Л.А. Мацулевич

Большая пряжка Перещепинского клада и псевдопряжки. ¹ [1]

// Seminarium Kondakovianum. I. Прага: 1927. С. 127-140.

См. также на academia.edu.

Большая золотая пряжка Перещепинского клада ² [2] представляет собою один из характерных вариантов обычного для раннего европейского средневековья типа пряжек (Рис. 1, т. VIII). Она состоит из трёх отдельных частей — основания, кольца и иглы, соединённых вместе при помощи шарнира. Основание удлинённой формы. Архитектонически оно расчленяется на две части — прямоугольную и круглую, при чём, первая, если на пряжку смотреть от кольца, является как бы постаментом для второй. Такой постамент сжат у несущей поверхности и образует седло, подчёркнутое двумя волютами, которые сообщают устойчивость плотно примыкающему, поставленному на ребро массивному диску. Подобное же уравновешивание круга и прилегающих к нему других частей предмета находим на всех трёх фибулах Петросского клада. ³ [3] Однако, не только один лишь приём одинакового уравновешивания круга мы встречаем на памятниках раннего средневековья. Можно идти дальше и найти, особенно среди древностей Венгрии, основания пряжек, аналогичные в целом описываемой перещепинской. ⁴ [4]

Сильно очерченные обрамления с косыми срезами, резко выражающие структуру основания нашей пряжки, характерны для эпохи. Сплошная орнаментация плоскости основания пряжки, исполненная штампом, подчёркивает архитектоническое расчленение формы. В центре каждой части помещена восьмилопастная розетка, вписанная, в одном случае, следуя форме сжатого в верхней части постамента, в неправильный шестиугольник, в другом случае, в круг. Тот же мотив орнаментации использован на корзинках опять-таки Петросского клада, ⁵ [5] на короне Свинтила Гваррацарского клада, ⁶ [6] и, тем самым, перещепинская пряжка об’единяется с художественным кругом раннего европейского средневековья, связанного с названными памятниками.

(127/128)

Характерно также и окружение центральных розеток. Оно состоит из бус и из простого геометрического узора. Украшение ободком из крупных бус, восходящих в прототипе к низкам отборного жемчуга, проходит красною нитью через варварские древности раннего средневековья. ¹ [7] В Перещепинском кладе на стенках одного золотого кубка применены ещё в чистом виде низки настоящего жемчуга, ² [8] но в большинстве случаев их заменяют напаянные золотые шарики. Они унизывают контуры различных предметов. Но, вместе с тем, мы встречаем в нашем кладе и подражания бусам, исполненные в чеканке. При этом, как на разсматриваемой пряжке, так и на принадлежащем к ней большом наконечнике ремня, ³ [9] такие чеканные ободки обходят не края предмета, а центральное узорчатое поле и, в свою очередь, окружены геометрическим орнаментом. В Перещепинском кладе любопытно проследить и случаи перерождения того же мотива. В то время, как ручка меньшего золотого кувшина ещё сохраняет форму низки из жемчуга, на его кольцевой ножке бусы превращаются в 16 связанных между собой плоских кружков вогнутого профиля. ⁴ [10] То же наблюдается и на некоторых ювелирных изделиях того же клада.

Орнаментация рассматриваемой пряжки кажется во многих местах ажурной. Но все просветы на ней оказываются лишь повреждениями. В тех местах, где пунцон при глубокой штамповке слишком утончил металл, последний с течением времени выкрошился. Первоначально же все углубления, повидимому, были заполнены цветной мастикой и, вероятно, стеклянными пластинками, подобно тому, как это частично ещё сохранилось на игле и кольце пряжки. Основание её представляло собою полихромное узорчатое поле, на котором основной материял предмета — золото — прорезывал лишь тонкими жилками плоскость инкрустации и получал силу только на ободках из бус и на мощных контурах. Таким образом, пряжка Перещепинского клада родилась в том же художественном потоке, который, начиная с IV века, широко разлился от Кавказа и южнорусских областей по всей центральной и западной Европе.

Основание нашей пряжки укреплялось на ремне при посредстве пяти больших петель, припаянных с исподней стороны пластинки.

Второй составной частью пряжек является кольцо. На большой золотой пряжке Перещепинского клада оно показывает все характерные для своего времени особенности. Оно по форме не круглое, а сильно сплющенное в продольном направлении и его поверхность обработана на неравные грани. Верхнюю составляет узкая лента, от которой косо расходятся, расширяясь, широкие боковые плоскости. В передней части кольца сделана глубокая выемка для того, чтобы игла возможно плотнее прилегала к кольцу, что так характерно для эпохи. По направлению к этой выемке шинка кольца расширяется с каждой стороны раструбом. Частичное расширение в виде выступа вовнутрь кольца наблюдаем и с противоположной стороны. Таким образом, зев его оказывается не округлым, а сжатым посредине и напоминает силуэт цифры 8. Кольцо литое, массивное. В его толще вырезаны и, отчасти, чеканены глубокие гнёзда для

(128/вклейка)

VIII.
1, 2. Поясная золотая пряжка с инкрустацией. 3. Золотой наконечник ремня с инкрустацией от поясного набора. Перещепинский клад. Государственный Эрмитаж.

(Открыть Табл. VIII в новом окне)

(вклейка/129)

инкрустации. В них сохранилось несколько красных и синих пластинок стекла на мастике соответствующего цвета.

Игла (рис. 2, т. VIII) литая, снизу полая; только в передней части нижний, выступающий за кольцо срез её прикрыт припаянной пластинкой. Самая форма иглы, высоко выступающей над кольцом и плотно прилегающей к его передней части, сохраняет характерные черты типичной для раннего средневековья иглы в виде изогнутого клюва птицы. Её тыльная часть подчёркнута, выделена из общей массы, как это тоже обычно ¹. [11] Она прямоугольная, сделана более мощной, в соответствии с чем и гнёзда для вставок цветного стекла здесь более крупные, чем на остальной поверхности иглы, и прямые. Орнаментальным мотивом инкрустации, повторяющимся с обеих сторон, является шестилопастная розетка, подобная центральным розеткам основания пряжки. Если эта розетка вновь напоминает о связи нашей пряжки с Петросским кладом и всем его кругом, то не менее любопытна примыкающая к розетке орнаментальная фигура из двух сопоставленных полупальметок, помещённая в суживающейся части иглы. Орнаментация из полупальметок, преимущественно, с круглыми на концах листами, покрывает значительное число и других предметов Перещепинского клада. Будучи иранской в своих истоках она стала характерным мотивом раннего средневековья ². [12] Суживая для иглы перещепинской пряжки широкий круг аналогий, можно указать совершенно ту же форму композиции из полупальметок на орнаментальных бляшках из Бене-Пушта и из Токай в Венгрии ³ [13] и на подвесках к цепи, найденной в Киевской губернии близь м. Смелы ⁴ [14] и друг.

Остаётся ещё подчеркнуть также один из характерных для эпохи приёмов соединения воедино трёх отдельных частей нашей пряжки. Шарнирное соединение маскировано восемью крупными бусами. На распространённость в раннем средневековьи мотива бус ужé было указано выше. Сквозь бусы проходит ось, причём обе крайние пары припаяны к основанию пряжки, следующее за ними припаяны к кольцу, а средние к игле.

Разсмотрим теперь золотой наконечник ремня, составляющий одно целое вместе с нашей пряжкой. ⁵ [15] Наконечник (рис. 3, т. VIII) полый с открытой для насаживания на ремень тыльной частью. Лицевая пластинка сделана из тонкого листа золота, на котором при помощи штампа вдавлены глубокие контуры с ободком бус и вырезан ажурный орнамент. В прорезные ячейки его были вставлены выпиленные по данной форме пластинки красного и синего стекла, сохранившиеся частично, как во внутренней, так и во внешней частях орнамента. Снизу под инкрустацию подведена золотая пластинка. Формы орнамента ременного наконечника не повторяют орнамента нашей пряжки. Но в основных приёмах орнаментации оба рассматриваемых предмета тожественны. В обоих случаях

(129/130)

выделено центральное поле и обведено ободком крупных бус; широкое орнаментованное обрамление идёт по краям. Контуры в обоих случаях представляют из себя как бы оправу, очень мощную, благодаря сделанной вдоль них глубокой выемке с косо срезанными краями. Тожественность обработки пряжки и наконечника ремня, при соответствии их размеров, не оставляет сомнений в том, что перед нами одно целое, единый объект.

Если орнаментация центрального поля пряжки розетками связывает пряжку с полихромной петросской группой, то центральная ромбическая сетка наконечника, оставаясь полихромной, пользуясь для инкрустации тем же техническим приёмом, что и плоская шейная гривна Петросского клада, связывается, вместе с тем, с памятниками и не полихромными, более простыми. Подобную ромбическую сетку, исполненную в бронзе, мы встречаем на нескольких венгерских наконечниках ремней. Внешняя полоса орнамента перещепинского наконечника состоит из заострённыхъ овалов, расположенных зигзагом, с треугольниками между ними. Совершенно такой же орнамент также на внешней орнаментальной полосе бляшек ременного набора находим на памятнике южновизантийского круга — в Мерсинском кладе, хранящемся в Эрмитаже. Орнаментация нижней пластинки перещепинского наконечника ремня связывается с неполихромной группой средневековых европейских древностей. Её мотивом являются сопоставленные полупальметки с характерными вытянутыми стрелками посредине. Фигура повторена дважды одна над другой. Такой же приём нагромождения полупальметок, при этом чрезвычайно близких к рассматриваемым, может быть указан в Венгрии на ременном наконечнике из Keszthely и на форме из Adony. ¹ [16] Полупальметки с высоко вытянутой между ними стрелкой, заканчивающейся листком, встречаем, между прочим, в украшении ножен меча, найденного, вероятно, на юге России. Ножны поступили в Эрмитаж в составе коллекции Алексеева. Наличие пальметок такой своеобразной формы на перещепинском наконечнике имеет крупное значение для клада в целом, потому что и на других предметах клада встречается несколько изменённый вариант пальметок со стрелкою посредине. В данном же случае он неотъемлем от полихромной орнаментации лицевой пластинки наконечника и, тем самым, неразлучно связан со всем художественным кругом большой перещепинской пряжки.

В форме и орнаментации нашего наконечника резко выражено различие служебного назначения его частей. Отчётливо выделяются длинный язык передней части, предназначенный для удобства продевания ремня через пряжку, и более короткая тыльная часть, при помощи которой наконечник насаживался на конец ремня и укреплялся на нём. Такое расчленение обычно в раннем средневековьи. В памятниках Венгрии мы постоянно встречаем его в орнаментации наконечников ремней, но мне не известно там ни одного случая, где бы расчленению, выявленному в украшении пластинки, соответствовала бы и форма самого предмета, его внешние очертания. Венгерские наконечники имеют в передней части форму очень близкую, иногда даже одинаковую с перещепинским, но боковые контуры не передают расчленения между языком и тыльной частью, а дают сплошную вогнутую линию. ² [17] Для Перещепины аналогией в этом отношении

(130/131)

являются не эти крупные роскошные образцы, а мелкие невзрачные изделия VI-VII в.в., распространённые на широкой территории восточно-европейского мира. На таблице IX (р. 1, 2, 3) воспроизведено для примера три различных варианта ременных наконечников этого рода (n^on^o2436, 2437, 2618), найденных в могильнике Чми, хранящихся в Историческом Музее в Москве в составе коллекции Д.Я. Самоквасова. ¹ [18] Эти небольшие изделия, обычно из серебра или бронзы, характеризуются сильной профилёвкой с косым обрезом краёв и прорезной геометрической орнаментацией, при своеобразных, неизменно повторяющихся формах. Круг распространения памятников этого стиля чрезвычайно широк. Начиная от Керчи и Суук-Су и могильников Кавказа и Черноморского побережья, область распространения этого стиля охватывает юго-западную и центральную Россию, северо-восточный край, переваливает через Урал, достигает Иртыша, а последними раскопками 1925 г. С.И. Руденки и А.Н. Глухова доведена до Алтая. ² [19] С другой стороны, тот же стиль в ином варианте охватывает на западе, ближайшим образом, Венгрию, приадриатическую Италию, Балканский полуостров, подходя по линии Чаталджинской позиции почти к самому Константинополю. ³ [20] Все эти крайне многочисленные предметы, несмотря на ме-

(131/132)

стные отклонения и различия, показывают исключительное единство стиля; с другой стороны, отдельные совершенно тождественные, неизменно повторяющиеся изделия встречаются в таких медвежьих углах тогдашнего культурного мира, что невольно приходит мысль о существовании единого крупного центра, рассадника этой культуры, каковым могла быть Византия. Под влиянием этого центра могла быть создана и перещепинская пряжка с наконечником ремня, если вообще они не были сделаны в самом центре. Они отличаются от всех местных групп, но, вместе с тем, остаются типичными представителями европейского средневековья. Они впитывают в себя местные особенности, являются как бы посредниками между ними и их объединителями. Это объясняется, быть может, тем, что они-то и есть типичные представители промышленности столицы, впитавшей в себя восточные варварские струи, притекавшие и северным путём и с юга. Не доказательством, а каким-то намёком, быть может, послужат для дальнейших поисков и цвета — синий и красный — инкрустации перещепинской пряжки и наконечника. Присутствие синего цвета, наряду с красным и зелёным, в инкрустации мы встречаем, между прочим, на константинопольском изделии — на крышке переплёта в сокровищнице собора Марка в Венеции. ¹ [21] Чередование красного и синего наблюдаем и на более позднем византийском реликварии в Эрмитаже, поступившем из Музея Штиглица. ² [22]

Нет ничего удивительного в том, что предметы, входящие в состав клада VII в., найденного на территории массовых передвижений наций, оказываются характерными представителями эпохи. Перещепинский клад в целом, в своём составе является нерукотворным археологическим и художественным музеем. В самом комплексе клада неизбежно оказались и непосредственные представители главнейших художественных центров того времени. Ни один, даже счастливый и сведущий коллекционер не мог бы запечатлеть с большей наглядностью и полнотой руководящие факторы и жизнь искусства раскрывающегося европейского средневековья. В данном случае убедительна не столько общность для всей Европы художественных типов, приёмов и задач, сколько простая повторяемость значительного числа изделий. Всякий, кто увидит планшетки Перещепинского клада, невольно останавливается перед золотым потоком из полутораста своеобразных высоких накладок на сбрую в виде цветочной чашечки. ³ [23] Их аналогию даёт Fönlak в Венгрии. ⁴ [24] Любопытно при этом отметить, что венгерская находка представляет образцы различной высоты, при чём наиболее плоские проще других и отличаются от остальных геометрической орнаментацией верхней площадки. ⁵ [25] Среди перещепинских накладок имеется четыре экземпляра также более плоских и, вместе с тем, более простых и — очень курьёзно — тоже отличающихся от остальных иной геометрической орнаментацией верхней площадки. ⁶ [26] Отметим затем, что маленькие пластинки, составляющие части ножен меча или кинжала, повсеместно находят аналогии в раннем

(132/133)

средневековьи, в частности, быть может, наиболее близкие опять-таки в венгерских древностях. ¹ [27] Не будем касаться столь типичных для эпохи и обычных памятников, как браслеты из несомкнутого дрота, расширяющегося к концам, и массы других предметов, а остановимся ещё лишь на своеобразных представителях клада — на кубках из золота и серебра и на изогнутом золотом роге. Кубок, хранящийся в Вене, ² [28] вполне совпадает по форме с перещепинскими и, в частности, даже в орнаментации повторяет пару золотых перещепинских кубков. ³ [29] У других перещепинских золотых кубков орнаментация из сопоставленных полупальметок и длинных стрелок является вариантом орнаментальных фигур нижней пластинки большого наконечника ремня, описанного выше. ⁴ [30] И поскольку перещепинская пряжка и принадлежащий ей наконечник являются типичными представителями ранне-средневекового европейского искусства, быть может, даже византийского, постольку и эти кубки получают своё определение. Любопытно обратить внимание, что только что склеенный ювелиром-реставратором Эрмитажа Ф.К. Вейбелем стеклянный сосудик, мелкие осколки которого были найдены в кладе, показал ту же форму, что и металлические кубки. ⁵ [31] Для изогнутого под углом золотого перещепинского рога общеизвестна венгерская аналогия в кладе Nagy-Szent-Miklós. ⁶ [32] Хотелось бы обратить внимание ещё на мелкую деталь не художественного, а чисто технического порядка. У пары золотых с инкрустацией браслетов, раскрывающихся на шарнире, замком является винтик с широкой шляпкой. ⁷ [33] Этот винтик не нарезной, а состоит из стержня, спирально обмотанного проволокой. Как раз такого же устройства винтик-замок находим на браслетах с шарниром из Puszta-Bakod в Венгрии и на браслете в Историческом Музее в Москве, происходящем, вероятно, также из Венгрии, при чём форма самих браслетов аналогична перещепинским, только концы обработаны в виде звериных морд. ⁸ [34]

Здесь, в настоящем случае, посвящённом специальной теме, нет необходимости дольше задерживаться на всём разнообразии форм и художественных приёмов Перещепинского клада, на обзоре его орнаментальных мотивов, частью уже упомянутых выше. Приведённые факты достаточно свидетельствуют, что

(133/134)

клад, в целом, и его большая пряжка, в частности, не случайные явления, а обусловлены каким-то общим, ранне-средневековым процессом. Этим, главным образом, процессом определено историческое бытиё данной формы: постепенная выработка типа пряжки, распространение его на всём протяжении Европы, видоизменения в зависимости от той или иной социальной и племенной среды, различные местные переработки, взаимное перекрещивание вариантов, соприкосновения с иными формами и течениями. Но историческое бытие формы, познаваемое из сопоставления памятников и установления между ними исторической связи, ещё не исчерпывает всего содержания художественной формы. Это только одна сторона её жизни. Она не касается существа художественной формы, её жизни, проявляющейся в процессе формообразования, в становлении формы.

Рядом с большой пряжкой Перещепинского клада в том же кладе имеется значительная группа предметов, повторяющих в меньшем масштабе формы большой пряжки. ¹ [35] Силуэт их основания и силует основания большой пряжки имеют много общего (т. IX, 10). Но в то время, как у последней оно расчленено на архитектонические части — прямоугольную и круглую, у первых оно разработано в виде одного вытянутого щитка, округлого с одной стороны, а с противоположной имеющего два заплечика с заострённым выступом посредине между ними. На поле щитка припаяно большое, удлинённой формы гнездо, в которое вставлено зеленоватое стекло. Вокруг щиток густо обсажен крупными шариками. Припаянный снизу к краю пластинки основания ободок сообщает предмету кажущуюся массивность. Три высоких петли, также припаянных к основанию снизу, служили для укрепления его на ремне.

Вторая часть рассматриваемых предметов, которая на первый взгляд кажется собственно пряжкой, отлита из золота отдельно. Общие её очертания соответствуют характерному для того времени, сжатому кольцу пряжек. В тыльной части округлые формы перебиваются двумя выступающими заплечиками и прямым срезом. Подобный силуэт тыльной части мы получим и на описанной выше большой пряжке, если будем рассматривать кольцо её совместно с шарниром, маскированным бусами. Но среди памятников того времени часто встречается вариант пряжек, в котором шарнирное соединение захватывает непосредственно тыльную часть кольца. В этом случае последняя обрабатывается в виде прямой оси, а самоё кольцо немного расширяется в тыльной части и образует как бы два заплечика по сторонам. Несколько образцов таких пряжек есть и в Перещепинском кладе. ² [36]

Эти аналогии дают об’яснение общим очертаниям нашего предмета. Несомненно, в основе его лежит кольцо пряжки вместе с шарниром. На нашем памятнике переданы общие и частные особенности последних, характерные для того времени. Так, поверхность кольца обработана на грани и боковые стороны имеют косой, расширяющийся срез. И, тем не менее, это отнюдь не кольцо пряжки. Отверстия, через которое можно было бы продеть конец ремня или

(134/135)

ткани, нет. Выше указывалось, что зев большой перещепинской пряжки напоминает очертания цифры 8. И на нашем памятнике это очертание выражено отчетливо, но не при посредстве зева. Его, как сказано, вовсе нет. На месте каждой округлой части воображаемой восьмерки зева здесь напаяны крупные, немного вытянутые кверху полушарики. В их вершинах сделаны маленькие отверстия, в которые изнутри вставлены зеленоватые стёклышки. Таким образом, зев, как определённая зримая форма, здесь отчётливо выражен, даже подчёркнут. Но это отнюдь не зев. Здесь формообразование какого-то обратного порядка, как бы негативное. Вместо отверстия, вместо отсутствия массы дается её наращение.

То же приходится сказать и об игле, как будто существующей у нашего предмета. Она будто бы является даже типичной: она изогнута в роде птичьего клюва; плотно примыкает к кольцу, при чём конец немного выступает вперёд; тыльная часть выделена, сделана более массивной и украшена большим гнездом со вставкой цветного стекла. И тем не менее, это не игла. Это двугранно изогнутая неширокая пластинка, плотно припаянная к основной литой массе нашего памятника. А тыльная, как будто более массивная часть нашей кажущейся иглы представляет из себя отдельно напаянную на ребро изогнутую тонкую ленточку, образующую гнездо для вставки зеленоватого стекла. Таким образом, эта видимость иглы ничего не может застегнуть, ни через что не может быть продета, не имеет никакого движения.

Нашу поделку нельзя считать подражанием пряжке, потому что у неё нет ни одной реальной, целесообразной части пряжки. Это скорее, как бы передача декоративного впечатления от пряжки, суммирование особенностей её стиля. Здесь не подражание, не вырождение, а совершенно иное выявление того же комплекса форм — оформление, частью, почти обратного порядка. Иными словами — рассматриваемое изделие является не изживанием мотива, не вторичным, производным от пряжек продуктом, а, наряду с пряжками, восходит к общему с ними роднику. Здесь, если можно так выразиться, соподчинение, а не подчинение. И чтобы не разрывать в самом названии нашей поделки память об общем с пряжкой источнике её форм будем называть её псевдопряжкой. Вся масса наблюдаемых нами в быту вариантов формы, вся множественность оформлений оттого-то и возможна, что вся она потенциально заключена в самопроявляющемся жизненном ядре художественной формы. И все многообразные оформления являются, в сущности, ничем иным, как раскрытием потенции этого ядра, как становлением формы. Нельзя, конечно, было бы говорить о каком-то проявлении жизненного начала художественной формы, О процессе формообразования, обусловленном не историческим бытиём формы (хотя результат этого процесса, в свою очередь, становится историческим фактом), если бы мы имели дело с единичным случайным эпизодом. Но рассматриваемое нами изделие не единичное явление, не случайность и его значение выходит за рамки одного клада.

Круг памятников не замыкается одиннадцатью одинаковыми перещепинскими псевдопряжками, а должен быть значительно расширен. Прежде всего должна быть указана псевдопряжка в Венгерском Национальномъ музее в Будапеште, ¹ [37]

(135/136)

поступившая туда из собрания Jankovich. Благодаря вниманию и любезности Dr. F. Fettich’a, предоставившего в моё распряжение фотографические снимки, она может быть воспроизедена здесь в натуральную величину (т. IX, 12 [в веб-версии масштаб не соблюдён]). Она приблизительно, одинаковых размеров с перещепинскими. Форма основания у них тожественная. Даже число бус вокруг щитка в обоих случаях по тринадцати. Более простая форма щитка без заплечиков не играет в данном случае существенной роли. Тем важнее обратить внимание на разницу в орнаментации щитка. Перещепинский щиток гладкий, с металлической поверхностью. У венгерского металл выступает лишь в виде перегородок, а всё поле щитка было заполнено цветной инкрустацией из плоских выпиленных пластинок. Таким образом, у венгерской псевдопряжки сказывается соприкосновение с иным художественным кругом — с полихромной инкрустацией, чуждой перещепинским псевдопряжкам. Тем существеннее, поэтому, что при иной обстановке исторического бытия данного комплекса форм мы констатируемъ в обоих случаях — и в Перещепине, и в Венгрии — одинаковое проявление жизненной силы художественного ядра, последовательно раскрывающегося в становлении формы. Главнейшее отличие венгерской псевдопряжки от перещепинских лишь в том, что у неё поверхность ложного кольца и полушариков на месте зева, а также и игла сплошь орнаментованы.

Другая псевдопряжка Венгерского Национального Музея, остававшаяся мне дотоле неизвестной, была указана мне также Dr. F. Fettich’oм во время наших научных собеседований в стенах Эрмитажа летом 1926 г. (т. IX, 13). Она составляет часть небольшого, но весьма важного по своему составу комплекса из Tépe в Венгрии. Подобно Перещепинскому кладу, включающему несколько выдающихся представителей византийского искусства, Tépe дал фрагмент прекрасного византийского блюда, рассмотрению которого я уделю место в специальной работе, посвящённой ранне-византийской торевтике. Быть может, частичное совпадение состава Перещепинского клада и Tépe должно служить для нас путеводной звездой при об’яснении исключительной близости псевдопряжки из Tépe и перещепинских. Первая является только более роскошным, более богато орнаментованным экземпляром. Фрагменты ещё двух псевдопряжек из собрания Jankovich в Венгерском Национальном Музее, издаваемые здесь в натуральную величину по фотографии любезно предоставленной мне также Dr. F. Fettich’oм (т. IX, 14, 15), интересны тем, что один из них (т. IX, 15), передаёт в упрощении орнаментацию псевдопряжки из Tépe, а другой (т. IX, 14), лишённый орнаментации, не даёт даже частного расхождения с перещепинскими. ¹ [38]

Иным вариантом являются четыре серебряных экземпляра из венгерского могильника Fenék ² [39] и один бронзовый из венгерской же находки Kis-Kun-Halas. ³ [40] У всех этих памятников не сохранилось основанiя, а до нас дошли одни лишь передние подвесные части. Форма их вполне соответствует перещепинским псевдопряжкам с тем лишь отклонением, что, вместо напаянных полушариков на месте зева, у этих экземпляров оказываются ровные площадки. В Fenék они орнаментованы спиралями, а в Kis-Kun-Halas кружочками. ⁴ [41]

(136/вклейка)

IX.
1-9: Части поясного набора. Могильник Чми. Собр. Д.Я. Самоквасова. Государственный Исторический Музей в Москве (1. — 2436; 2. — 2437; 3. — 2618; 4. — 2463; 5. — 2467; 6. — 2464; 7. — 2462; 8 — 2617; 9. — 2465). 10-11. Золотые псевдопряжка и псевдопряжка-застёжка от поясного набора. Перещепинский клад. Государственный Эрмитаж. 12-15. Золотые псевдопряжки в Венгерском Национальном Музее. Будапешт.

(Открыть Табл. IX в новом окне)

(вклейка/137)

С последними образцами из Венгрии любопытно сопоставить подобные же находки на территории России. У всех их ложное кольцо имеет косой срез боковых граней, а площадка на месте зева сохраняет очертания восьмёрки и украшена, подобно Kis-Kun-Halas, двумя прорезными кружечками. Все литые из бронзы. Мне известны два экземпляра из района Новороссийска на Черноморском побережьи, хранящиеся в Историческом Музее в Москве, ¹ [42] и многочисленные примеры с северо-востока России. Наибольшее количество дал только что, в июне 1926 года, раскопанный А.В. Шмидтом могильник у с. Неволина на р. Ирени близ Кунгура Уральской области. Время раскопок совпало с моей научной командировкой в Кунгурский округ и я мог воспользоваться любезным приглашением всегда обязательного А.В. Шмидта посетить его работы. На мою долю выпала удача присутствовать при открытии могилы, в которой при непотревоженном костяке находился in situ кожаный пояс с тремя псевдопряжками. Кроме того, в других погребениях было найдено ещё несколько отдельных псевдопряжек. На поясе все три экземпляра были помещены рядом один возле другого. Основания были наглухо укреплены на ремне при помощи припаянных снизу штифтов. Передние части, т.е., собственно, псевдопряжки свободно свисали вниз. Соединительных металлических шарниров не сохранилось; в одном случае псевдопряжка, кажется, была подвязана к основанию при помощи узкой полосы ремня. Основание всех неволинских псевдопряжек составляет щиток с небольшими заплечиками и заострением внизу. Боковые стороны имеют косой обрез, что так характерно для памятников определённого круга, как это было отмечено выше. Другие экземпляры псевдопряжек в районе бывшей Пермской губернии были найдены в д. Плесо и в бывшем Соликамском уезде ². [43] Последние, как мне любезно сообщил А.В. Шмидт, хранятся в Пермском Музее и были найдены близ завода Майкор Верхне-Камского Округа Уральской области. В. Pósta, издавший рисунок с них, различает между ними Doppelbeschläge (а) и einfache Beschläge (b, с). Такое различие является недоразумением. Мы во всех случаях имеем здесь одинаковые экземпляры псевдопряжек, но две из них, как это подтвердил лично видевший их А.В. Шмидт, когда-то были искусственно соединены вместе в Пермском Музее, где и были так зарисованы Б. Поштой. Щитками, к которым подвешивались эти псевдопряжки, могли служить бляшки, изображенные у Б. Пошты на том же рисунке. При помощи штифта они плотно насаживались на ремень. У одного сохранилась пластинка, на которой могла быть подвешена псевдопряжка. Благодаря любезности A.B. Шмидта я мог ознакомиться ещё с тремя совершенно такими же экземплярами в Музее Антропологии и Этнографии Академии Наук. Они происходят из раскопок Емельянова в селе Полом Вятской губернии ³. [44] Щитками, к которым они подвешивались, могли служить бляшки, аналогичные соликамским, у некоторых из которых также сохранились металлические пластинки для продевания сквозь вырез псевдопряжки.

(137/138)

А.В. Шмидт указал мне и наиболее восточную из известных находку псевдопряжки на Иртыше. ¹ [45] Основанием для неё могла служить бляшка (№14), изображённая у Heikel рядом с псевдопряжкой, близкая найденным в Неволине.

Широкий район распространения псевдопряжек, захватывающий даже медвежьи углы тогдашнего культурного мира, позволяет видеть в них отзвук мод какого-то одного крупного центра. Археологическое значение преобладает у этих неизменно повторяющихся изделий. Тем большее значение на фоне их получают, и каждый сам по себе и по их отношению к пряжкам, своеобразные роскошные образцы псевдопряжек Перещепинского клада и из Венгрии.

Жизненное ядро данного комплекса форм, ищущее полного раскрытия и выражения в процессе последовательного оформления, ещё не исчерпало себя в описанных поделках, как показывают две иные псевдопряжки того же Перещепинского клада ². [46] Их основание (т. IX, 11) вполне тожественно основанию описанных выше одиннадцати псевдопряжек. Оно то же плотно укреплялось на ремне при помощи петель, припаянных снизу к пластинке основания. Но в то время, как у первых передняя часть была подвижной, подвешенной к основанию при помощи пластинки, продёрнутой через специальное отверстие, у новой пары перещепинских псевдопряжек передняя часть неподвижная. Она отлита из золота отдельно и наглухо припаяна к основанию. Средоточием её форм является ложный зев, напряжённость выражения форм которого передана тем же, что и на первой группе псевдопряжек, негативным приёмом напаянных полушариков. Кольцо с обычной обработкой на грани с косым срезом боковых сторон, низведено до минимума и служит как бы обрамлением или абрисом восьмёрки ложного зева. Игла сделала ещё больше уступок главенствующей части комплекса. Она в виде небольшого короткого выступа только расчленяет обе половины зева. Тыльная часть псевдопряжки получила большое развитие; заплечики кольца и шарнир слились в плоскую трапецевидную пластинку.

Эту новую стадию перещепинских псевдопряжек нельзя не сопоставить с многочисленными памятниками той же эпохи, которые в археологической литературе назывались и определялись различно.

Они входят в состав той своеобразной стилистической группы, на которую уже было обращено внимание выше и которая характеризуется сильной профилёвкой с косым обрезом краёв и прорезной орнаментацией. Известно очень значительное число таких предметов, найденных в различных местах. ³ [47] Они состоят из небольшого поперечного бруска, соединенного со щитком основания при помощи пластинки или стержня. Основание снабжалось шипами или петлями для укрепления на ремне. Часть этих предметов являлась только ремен-

(138/139)

ными накладками-бляшками. Например, оба алтайские экземпляра из Кудырге снабжены и на щитке и на поперечном бруске штифтами для насаживания на ремень. Следовательно, они примыкали к ремню всей своей плоскостью. Другие имели и практическое значение. Они могли служить застёжками, аграфами. На ремне укреплялся при помощи припаянного к щитку штифта только щиток, а поперечный брусок и соединительная часть оставались свободными. Поперечный брусок пропускался сквозь отверстие в ремне или ткани, или, быть может, через специальный металлический наконечник ремня с соответствующим вырезом. Ремень упирался в соединительную часть застёжки, а поперечный брусок, повёрнутый поперёк отверстия, не позволял ей выпасть (рис. в тексте). Возможно, что и пара перещепинских псевдопряжек служила застёжками.

Схема предполагаемого употребления
застёжки с поперечным бруском.

(Открыть рисунок в новом окне)

Выше уже несколько раз была отмечена исключительная неизменяемость изделий определённого круга, находимых в восточной Европе. Уже неоднократно указывалось, что район распространения предметов этого стиля теперь известен вплоть до Алтая. Тем важнее проследить редкие отклонения. Наиболее разнообразный ассортимент изделий мне известен в могильнике Чми. На таблице IX (р. 6 и 5) приведено два образца (№№2464, 2467) обычных застёжек с поперечным бруском из этого могильника, хранящихся в Историческом Музее в Москве в составе коллекции Д.Я. Самоквасова. Рядом с ними (т. IX, 4) помещено изображение очень близкого им по форме предмета (№2463). Таковых в коллекции четыре экземпляра. Как ни близки они первым, они всё-таки существенно отличаются от них. Поперечный брусок с округлыми головками на концах здесь заменён более сложным комплексом форм, аналогичным паре перещепинских псевдопряжек-застёжек. Здесь мы также видим отчётливо выраженными мотив иглы и восьмёрки зева. Таким образом перещепинская пара не одинока, а находит видоизменённый отзвук на Кавказе. Весьма вероятно, что эта форма псевдопряжки, псевдопряжка-застёжка сложилась на основе распространённых в быту застёжек с поперечным бруском, концы которого обработаны в виде округлых головок. Тем любопытнее, что в прямолинейной «тау»-образной структуре таких застёжек мог проявиться комплекс чуждых форм кольца и иглы пряжки. Тем

(139/140)

любопытнее, что живая сила формы подчиняет себе даже чуждые элементы, всюду ищет оформления, стремясь к исчерпывающему выражению — к полной жизни.

Мысль о стремлении творческой потенции формы к полной жизни была иллюстрована литературным образом Cavaliere Giambatista Piranesi из «Русских ночей» Одоевского. Неосуществлённые, оставшиеся только лишь награвированными проекты Пиранези окружили своего творца, как призраки, «в образе дворцов, палат, домов, замков, сводов, колонн. Все они вместе давили меня своею громадою и с ужасным хохотом просили у меня жизни..Они «допытываются, зачем осудил я их на жизнь неполную...». ¹ [48]

Такое вот стремление потенции художественной формы к полной жизни, к становлению, наблюдаем на пряжках и на псевдопряжках Перещепинского клада. Большая золотая пряжка с кольцом и иглой и — как противоположный полюс — псевдопряжка-застёжка, отдавшая всё напряжение зеву, то-есть, внутренней, пустой полости кольца, равноценны в процессе оформления. Крупнейший исторический факт, что и пряжка и псевдопряжки, найденные в одном кладе, были сделаны, как и их повсеместные аналогии, в одно время, когда, историческое бытиё пряжек этого стиля ещё не заканчивалось, когда их форма ещё не изживала себя. Перещепинская пряжка и псевдопряжки не исторические ступени расцвета, умирания и вырождения, а активное проявление живой формы.

[1] ¹) Настоящая статья является переработкой со значительными дополнениями статьи из рукописного «Сборника в честь С.А. Жебелева».

[2] ²) Эрмитаж. Инв. №: Виз 914/128. Размеры: общая дл. 0^m178, шир. основания и диам. его круглой части 0^m056; поперечный диам. кольца 0^m070, продольный диам. 0^m035;длина иглы 0^m065. Первоначально, после открытия клада, пряжка попала в собр. Б.И. Ханенко. Позднее, проданная Ханенкой Археологической Комиссии, была передана последней в Эрмитаж. Архив А.К. Дело №174/1912. Опись и счёт от 8.III.1913. MAP, №34 (1914), 116, №42.

[3] ³) A. Odobesco, Le trésor de Pétrossa (Paris, 1889-1900), II, fig. 87-90, 99-101, pl. XI-XII.

[4] ⁴) J. Hampel, Alterthümer des frühen Mittelalters in Ungarn (Braunschweig, 1905), III, Taf. 160 Nr.1, 2, 4, Taf. 276 Nr.16-17, Taf. 159 Nr.9.

[5] ⁵) Odobesco, II, fig. 104-108, 112-116, pl. XIII-XVI.

[6] ⁶) J. Amador de Los Ríos, El arte latino-byzantino en España y las coronas visigodas de Guar-razar (Madrid, 1861), lam. V. 9, 1, 2.

[7] ¹) Л. Мацулевич, Серебряная чаша из Керчи, Памятники Эрмитажа, II, 25-28.

[8] ²) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/76. MAP, №34, тбл. X. 26.

[9] ³) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/127. Не воспроизведено в MAP, №34.

[10] ⁴) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914 68. MAP, №34, табл. IX. 20.

[11] ¹) Мацулевич, ук. соч., 42, 46, рис. 8.

[12] ²) Hampel, I, 509 sq. J. Strzygowski, Altai — Iran und Völkerwanderung (Leipzig. 1917), 22 sq. Taf. V.

[13] ³) E. Radisics, Chefs-d’oeuvre d’art de la Hongrie (Budapest, 1897), I, 116, Hampel, I, Fig. 2311; II, 490; III, Taf. 341 №№2-3. Strzygowski, 34.

[14] ⁴) Гр. А.А. Бобринской, Курганы и случайныя археологическiя находки близъ м. Смѣлы, I (Спб., 1887), 152, тбл. XX. 2.

[15] ⁵) Эрмитаж. Инв. n^o: Виз. 914/127. Не воспроизведено в MAP, n^o34. Размеры: дл. 0^m137, шир. тыльной части 0^m055, шир. боковых стенок 0^m006; наиб. шир. передней части 0^m056 при соответствующей поперечной оси зева пряжки 0^m057.

[16] ¹) Hampel, I, Fig. 2049; III, Taf. 156, n^o2.

[17] ²) F. Fettich, Die Tierkampfscene in der Nomadenkunst, «Recueil d’études, dédiées à la mémoire de N.P. Kondakov» (Prague, 1926), Taf. IX-XIV. Hampel, III — многочисленные примеры.

[18] ¹) Д.Я. Самоквасовъ, Основанiя хронологической классификацiи и каталогъ коллекции древностей (Варшава, 1892), n^on^o2436, 2437 — два экземпляра, 2618 — пять экз.. ср. n^o2601. За предоставление мне для издания фотографического снимка приношу глубокую благодарность Заведующему Отделом ГИМ. проф. А.А. Захарову. Ср. три экземпляра в Эрмитаже из раскопок в Керчи в 1867-68 г.г. В. Pósta, Archeologische Studien auf russischem Boden (Budapest — Leipzig, 1905), Abb. 274 n^o8, 304 n^ob, 306 n^o17. Пользуясь случаем внести поправку в подпись под рис. 304. Как установлено помощником хранителя Эрмитажа Н.И. Мацневым изображенные вещи происходят не из Сарая, а из Камунты. ОАК, 1902, рис. 205. А.А. Бобринской, Курганы и случайныя археологическiя находки близь м. Смѣлы, 111 (П., 1901), табл. XIV. 9. А.А. Спицынъ, Древности бассейновъ рѣкъ Оки и Камы, MAP, n^o25 (1901), табл. XIV. 9. Один экземпляр подобного наконечника ремня найден в могильнике близ с. Неволина бывш. Пермской губ. во время последних раскопок А.В. Шмидта, летом 1926 г. Ряд экземпляров найден в 1925 г. в Кудырге на Алтае во время раскопок А.Н. Глухова и С.И. Руденки. Публикация могильника появится в ближайшее время в Материалах по Этнографии России, III, вып. 2.

[19] ²) Для Керчи и Крыма: предметы из раскопок в Керчи в 1867-68, 1873, 1904 г.г., хранящиеся в Эрмитаже. D. Macpherson, Antiquities of Kertch (London, 1857), pl. V. H.И. Рѣпниковъ, Некоторые могильники области крымскихъ готовъ, I, ИАК, 19 (1906); II, ЗОО, XXVII (1907). Для Черноморского побережья и Кавказа: В.В. Саханевъ, Раскопки на сѣверномъ Кавказe в 1911-12 г.г., ИАК., 56 (1914). А.А. Миллеръ, Разведки на Черноморскомъ побережьи Кавказа въ 1907 г., ИАК., 33 (1909). ОАК, 1902, 91-97. Коллекция Д.Я. Самоквасова из раскопок могильника Чми в ГИМ в Москве. Предметы собр. Ольшевского из Камунты в Эрмитаже. Для юго-зал., центральной и сев.-восточной России: Бобринской, ук.соч. Спицын, ук.соч. J.R. Aspelin, Antiquités du Nord finno-ougrien (Helsingfors). A.A. Спицынъ, Древности Камской Чуди по коллекцiи Теплоуховыхъ MAP, n^o26 (1902). Коллекция из раскопок Емельянова в с. Полом Вятск. губ. в Музее Антропологии и Этнографии Академии Наук. Раскопки А.В. Шмидта близ с. Неволина бывш. Пермской губ. Для зап. Сибири: А. Heikel, Antiquités de la Sibérie occidentale, Mémoires de la Société Finno-ougrienne, VI (1894), pl. IX.

[20] ³) Hampel, ук.соч. F. Fettich. Garnitures de fourreaux de sabres du temps des avares en Hongrie, Arethuse, III (1926), 49-62. G. Sergi, La necropoli barbarica di Castel Trosino presso Ascoli Piceno, Monumenti Antichi, publ. per cura della Reale Accademia dei Lincei, XII (1902). A. Venturi, Storia dell’arte italiana, II (Milano, 1902), fig. 59-61. К сожалению, мне осталась недоступной публикация некрополя Nocera Umbra в Mon. Lincei, XXV, указание на которую у R. Paribeni, Le Terme di Diocleziano eil Museo Nazionale Romano (Roma. 1922), 161-165. Также не имеется в доступных мне библиотеках работы N. Aberg, Die Goten und Langobarden in Italien. Cp. Strzygowski, Altai-Iran. Известия на Българското Археологическо Дружество, III (1912-1913), 324.

[21] ¹) А. Pasini, Il Tesoro di San Marco in Venezia (Venezia, 1885), tav. VI-VII. О.M. Dalton, Byzantine art and archaeology (Oxford, 1911), 515-516.

[22] ²) Эрмитаж. Инв. n^o: Виз. 925/45.

[23] ³) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/161. МАР №34, тбл. XVI, 52.

[24] ⁴) Hampel, I, Fig. 2055-2057; III, Таf. 446 Nr.11.

[25] ⁵) Там же, I, Fig. 2101.

[26] ⁶) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/162. Не воспроизведено в MAP, №34.

[27] ¹) Эрмитаж. Инв. Виз. 914/160, Виз. 914/145. MAP, №34, тбл. XII — справа, второй предмет сверху; нижний ряд, второй предмет слева и второй предмет справа; тбл. XVI, рис. 54 (слева). Fettich, Garnitures de fourreaux de sabres, Arethuse, III, 49-62, pl. V-X. Hampel, III, Taf. 260, Nr.9-10; I, Fig. 274-275. Ср. могильник Чми в Ист. Музее в Москве (Самоквасов, №№2440- 2441); Борисовский могильник близ Геленджика в Ист. Музее в Москве, планш. №4/3а; собрание Алексеева в Эрмитаже; Castel Trosino, t. V, Nr.8; Venturi, II, fig. 31.

[28] ²) Arneth, Die Antiken Gold- und Silber-Monumente des К.К. Münz- und Antiken-Cabinettes in Wien (Wien, 1850) Taf. S. X. Nr.115.

[29] ³) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/77. MAP, №34, тбл. VII, 10.

[30] ⁴) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/75. MAP, №34, тбл. X. 23, 25. Strzygowski, Altai-Iran, 49-50, Abb. 55.

[31] ⁵) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/166. MAP, №34, 116, №41. И.А. Зарѣцкiй, Кладъ, найденный при селѣ Малая Перещепина, Труды Полтавской Учёной Архивной Комиссiи, IX (1912), №44.

[32] ⁶) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/70. MAP, №34, тбл. X. 28; Hampel, III, Taf. 310. A. Riegl = E.H. Zimmermann, Die spätrömische Kunstindustrie, II (Wien, 1923), 97.

[33] ⁷) Эрмитаж. Инв. №: Виз. 914/83. MAP, №34, тбл. XI, 38-39.

[34] ⁸) Hampel, III, Taf. 2, Nr.2; E. Bassermann-Jordan, Der Schmuck (Monographien des Kunstgewerbes, XII, Leipzig, 1909); Отчётъ Р. Историческаго Музея за XXV лѣтъ (М., 1916), рис. 41; Cf. Riegl, Die spätrömische Kunstindustrie (Wien, 1901), Taf. XII, 8.

[35] ¹) Эрмитаж. Инв. №: Виз 914/100 — набор из 11 экземпляров. Размеры: основание — длин. 0^m031, шир. 0^m024; передняя часть — длин. 0^m021, шир. 0^m027. MAP, №34, табл. X. 29. Зарецкий, укр. [указ.] соч., №61.

[36] ²) Эрмитаж. Инв. Виз 914/176-178. MAP, №34, табл. VII. 14.

[37] ¹) A. Venturi, II, fig. 39, №22.

[38] ¹) Venturi, И, fig. 39, №№14, 20.

[39] ²) Hampel, III, Tat. 180, №4.

[40] ³) Там же, III, Taf. 427, №4.

[41] ⁴) Быть может, в многочисленных изделиях того же времени, передающих и в общих очер-
(136/137)
таниях и, иногда, даже в орнаментации стилистические черты пряжки, в изделиях, подобных найденным в венгерском могильнике Kunâgota и мн.др., мы должны видеть дальнейшую стадию того же формообразующего процесса. Hampel, III, Таf. 261, Nr.6.

[42] ¹) МАК, II (1889), фот. XI.

[43] ²) Спицынъ, Древности Камской Чуди, тбл. XXII №10 В. Pósta, ук.соч., Abb. 307.

[44] ³) Инв. №№: 1665/145, 147, 148. У №1665/147 в прорезе сохранилась часть бронзовой пластинки шарнира.

[45] ¹) Heikel, ук. соч., pl. IX, №13.

[46] ²) Эрмитаж. Инв. n^o: Виз 914/99. Размеры: общая длин. 0^m045; шир. спереди 0^m028. Не воспроизведено в MAP, n^o34.

[47] ³) Для района Константинополя и Малой Азии: Известия на Българското Арх. Друж., III, 324, обр. 255 — Archaeologischer Anzeiger, XXIX, (1914), 417-418. H.П. Кондаковъ, Pyccкie клады, I (П., 1896), табл. XIX. 6 (сохранился щиток основания и соединительная (?) часть). Для приадриатической Италии: Castel Trosino, fig. 93, 130, 232, tav. X, 11, Nocera Umbra (Venturi II, fig. 59). Lucca (B. Salin, Die altgermanische Thierornamentik, Stockholm, 1904, abb. 698). Для Венгрии и Германии: Fettich, Garnitures de fourreaux de sabres, pl. V n^on^o21, 23. Hampel, I, Fig. 854-857; II, 752; III, 38 n^o6, 161 n^o13, 180 n^o9, 266 n^o11, 284 n^o1. L. Lindenschmit, Handbuch der deutschen Alterthumskunde I, (Braunschweig, 1880-89), Fig. 402. L. Lindenschmit, Die Alterthümer
(138/139)
unserer heidnischen Vorzeit, III (Mainz, 1881), Heft IV, Taf. 5 n^o6 (2776). Для Крыма и южной России: четыре экземпляра в Эрмитаже из раскопок в Керчи в 1867-68, 1873 и 1904 г.г. Macpherson ук. соч., pl. V. Один экз. в бывш. собр. Новикова в Керчи, ныне в ГИМ в Москве (Отчётъ Р. Ист. Музея въ Москвѣ за 1883-1908 гг. (М., 1916), рис. 77). Репников, I, табл. V. 9-10; II, табл. XV. 10. В. Pósta, Abb. 226. 4, 282. Для Черноморского побережья и Кавказа: Саханев, ук. соч., рис. 22, 6 — восемь экз. Миллер, ук. соч., рис. 22, 3, 22. 9 — всего три экз. ОАК, 1902, рис. 203. Семь экз. из могильника Чми в коллекции Самоквасова в ГИМ в Москве. Экземпляр из Камунты в коллекции Ольшевского в Эрмитаже. Riegl-Zimmermann, ук. соч., II, Fig. 36 (Кобань). Для юго-зап., центр, и сев.-вост. России: Бобринской, ук. соч., тбл. XIV. 3. Спицын, Древн. Оки и Камы, тбл. XVI. 4 — В.В. Гольмстен, Хронологическое значение эволюции древн. форм, Известия Самарск. Гос. Университета, V (1923), рис.21. Aspelin, Antiquités, III (1878), n^o880. Два экземпляра из раскопок А.В. Шмидта близ с. Неволина б. Пермск. губ. Для Сибири: Heikel, ук. соч. pl. IX. 15 (?). Раскопки Глухова и Руденки в Кудырге на Алтае, n^on^o4389-22, 4150-122.

[48] ¹) В.Ф. Одоевскiй, Русскiя ночи, Изданiе книгопродавца Иванова. Спб., 1844. Ночь третья — Opere del Cavaliere Giambatista Piranesi.

наверх