главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки
А.Г. МалявкинУйгурские государства в IX-XII вв.// Новосибирск: 1983. 297 с.
Введение
Гибель Уйгурского каганата в 840 г. была причиной бегства основной массы его населения с обжитых мест и расселения её на обширных пространствах от Великой китайской стены на востоке до Кучи и Урумчи на западе. Выселение происходило в два этапа. В 840 г. бежали собственно уйгуры и их ближайшие союзники, а в 866 г. западные районы бывшего Уйгурского каганата покинули остальные телеские племена.
Обстановка в Принаньшанье и в районе Восточного Тянь-Шаня, где обосновалась большая часть переселенцев, накануне их вселения была сложной. Дело в том, что в своё время на эти земли претендовали три сильнейшие державы Восточной Азии — Танская империя, Тибетское государство и Уйгурский каганат. Стремясь завладеть данной территорией, эти государства вели длительные и упорные войны.
В первой половине IX в. все три противоборствующие государства переживали период упадка. Некогда единое феодальное государство в Тибете к 840 г. фактически распалось на враждующие друг с другом самостоятельные владения. Дряхлеющая Танская империя, раздираемая внутренними противоречиями, стояла на краю гибели. Её ранее сильное влияние в Центральной Азии осталось далеко в прошлом. Страна настолько ослабла, что её руководители даже не помышляли о реванше за поражения в многочисленных войнах с Тибетом, не попытались они воспользоваться и гибелью Уйгурского каганата.
В начале X в. после гибели Танского государства в стране наступила великая смута периода «Пяти династий» (907-960). Различные клики вели ожесточенную борьбу за императорский престол. «Варвары» также стремились воспользоваться разрухой и захватить власть в Срединном государстве. Наиболее успешной попыткой такого рода в это время было создание на территории северной половины страны тюрками шато своих государств. Самым сильным из них явилось государство Позднее Тан (923-936). Киданьская империя Ляо также вмешивалась во внутренние дела южного соседа и в 936 г. помогла своему ставленнику Ши Цзинтану создать государство Позднее Цзинь (936-946) [1].
Объединение Срединного государства под властью новой династии и создание государства Сун стабилизировали внутреннее положение, что дало основание его владыкам надеяться на возвращение земель, отторгнутых киданями. Однако неоднократные попытки нового государства вернуть территории «шестнадцати округов», расположенных к югу от Великой китайской стены в провинциях Хэбэй и Шаньси, не увенчались успехом. Более того, Сунским правителям приходилось делать всё новые уступки киданям, а позднее и тангутам. Политическое влияние Срединного государства в Центральной и Восточной Азии, основательно подорванное мятежом Ань Лушаня, становилось всё менее заметным и к концу рассматриваемого периода его практически уже не было. Основными силами, определявшими ход исторического развития в восточной части Центральной Азии вплоть до начала монгольских завоеваний, стали кидани и тангуты. После гибели Киданьской империи чжурчжени не смогли включить в состав своего государства все её владения, и западные, по преимуществу степные и полупустынные территории, остались за пределами границ чжурчженьского государства Анчун-Гурунь. Внимание чжурчженей концентрировалось на юге, поэтому их влияние на среднеазиатские дела было незначительным. Вслед за киданями на территорию Центральной Азии, входившую в состав Киданьской империи, пришли монголы, которые, постепенно осваивая степные просторы к северу от пустыни Гоби, медленно накапливали силы.
В этих условиях государства, созданные выходцами с территории Уйгурского каганата, вели мужественную борьбу за право на существование. Однако малочисленность населения, раздробленность и междоусобная борьба, а также большая заинтересованность соседей в приобретении земель, через которые пролегали важнейшие пути, свя- зывавшие запад и восток, предопределили исход борьбы. Истощив силы, эти государственные образования прекратили свое существование. Дольше других продержалось Турфанское княжество, но и оно, добровольно подчинившись монгольскому государству, в конце концов погибло. На протяжении нескольких столетий уйгуры играли заметную роль в судьбах Центральной Азии. Они были ведущей силой в могущественнейшей военной державе, определявшей характер политических взаимоотношений на громадной территории, включающей Джунгарию на западе и западные районы современной Маньчжурии на востоке. Военная сила уйгуров и других телеских племен, входивших в конфедерацию, заставила Танскую империю платить им дань. В результате разложения телеских племен Второй Уйгурский каганат пал, его население обратилось в бегство. Первыми территорию каганата покинули собственно уйгуры, а через некоторое время другие телеские племена. Собственно уйгуры создали несколько небольших независимых княжеств, просуществовавших сравнительно недолго. Что касается остальных телеских племен, то они в 866 г. захватили обширные районы вдоль северных и южных склонов Восточного Тянь-Шаня и образовали здесь Турфанское княжество. Коренное население — потомки ираноязычных аборигенов и согдийских колонистов, осевших здесь значительно позже — в IV-V вв., подверглось значительной тюркизации со стороны ещё более поздних пришельцев — карлуков, басмылов и тюрок шато. Появление в этой зоне нового значительного числа тюрок теле способствовало ускорению процесса тюркизации и слиянию разноплеменного населения в новый народ, известный в настоящее время под именем уйгуры (новые уйгуры). Турфанское княжество, возникшее в 866 г., унаследовало богатую древнюю культуру, довольно развитое сельское хозяйство и ремесленное производство. Эти традиции продолжали развиваться и приумножаться в новом государстве.
В данной монографии предполагается рассмотреть сквозь призму судеб телеских (токуз-огузских) племён, и прежде всего уйгуров, входивших в состав уйгурской (телеской) конфедерации, историю восточной части Центральной Азии с середины IX до конца XII в.
История уйгуров изучается уже более 200 лет. За это время создано очень много специальных исследований по различным проблемам уйгуроведения. Однако многие вопросы, например связь между древними и современными уйгурами, родо-племенной состав Уйгурского каганата, судьба населения каганата после его гибели и многие другие, не решены до конца. Нет полной ясности и в употреблении этнонима «уйгур». Подавляющее большинство современных авторов понимает его в широком смысле, что стало препятствием на пути глубокого анализа процессов, проходивших в каганате и особенно после его распада. Признание же всего населения Уйгурского каганата уйгурами приводит к серьёзным ошибкам. Поэтому возникла потребность в новом критическом анализе всех первоисточников, а также концепций современных авторов. Опираясь на критический анализ первоисточников и объективные выводы ученых, важно показать, что соседи Срединного государства в древности и средние века жили, развивались и строили свои государства совершенно самостоятельно. Попытки же отдельных государств, которые существовали к югу от Великой китайской стены, пытавшихся время от времени вмешаться в жизнь независимых народов и установить свое господство, всегда заканчивались провалом. Экспансия ханьцев не проходила бесследно, она вызывала неисчислимые жертвы и прерывала поступательное развитие государств.
Перед тем как приступить к историографическому обзору, сделаем несколько оговорок. Прежде всего отметим, что в данной работе уйгурами именуются только собственно уйгуры, девять родов которых во главе с правящим родом Яглакар сумели объединить семь телеских (токуз-огузских) племен (уйгуры, буку/букут, хунь/кунь, байирку, тонра, сёгир/сёкир, киби) и создать конфедерацию, известную в истории под названием «Второй Уйгурский каганат». Сюда необходимо также включить и эдизов, сыгравших впоследствии роковую роль в истории каганата. Что касается телеских племен вообще, то, начиная со времен существования Танского государства, в китайских источниках под наименованием «девять фамилий-родов» (цзю син) стали преимущественно понимать «девять племен теле».
Западногерманский ученый Лю Маоцай, специально занимавшийся этим вопросом, доказал справедливость встречавшихся до него отдельных высказываний ученых об этом тождестве [2]. В статье, посвященной начальному этапу танского проникновения в Центральную Азию, мы привели ряд дополнительных текстов, подтверждающих справедливость выводов Лю Маоцая [3]. Нами не случайно употреблено слово «преимущественно». Дело в том, что в китайских источниках определение «девять фамилий-родов» встречается часто, когда речь идет и о других народах или племенах. Вот, например: широко известно об уйгурах, которые делились на девять родов во главе с родом яглакар; «Синь Тан шу» называет девять родов байирку [4]; в энциклопедии «Цэфу юаньгуй» дважды сообщается о девяти родах тонри [5] (телеские племена байирку и тонра входили в уйгурскую конфедерацию); в «Цзю Тан шу» рассказывается о нападении «девяти родов басмылов» на тюркского (туцзюэ) кагана Озмыс [6]; «девять племен татар» отмечены в «Ляо ши» [7] (дважды встречаются в большой надписи на памятниках в честь Кюль-тегина [8]); в китайских источниках согдийцы упоминаются как «Ху девяти фамилий» [9]; в жизнеописании Се Жэнъгуя говорится о походе на «девять племен туцзюэ» [10].
Таким образом, деление на девять племен (родов) было очень распространённым у различных народов. В сочинениях арабских географов часто встречается этноним токуз-огузы (девять огузов), которым обозначали население Восточного Туркестана, к востоку от Кучи. Основываясь на этих сообщениях, В.В. Бартольд писал: «В той местности, где арабы помещают токуз-огузов, по китайским источникам жили уйгуры, вытесненные из Монголии после 840 г. киргизами; местность около Турфана была занята ими в 866 г. Отсюда был сделан вывод, что токуз-огузы арабских источников и уйгуры китайских — одно и то же, и этим отождествлением учёные пользовались как вполне доказанным фактом для новых выводов» [11]. Автор этого высказывания, по-видимому, в целом разделяет приведенную точку зрения, хотя и указывает на ряд существенных неточностей и на неопределенность самого термина «токуз-огуз» в трудах арабских географов. Так, им приводятся сообщения, показывающие совпадение некоторых арабских известий о токуз-огузах с китайскими свидетельствами о тюрках шато [12]. Отмечая существенные недостатки, присущие всей мусульманской географической литературе, в частности, отсутствие записей о времени происхожде- ния того или иного известия, В.В. Бартольд пишет: «Арабы, по-видимому, ознакомившись с этой местностью еще в то время, когда она принадлежала огузам, не знали о последующих переменах, и поэтому продолжали называть местное население тугузгузами. Только Махмуд Кашгарский в XI в., едва ли не единственный из писавших на арабском языке авторов, имевших возможность говорить о Средней Азии не по книгам, а на основании личного знакомства со страной, вместо „тугузгуз” везде пишет ,,уйгур”» [13]. Обобщая сказанное, можно заключить, что, по мнению В.В. Бартольда, арабские географы употребляли этот этноним без достаточной четкости, применяя его часто к различным народам.
Токуз-огузская проблема вызвала много споров и появление большого массива литературы. Мы не будем останавливаться на этом вопросе очень подробно, отметим только специальную статью канадского учёного Э. Пуллиблэнка, имеющую непосредственное отношение к теме данного исследования. Автор отмечает, что ещё в 1919 г. известный японский ученый Ханэда Тору, изучив все китайские источники, наглядно показал, что токуз-огузы из орхонских текстов идентичны с союзом телеских племён, известным в сочинениях Срединного государства как «теле девяти фамилий» («цзю син теле»). Э. Пуллиблэнк подчёркивает, что эта статья японского исследователя, в которой многие спорные вопросы были решены окончательно, к сожалению, осталась недоступной для большинства западных авторов — участников дискуссии [14]. Как будет показано в нашей монографии, в район Турфанского оазиса и на соседние территории переселились телеские племена, когда-то входившие в состав Уйгурского каганата, а ещё раньше составлявшие вместе с другими племенами объединение девяти телеских племён («цзю син теле»). Таким образом, можно констатировать, что арабские географы совершенно справедливо писали о существовании токуз-огузского населения к востоку от Кучи. Что касается собственно уйгуров, то они находились далеко на востоке, в Принаньшанье, и о них арабские географы могли и не знать. Следует остановиться ещё на одном предположении Э. Пуллиблэнка, которое представляется нам не соответствующим подлинному смыслу источников. Совершенно обоснованно подчеркивая ведущую роль уй- гуров в объединении телеских племён, известных в китайских источниках как «племена теле девяти фамилий», ученый предлагает понимать словосочетание «девять фамилий уйгуров» («цзю син хуэйху») как «уйгуры, принадлежащие к девяти фамилиям». «Даже Ханэда,— пишет он,— не берётся утверждать, что термин „девять фамилий уйгуров” („цзю син хуэйхэ”) всегда означает ,,уйгуры, принадлежащие к девяти фамилиям”, а не „уйгуры, которые имеют девять племён”. Я думаю, это заблуждение. Под „девятью фамилиями” всегда подразумевались просто токуз-огузы, конфедерация, в которой господствовали уйгуры» [15]. Как известно, телеские племена байирку и тонра также делились на «девять фамилий». Очевидно, на сообщения китайских источников об этом Э. Пуллиблэнк не обратил должного внимания, в противном случае он должен был привести их в подтверждение высказанного им предположения. Ничего не говорит он и о существовании многих других этнонимов, к которым в китайских источниках прибавляются слова «девять фамилий» (басмылы, татары, шивэй и тюрки туцзюэ). Автор не приводит и критерия, который бы позволял понять, почему в одном случае надо понимать «девять фамилий теле», а в другом случае, если речь идет об уйгурах, аналогичное по конструкции сочетание следует переводить «уйгуры из числа девяти фамилий теле». Как понимать сочетания «девять фамилий татар» и подобные ему? Может быть тоже как «татары, относящиеся к девяти фамилиям»? Но тогда к каким? Не вызывает возражения мнение Э. Пуллиблэнка, рассматривающего деление на девять частей (фамилий) скорее как политическое явление, а не этническое [16]. Вполне допустимо, что к этому примешивается еще какая-то традиция, возможно, религиозного происхождения. Венгерский учёный К. Цегледи проводит удивительные параллели числового состава древних тюркских племенных объединений с очень древними генеалогическими мифами западных тюрок [17].
Приступая к обзору литературы по истории уйгуров, отметим, что в изучении уйгуров чётко выделяются два этапа. Первый охватывает время с момента зарождения уйгуроведения и до начала XX в. Этот период хорошо освещён в книге Д.М. Позднеева, не утратившей своего значения до наших дней [18]. Поэтому остановимся только на втором этапе и попытаемся коротко изложить основные успехи этого отдела востоковедной науки в XX столетии. Будут названы только важнейшие работы, указаны их главные достоинства. Критическими же замечаниями предполагается отметить лишь общие вопросы.
В начале XX в. наступил как бы перерыв в изучении истории уйгуров — на эту тему почти исчезли публикации. Такая ситуация явилась результатом недостаточной для удовлетворительного решения вопросов изученности имеющихся документов, а также острой нехватки свежих материалов. Требовалось включение в научный оборот новых источников, которыми стали пополняться библиотеки ведущих востоковедных центров мира. Поступление этих материалов явилось результатом оживившейся на рубеже XIX-XX вв. экспедиционной деятельности в Центральной Азии. Многочисленные экспедиции, организуемые научными учреждениями России, Франции, Англии, других европейских стран, а также США и Японии, обогатили научные центры громадным количеством самых разнообразных материалов: рукописей, предметов материальной культуры, художественных произведений и т.п. Обработка этих сокровищ потребовала усилий не одного поколения ученых. Даже сегодня вряд ли можно говорить о завершении этой кропотливой работы [19]. Наиболее поразительными были находки в Восточном Туркестане громадного количества рукописей, свидетельствующих, что его население говорило на индо-европейских языках. Как удалось выяснить, Восточный Туркестан на севере до VIII в., а на юге даже до X в. не был населён тюркоязычными народами [20]. Это открытие разрушило многие старые концепции, содержащие утверждение, что Восточный Туркестан искони населяли тюркоязычные народы.
Потребовалось немало времени для того, чтобы разобраться в центральноазиатских материалах, изучить их и частично опубликовать. Только после осуществления этой работы появилась возможность вновь вернуться к истории уйгуров. Начало второго этапа в развитии уйгуроведения связано с именами японских и китайских исследователей. Наряду с широким использованием китайских первоисточников, эти ученые стали широко привлекать западные источники и труды европейских учёных.
В 1936 г. появилась первая статья китайского ученого Ван Живэя, трактующая о судьбе уйгуров после гибели Танского государства [21]. Эта работа написана в традиционном для средневековых сочинений стиле ганму. (Ганму — особый вид исторических сочинений-анналов, в которых сжато излагаются материалы какого-либо более раннего сочинения. По нашему мнению, это типичная компиляция, в которой оригинальные материалы подбираются по совершенно определенному плану, а затем соответствующим образом систематизируются. В более старых сочинениях используемые тексты, как правило, не редактируются и в неизменном виде включаются в новое сочинение без замечаний составителя.) В работе Ван Живэя все эти правила соблюдены, но здесь присутствует очень краткий авторский текст — небольшие комментарии к публикуемым текстам. В предисловии сообщается, что материалы подобраны из ряда источников, систематизированы и расположены в хронологическом порядке по тематическим группам. Основная часть работы включает тексты: общего характера; по политической истории уйгуров; по географии (о территории уйгуров); по экономике, искусству. По мнению Ван Живэя, уйгуры после ухода из Монголии заняли четыре обособленных района в Центральной Азии: Ганьчжоу; район Турфана и Кучи; район к западу от Памира; Гуачжоу и Дуньхуан [22].
В своей статье, посвященной уйгурам во время «после правления династии Тан», Ван Живэй совершенно справедливо выделил период истррии уйгуров с момента крушения Уйгурского каганата до начала XIII в.— до момента вхождения в состав империи Чингисхана. Совершенно иначе к периодизации истории уйгуров подошли другие китайские авторы — Фэн Цзяшэн, Чэн Суло и My Гуанвэнь. «Уйгуры после переселения на запад, — писали они, — лишь с IX до XII в. имели сильное самостоятельное государство (Турфанское княжество. — А.М.). Начиная с XII в. и до середины XVIII в. они первоначально находились в зависимости от каракитаев, затем стали вассалами монголов и, наконец, вошли в состав Чагатайского улуса...» [23]. Из этой цитаты ясно, что авторы статьи не видят принципиальной разницы между зависимостью от каракитаев и вхождением в состав монгольской империи. Каракитаи только взимали с уйгуров дань и почти не вмешивались в их внутренние дела. Монголы же лишили уйгуров самостоятельности и вынудили их принимать участие во многих завоевательных экспедициях, позднее в междоусобной борьбе наследников Чингисхана, что и привело к окончательной гибели Уйгурского государства [24]. В работе Ван Живэя имеется вместе с тем существенная ошибка в периодизации истории Центральной и Восточной Азии. Так, говоря о хронологических рамках своего исследования, он отмечает: «...Изложение в этой статье начинается с конца правления династии Тан и заканчивается периодом династии Юань» [25]. В действительности же публикация охватывает источники, характеризующие события до начала становления монгольской империи Чингисхана. Учёный совершенно не касается материалов по истории уйгуров в XIII в., хотя известно, что династия Юань воцарилась в Срединном государстве с 1280 г. Это не случайное упущение, а проявление определенной тенденции, существующей в китайской историографии, отождествления монгольской империи Чингисхана с монгольской династией Юань, правившей в Китае с 1280 по 1367 г. Заметим, что в хронологическом справочнике, изданном в Китайской Народной Республике в 1957 г., проводится эта же точка зрения [26].
Продолжая список крупных исследований, назовем книгу известного китайского историка Фэн Цзяшэна и его соавторов Чэн Суло и My Гуанвэня [27]. В ней собраны выдержки из китайских источников, переводы на китайский язык отдельных мест из восточных документов (тюркских, персидских и т.п.), а также из трудов европейских историков. Каждая глава и раздел начинаются с небольшого авторского вступления. Кроме того, цитатам предшествует обычно несколько вводных замечаний. Этот сравнительно небольшой авторский текст — своеобразная канва всей работы. Вместе с тем названное издание не представляет собой систематического изложения истории уйгуров, хотя материалы и расположены в хронологическом порядке. По всей структуре работа напоминает статью Ван Живэя, о которой говорилось выше, и, следовательно, восходит к старому китайскому типу сочинений ганму. Книгу Фэн Цзяшэна, Чэн Суло и My Гуанвэня можно рассматривать как одну из последних попыток создать своеобразный очерк истории уйгуров с древнейших времён до наших дней.
К сожалению, очень скупо, отрывочно, без должного критического анализа в работе использованы китайские источники. Говоря о переселении уйгуров в Принаньшанье, авторы цитируют только один текст, да и то из позднего сочинения — «Удай шицзи» («Исторические записки о периоде Пяти династий — Удай», этот источник часто именуется «Синь удай ши» — «Новая хроника периода Пяти династий»), что приводит к серьёзному искажению подлинных событий. Также некритически исследователи отнеслись к трудам западных и китайских учёных: они ссылаются главным образом на работы, опубликованные в конце прошлого и начале нынешнего веков. Удивительно, что, кроме книги Ханэда Тору, в списке литературы не называются исследования японских авторов. Это довольно серьёзное упущение, поскольку в первой половине XX в. в западной специальной литературе еще господствовали старые представления об истории уйгуров, в то же время некоторые японские учёные (Кувада Року-ро, Абэ Такэо, Фудзиэда Акира и др.) уже иначе трактовали некоторые её моменты. Даже работы китайских ученых использованы выборочно. Например, не указаны работы Сян Да, Чэнь Чжунмяня и других учёных, имеющих самое непосредственное отношение к теме, затронутой Фэн Цзяшэпом и его соавторами. При чтении этой книги невольно создается впечатление, что перед авторами стояла совершенно определенная задача — доказать прямую связь современного тюркоязычного населения Восточного Туркестана с древними уйгурами [28].
Большой вклад в изучение истории уйгуров внесли японские учёные. Первой работой, посвященной анализу причин гибели Уйгурского каганата, была статья Кувада Рокуро, опубликованная в 1928 г. [29] После её появления наступил довольно длительный период, характеризующийся отсутствием новых специальных исследований на эту тему. Положение изменилось после 1945 г., когда в исследовании истории уйгуров приняли участие такие крупные учёные, как Фудзиэда Акира, Оногава Хидэми, Ханэда Тору, Маэда Масана, Ямада Нобуо и другие. Среди работ, вышедших в этот период, особый интерес представляет книга Абэ Такэо «Исследования по истории западных уйгуров» [30]. Это самое большое историческое исследование из всех имеющихся в настоящее время. Т. Абэ прослеживает историю уйгуров начиная с конца VIII и до начала XIV в., но во введении коротко говорится и о предках уйгуров. В книге широко использованы как китайские, так и западные источники—персидские, тюркские и т. п. В 1954 г. Т. Абэ опубликовал на английском языке статью «Где была столица западных уйгуров?» с изложением своей точки зрения по этому вопросу [31]. В книге Т. Абэ эта проблема трактуется значительно подробнее. Помимо введения, о котором уже шла речь, книга содержит семь глав, а именно: 1) идикуты и их столица в начале правления династии Юань; 2) мятеж Хайду и Дува и судьба уйгурской территории; 3) движение уйгуров на запад в Танскую эпоху и их базы; 4) крушение Восточной уйгурской империи и уход на запад; 5) столица западных уйгуров в эпохи Ляо и Сун; 6) общий обзор территории государства западных уйгуров; 7) Бешбалык и его местоположение; 8) роль государства западных уйгуров в контактах между Востоком и Западом. В целом исследование Т. Абэ представляет большой интерес, поскольку он свёл воедино разрозненные источники и высказал много оригинальных, но, к сожалению, не всегда достаточно аргументированных суждений.
Подробно следует остановиться также на большой работе Ханэда Тору, посвящённой истории уйгуров в VII — начале X в. [32] Учёный широко использовал китайские источники, тюркские рунические тексты, а также сочинения мусульманских авторов. Исследование состоит из трёх разделов, в каждом из которых освещается один из трёх важнейших периодов истории уйгуров в средние века: 1) с начала VII в. и до образования Уйгурского каганата; 2) Уйгурский каганат в 745-840 гг.; 3) время после крушения каганата. Автор приводит много выдержек из китайских сочинений, анализирует и сопоставляет их с тюркскими текстами и трудами арабских географов. Очень подробно рассмотрен период существования каганата и это вполне закономерно. Уйгурский каганат — одна из могущественных кочевых империй средневековья — поддерживал тесные отношения с Танским государством и играл в его жизни заметную роль. Значительно слабее представлены материалы, относящиеся ко времени до и после существования каганата. Это также вполне закономерно. Многие стороны жизни уйгуров в это время очень плохо отражены в источниках и попытки создать более или менее полную картину существования, например, государств, образовавшихся после гибели каганата, часто наталкиваются на непреодолимые препятствия. В целом работа Ханэда Тору заслуживает самого серьезного внимания, её изучение поможет глубже понять основные моменты в жизни уйгурского общества.
Второй период в изучении истории уйгуров в Европе начался только в середине XX в. Первой большой работой явилась книга французского ученого Д.Р. Гамильтона, опубликованная в 1955 г. [33] Автор поставил перед собой цель собрать все китайские известия об уйгурах за период «Пяти династий» и с этой целью перевёл и опубликовал многочисленные сообщения, имеющиеся в УДШЦ я УДХЯ, касающиеся не только уйгуров, но и их ближайших соседей — тибетцев, тюрок и тангутов (с этими народами в это время уйгуры очень тесно соприкасались). Особо следует отметить публикацию трёх официальных писем на китайском языке из фонда Пельо, которые содержат много интересных подробностей об уйгурах Ганьсу. Для комментариев были широко использованы китайские источники, а также обширная исследовательская литература о народах, населявших восточную часть Центральной Азии во время, совпадающее с периодом «Пяти династий» в Срединном государстве.
В 1968 г. вышла книга Элизабет Пинкс, посвящённая уйгурам Ганьчжоу в начальный период существования государства Сун (960-1028) [34]. В хронологическом плане эта книга непосредственно примыкает к работе Д.Р. Гамильтона, но в отличие от последней касается только уйгуров Ганьчжоу. Э. Пинкс завершает публикацию китайских источников об уйгурах Ганьчжоу 1028 г., когда под натиском тангутов ликвидируется независимость этого уйгурского княжества, а территория его с частью населения входит в состав Тангутского государства. Работа Э. Пинкс, по сравнению с книгой Д.Р. Гамильтона, характеризуется большей целостностью.
Будет уместно заметить, что строить периодизацию истории уйгуров только на основе периодов правления той или иной династии в Срединном государстве, как это сделано в книге Д.Р. Гамильтона, нельзя. История любого народа, в том числе уйгуров, определяется не только общими закономерностями, но и специфическими чертами, присущими конкретному обществу. Конечно, отрицать влияние внешних факторов не следует, но они очень часто не имели решающего значения.
Кстати, в IX-XII вв. влияние Срединного государства на центральноазиатские дела было незначительным. На становление и развитие уйгурских княжеств несравненно большее влияние оказывали их непосредственные соседи — тангуты, тибетцы, кидани, карлуки и другие народы.
Но вернёмся к анализу исследования Э. Пинкс. Оно состоит из трёх частей. В первой приводится подробное описание источников и даётся их оценка с точки зрения их ценности как первоисточников. Во второй части публикуются переводы и комментарии. Все публикуемые источники подразделены на первостепенные и второстепенные. Сведения об уйгурах из первой категории источников переведены и расположены в хронологическом порядке. Второстепенные источники использованы для корректировки, уточнения основных текстов и для комментариев. Такое хронологическое расположение материала в тех случаях, когда охватывается небольшой период и привлекается сравнительно ограниченный круг источников, конечно, вполне допустимо. Третья часть — исследовательская. В ней помещена интерпретация материала, предпринята, попытка критического анализа исторических сведений, делаются определённые обобщения и выводы. Бесспорно, в целом книга, несмотря на ошибочность некоторых положений, представляет интерес.
В 1968 г. одновременно с появлением исследования Э. Пинкс в Канберре вышла в свет книга К. Маккераса «Уйгурская империя (744-840). По танским династийным хроникам» [35]. Однако, название работы не совсем соответствует ее содержанию. Здесь опубликованы новые переводы отрывков из «Повествования об уйгурах», имеюще- гося в двух хрониках династии Тан — старой (ЦТШ, гл. 195, с. За-13а) и новой (СТШ, гл. 217А, с. 3а-гл.217Б, с. 16). Переведён только материал, касающийся Уйгурского каганата за время его существования с 744 по 840 г. Текст обеих хроник дается параллельно: на чётных страницах — из старой, а на нечётных — из новой. Такое расположение материала удобно для сопоставительного изучения. В 1972 г. вышло второе издание этой книги [36]. В отличие от первого в новом издании добавлено введение, в котором содержится краткий исторический очерк, значительно расширены комментарии, приводится более подробный список литературы. Имеется словарь официальных терминов и подробный алфавитный указатель. Переходя к анализу отечественной литературы, необходимо отметить, что изучение истории уйгуров в СССР базируется на прочном фундаменте, созданном трудами Н.Я. Бичурина, Д. Позднеева и В.В. Бартольда. Н.Я. Бичурин свыше ста лет тому назад опубликовал переводы важнейших текстов по истории уйгуров [37]. Более детально, с привлечением ряда дополнительных китайских текстов, история уйгуров была исследована Д. Позднеевым [38]. В.В. Бартольд в своих многочисленных трудах тщательно проработал известия средневековых арабских и персидских историков. Таким образом, историки-уйгуроведы получили в своё распоряжение основные средневековые известия.
Во второй половине XX в. советские учёные продолжили более детальное изучение отдельных вопросов истории уйгуров. В 1947 г. А.Ю. Якубовский опубликовал большую статью, посвящённую сравнительному изучению отчёта китайского посла Ван Яньдэ и сообщений арабских и персидских историков [39]. Е.И. Кычанов детально изучал отношения Уйгурского ганьчжоуского княжества с тангутами, написал статью, посвященную тангуто-уйгурским войнам. Но ещё большее значение имеют его работы по тангутам — непосредственным соседям уйгуров. Это прежде всего итоговая монография «Очерки истории Тангутского государства» [40].
В 1966 г. была опубликована монография Д.И. Тихонова, посвящённая изучению хозяйственного и общественного строя Турфанского княжества [41]. В этой книге очень подробно говорится о занятиях жителей, положении зависимого населения и т.п. Автор придерживается господствовавшей точки зрения о быстром переходе всех уйгуров к осёдлой жизни, поэтому ничего не говорит о существовании кочевого уклада в этом государстве. Другими словами, его книга посвящена только коренному осёдлому населению и не имеет отношения к уйгурам-кочевникам.
В 1974 г. вышла наша книга, посвященная анализу китайских известий об уйгурах за период с IX по XII в.
[1] О положении в стране в это время см.: Таскин В.С. Киданьский император на китайском престоле.— В кн.: Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск, 1975, с. 83-98.[2] Liu Mau-tsai. Die Chinesischen Nachrichten zur Geschichte der Ost-Turken (T'u-kue). Wiesbaden, 1958, S. 212, 591, 592.[3] Малявкин А.Г. Тактика Танского государства в борьбе за гегемонию в восточной части Центральной Азии.— В кн.: Дальний Восток и соседние территории в средние века. Новосибирск, 1980, с. 121, 123.[4] СТШ, гл. 215А, с. 13а.[5] ЦФЮГ, гл. 971, с. 3б; гл. 974, с. 19б.[6] ЦТШ, гл. 9, с. 6б.[7] ЛШ, гл. 14, с. 6б.[8] Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. М.— Л., 1951, с. 29, 30.[9] ЦЧТЦ, восьмой месяц 1-го года эры правления Цаянь-чжун (3.IX-2.Х.780).[10] ЦТШ, гл. 83, с. 6а.[11] Бартольд В.В. Очерки истории туркменского народа. — Соч., т. II, ч. I. М.. 1963, с. 554.[12] Там же, с. 557, 558.[13] Бартольд В.В. Киргизы. Исторический очерк. — Соч., т. II, ч. I, М., 1963, с. 491.[14] Pulleyblank E.G. Some Remarks on the Toquzoghuz Problem.— Ural-Altaische Jahrbücher, 1956, B. XXVIII, Н. 1-2, S. 35.[15] Ibid, p. 38.[16] Ibid, p. 42.[17] Czegledy K. On the Numerical Composition of the Ancient Turkish Tribal Confederations.— Acta Orientalia Hungaricae, 1972, XXV, p. 279.[18] Позднеев Д.М. Исторический очерк уйгуров (по китайским источникам). Спб., 1899. с. V.[19] Некоторое представление о масштабах и существе выполненных исследований за первую половину XX в. даёт библиографический обзор, составленный Д. Сайнором. См.: Sinor D. Introduction a 1'Eurasie Centrale. Wiesbaden, 1963.[20] Samolin W. Ethnographic Aspects of the Archaeology of the Tarim Basin — Central Asiatic J., 1958, vol. IV, № 1, p. 45-87.[21] Ван Живэй. Танхоу хуйэху као (Уйгуры после династии Тан). — Шисюэ цзикань, 1936, № 1, с. 19-69.
|
главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки