Е.И. Лубо-Лесниченко
Возникновение шелководства (мифы и факты).
// Искусство и религия. Л.: Государственный Эрмитаж. 1981. С. 76-85.
В древних китайских письменных источниках встречается много данных, свидетельствующих о почитании шелковичного дерева, шелковичного червя и шелкоткачества. Древние мифы, к сожалению, дошедшие до нас во фрагментарном состоянии, содержат сведения о том, что шелковица рассматривалась как священное дерево — олицетворение солнца и символ плодородия. Напомним, что один из самых распространённых мифов древности повествовал о «шелковице-фу» (фусан), которая представлялась как «огромное дерево. Девять солнц живут на его нижних ветвях, одно — на верхней ветке». [1]
В ранних письменных источниках и, прежде всего, в «Каталоге гор и морей» (I тыс. до н.э.) неоднократно упоминаются священные тутовые рощи или отдельные деревья, связанные с культом Матери-прародительницы и являющиеся центрами отправления ритуала. Такова, например, Шелковица жены Предка (Динюй чжи сан), находившаяся, по преданию, на территории современной провинции Хэнань. Она описывается как имеющая «пятьдесят чи в обхвате, её ветки образуют четыре яруса, длина листьев более одного чи... (У неё) красивый ствол, жёлтые цветы; зелёные подлистники». [2] Подобным святилищем были находившиеся в «Заморье Севера» Три шелковицы (Саньсан) — «деревья высотой в сто жэней, без ветвей». [3]
Как свидетельствуют письменные памятники, важным культовым центром на Дальнем Востоке в древности была находившаяся на территории нынешней провинции Шаньси, на горе, священная Полая шелковица (Кунсан). По легенде в её дупле был обнаружен младенец И Инь, ставший родоначальником одного из могущественных родов иньского государства (1760-1122 г. до н.э. по традиционному календарю). [4] В княжестве Чу почиталась роща Юньшэн, находившаяся на территории современной провинции Хубэй. Самым почитаемым святилищем можно, без сомнения, считать Тутовую рощу (Санлинь) (территория нынешней провинции Шаньдун). С этой рощей связывалось знаменитое моление о дожде первого иньского правителя Тана. [5]
Наряду с тутовым деревом на Дальнем Востоке почитался и шелковичный червь. По свидетельству «Каталога гор и морей» и «Описания всех вещей» (I в. до н.э.) божество шелковичного червя представляло собой женщину, которая «стоит у дерева на коленях и выплёвывает шёлковую нить». [6] «Каталог» помещает это божество к Западу от Трёх шелковиц. Нам кажется, что возможно провести связь между этим божеством и божеством
(76/77)
шелковичного червя, культ которого засвидетельствован на иньских гадательных костях, о чём будет сказано ниже. В ряде старых письменных источников, посвящённых культу шелковичного червя, обращает на себя внимание то, что в них указывается на существование тесной связи между шелковичным червём и лошадью. В наиболее чёткой форме эта связь выявлена в легенде, содержащейся в «Записках о поисках духов» Гань Бао (IV в. н.э.). В ней говорится о том, что в глубокой древности одна девушка пообещала находящемуся в их доме коню выйти за него замуж. Вскоре её отец, узнав об этом, убил коня и положил его шкуру сушиться. Девушка стала на неё, шкура поднялась с земли и обернулась вокруг девушки, которая превратилась в шелковичного червя, выпускающего изо рта нити и живущего на шелковичном дереве. [7]
Это, на первый взгляд, странное сочетание встречается в нескольких письменных источниках и частично находит себе объяснение в дальневосточной космогонии. По традиционным представлениям, как шелковичный червь, так и лошадь являются проявлением женского пассивного начала — инь, и, следовательно, подвержены одним и тем же влияниям. Выкармливание шелковичных червей начиналось во 2-ом месяце по т.н. «сяскому» календарю. Луна (символ инь) находится в это время в созвездии «Большого огня» (группа α созвездия Антарис), которое соседствует с «Небесной квадригой» (четыре звезды созвездия Скорпиона). Отсюда выводилось заключение об их близком родстве. По этой причине в «Чжоуских ритуалах» (середина I тыс. до н.э.) говорится: «Запрещается разведение шелковичных червей второго сбора». Комментарий разъясняет, что это вредит лошадям, поскольку родственные между собой вещи нельзя выращивать два раза в год и поскольку как те, так и другие подвержены одним и тем же влияниям. [8]
Эта связь между лошадью и шелковичным червём прослеживается и в последующее время. Так, в утраченном ныне сочинении «Чэн и цзи» танского времени (VII-X вв.) сообщается, что во многих сычуаньских храмах находятся статуи женщины в лошадиной шкуре, её называют «Тётушка с лошадиной головой» и почитают как покровительницу шелководства. [9] О близком родстве между шелковичным червём и лошадью повествуют и «Танские предписания по месяцам», где сказано: «В третьем месяце ... императрица совершает жертвоприношение божеству шелковичного червя. Божество шелковичного червя — это Небесная квадрига». [10] Вместе с тем, как указывает «Древнейшая история» Ло Би (XII в.), Небесная квадрига рассматривалась как местопребывание божества Лошадиного предка (мацзу). [11]
Шелкоткачество почиталось в образе Небесной ткачихи, которую легенды помещают к востоку от Млечного Пути. О древности этого культа свидетельствует упоминание о ней в «Книге песен» (первая половина I тыс. до н.э.). [12] В последующее время
(77/78)
эта легенда на Дальнем Востоке пользовалась большой популярностью. [13]
По данным многих письменных источников появление в Китае шелководства связывалось с именем главной жены легендарного императора Хуанди по имени Лэйцзу из рода Силин, которая «научила народ шелководству и земледелию. Она первая стала разводить шелковичных червей». [14] Эта легенда стала сравнительно давно известна на Западе, и почти каждая работа по истории шелководства начинается с упоминания имени Лэйцзу.
Критическое изучение древнекитайской мифологии, произведённое за последние десятилетия, показало, что появление в письменных источниках легендарного императора Хуанди, правившего, согласно традиционному летоисчислению, в XXVI в. до н.э., происходит в период Чжаньго (V-III вв. до н.э.). Это было частью общего процесса превращения различных божеств в легендарных императоров и установления между ними родственных и генеалогических связей. [15] По мнению современных исследователей древнекитайской мифологии, Хуанди является очеловеченным образом Верховного божества (Шанди). [16]
Письменные источники также свидетельствуют о том, что первые данные о Лэйцзу относятся к концу Чжоуского периода (IV-III вв. до н.э.). Самым ранним упоминанием о ней можно, вероятно, считать текст «Да дай ли» (последние века до н.э.). В нём сказано, что «Хуанди жил на холмах Ганькань. Там он взял себе в жёны девушку из рода Силин по имени Лэйцзу». [17] С течением времени жизнь и деяния Хуанди и Лэйцзу обросли большим количеством легенд и преданий.
В древнем Китае наряду с легендой о Лэйцзу существовала и другая малоизвестная ныне версия о возникновении шелководства. Она содержится в «Гуаньцзы» (последние века до н.э.) и относит возникновение шелкоткачества к иньскому времени. Текст «Гуаньцзы» гласит: «Правители иньцев для народного блага впервые ввели шелкоткачество и вспашку земли, приручили крупный рогатый скот и лошадей (и все в Поднебесной последовали этому)». [18] Возможно, что эта версия является более ранней, тогда как легенда о Лэйцзу появилась позднее в связи с общим процессом удревления истории.
Самые ранние вещественные материалы по истории шелководства в Китае восходят к неолитическому периоду. В 1927 г. во время раскопок в Сииньцуне (уезд Сясянь, пров. Шаньси), датированных периодом Яншао (V-IV тыс. до н.э.), Ли Цзи обнаружил частично сохранившийся шелковичный кокон. [19] Эта находка вследствие недостаточно полного и точного отчёта о раскопках вызвала оживлённую полемику среди археологов и историков материальной культуры. [20] В 1968 г. на основании дополнительно полученных материалов японский специалист по технологии шелководства Д. Нуноме установил, что найденный в Сииньцуне кокон является коконом дикого шелкопряда (Ron-
(78/79)
dotia menciana Moore). У кокона была срезана верхушка и вынута середина, вероятно, для употребления в пищу. Обнаруженные Ли Цзи каменные пряслица и костяные иглы делают закономерным предположение, что население того времени могло употреблять нити с коконов дикого шелкопряда как материал для прядения. [21]
В 1958 г. в Цяньшаньяне (уезд Усин, пров. Чжецзян) при раскопках памятников культуры Лянчжу в траншее №12 была обнаружена бамбуковая корзина, в которой находились тканые изделия. На основании радиокарбонного анализа остатков риса эта находка датируется 2750 г. до н.э.±100 лет, т.е. временем, предшествующим иньской эпохе. [22] Кроме изделий из волокон рами, в корзине находился фрагмент шёлковой ткани типа тафты, изготовленной, как указывают авторы отчёта, из нитей одомашненных шелковичных червей с плотностью нитей 48×48 на 1 кв.см; причем основные и уточные нити имели одинаковую толщину. Кроме того, в отчёте встречается упоминание о находке плетёного шёлкового пояса и шёлковых нитей со слабой скруткой. [23]
Ценные сведения о важной роли, которую шелководство играло в жизни иньцев, содержатся в надписях на гадательных костях. Эти надписи свидетельствуют о культе божества шелковичного червя, которому приносились жертвы. В настоящее время нам известно четыре подобных надписи, дешифровка и разъяснение которых были произведены Ху Хоусюанем. [24]
Эти надписи датируются временем правления Удина (1327-1266 гг. по традиционному календарю), Цзучэна (1265-1259 гг. до н.э.), Цзуцзя (1258-1224 гг. до н.э.), Линсиня (1225-1220 гг. до н.э.) и Гэндина (1219-1199 гг. до н.э.). Содержание надписей однотипно. В них сообщается, что в такой-то год, такой-то месяц, такой-то день некто производил гадание с принесением жертвы божеству шелковичного червя. Эти жертвы состояли из пяти пар овец и баранов, или трёх быков, или же одного раба. В одном случае к божеству шелковичного червя было обращено моление с просьбой об урожае.
По этим надписям можно заключить, что у иньцев божество шелковичного червя — Цанши — занимало существенное место в божественной иерархии, о чём свидетельствует упоминание его рядом с Верховным божеством и принесение ему значительных жертв. Вероятно также предположение, что стилизованные изображения шелковичных червей встречаются в декоре ритуальных бронзовых сосудов, а их нефритовые изображения помещались среди погребального инвентаря. [25]
На основании данных надписей на костях можно считать, что в Аньянский период иньской эпохи (XIV-XII вв. до н.э.) уже практиковалось разведение одомашненного шелковичного червя (Bombyx Mory). Об этом свидетельствуют четыре надписи на гадательных костях, датированные временем Удина. В этих
(79/80)
надписях встречаются иероглифы «шэн юй цан», которые, по мнению Ху Хоусюаня, можно трактовать как «звать (или посылать) кого-либо проверять шелковичных червей». [26] Вместе с тем иньцы практиковали и сбор диких шелкопрядов — традиция, восходящая к яншаоской эпохе. Подтверждением этому служит изображение на гадательной кости. Как считает Д. Нуноме, оно представляет схематическое изображение сбора (о чём свидетельствует рука) коконов дикого шелкопряда, схематически показанных в виде четырёх точек на листе шелковичного дерева. [27]
Значительный интерес для изучения шелководства в иньскую эпоху представляют термины, связанные с шелководством и зафиксированные в надписях на гадательных костях. Словарь иероглифов, встречающихся на костях, позволяет выделить «кусты» иероглифов, являющихся производными от какого-либо гнездового иероглифа. Большая часть их впоследствии вышла из употребления. Такими гнездовыми иероглифами, в частности, являются — «сан» — «тутовое дерево», «цан» — «шелковичный червь». Зафиксированы также иероглифы и их варианты, обозначающие различные типы шёлка и шёлковых тканей. В основе их лежат три «гнездовых» иероглифа: «ми» — тонкая нить, «сы» — «шелковая нить», «шёлк» и иероглиф, ныне не употребляющийся. Кроме того, иероглифы «сан» — «шелковичное дерево» и «сы» — «шёлк» входят в названия местностей, встречающихся в надписях на костях. Таковы, например, «Басан» — «Восемь шелковиц», «Шансы» — «Верхний шёлк» и т.д. [28]
Несмотря на хрупкость материала, в настоящее время мы располагаем материальными свидетельствами существования шелководства в иньскую эпоху. Так, при раскопках Аньяна в сезон 1934-1935 гг. в большой могиле на верхней части саркофага был обнаружен ритуальный посох «ичжан». Хотя дерево сгнило, но по сохранившимся отпечаткам и расположению перламутровой инкрустации было возможно восстановить его первоначальную форму. На земле среди отпечатков этого посоха были обнаружены кусочки орнаментированной шёлковой ткани красного цвета. [29]
Как известно, при захоронениях знати в периоды Инь и Чжоу в могиле рядом с усопшим помещались ритуальные бронзовые сосуды, оружие, бытовые предметы. При помещении в захоронении их обычно оборачивали кусками ткани. При определённых благоприятных ситуациях ткани, покрывавшие бронзовые изделия, отпечатывались на патине. Сообщения о находках бронзовых предметов с отпечатками тканей встречаются во многих описаниях раскопок погребений того времени. [30] Немалое количество бронзовых изделий периодов Инь-Чжоу, имеющих отпечатки тканей на патине, хранится в музеях. Несомненно, что изучение этих отпечатков поможет пролить свет на многочисленные вопросы, связанные с техникой ткачества и (в меньшей степени) с орнаментацией. Пионером этого изучения яви-
(80/81)
лась шведский специалист по истории ткачества В. Сильван. В тридцатых годах она исследовала отпечатки тканей на бронзовом сосуде-цзи из музея в Мальме [31] и бронзовом топоре, хранящемся в Музее дальневосточных древностей в Стокгольме. [32] В настоящее время отпечатки тканей на иньских и чжоуских бронзовых изделиях, хранящихся в японских музеях, изучает Д. Нуноме, [33] и в музее г. Торонто (Канада) — Д. Фольмер. [34] Судя по сообщению последнего, он обследовал примерно треть коллекции: 854 предмета из общего количества примерно 2,5 тысяч. Причём на 74 из них были обнаружены отпечатки тканей. Результаты, к которым пришли эти исследователи, во многом сходны. Ткани, в которые заворачивали бронзовые изделия, в большинстве случаев были шёлковыми: пять из шести, обследованных В. Сильван и 47 из 59, изученных Д. Фольмером. Следует отметить, что это соотношение не может отражать истинную картину бытования шёлка и тканей из растительных волокон в иньском обществе. Бронзовые изделия клались в могилы знати и, естественно, были обёрнуты самыми лучшими и дорогими тканями.
У изученных отпечатков тканей нити слабой скрутки, толщина их составляет 5,5-6,5 мм [так в тексте]. На основании тщательного обследования этих отпечатков Б. Сильван пришла к выводу, что «китайцы династии Инь были очень искусны в умении разматывать с кокона шёлковую нить длиной в 900-1000 м, после того, как тот был погружён в горячую воду или нар». [35] К сходным заключениям приходит и Д. Фольмер, утверждая, что нити на изученных им отпечатках изготовлены из «культивированного шёлка, а не из скрученного дикого шёлка, что очевидно по параллельному или почти параллельному расположению волокон в каждой нити, являющемуся результатом размотки кокона». [36]
Плотность нитей на изученных отпечатках составляет в среднем 30-35 на 1 см. в одном направлении и 20-25 на другом, хотя на отдельных образцах она достигает соответственно 75 и 50. Подобную плотность можно наблюдать у многих гладких тканей ханьской эпохи (II в. до н.э. — II в. н.э.), в большом количестве известных по раскопкам в Лоулани и Ноин-уле. [37] Следует также отметить, что все рассмотренные отпечатки имеют одну ярко выраженную характерную особенность, хорошо известную по ханьским образцам: преобладание основы над утком, т.е. большую плотность основных нитей на единицу измерения, чем уточных.
Значительный интерес для истории техники шелкоткачества представляют обнаруженные В. Сильван отпечаток вышивки, выполненной тамбурным швом, и два отпечатка узорных тканей. Узорные ткани — это камки, где узоры выполнены на гладком фоне в технике, производной от саржевой (3 : 1). Как отмечает В. Сильван, для изготовления таких тканей требовался шестиремизный станок. Подобная техника, возникнув в глубокой древ-
(81/82)
ности, употреблялась в китайском шелкоткачестве в течение продолжительного времени вплоть до Танской эпохи (VII-IX вв.), о чём свидетельствуют материалы из Сёсоина [38] и Дуньхуана. [39]
До настоящего времени имеется очень мало археологических и письменных данных, освещающих орнаментацию тканей того времени. В связи с этим значительный интерес вызывает работа японского исследователя Г. Сато. Он считает, что встречающийся в надписях на костях и бронзовых сосудах иероглиф представляет собой схематическое изображение ткацкого челнока и раковины. Этот иероглиф можно дешифровать как «чжи бэй», т.е. «тканый узор (или ткать узор) в виде раковин каури». [40] Бытование подобного узора объясняется широким распространением в иньское время культа матери-прародительницы, [41] символом которой была раковина-каури. Интересно отметить, что упоминание об этом орнаменте встречается в древнейшем памятнике китайской поэзии — «Книге песен», где в «Оде о клеветниках» имеются строки: «Причудливо вьётся прекрасный узор, ракушками тканая выйдет парча». [42] Можно также привести данные из «Книги документов», где в разделе «Дары Юю» (V в. до н.э.) упоминаются ткани с узором из каури, которые посылали в виде дани из области Юнчжоу. [43]
Отпечатки тканей на бронзовых сосудах, как правило, слишком малы, чтобы дать какое-либо законченное представление об их декоре. Лишь в одном случае, изученном В. Сильван, угадывается ромбический орнамент, который находит себе соответствие в декоре иньских бронзовых сосудов. [44] По мнению М. Хаяси, этот орнамент можно считать т.н. «рисовым узором» — «ми-вэнь», входившим в число двенадцати сакральных орнаментов древнего Китая. [45]
Некоторые сведения по орнаментации тканей можно получить при изучении каменной скульптуры иньского времени. В настоящее время известно несколько таких скульптур. [46] Они изображают сидящих людей, в большинстве случаев с поджатыми под себя ногами, в халате и круглой шапке. На рукавах и полах одежды обычен орнамент в виде масок таоте, стилизованных змей, «соединённых Т», С-образных завитков и т.д. Орнамент в виде «соединённых Т» на скульптуре, по-видимому, представляет собой ранний вариант сакрального узора «фу», также входившего в число двенадцати связанных орнаментов ритуальных одежд. [47]
Произведённое Г. Сато изучение гадательных надписей позволяет утверждать, что в иньскую эпоху существовала группа населения — род или племя — специализировавшаяся на изготовлении художественных тканей для верхушки иньского общества. Эта группа именовалась в надписях как «Тинши». [48] Наличие подобных групп, которые обладали «специальными технологическими познаниями и хранили эти секреты внутри кланов, передавая их по наследству», [49] является одной из харак-
(82/83)
терных черт иньского общества. Об этом ярко свидетельствуют раскопки в Аньяне и Чжэнчжоу, выявившие существование отдельных групп населения, связанных с тем или иным ремеслом: бронзолитейное производство, изготовление керамики, обработка кости и камин и т.п.
Рассмотрение ранних этапов развития шелководства, сыгравшего впоследствии столь значительную роль в культурных контактах народов Евразии, даёт весьма любопытную картину. На основании обрывков дошедших до нас мифов мы можем наблюдать обожествление реальных процессов шелководства и шелкоткачества. Иньские гадательные кости и «Каталог гор и морей» («Шаньхай цзин») свидетельствуют о появлении в древнем Китае божества шелководства в женской форме. Впоследствии это божество инкорпорируется в официальную религию императорского Китая и доживает до современности.
[4] Там же, с. 59; Юань Кэ. Мифы древнего Китая. Перевод Е.И. Лубо-Лесниченко и Е.В. Пузицкого. М., 1965, с. 271-272, 422.
[5] Чжэн Чжэндо. Тан дао пянь (Моление Тана). Шанхай, 1957; Юань Кэ. Указ. соч., с. 283-284; 427-428 (на кит. яз.).
[6] Каталог гор и морей, с. 100; Чжан Хуа, Бо у чжи (Описание всех вещей). Шанхай, 1939, цз. 8, с. 53 (на кит. яз.).
[7] Гань Бао. Соушэньцзи (Записки о поисках духов). Шанхай, 1957, с. 104 (на кит. яз.).
[8] Le Tcheou-li on Rites de Tcheou. Traduit par E. Biot. Paris, 1851, vol. II, p. 190.
[10] Тан юэлин чжу (Танские предписания по месяцам с комментариями). Шанхай, 1936, с. 12 (на кит. яз.).
[11] Ло Би, Лу ши (Древнейшая история). Шанхай, б/г, хоу цзи, цз. 5, с. 136 (на кит. яз.).
[12] Ши цзин. Подготовка издания А.А. Штукиным и Н.Т. Федоренко. М., 1957, с. 276.
[14] Ло Би. Указ. соч., цз. 5, с. 10а.
[15] См.: Сыма Цянь. Исторические записки («Шицзи»), Перевод с китайского и комментарии Р.В. Вяткина и В.С. Таскина. М., 1972, т. 1, с. 222.
[16] Chang К.С. Early Chinese civilisation. Cambridge Mass, and London, 1976, p. 169.
[17] Couvreur S. Li Ki ou Mèmoires sur les bienséances et les cérémonies. Hokien Fou. 1899, vol. 1, p. 363.
[18] Гуань-цзы цзи цзяо, Го Можо, Вэнь Идо, Сюй Бэйши сюань (Отредактированный текст Гуань-цзы. Редакция Го Можо, Вэнь Идо, Сюй Вэйши). Шанхай, 1956, т. 2, с. 1292 (на кит. яз.).
(83/84)
[19] Ли Цзи. Сиинцунь шицяньды ицунь (Доисторические памятники в Сиинцуне). Цинхуа дасюэ яньцзюкань, Пекин, 1927, вып. 3 (на кит. яз.).
[20] Сато Гакэтоси. Тю-гоку кодай кинуоримоно си кэнкю (Изучение истории древнекитайского шелкоткачества). Токио, 1978, т. 1, с. 42-48 (на ян. яз.).
[21] Нуноме Дзюнро. Сансэйсё санинсон сюцюдо-но Яншаоки Кэнкаку-ни цуйтэ (Относительно шелковичного кокона эпохи Яншао, обнаруженного в Сиинцуне, пров. Шаньси). — Нихон сансикугаку дзасси, 1968, vol. 37, №3, (на яп. яз.); Он же. Ёсан-но кигэн то кодай кинху (Возникновение шелководства и древние ткани). Токио, 1980, с. 172-178 (на яп. яз.).
[22] Кучера С. Китайская археология. М., 1977, с. 191.
[23] Усин Цяньшаньян ичжи дни, эрцы фацзюэ баогао (Отчёт о первом и втором сезоне раскопок стоянки Цяньшаньян, уезд Исин). — Каогу сюэбао, 1960, №2, (на кит. яз.); Цяньшаньян цяньцзюнь пянь чутуды ци ши (Исследование фрагментов шёлка, обнаруженных в Цяншаньяне). — Вэньу, 1980, №1 (на кит. яз.).
[24] Ху Хоусюань. Иньдайды цансан хэ сычжи (Шелководство и шелкоткачество в иньский период). — Вэньу, 1972, №11 (на кит. яз.).
[25] Жун Гэн, Чжан Вэйчи. Инь Чжоу цинтунци тунлунь (Общий обзор бронзовых изделий периодов Инь Чжоу). Пекин, 1958, с. 116 (на кит. яз.).
[26] Ху Хоусюань. Указ. соч.
[27] Нуноме Дзюнро, Ёсан-но..., с. 169-170.
[28] Ху Хоусюань. Указ. соч.
[30] Сводку этих находок см.; Нуноме Дзюнро. Есан-но. . . , с. 190-196.
[31] Sylwan V. Siden i kina under Yin-dynastien. Malmö Museums ärsbezätt else, 1935, p. 19-21.
[32] Sylwan. V. Silk from the Yin Dynasty. — Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities. Stockholm, 1937, N9, p. 119-126; Sylwan V. Investigation of silk from Edsen-gol and Lop-nor. Stockholm, 1949, p. 18-19.
[33] Нуноме Дзюнро. Есан-но..., с. 190-193.
[34] Vollmer J. Textile pseudomorphs on Chinese bronzes. — Irene Emery roundtable on museum textiles, 1974 proceedings, Archaeological Textiles. The Textile Museum, Washington, p. 170-174.
[35] Sylwan V. Silk from the Yin Dynasty, p. 123.
[36] Vollmer J. Op. cit.
[38] Ннхон дзёдай сёги-но кэнкю (Изучение техники древнего японского ткачества). Кавасима оримоно кэнкю: дзёхококу. Киото, 1962, вып. 2, с. 32, табл. 17 (на яп. яз.).
[39] Ткани Дх-291 и Дх-182 в коллекции Гос. Эрмитажа. См. также: Riboud K., Vial G. Les tissus de Touen-Houang. Paris, 1970, p. 439-443.
[40] Сато Гакэтоси. Тюгоку кодай когэ-но кэнкю (Изучение древнекитайского ремесла). Токио, 1966, с. 116-117 (на яп. яз.).
[41] Серкина А.А. Опыт дешифровки древнейшего китайского письма. М., 1973, с. 28-44.
(84/85)
[42] Ши цзин, с. 270.
[43] Couvreur S. Shou king. Hsien Hsien. 1935, p. 71.
[44] Sylwan V. Silk from the Yin Dynasty, p. 122, fig. 2.
[45] Хаяси Минао, Тэнси-но исё; — но «дзю-ни сё» (Двенадцать символов на императорской одежде). — Сирин, 1965, №11, с. 65-68 (на яп. яз.).
[46] Li Chi. The Beginnings of Chinese civilisation. Seattle, 1957, p. 33; Аньян иньскюй ухаомуды фацзюэ (Раскопки могилы №5 на иньском городище в Аньяне). — Каогу сюэбао, 1977, №2, с. 80 (на кит. яз.).
[47] Хаяси Минао. Указ. соч., с. 74-78.
[48] Сато Гакэтоси. Указ. соч., с. 156-162.
[49] Chang К.С. Op. cit., p. 185-186.
|