М.Г. Мошкова
Позднесарматские погребения Лебедевского могильника в Западном Казахстане.
// Железный век. / КСИА, вып. 170. М.: 1982. С. 80-87.
Прикаспийский степной коридор, соединяющий Европу с Азией, давно привлекает к себе внимание исследователей. Однако его восточные районы, особенно междуречье Урала и его притоков Илека и Утвы, до последнего времени оставались очень слабо изученными. Лишь с конца 1960-х годов Уральский педагогический институт (в отдельные годы — совместно с Институтом археологии АН СССР) развернул здесь систематические разведки и раскопки, которые дали интереснейшие результаты.
В 1977-1979 гг. основные работы Западно-Казахстанской экспедиции Уральского педагогического института и Института археологии АН СССР были сосредоточены в Каротобинском р-не, где находится один из крупнейших в Западном Казахстане Лебедевский могильник. [1] Он располагается между степными речками Калдыгайты и Утва, на водораздельном сырте, часть которого протянулась между сёлами Лебедевка и Егиндыколь. Сырт в этом месте представляет собой довольно ровное плато, постепенно понижающееся в сторону с. Егиндыколь. На плато разбросано более 300 курганов, образующих восемь компактных групп (Лебедевка I-VIII). За три полевых сезона исследовано 88 курганов и три культовых сооружения в группах IV-VIII. В раскопанных курганах представлены погребения широкого хронологического диапазона — от эпохи бронзы до периода поздних кочевников. Преобладают погребения ранних кочевников V в. до н.э. — IV в. н.э. (101 могила). В настоящей статье речь пойдёт лишь о захоронениях позднесарматского времени (II-IV вв. н.э.), которые составляют около половины погребений ранних кочевников. Лебедевский могильник — первый и пока единственный погребальный памятник рассматриваемой территории со столь компактной и большой (сейчас — 50 могил) группой позднесарматских погребений. Обычно могильники содержат два-три, максимум — пять-семь захоронений. Столь же необычен и инвентарь лебедевских погребений, отличающийся особым составом, разнообразием и богатством, которые совершенно не свойственны позднесарматским захоронениям Южного Приуралья. В какой-то степени с лебедевскими сопоставимы лишь отдельные погребения из некоторых могильных групп с территории восточной Башкирии.
Погребальный обряд в позднесарматских могилах Лебедевского могильника достаточно стандартен и не выделяется на фоне всей позднесарматской культуры, особенно её южноуральского региона. В основной массе захоронения (23, или 52 %) [2] совершены в узких подбойных могилах. В 17 курганах (39 %) обнаружены узкие удлинённые грунтовые ямы и лишь в четырёх (9 %) — сравнительно широкие (длина 2,1-3,0 м, ширина 1,1-2,0 м). Во всех случаях, где фиксировался обряд погребения, костяки были ориентированы на север, иногда с отклонениями, обычно к западу. Погребённые лежали в вытянутой позе на спине, руки — вдоль тела, изредка одна из кистей — на тазовых костях. В двух подбойных могилах мужчины и женщины были похоронены в скорченной позе на левом боку. В 20 случаях (45 %) черепа погребённых имели следы пскус-
(80/81)
ственной деформации, причем в удлинённых могилах погребённые с деформированными черепами составляют 35 %, в подбойных могилах — 56,5 % и лишь однажды деформация черепа наблюдалась у погребённого в широкой могиле.
В курганах с удлинёнными могилами угли и кострища зафиксированы чаще (47 % могил), чем в курганах с подбоями (17 %), а мел в кусках и посыпка дна мелом распределены более равномерно (соответственно 23 % и 26 %). Интересно, что в Лебедевском могильнике в позднесарматских погребениях этот признак вообще встречается чаще (25 %), чем в целом на всей остальной территории и Приуралья, и Поволжья (около 20 %). Такие черты обряда, как помещение в могилу погребальной пищи (кости животных), органические подстилки под погребённым (камыш, кошма), наконец, деревянные конструкции в могилах (перекрытие над могилой, над погребённым и т.д.), тоже представлены в удлинённых и подбойных могилах неравномерно: соответственно кости животных — 29 % и 8 % могил; деревянные конструкции, подстилки — 82 % и 13 % могил. Одинаково редко встречаются в этих группах могил гробы пли колоды (14 %, или шесть случаев).
В указанных соотношениях обращает на себя внимание определённая зависимость. Новые признаки, характерные именно для позднесарматской культуры, в частности обычай деформации черепов, обнаруживают большую сопряжённость с погребениями в подбойных могилах. В то же время проявление культа огня, положение в могилу частей туши животных, деревянные конструкции, т.е. древние савромато-сарматские традиции, сопутствуют главным образом погребениям в удлинённых ямах. Даже в таком характерном для савромато-сарматской культуры во все периоды её истории признаке, как наличие в могиле мела, проявляется определённая тенденция. В подбойных могилах обычно (четыре могилы из шести) куски мела положены около покойников; в удлинённых могилах (четыре из пяти) мелом было посыпано дно ямы или мелкие кусочки его встречены в засыпи. Вообще же в позднесарматских погребениях как Приуралья, так и Поволжья посыпка дна мелом сравнительно редка.
Хочется обратить внимание ещё на одну деталь. Хотя подбойная конструкция могилы с IV в. до н.э. и особенно в III-II вв. до н.э. на территории Южного Приуралья и Нижнего Поволжья распространяется довольно широко, раннесарматские и позднесарматские подбойные могилы не идентичны. Раннесарматские подбои имели широкие входные ямы (1 м и шире) и такие же широкие большие камеры; позднесарматские, напротив, сделаны чрезвычайно экономно: как правило, очень узкая (от 0,45-0,50 до 1-1,10 м) входная яма ведёт в столь же узкую (от 0,45-0,55 м до 1-1,20 м) камеру, вырытую почти всегда под западной стенкой. Иногда камеры столь малы и невысоки, что погребённых буквально втискивали в них (например, в кургане 26 группы Лебедевка V ширина подбоя составляла 0,4 м, высота у входа 0,3 м). Приведённые данные говорят, на наш взгляд, о том, что позднесарматские подбойные погребения не являются простым продолжением давно известной формы — перед нами определённая модификация старой конструкции. Следует также учесть, что в среднесарматский период число подбойных могил в Южном Приуралье резко падает по сравнению с раннесарматским временем (так, на 113 среднесарматских погребений подбойных могил всего пять). Примерно та же картина наблюдается в Нижнем Поволжье (например, в Калиновском могильнике среди 60 погребений I в. до н.э. — I в. н.э. всего шесть подбойных могил). В позднесарматское время количество подбойных могил снова резко возрастает, они превращаются в доминирующую форму могильной конструкции. Невольно напрашивается вывод о возможности каких-то внешних импульсов в период формирования позднесарматской культуры. Но при этом местный, более древний субстрат сохраняется в качестве основного компонента. Отсутствие дробной хронологической шкалы материалов I-III вв. н.э. как из сарматских памятников Ннж-
(81/82)
него Поволжья и Южного Приуралья, так и с окружающих территорий (Западная Сибирь, Казахстан, Средняя Азия) не позволяет провести детальное временное сопоставление комплексов. Поэтому пока обоснованно выделить территорию, откуда могли исходить эти импульсы, нельзя. Лишь в самой предположительной форме можно говорить о юго-восточном (по отношению к Приуралью) регионе, включающем юго-западный Казахстан и бассейны Таласса, Сырдарьи, Зеравшана, а может быть, и о более южных районах.
Инвентарь позднесарматских погребений Лебедевского могильника разнообразен и многочислен. Они содержали лепную и гончарную керамику, оружие (мечи и кинжалы), серебряные уздечные наборы и нагайки, бронзовые фибулы и пряжки, золотые штампованные бляшки, разнообразные бусы, бронзовые зеркала, ножи, точильные камни, стеклянные сосуды и другие вещи.
В группе Лебедевка V выделяется размерами (высота 1,43 м, диаметр 30 м) и богатством инвентаря курган 23. Он содержал два погребения: разграбленное основное (2) в широкой могиле, где был похоронен мужчина, и впускное, в подбойной могиле, также мужское. Оба погребённых лежали в гробах. Инвентарь основного погребения оказался особенно обилен. Здесь найдены бронзовое ханьское зеркало с петлей и обычным восьмиарочным орнаментом (рис. 1, 4), бронзовая фибула с подвязным приёмником и фигурной обмоткой (рис. 1, 1), золотые нашивные штампованные бляшки, гончарный чернолощёный кувшин (рис. 1, 7), лепные кувшин и миска. Под правое колено погребённого была положена вверх дном бронзовая патера на невысоком кольцевом поддоне. Ручка её отломана, и на стенке сохранились лишь остатки атташа (рис. 2). Южнее патеры лежал железный черпак с длинной плоской ручкой (рис. 1, 5).
Не менее интересным оказалось и впускное погребение, где найдены длинный железный меч с халцедоновым навершием, кинжал, точильный камень необычной длины (68 см), бронзовая фибула с подвязным приёмником (рис. 1, 2), небольшая круглая бронзовая портупейная пряжка с подвижным язычком и золотые нашивные бляшки. Редкая вещь обнаружена в головах погребённого. На гроб здесь был поставлен, а затем свалился вниз стеклянный расписной бокал, немногочисленные аналогии которому известны преимущественно с территории восточноримских провинций. Весь инвентарь кургана 23, как и остальных погребений группы Лебедевка V, позволяет датировать памятник II — первой половиной III в. н. э.
В группе Лебедевка VI, продолжающей к западу группу V, обращают на себя внимание погребения воинов с длинными мечами, уздечными наборами, деревянными сосудами с серебряными обкладками, фибулами и другим инвентарём. Таких погребений восемь. Особенно любопытным по конструкции оказался курган 1. Здесь было сооружение, ориентированное с запада на восток и состоявшее из двух насыпей диаметром 14 и 16 м и высотой соответственно 0,5 и 0,9 м, соединённых валом длиной 34 м, шириной с запада на восток 10-14 м и высотой 0,3-0,5 м. Захоронение в довольно узкой подбойной могиле находилось лишь под восточной (большей) насыпью. При погребённом лежали длинный (105 см) меч без металлического перекрестья и навершия, железные удила с бронзовыми зажимами на кольцах, кожаная уздечка с серебряными пряжками и бляхами, деревянная нагайка со свинцовой обоймой, обломки стеклянного кувшинчика, бронзовая фибула с подвязным приёмником (полная аналогия в Темясовском могильнике в Башкирии), [3] золотые сферические бляшки с маленькими петельками для нашивания, железный нож и остатки кожаных сапог.
Найденный в одном из соседних курганов длинный меч имел халцедоновое навершие. Шляпка его штыря была украшена золотой штампованной бляхой-накладкой. [4] На бляхе оказалось варваризованное изображение головы то ли Силена, то ли получеловека-полульва, подобное тем, которые известны в виде рельефновыпуклого орнамента на фрагмен-
(82/83)
Рис. 1. Лебедевский могильник (группа V). Инвентарь погребений.
1, 2 — бронзовые фибулы; 3, 4 — бронзовые зеркала; 5 — железный ковш; 6, 7 — красноглиняный и чернолощёный кувшины; 1, 4, 5, 7 — погребение 2 кургана 23; 2 — погребение 1 кургана 23; 3 — курган 19; 6 — курган 11.
тах астоданов первых веков нашей эры из Афрасиаба. [5] По краю бляхи шёл ряд круглых стеклянных вставок, находившихся в ячейках, украшенных снаружи зернью. Такие же вставки украшали лоб и щёки изображения. Близких аналогий этой находке пока обнаружить не удалось. Инвентарь кургана 1 группы Лебедевка VI, особенно стеклянный кувшинчик боспорской работы [6] и фибула, дает возможность датировать его II — первой половиной III в. н.э. В эти же хронологические рамки укладываются и вещи из остальных позднесарматских погребений могильника.
(83/84)
Даже краткая характеристика Лебедевского могильника свидетельствует о неординарности памятника, особенно его поздних погребений, которые отличаются от позднесарматских комплексов всего южноуральского региона разнообразием и многочисленностью инвентаря. Отдельные могилы, исследованные, в частности, Г.И. Багриковым и Т.Н. Сениговой, [7] являются наиболее богатыми позднесарматскими захоронениями в восточных областях распространения этой культуры. В некоторое сравнение с лебедевскими комплексами могут идти лишь позднесарматские погребения, известные на территории Башкирии (Темясово), также датирующиеся II-III вв. н.э. Удивителен и необычен для Южного Приуралья и сам набор инвентаря Лебедевских курганов, особенно его импортных изделий.
Как известно, позднесарматские погребения Южного Приуралья отличаются от нижневолжских и донских почти полным отсутствием предметов западного, северопричерноморского и римского импорта и наличием незначительного количества импортных изделий, поступающих с территории Средней Азии, а возможно, и из более отдалённых восточных областей. Так, в Южном Приуралье по существу не встречается (известен лишь один кувшин из курганов Башкирии) [8] серо- и чернолощёная керамика нижнего Дона и Прикубанья. В Лебедевке же представлены не только великолепные её образцы — кувшины (рис. 1, 7) и двуручная корчага, [9] но и лепные сосуды местного производства, подражающие северопричерноморским формам. Единственная во всём Южном Приуралье светло-глиняная танаисская амфора найдена также в Лебедевском могильнике. [10] В соседних могилах были обнаружены и красноглиняные гончарные кувшины среднеазиатского производства (9 экз.; рис. 1, 6).
Пока только в Лебедевке найдены бронзовые зеркальца-подвески (2 экз.; рис. 1, 3), столь характерные для позднесарматских погребений Нижнего Поволжья, Дона, Кавказа, Крыма и Северного Причерноморья и до сих пор ни разу не встреченные в Южном Приуралье (не считая самых западных его районов — Куйбышевской обл.). [11] Зеркальцам-подвескам в Лебедевском могильнике сопутствуют ханьские зеркала с восьмиарочным орнаментом и типа TLV (рис. 2, 3; группа VI, курган 39, погребение 2). [12] Такие же экземпляры с восьмиарочным орнаментом известны на территории Башкирии (Темясово). [13]
До сих пор были известны лишь три находки лучковых фибул с подвязным приёмником в Приуралье. В Лебедевском же могильнике найдено уже восемь классических фибул этого типа и одна сильно профилированная фибула с плоской овальной спинкой. Однако здесь обнаружены и свойственные именно этим районам крупные пружинные фибулы с завитком на конце высокого приёмника и ромбической или треугольной коленчато изогнутой спинкой (Лебедевка VI, курганы 4, 16, 19 и др.). [14] Лебедевский могильник содержит и предметы римского производства — это шарнирная фибула с ромбическим щитком с эмалью [15] и упоминавшаяся бронзовая патера на кольцевом поддоне. В Южном Приуралье, за исключением Темясова, где найдена такая же шарнирная эмалевая фибула, [16] в позднесарматских погребениях римский импорт пока не обнаружен.
Не только в Южном Приуралье, но даже в Поволжье и на Дону в погребениях позднесарматского времени практически неизвестны стеклянные изделия. В Лебедевском же могильнике они найдены в трёх погребениях. Именно здесь был обнаружен стеклянный расписной бокал, по-видимому, малоазийской работы (Антиохия, Беграм). [17] Очевидно, и золотая бляха на халцедоновом навершии упомянутого выше меча была изготовлена где-то на Востоке. Кстати, u сами халцедоновые навершия, достаточно редко встречающиеся в позднесарматских могилах, видимо, также представляют собой восточный импорт. Их находки сосредоточены главным образом в Приуралье. [18] В лебедевской группе обнаружено шесть из 14 таких наверший, найденных на всей остальной территории распространения позднесарматской культуры. Один из мечей с халцедоновым навершием из Лебедевки имел на ножнах халцедоновую скобу. Предметы
(84/85)
Рис. 2. Лебедевский могильник. Бронзовые предметы.
1, 2 — патера из погребения 2 кургана 23 группы V; 3 — бронзовое зеркало из кургана 39 группы VI.
эти необычайно редки для позднесарматских погребений II-III вв. н.э. (один встречен в Заволжье, [19] другой — на правобережье нижнего Дона в раскопках В.Е. Максименко 1979 г.), но неоднократно встречались на Боспоре в Керчи [20] и были широко распространены на всем Востоке и в Малой Азии. [21]
О чём же может свидетельствовать сосредоточение изделий западного и восточного импорта в захоронениях Лебедевского могильника? Хотя памятник ещё полностью не раскопан, но размеры его и полученный материал позволяют думать, что оставлен он каким-то очень крупным племенным объединением, обитавшим на этой территории во II-III вв. н.э. и контролировавшим караванные пути, шедшие по степям Северного Прикаспия. Уже с конца II в. до н.э. был проложен караванный путь из Средней Азии в Китай, а с начала I в. н.э. была открыта «новая дорога севера», которая проходила через Турфанский оазис, по бассейну р. Тарим, через главные города Согдианы и достигала границ Ирана. [22] Начал функционировать «великий шёлковый путь», в создании и сохранении которого одно из ведущих мест принадлежит населению Средней Азии, особенно Согдианы. Прочно и надолго сухопутные караванные дороги связали Восток (Китай, Индию) с Западом (Римом). Столь же проторённые дороги вели из Средней Азии в Северную Индию. Вдоль этих путей или поблизости от них оседали многие из перевозимых товаров. Так, ферганские могильники первых веков нашей эры, особенно хорошо исследованные Исфаринские, содержат значительное количество ханьских зеркал. [23] От основных магистральных караванных трасс шли ответвления. Одно из них вело на территорию Хорезма. В дворцовых и храмовых комплексах Топраккалы найдены статуэтки из слоновой кости, обломки стеклянных сосудов, в том числе расписных, возможно малоазийских, индийские сердоликовые бусы, жемчуг. [24]
Ещё одна из караванных дорог могла проходить по бассейну Сырдарьи и далее вдоль Арала — к Северному Прикаспию. В начале этого пути — Ташкентском оазисе — также известны находки китайских зеркал. [25] Выгодное географическое положение Ирана давало ему возможность контролировать всю сухопутную торговлю между Западом и Востоком и взимать огромные пошлины. Рим в свою очередь всё время искал обходные цути, которые миновали бы пределы Ирана. Но обойти его мож-
(85/86)
но было, только обогнув Каспийское море с севера. Если ещё в 1950-х годах исследователи допускали возможность функционирования такого маршрута здесь с IX в. и.э., [26] то уже в конце 60-х годов новые археологические находки дали возможность отодвинуть эту дату к VI в. н.э. Изобилие и состав шёлковых тканей, обнаруженных на Северном Кавказе (Мощевая балка, Хасаут, Эшкакон), позволили А.А. Иерусалимской уверенно говорить о проходившем здесь постоянном торговом пути из Средней Азии в Византию. Трасса этого пути должна была быть проложена по берегу Аральского моря, Северному Прикаспию с переправой через Волгу и выходить к Северному Кавказу. [27]
Состав импортных находок Лебедевского могильника позволяет предположить, что описанный маршрут караванной дороги, с выходом, повидимому, к Танаису, существовал уже во II-III вв. н.э. Может быть, она не была столь постоянна и использовалась лишь спорадически. Но если вспомнить, что II-III века н.э. (а именно этим временем датируются Лебедевские погребения) ознаменованы наиболее оживлёнными сношениями Римской империи с Востоком, судя по нумизматическим материалам Беграма, то предложенный вариант не будет казаться невозможным. Даже письменные источники донесли до нас сведения об участии сарматских племён в караванной торговле. Страбон в «Географии» сообщает, что верхние аорсы «вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и мидийцев». [28] Несомненно, что в какой-то форме принимали участие в торговле между Востоком и Западом и племена, оставившие Лебедевский могильник. Уже от них импортные изделия попадали к другим группам кочевников Южного Приуралья, преимущественно к тем, что обитали на территории современной юго-восточной Башкирии.
[1] Багриков Г.И., Сенигова Т.Н. Открытие гробниц в Западном Казахстане. — Изв. АН КазССР, сер. обществ. наук, 1963, 2, с. 71-89; Мошкова М.Г., Кушаев Г.В. Сарматские памятники Западного Казахстана. — В кн.: Проблемы археологии Урала и Сибири. М., 1975, с. 258-268; Мошкова М.Г., Железчиков Б.Ф., Кригер В.А. Работы Западно-Казахстанской экспедиции. — АО 1978 г. М., 1979, с. 538, 539.
[2] В подсчёты вошли 44 погребения из раскопок 1977-1979 гг.
[3] Пшеничнюк А.X., Рязанов М.Ш. Темясовские курганы позднесарматского времени на юго-востоке Башкирии. — В кн.: Древности Южного Урала. Уфа, 1976, с. 137, рис. 4, 1.
[4] Мошкова М.Г., Железчиков Б.Ф., Кригер В.А. Работы Западно-Казахстанской экспедиции, рис. на с. 538.
[5] Trever, С. Terracottas from Afrasiab. М.; L., 1934, р. 38, pl. V, 78.
[6] Определение сделано Н.П. Сорокиной, за что приношу ей глубокую благодарность.
[7] Багриков Г.П., Сенигова Т.Н. Открытие гробниц...[8] Пшеничнюк А.X. Отчёт об археологических исследованиях на территории Башкирии в 1970 г. Архив ИА, р-1, № 4107, с. 11, рис. 60.
[9] Багриков Г.П., Сенигова Т.Н. Открытие гробниц..., с. 80, рис. 9.
[10] Там же, с. 83, рис. 12.
[11] Андреевский могильник. Раскопки Куйбышевского университета. Материал не опубликован.
[13] Пшеничнюк А.X., Рязапов М.Ш. Темясовские курганы..., с. 136, рис. 3, 1; с. 140, рис. 7, 16.
[15] Багриков Г.И., Сенигова Т.Н. Открытие гробниц..., с. 73, рис. 2, 1.
[16] Пшеничнюк А.X., Рязанов М.Ш. Темясовские курганы..., с. 137, рис. 4, 2.
[17] Сорокина Н.П. Антиохийский расписной сосуд из Танаиса. — КСИА, 1975, 143, с. 93-95; Пугаченкова Г.А. Искусство Афганистана. М., 1963, с. 26-28.
[18] Мошкова М.Г. Два позднесарматских погребения в группе «Четыре брата» на нижнем Дону. — В кн.: Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978, с. 74-76.
[19] Rau P. Prähistorische Ausgrabungen auf der Steppenseite des deutschen Wolgagebiet im Jahre 1926. Pokrowsk, 1927, S. 38, Abb. 31, B.
[20] Кушева-Грозевская А. Один из типов сарматского меча. — Изв. НВИК, 1929, III, с. 159 сл.
[21] Frousdal W. The Longe Sword and Scabbard Slide in Asia. Washington, 1975.
[22] Пигулевская Н.В. Византия на путях в Индию. М., 1951, с. 186, 187.
[23] Литвинский Б.А. Орудия труда и утварь из могильников Западной Ферганы. М., 1978, с. 98-105.
(86/87)
[24] Приношу глубокую благодарность С.А. Трудновской, любезно сообщившей мне эти сведения.
[25] Литвинский Б.А. Орудия труда..., с. 101, 102.
[26] Пигулевская Н.В. Византия на путях в Индию, с. 187.
[27] Иерусалимская А.А. О северокавказском «шёлковом пути» в раннем средневековье. — СА, 1967, № 2, с. 72.
[28] Страбон. География, XI, V, 8.
|