями и месяцами экскурсировали с планшетом или ружьём в руках, с копалкой для растений или сачком для насекомых. И во всех случаях своей разнообразной жизни — с успехом или с неудачей — мои спутники возвращались в главный лагерь, твёрдо зная, что они могут поделиться с товарищами своими переживаниями, что они во всех встретят сочувствие. Путешествие и научная работа среди природы, её широкого простора, роднят и сближают людей и в то же время воспитывают и приучают к сознательному выполнению своего долга перед Родиной»... [9]
Передав работы археологического характера специалистам, Козлов продолжил естественно-географические исследования. Стационарная деятельность участников экспедиции Козлова сменилась наиболее интересной, разнообразной деятельностью по маршрутам. Для охвата съёмкой и исследованием одновременно большой территории экспедиция разделилась на две самостоятельные группы и вела работы по двум маршрутам.
(157/158)
Один отряд во главе с Глаголевым в конце июля 1925 г. направился к низовьям р. Эдзин-Гол и в Хара-хото. В задачи этой группы входило ведение географического дневника по всему маршруту, съёмка пути, сборы естественно-географических коллекций. В Хара-хото необходимо было произвести точные съёмки развалин и дополнительные раскопки, а также взять большие фигуры, добытые и оставленные там Козловым в 1909 г.
От Улан-Батора на юг, до Гобийского Алтая, группа Глаголева двигалась по пути, проходящему между прежними маршрутами Н.М. Пржевальского и П.К. Козлова. Второй отрезок пути, от Гобийского Алтая к низовью Эдзин-Гола, отряд прошёл по совершенно заброшенному, древнему пути — торгоутской дороге, связывающей Пекин с Эдзин-Голом. Этот путь никем из исследователей не был пройден. Дорога представляла собой вид искусственной насыпи и чётко выделялась среди окружающей местности.
В дальнейшем группа Глаголева работала в низовье Эдзин-Гола, дважды посетила развалины Хара-хото и правела комплексное исследование в торах Ноин-богдо, расположенных к северо-востоку от Хара-хото.
Основная часть экспедиции под руководством Козлова избрала юго-западное направление, к горам Хангая. 1 августа 1925 г. отряд вышел из Улан-Батора, направляясь вниз по долине реки Толы к урочищу Улхуин-Булун, расположенному у её северо-западного изгиба. Долина здесь расширялась до 3 км, и река делилась на ряд рукавов. Некоторые из них представляли старицы и отдельные озерки, а также заболоченные пространства, поросшие камышом и осокой, привлекавшие большое количество водоплавающих и голенастых птиц. Путешественники наблюдали большое количество гусей, лебедей, уток, турпанов, куликов и других птиц.
Для натуралиста это был отрадный уголок и широкое поле деятельности по сбору коллекций. Кроме того, по словам местного населения, южнее урочища Улхуин-Булун находились древние памятники культуры, так называемые Тукюэсские погребения. Было решено сделать здесь длительную остановку.
Козлов распределил обязанности между членами экспедиционного отряда так, что одновременно успешно велись сборы естественно-исторических коллекций, съёмка
(158/159)
Каменная черепаха в долине Орхона.
Фото Гонгоржаба.
местности и раскопка тукюэсских могил, относящихся, по мнению специалистов, к VII-VIII вв. н.э.
В одном из небольших курганов торчала часть камня. При раскопках оказалось, что это искусно высеченная из гранита черепаха гигантских размеров и весом свыше тонны. Её панцирь был украшен шестигранниками, а на боку имелось изображение извивающейся змеи.
Неподёлеку от черепахи экспедиция обнаружила образцы керамики, разбросанные каменные фигуры людей. Остатки памятников культуры племён, населявших Монголию, встречались на всём пути от урочища Улхуин-Булун до Хангая.
Местное монгольское население, не знавшее о происхождении и значении каменных фигур, относилось к ним с чрезвычайным суеверием. Путешественники нередко встречали каменные изображения, обмотанные шёлковыми хадаками. Как правило, рты фигур были обмазаны кашей: местные жители время от времени «кормили» их, чтобы «отводить» от себя всё дурное и злое.
Кроме древних могил и развалин, о прежних обитателях Монголии говорили также письмена, замеченные исследователями на скалах. При содействии и активном
(159/160)
участии местного населения — монголов, стремящихся к познанию исторического прошлого своей родины, они нашли в гранитном массиве Бичиктэ-дулан-хада на горе «письмена тёплых скал», всевозможные изображения, писаницы, начертанные рукой неизвестного художника.
Этот тип «монгольской летописи» встречался также и в юго-восточных окрестностях монастыря Мишик-гун на пустынных скалах розового гранита. На ровной, отшлифованной ветром поверхности диабазового утёса были обнаружены монголо-маньчжурские, тибетские и китайские надписи, расположенные ровными строками. Козлов удачно сфотографировал эти строки, позднее специалисты легко могли прочитать и разобраться в письменах.
Первым эти надписи переводил с монгольского языка председатель Учёного Комитета Монголии Ц.Ж. Жамцарано. Они заключали в себе мысли, высказанные, а затем написанные одним из староверов или красношапошников, и относились к 1624 г. Будучи изгнанным далеко за пределы своего хошуна, старовер в тоске и печали предавался философским размышлениям. Проф. Б.Я. Владимирцев считает эти надписи ценнейшим, единственным в своём роде памятником монгольской старины. [10]
Во время недельного пребывания в окрестностях Мишик-гуна, совпавшего с весенним пролётом птиц, экспедиция значительно пополнила орнитологическую коллекцию.
От монастыря Мишик-гун путешественники направились вначале на северо-запад к оз. Олун-нор, затем снова на юго-запад к оз. Сангиндалай и оттуда — к хребту Хангай.
На оз. Олун-нop они с помощью брезентовой лодки произвели гидрологические исследования. Озеро оказалось вытянутым с северо-востока на юго-запад, длина береговой линии составляла около 25 км, глубина озера достигала 1-2 м. Судя по нескольким промерам, дно имело однообразный рельеф. Горько-солёная вода озера считалась исследователями необитаемой.
Местность, пройденная отрядом от оз. Олун-нор до хребта Хангай, носила неприветливый пустынно-степной характер. Среди холмов изредка встречались лишь под-
(160/161)
земные обитатели — сурки, суслики, а в небе часто парил степной орёл. И только массив Дуланула был покрыт лиственничными лесами. Экспедиция расположилась лагерем к юго-востоку от массива, у оз. Сангиндалай.
Участники похода подробно изучили озеро. Оно было вытянуто с северо-востока на юго-запад в долине р. Цзэгэстэ, вытекающей из озера Сангиндалай, и достигало в окружности 10 км. Члены экспедиции установили, что средняя глубина его равняется 1-2 м; дно песчаное, местами илистое, пополняющееся за счёт грунтовых вод, выходящих на дно озера в виде ключей. Ихтиологическая фауна озера оказалась сравнительно богатой. По берегам озера селилось большое количество уток и гусей.
10 октября путешественники прибыли к южному подножью Хангая, на истоки р. Онгингол. Здесь у тёплых источников с постоянной температурой в +15° они остановились на зимовку.
Весь путь, пройденный экспедицией от Улан-Батора, включая и разъезды, проходил по территориям, обозначенным на 40-верстовой карте белыми пятнами. Они были заполнены благодаря подробной съёмке Козлова.
Кроме глазомерной съёмки и гипсометрических определений, участники экспедиции беспрерывно вели зоологические, ботанические и геологические, а также археологические сборы, три раза в сутки отмечали метеорологические показания, производили фотосъёмки и т.д. На месте зимовки они установили постоянно действующую метеорологическую станцию. В течение всей зимы непрерывно проводились экскурсии в окрестности для исследования хребта Хангай.
Самой длительной и плодотворной экскурсией по Хангаю явился поход в долину р. Орхон. Пробраться туда было нелегко. Долина изобиловала лавовыми нагромождениями настолько, что путник легко мог сбиться с пути среди однообразных лабиринтов обломков туфа, совершенно лишённых растительности.
Орхон в верхнем течении имел ширину в 30 м и, пробираясь в горах на протяжении 5 км, протекал в глубоком каньоне, отвесные кремнистые стены которого поднимались на 20 м. В этом месте река никогда не замерзала: на крутых поворотах или в местах скопления отторженцев в ложе реки образовывались водовороты и шумные каскады.
(161/162)
У западного конца каньона к Орхону подходила быстрая речка Улан, которая, впадая в канвой р. Орхон, образовывала большой водопад высотой в 16 м при ширине водной струи в 12 м. На далекое расстояние слышался шум водопада, который долгое время вызывал у населения суеверный страх.
Хребет Хангай, тянущийся с северо-запада на юго-восток параллельно системе Гобийского Алтая, находится почти в центральной части Монгольской Народной Республики. В среднем Хангай поднимается над уровнем моря на 2000-3000 м. Максимальной высоты в 4031 м достигает вершина Отхонтэнгери, имеющая вечный снежный покров. Остальные же высоты вечного снега и ледников не имеют, хотя летний снегопад на высотах Хангая — явление обычное, но снег быстро тает. Следы древнего оледенения в Хангае наблюдаются повсеместно.
Хангай значительно расчленён долинами рек на целый ряд горных гряд различного направления. Формы рельефа в основном мягкие: сглаженные, плоские гребни, куполообразные вершины.
Нередки следы вулканической деятельности, особенно в центральном Хангае, где характерны вулканические формы рельефа и вулканические породы — лавовые потоки, базальты, туфы и т.д.
Хангайские торы — водораздел между внешним бассейном Северо-Ледовитого океана (реки Орхон и Селенга) и внутренним бессточным бассейном (реки Байдариг, Туингол, Онгин-Гол, Тэс, Дзабхан). Это островной горный массив с пышной лесной растительностью, с большим количеством рек и речек. Северные склоны их покрыты густыми лиственничными лесами с примесью кедра, который преобладает в более высокой зоне. У подножья гор раскинулись леса, состоящие из тополя, ивы, берёзы. Южные склоны — это степи и полупустыни. Отдельные участки Хангая заняты высокими травянистыми степями, прекрасными пастбищами.
Хангай относился к числу наименее исследованных районов Монголии. Поэтому экспедиции Козлова пришлось работать в довольно трудных условиях. Местное население оказывало посильную помощь русским путешественникам. Во время зимовки в Хангае, совершая длительные экскурсии, исследователям особенно часто пришлось общаться с монголами. Они нередко ночевали в их
(162/163)
В горах Хангая. Река Орхон.
Фото Э.М. Мурзаева.
юртах, таким образом ближе знакомясь с бытом и нравами этого добродушного, выносливого, жизнерадостного народа.
После революции, совершённой в Монголии в 1921 г., и провозглашения Народной Республики в 1924 г. в связи с переходом на осёдлость значительно улучшились материальные условия жизни монголов. Это особенно замечал Козлов, сравнивавший бытовые условия жизни монголов, наблюдаемые им в своих прежних путешествиях по этой стране.
В новой экспедиции Козлов отмечал как положительный факт очень отзывчивое отношение местного населения к путешественникам: в прошлых экспедициях он много раз сталкивался со всякими препятствиями, чинимыми отдельными князьками-ханами, местной феодально-теократической верхушкой. Теперь же путешественники встречали помощь не только со стороны Учёного Комитета Монголии, но и от местных управлений по всей территории республики. Жажда изучения своей родины, стремление познать все окружающее возбуждали огромный интерес монгольского народа к русской научной экспедиции.
(163/164)
Монголы всячески стремились облегчить работу исследователей. Нередко дело доходило до того, что местные жители ходили по лугам и лесам вместе с членами экспедиции и собирали коллекции.
Весна и лето 1926 г. — последний период деятельности экспедиции — прошли так же плодотворно. Оставив место зимовки, отряд направился на юг.
Дальнейшее движение экспедиции через Гоби шло по новому, никем не пройденному пути. В северной Гоби, у урочища Холт, в обрывах красной глины очень близко к поверхности путешественники сделали ценные палеонтологические находки. Наиболее интересными оказались остатки трёхпалой лошади гиппариона, жирафов, носорогов, различных коз, оленей, гиен и других животных. В Холте, по определению сотрудницы Палеонтологического института Академии наук Б.И. Беляевой, были найдены кости следующих ископаемых животных: хилотерии, гиппариона, ацеротерии, трагоцеруа, газели.
Все они относятся к третичной, так называемой гиппарионовой фауне и датируются верхним миоценом или нижним плиоценом. [11]
Захоронение в гобийских впадинах древней фауны представляет большой научный интерес. И не случайно, что в 1922-1924 гг. здесь одновременно с экспедицией Козлова работала американская палеонтологическая экспедиция под руководством Р. Эндрюса.
Обнаружив целое кладбище костей животных в долине Холт, Козлов решил с небольшой группой сотрудников остаться здесь для дальнейшего изучения находки, а часть отряда под руководством орнитолога Е.В. Козловой направил к оз. Орокнор [12] для наблюдения над весенним пролётом птиц, сбора естественно-географических коллекций и глазомерной съёмки местности.
Оз. Орокнор расположено в долине, простирающейся между Хангаем на севере и Гобийским Алтаем на юге. Длина его береговой линии составляла 85 км, озеро было вытянуто с востока на запад на 20 км. Глубина же озера
(164/165)
Базальты в Центральном Хангае.
Фото Э.М. Мурзаева..
оказалась небольшой — от 2 до 4 м. Вода в озере солоноватая: оно сильно опреснялось р. Туин-голом, впадающей с севера, а также за счёт грунтовых вод. В озере водилось много рыбы.
Все работы по исследованию озера велись при помощи брезентовой лодки. Орокнорские монголы впервые видели лодку и со страхом наблюдали за плаванием по озеру. Они считали, что в средней своей части озеро «бездонно» и плавать по нему — верная гибель. Однако, убедившись в целости и сохранности путешественников, местные жители прониклись к ним ещё большим уважением.
В конце марта и начале апреля на озере наблюдались массовые пролёты птиц, которых привлекали густые прибрежные заросли камыша. Его привольные прибрежные и пойменные луга представляли собой хорошие пастбища для верблюдов, лошадей, баранов.
От оз. Орокнор были видны чёткие очертания Гобийского Алтая со снежными вершинами Ихэ-богдо, на северный склон которого и направлялся отряд Е.В. Козловой.
(165/166)
Гобийский Алтай оказался безлесным и имел неприветливый, пустынный вид. Только по сухим руслам попадались кустарнички жимолости, дикого персика, смородины. Этот край был почти необитаем, путешественникам встречались только охотники. Правда, в горах Ихэ-богдо они находили пещеры, в которых жили ламы-отшельники.
В то время, когда группа Е.В. Козловой успешно проводила исследования Гобийского Алтая, П.К. Козлов направился в Хара-хото навестить группу С.А. Глаголева, работавшую там с 1925 г. В гобийскую пустыню отряд Козлова попал в начале марта, время, неблагоприятное для пребывания в этой области. Путешественникам пришлось перенести большие невзгоды. Позднее Козлов вспоминал: «Каждый день мы вставали около двух часов ночи, а то и раньше, для того, чтобы сделать возможно больший переход в прохладное время раннего утра, так как днём невыносимый зной сильно затруднял движения. Песок нагревался до того, что было горячо ступать по нему в больших сапогах, а если случайно на остановке кому-либо из нас приходилось дотронуться до песчаной поверхности мокрой холодной рукой, то на коже сразу получался сильный ожог. Частые овраги, пересекавшие наш путь, особенно утомляли нас, так как верблюды вообще не умеют спускаться с горы шагом, а их и без того томительное покачивание превращается здесь в тягостную и с трудом переносимую тряску. По мере того как мы углублялись к югу, пустыня становилась ровнее, безжизненнее: по ней, словно какие-то демоны, бегали затейливые по очертаниям вихри, а вдали дрожал мираж». [13]
Несколько смягчали условия пребывания в пустыне ключи-колодцы, часто встречавшиеся у подножья незначительных гор: Халтэрэ-куру, Нэмэгэтэ и Ноин-богдо. В течение пятнадцати дней пути исследователи не встречали никакой растительности, кроме саксаулов. И только в низовье Эдзин-Гола, богатом оазисе гобийской пустыни, им попались небольшие заросли тополя, но затем вновь потянулась щебне-галечная пустыня.
В Хара-хото, лишённом воды и растительности, работать было ещё труднее. По прибытии туда Козлову сообщили безрадостное известие.
(166/167)
Встреча начальников научных экспедиций в Монголии; П.К. Козлов и Р. Эндрюс.
Публикуется впервые. (Снимок предоставлен Е.В. Козловой).
(167/168)
Оказалось, что многие громоздкие и тяжёлые предметы, найденные Козловым в прошлой экспедиции и оставленные в развалинах из-за отсутствия транспорта до следующего посещения, были раскопаны английским путешественником А. Стейном в 1914 г. и вывезены в Англию.
При вторичных раскопках «знаменитого субургана» экспедиция Козлова извлекла многочисленные обрывки письмен, лепные глиняные украшения, отдельные кости человеческого скелета. В отдельных фанзах внутри города исследователи отрыли много монет, украшений, бус, земледельческих орудий и т.д. В нише северной стены они нашли много глиняных головок (обломки статуэток). Под небольшим слоем песка были обнаружены глиняная цветная голова Будды, богатая керамика и многое другое.
Закончив работы в Хара-хото, путешественники отправились в обратный путь, на Родину.
* * *
Экспедиция П.К. Козлова 1923-1926 гг. дала много нового ценного материала в области археологии, а также географии в целом. Она, собственно, положила начало изучению Северной Монголии и предгорий Гобийского Алтая. Удачное сочетание методов работы экспедиции, маршрутных рекогносцировок и стационарных исследований, а также наличие в составе экспедиции различных специалистов способствовало наиболее полному, всестороннему изучению территории Монгольской Народной Республики в области географии, зоологии, ботаники, археологии и этнографии.
Ещё в прошлом путешествии у Козлова появился интерес к изучению истории народов Центральной Азии; его привлекали археологические памятники, часто встречавшиеся в степных и пустынных районах страны. В горах Ноин-Ула экспедиция открыла и исследовала могильные курганы Ханьской династии, давшие колоссальный археологический материал (80 экспедиционных ящиков) большой научной ценности, проливший свет на историю развития монгольского народа.
На основании изучения Ноин-Ульских находок в связи с археологическими раскопками в разных районах Европы и Азии археологи устанавливают время Ноин-Ульских погребений, относя их ко II-I вв. до н.э.
(168/169)
Находки в Ноин-Ульских курганах в сопоставлении с известными ранее археологическими памятниками позволяют более подробно судить о культурно-экономическом укладе племён, населявших верховье реки Селенги. Учёным стало ясно, что местная культура не была обособленной и замкнутой в себе. Она имела оживлённую связь с другими культурными центрами, в частности, с Грецией и Китаем, о чём свидетельствует часть предметов, относящихся только к культуре Греции и Китая. К привозным предметам в первую очередь относились шерстяные ткани тёмно-пурпурного цвета с вышивкой белыми и коричневыми нитками пальметок. В изображении фигур вместо ног — растительные разводы, крылатые грифоны и т.д. Это, безусловно, — признаки греческой культуры. Её влияние на местную культуру ярко выражалось в изображениях зверей скифско-сибирского искусства: позы зверей были видоизменены в греческом, античном стиле.
Целый ряд предметов оказался завезённым из древнего Китая. Сюда относились, главным образом, шёлковые ткани и лаковые изделия, керамика и изделия из нефрита.
Все найденные предметы [14] переданы Географическим обществом в музеи Ленинграда, а часть оставлена в улан-баторском музее. Большая и самая ценная часть их приведена в образцовый порядок крупными специалистами-реставраторами Государственного Эрмитажа, где и экспонируется в настоящее время. В результате научной обработки курганных находок Козлова вышел в свет ряд печатных трудов, проливающих свет на культурно-исторические условия народов, населявших Центральную Азию в отдалённые времена.
Работа экспедиции не ограничивается исследованиями, проведёнными в горах Ноин-Ула. Путешественники открыли большой водопад на притоке верхнего течения р. Орхон, а в дальнейшем подробно изучили юго-восточный Хангай, а также степные и пустынные пространства Монголии до Хара-хото. Они первыми из европейцев посетили район Северной Гоби и долины Холт, где обнаружили ископаемые остатки позвоночных животных гиппа-
(169/170)
рионовой фауны, нашли и сфотографировали интересные, содержательные надписи и рисунки на скалах, плитах.
Экспедиция произвела лимнологические работы на целом ряде озёр. При этом были отмечены небольшие глубины, характерные для всех исследованных озёр.
Производя дополнительные раскопки в Хара-хото, исследователи получили много нового материала, характеризующего культуру и быт племени Си-ся.
В горах и долинах Хангая участники экспедиции открыли тёплые и горячие минеральные источники с температурой от +15 до +55° С. Эти источники свидетельствовали о сравнительной молодости горной страны. Некоторые источники использовались местным населением с давних времён как целебное средство при лечении ревматизма и других заболеваний.
В результате работ экспедиции на планшет было снято 3500 км маршрута с определением астрономических и гипсометрических пунктов. Во время стационарных работ велись непрерывные метеорологические наблюдения (в Ноин-Ула, Хангае, Хара-хото), которые послужили опорными пунктами при характеристике климата страны.
На протяжении всего путешествия систематически проводились географические наблюдения и сбор коллекций по отделам зоологии, ботаники, геологии.
Зоологическая коллекция экспедиции состояла из 600 экземпляров (60 видов) млекопитающих, среди них ещё один редкий экземпляр тушканчика, получивший имя Козлова. (Впервые он был пойман в окрестностях Хара-хото в прошлой экспедиции и в единственном экземпляре хранился в Зоологическом музее АН СССР).
Орнитологическая коллекция состояла из 2000 экземпляров (300 видов) птиц, 40 гнёзд с яйцами, среди которых оказались впервые добытые гнёзда пустынных обитателей — завирушек.
Значительно беднее выглядела ихтиологическая коллекция, (как в видовом, так и в количественном отношении) . Было собрано и свыше 100 видов различных земноводных.
Но особенно богатым и разнообразным оказался отдел насекомых, экспедиция привезла до 30 000 экземпляров, причём среди них было очень много новых видов.
На всём пути следования, по мере общения с населением, участники экспедиции занимались этнографически-
(170/171)
ми наблюдениями. Им удалось собрать довольно интересный материал. Кроме того, было сделано свыше 300 фотоснимков характерных ландшафтов, а также предметов археологии и этнографии.
Все научные ценности экспедиция доставила в Географическое общество. Оттуда передали в соответствующие музеи Академии наук, Эрмитаж, где они хранятся, экспонируются и изучаются специалистами-учёными.
Русское географическое общество высоко оценило работу этой экспедиции. Об этом свидетельствует и письмо председателя Общества Ю.М. Шокальского:
«Глубокоуважаемый Пётр Кузьмич,
Совет Государственного Русского Географического Общества возложил на меня приятную обязанность выразить Вам от имени Общества глубокую признательность и искреннюю благодарность за Ваши ценные труды во время последней экспедиции в Монголию 1923-1926 гг., обогатившие науку новыми сведениями о природе и человеке Центральной Азии, а также об отдалённом прошлом этих стран.
Обществу особенно отрадно, что его Почётный Член, испытанный исследователь и неутомимый путешественник, вновь блестяще выполнил ответственное научное предприятие, действуя в качество руководителя экспедиции Общества и неся его имя в глубь Центральной Азии.
Горячо приветствуя Вас и выражая надежду, что ещё немало научных исследований произвёдете Вы под знаменем Русского Географического Общества, всем нам одинаково близкого и дорогого, Совет в то же время не мог не отметить и выдающиеся заслуги Ваших сотрудников во время последней экспедиции, в особенности старших Ваших помощников — Елизаветы Владимировны Козловой и Сергея Анатольевича Глаголева, и Совет просит Вас быть выразителем его глубокой признательности как им, так и прочим Вашим товарищам по экспедиции, за их самоотверженную и столь полезную работу.
Об изложенном постановлении Совета считаю своим долгом осведомить Вас и прошу Вас вместе с тем принять выражение и личной моей, как Председателя Общества благодарности.
Искренне Вас уважающий Ю. Шокальский».
Значение Монгольской экспедиции Козлова 1923-1926 гг. увеличивается в связи с том обстоятельством, что
(171/172)
она положила начало систематическому научному изучению территории Монгольской Народной Республики. Экспедиция привлекла внимание большого количества советских ученых различных специальностей к изучению данной территории. Во время экспедиции 1923-1926 гг. Козлов заложил прочный контакт советских учёных с Учёным Комитетом Монголии, почётным членом которого Козлов был избран в 1924 г.
Бескорыстная помощь советских исследователей ученым Монгольской Народной Республики, зародившаяся в период работы экспедиции Козлова, послужила началом развития научных и культурных связей между Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой, которые все время укрепляются и способствуют расцвету культуры и науки монгольского народа.
Результаты минувших экспедиций не могли удовлетворить лишь самого Козлова. Он по-прежнему считал, что выполнил далеко не все заветы своего учителя Пржевальского. Неизученные просторы Тибета, вековые загадки его природы неуклонно манили неутомимого исследователя. И Козлов, не успев даже как следует отдохнуть после нелегкого путешествия в Монголию, строил новые планы своих дальнейших экспедиций. 27 сентября 1927 г. он писал в Академию наук:
«В Всесоюзную Академию Наук
В то время как Монголия изучена во всех своих частях более или менее удовлетворительно, далёкий, малодоступный Тибет всё ещё остаётся почти неведомым. Русские путешественники поднимались на него или с севера, или с северо-востока, проникая до верховьев главных рек Китая, хотя такие экспедиции не повторялись уже со времени 1909 года. С юга, востока и запада — со стороны экспедиций иностранцев так же мало сделано, как и с севера.
Внутренний Тибет по-прежнему остаётся почти неисследованным — с одной стороны вследствие наибольшего поднятия нагорья и сопряжённых с ним невзгод и лишений, с другой же — по причине разбойничьего населения, обитающего на нём.
Мой учитель Н.М. Пржевальский пытался проложить со стороны севера самую интересную диагональ в глубь Тибета, но этого ему не удалось выполнить, вследствие фанатизма тибетцев и сурового зимнего времени. Пржевальский вернулся, не изучив даже природу страны.
(172/173)
Четвёртым своим путешествием Н.М. Пржевальский летом 1884 года открыл истоки Жёлтой реки и в дальнейшем намеревался сделать то же самое и но отношению самой великой реки Китая — Ян-цзы-цзян — именно исследование истоков этой реки было намечено в его пятое, увы, неосуществившееся, путешествие.
Всецело разделяя этот взгляд моего учителя, я предполагаю в моё предстоящее путешествие направиться именно на Тибетское нагорье, в частности, в верховья Ян-цзы-цзяна, называемого монголами Мурусу, южнее хребта или гор Думбуре (по Пржевальскому).
Я очень хорошо знаю, что отправляться в путешествие, не написав отчёт о предыдущих работах, не следует. Но я боюсь, что после двух-трёх лет сплошного сидения за писанием книги, я утрачу подъём и тренировку и не буду способен на выполнение такого трудного путешествия, которое сейчас, как мне кажется, я смогу выполнить.
Тем не менее научные результаты экспедиции в значительной мере уже подготовлены к печати, как, например, статьи специалистов по Ноин-Ульским курганам, статья Даниленко о Хара-хото с развалинами, труд Е.В. Козловой об орнитологической коллекции экспедиции и отчет С.А. Глаголева о работах его партии в Монголии.
Считаю нужным заметить, что исполненное путешествие, именовавшееся Монголо-Тибетским, выполнено лишь наполовину: посильно изучена Монголия, а о Тибете не сказано ничего. Чтобы быть последовательным, я и предпринимаю эту трудную Тибетскую задачу тем более охотно, что располагаю довольно опытными сотрудниками — моими учениками по работам в Монголии.
На основании всего вышеизложенного, я перехожу к общему плану предстоящей экспедиция.
Экспедиция должна носить то же прежнее наименование — „Монголо-Тибетская”, рассчитанная на три года (1928-1930), при составе её в 20 человек: начальник экспедиции, его двое старших сотрудников: Сергей Анатолиевич Глаголев и Елизавета Владимировна Козлова, 7 — в качестве младших помощников, из них прежние спутники: Гусев, Даниленко, Канаев (препаратор) и Симуков, — и новые — Овчинников, Дьяковский и Иванов, молодой врач, два переводчика и 7 человек, так называемых конвойных.
(173/174)
Говоря о конвое, о прямом его назначении — с оружием в руках охранять днём и ночью бивак экспедиции, надо знать, что в моей экспедиции в местах с воровским или разбойничьим населением несут сторожевую службу все мои спутники, умеющие хорошо владеть оружием и постоянно носящие его на себе. Это обстоятельство особенно важно по отношению к высокому, суровому Тибету — его недружелюбным обитателям.
По утверждении экспедиции Правительством, я с своими сотрудниками приступаю к её снаряжению в Ленинграде, в Москве, на что потребуется 3-4 месяца времени, затем, весной — в мае месяце 1928 года, двинусь по Сибирской магистрали до В. Удинска и далее на автомобилях до столицы Монголии — Урги. После двух-трёхнедельного пребывания в Урге и окончательного снаряжения экспедиции последняя на автомобилях же юго-западным курсом перенесётся во владения Юмнбэйсэ (Монгольский Алтай).
Здесь экспедиция формирует свой караван на верблюдах и направляется к югу через богатое ключевыми источниками и растительностью урочище Шара-холусун. По ознакомлении с Шара-холусуном мы пойдём в том же южном или юго-западном направлении, за большую китайскую дорогу, в окрестности Аньси-чжоу и Са-чжу, через пониженную часть Наньшаня в Цайдам — его западный Хотун Тайчжинер, куда прибудем весною 1929 г. — Таким образом, вся зима будет использована на передвижение экспедиции к северному подножью Тибета.
В хошуне Тайчжинер, по примеру хырмы Барун-цзасака, предполагаю организовать склад экспедиции с метеорологической станцией и с программой изучения окрестностей. В мае-июне 1929 г. экспедиция — караваном на быках, участники верхом на лошадях — двинется к югу, придерживаясь зимнего маршрута Третьего путешествия Н.М. Пржевальского с расчётом в разгар лета перевалить горы Думбурэ и спуститься к намеченному пункту реки Мур-усу.
На обстоятельное исследование близких и далеких окрестностей Мур-усу, в особенности западных с истоками Ян-цзы-цзяна, экспедиция потратит не только вторую часть лета 1929 г., но и всё лето 1930 г. Только по окончании этой своей трудной задачи экспедиция повернёт к северу, приняв обратный путь наиболее близкий и наиболее продуктивный в научном отношении.
(174/175)
На такое путешествие, с постоянным составом в 20-25 (проводники и погонщики) человек и караваном 60-80 животных — верблюдов, лошадей, яков и быков, по моему строгому подсчёту потребуется сто двадцать пять тысяч (125 000) рублей, из них золотом — 35 000 руб.
Из них 50 000 руб. останется здесь для выдачи, по примеру моей последней экспедиции, содержания семьям моей и моих спутников.
Как прежде, так и теперь, экспедиция будет преследовать следующие научные цели: географию, этнографию, археологию, изучение природы — её растительного и животного отделов, со сбором коллекций в прежнем масштабе.
Весь пройденный маршрут будет заснят полуинструментально, с положением его на астрономические пункты в главных остановках каравана.
Во весь период экспедиции будут вестись систематически метеорологические наблюдения. Попутно будет изучен быт удалённых цайдамских монголов и обитателей бассейна верхнего Ян-цзы-цзяна.
Особенное внимание будет обращено на Тибет, его население, его орографию, геологическое строение и изучение в ботаническом и зоологическом отношениях.
Желательно получить утверждение экспедиции к концу настоящего года с тем, чтобы с начала предстоящего 1928 года можно было приступить к сложному снаряжению на весь трёхлетний период экспедиции.
В заключение ещё одно слово:
Самой сильной побудительной причиной, влекущей меня в новое последнее путешествие в далёкий Тибет, является самое искреннее желание в достойной мере подготовить своих спутников — учеников к выполнению ими в будущем самостоятельной экспедиции.
Почётный член Государственного Русского Географического Общества
П. Козлов.
К сему докладу — схема расходов экспедиции. [15]
Козлову не удалось осуществить этот план. Отчасти это было связано с ухудшением его здоровья, подорванного с годами нелёгких походов. Но отважный путешественник никак не хотел с этим мириться и до последних лет своей жизни мечтал об экспедиции в загадочный Тибет.
[1] Козлову в это время исполнилось 60 лет.
[2] П.К. Козлов. Путешествие в Монголию 1923-1926 гг. Дневники, подготовленные к печати Е.В. Козловой. М., Географгиз, 1949, стр. 17.
[3] Там же.
[4] П.К. Козлов. Путешествие в Монголию 1928-1926 гг. Дневники, подготовленные к печати Е.В. Козловой. М., Географгиз, 1949, стр. 36.
[5] П.К. Козлов Путешествие в Монголию 1928-1926 гг. Дневники, подготовленные к печати Е.В. Козловой. М., Географгиз, 1949, стр. 22.
[6] Там же, стр. 23-24.
[7] С.А. Кондратьев — композитор, но наряду с этим он проявил себя незаурядным натуралистом; кроме записей монгольского музыкального народного творчества, он успешно вёл раскопки Ноинульских курганов, затем географические исследования Хэнтэйских и Хангайских гор, опубликовал несколько работ.
[8] «Северная Монголия», т. I-III. Л., Изд-во АН СССР, 1926-1928.
[9] Козлов П.К. Путешествие в Монголию 1923-1926 гг. Дневники, подготовленные к печати Е.В. Козловой. М., 1949, стр. 61.
[10] Текст надписей полностью приводится в дневниках П.К. Козлова, подготовленных к печати Е.В. Козловой. (М., 1949, стр. 100).
[11] П.К. Козлов. Путешествие в Монголию 1923-1926 гг. Дневники, подготовленные к печати Е.В. Козловой. М., 1949, сноска, сделанная Е.В. Козловой на стр. 154.
[12] Теперь ужо экспедиция работала параллельно тремя отдельными группами (первая во главе с П.К. Козловым, вторая — с Е.В. Козловой и третья — с С.А. Глаголевым).
[13] П.К. Козлов. Краткий отчёт о Монголо-Тибетской экспедиции Гос. Русск. геогр. общества, 1923-1926 гг., Л., 1928, стр. 34.
[14] Подробности об археологических находках в Ноин-Ула см. «Краткие отчёты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П.К. Козлова». Изд. АН СССР, Л., 1925.
[15] Архив АН СССР, ф. 1, оп. 2. 1927 г., №8, §183.
|