главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

Р.С. Липец

Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе.

// М.: 1984. 264 с.

 

Часть II. Конь.

/=/

 

Выбор и объездка коня.

 

Выбор коня в эпосе совершается разным путём. Перед героем-малолетком прогоняют необозримые отцовские табуны в течение многих дней. Батыр или сам выбирает коня, или ему предлагает его табунщик (несмотря на неказистый вид коня), или по условию батыр должен выбрать коня, который сам оглянется на будущего хозяина или попадёт на укрюк, причём это повторяется трижды, так как батыр недоволен экстерьером коня (см., например: Алпамыш, 64-65). Конь Алпамыша Байчибар и впоследствии сохраняет внешне неказистый вид, обманывая им соперников своего хозяина на байге и вынося его из беды. (Не пренебрегать этим предназначенным ему конём уговорили батыра сестра и табунщик.) Этот мотив смыкается с образом «шелудивого жеребёнка» или захудалой клячи, из которых впоследствии вырастает великолепный конь, что положено и в основу сюжета о синчи, ослепленном властителем, который не доверился его выбору («Кер-оглы», «Алпамыш»). Иногда конь оглядывается

(202/203)

по собственному побуждению, иногда его внимание привлекают звоном уздечки (для седлания). Так, в башкирском эпосе Зая-Туляку говорят: «Подойдите к табуну коней, позвените уздечками и, какой конь оглянется, того поймайте и оседлайте себе». На Зая-Туляка оглянулся «самый захудалый конь», впоследствии он стал «тулпаром, обгоняющим ветер» (Киреев, 73).

 

Другой способ выбора коня — испытание самим батыром его качеств — силы и выносливости наложением своей тяжёлой руки: конь или шатается, или падает на колени, у него прогибается или ломается хребет, даже при поглаживании батыром коня у того обдирается кожа, мясо отделяется от костей и т.д. Выдерживает все только один, предназначенный батыру конь (Гребнев, 1960б, 32; Киреев, 165).

 

Близкий мотив связан с образом богатырки в каракалпакском эпосе: под тяжестью Гулаим её конь или оседает, или падает на колени (Сорок девушек, 154, 303); в казахском эпосе молодой конь с всадницей Корткой трижды опускается, взлетев, но не достигнув «до небес» (Кобланды, 246).

 

Выбор коня для героя (в эпосе обычно — на всю жизнь) может быть сделан не только, когда тот в возрасте жеребёнка, но и до его рождения. Кортка, новобрачная Кобланды, на пути свадебного каравана увидела жерёбую кобылу в табунах его дяди и стала добиваться её как свадебного подарка (дядя тоже знает цену нерождённому жеребёнку и боится, что, имея его, Кобланды рано покинет семью для походов). Подробно повествуется, как Кортка тайно «вынула» жеребёнка из утробы кобылицы, как тщательно ухаживала за ним в пути.

 

Было из-за чего хлопотать:

 

У тулпара голова в аршин,

У тулпара крылья по бокам.

(Там же, 233-234)

 

В эпосе объездка полудикого коня, выросшего в табуне, — нешуточное испытание и даже подвиг. Не случайно имя батыру даётся по «предназначенному» коню, которого ему удалось укротить. Это своего рода инициация, доказательство того, что юноша созрел и как воин. За объездкой коня в эпосе следует зачастую торжество наречения имени. Вероятно, это было когда-то реальностью.

 

Мускульная сила, выносливость, мужество, интеллект и быстрота реакции — всё должно быть противопоставлено человеком укрощаемому животному в этом поединке. А же-

(203/204)

ребцы умели и отбиваться от волков, и сшибаться в жестоком поединке между собой, пуская в ход не только копыта, но и зубы, и были, конечно, во много крат сильнее человека.

 

Во время объездки всаднику в эпосе, как и в действительности, до того как он окажется прочно на коне, приходится нелегко: он и тащится за конём, перевёртываясь по земле, удерживая его на аркане, и выдерживает удары копыт коня и повисает на нём, осаживая его, а затем переносит бешеную скачку и тряску, когда могучий молодой конь всеми средствами старается избавиться от седока, избивает его. И всадник и конь покрыты ранами и ушибами, а когда конь укрощён, хозяин залечивает их и себе и коню.

 

Нельзя забывать, конечно, обычной для эпоса гиперболизации (так, конь носит всадника по трём мирам; от ударов плети у коня отваливаются куски мяса на полный котёл), но сама ситуация очень жизненна.

 

Эпических сцен объездки необычайно много. В тувинском эпосе батыр-малолеток с разрешения отца поймал и объездил жеребёнка от гнедой кобылицы, которая три года не могла ожеребиться и при этом «разбросала в семь сторон семь чёрных скал». По совету отца и табунщика батыр взял этого жеребёнка на аркан в 60 сажён и «глубоко пробороздил землю ногами». Конь стал лягаться и сбросил севшего всё-таки на него парня на чёрный плоский камень. «Хороший конь вырастет», — одобрил его парень. Наконец, конь сам вступает как бы в договорные отношения с всадником. Он советует парню снять оружие, чтобы не поколоть себя и не испортить оружия: конь ещё не ходил под седлом и будет лягаться и вставать на дыбы, так как сбруя будет тереть и щекотать его кожу. Шесть лет — по всем трём мирам — он бешено носил парня, поднимая такую пыль, что «птица... потеряла своё гнездо, мать... потеряла своего ребёнка». «Истерзал ты мой добрый стан! — закричал парень так, что чёрная земля задрожала, синее небо заколыхалось. — Если будешь моим конём, так скорее стань им, если не будешь — скорее убей!» В ответ конь советует ударить себя плёткой так, чтобы «кости на боках коня заблестели», а удилами рот разодрать до ушей: «Ты меня... бьёшь, будто мать гладишь. Удила рвануть боишься, будто они не у коня, а у твоей матери во рту».

 

Наконец, конь подчинился. Раны конь приказывает залечить себе и хозяину «чудодейственными лекарствами» из сумки на правой стороне седла. За сутки всё заживёт. Всадник привязал коня к «средней коновязи — одному из трёх железных тополей, обернув трижды вокруг ствола чембур и

(204/205)

крепко завязав его узлом. Вошёл в юрту и сел, не говоря ни слова. — Верхом на коне прибыл, сын мой? — спросил отец. — Да, отец, на коне! — с достоинством ответил парень».

 

«Пришло время дать имя моему сыну!» — объявил отец. Был устроен пир на 90 суток. Обещана огромная награда скотом и имуществом тому, кто даст имя. Только 999-летняя старуха, которая «уже опиралась на лопату, ожидая своего последнего дня», решается дать имя: «...Что было положено выпить, я выпила, что положено было съесть, я съела, — жалеть мне не о чем». В награду она попросила себе колыбель и песни перед сном, а в пищу — курдюк ягнёнка. Старуха дала мальчику имя: «Хан-Буудай, имеющий коня Хан-Шилги». (Здесь наречение имени батыру и объезженному им коню даётся одновременно — Гребнев, 1960а, 22-28). Всё это, как указывали исследователи, составляет часть «обряда обращения мальчика в воина» (укрощение коня, получение одежды, имени) (см.: Суразаков, 1982, 70).

 

Л.В. Гребнев рассматривает значение гиперболы в числе других художественных приёмов, направленных «на создание величественного образа героя», как раз на материалах эпоса об объездке коня: «Пыль земли до неба поднималась»; конь «горы превратил в песчаные равнины, леса — в бурелом», «где воды не было, появилась вода; то место, где вода была, высохло». Объездка длится 60-90 суток, когда заарканенный конь, лягаясь, тащит за собой парня, бьёт его ногами. Зима сменяется летом («иней скрипел» или «роса переливалась радугой» (Гребнев, 1960а, 13-14).

 

«Предназначенный конь» иногда сдаётся своему будущему всаднику значительно быстрее, большей частью только испытывая его как бы для проформы, вообще же испытание мужества будущего батыра всегда лежит в основе мотива объездки. Применяют и разные хитрости для овладения конём. В ойратском эпосе Дайни-Кюрюль берёт коня волшебством превращений на водопое у единственного источника (остальные он нарочно иссушил). Ему легко удалось заарканить коня, он сумел, конечно, и удержать его. Дайни-Кюрюль не отпускал аркана, как ни вырывался конь. Конь таскал его за собой, затем, оглянувшись, спросил его: «Почему это ты прицепился сзади меня, как золотой клещ?..» — «Я славный витязь, который должен ездить на тебе; ты славный богатырский конь, который должен служить мне». — «Коли так, забирай меня!» (Владимирцов, 1923, 148). Конь тут же сообщает о бедствиях Зан-Будинга у какой-то «чёрной старухи». Дайни-Кюрюль едет на выручку. В алтай-

(205/206)

ском эпосе так же Кан-Тади оборачивается листом, чтобы поймать жерёбенка (Аносский сборник, 159).

 

Объездка коней — не шуточное испытание. Оно представляет реальную опасность для жизни батыра, но его это не останавливает. В казахском эпосе батыру приходится укротить бурого аргамака, скованного до этого цепями (так он свиреп) (Потанин, 1972, 139). Едиге, восхваляя себя, напоминает:

 

Бешеную рыжую лошадь

Шутя я часто повергал на землю.

(Орлов, 145)

 

Обычно объездка коня дана гиперболически, что свойственно эпическому жанру: например, «взбрыкнулся он кверху, посчитал небесные звёзды-планеты; взбрыкнулся он книзу, потряс основы-основания земли» (Владимирцов, 1923, 206).

 

Как и в эпосе, в действительности иногда случались увечья всадника. В алтайском «Когутэе» своеобразен образ коня — оборотня «тёмной злой силы земель и вод». При поимке этого жеребца, хотевшего убить всадника, свет померк от пыли, горы швыряет, моря колыхает, горячий туман — от дыхания коня, искры — из его глаз, конь визжит, как жеребёнок, рычит, как дикий зверь, четыре оскаленных клыка «налились кровью», небесные звёзды замигали, облака на землю упали, камни покатились, корни деревьев вывернулись — всадник сброшен. И тогда появляется, наконец, действительно «предназначенный» ему конь — двойник коня-оборотня, осёдланный, с доспехами и вооружением для батыра (Когутэй, 110-114). Таких коней-оборотней в алтайском эпосе несколько, и всегда с их помощью силы «подземного мира» стараются причинить вред герою. «...Стройным, каурым иноходцем-оборотнем» Когюдей-Мер-ген заменяет своего «хлопкогривого», тёмно-сивого коня, на которого напустила усталость дочь Эрлик-хана, поймав его арканом и объездив (Маадай-Кара, 375-377).

 

Алтын-Мизе в том же алтайском эпосе прогоняет своего прежнего коня и говорит коню Учкур-конгуру, увидев его: «На тебе бы я вот ездил», — и ропщет на Учь-Курбустана (небесное божество), что тот не дал ему хорошего коня. Конь отвечает: «„Не говори глупых слов!.. Я создал тебе народ, я создал тебе белый скот, я тебя самого воспитал до мужеских лет... Зачем думаешь серую, чёрную думу, чтобы ездить на мне? Если хочешь ездить на мне, то проси у Кудая Учь-Курбустана”. Алтын-Мизе отвечает: „Если не полагается

(206/207)

мне ездить на тебе, то лучше здесь умру”». Конь велит оседлать себя и положить вооружение, а затем отпустить: «„Если догнав, не поймаешь меня, то умри, шляясь по Алтаю”. — „Ничего!” — говорит (Алтын-Мизе). „...Если теперь догонишь и поймаешь меня, то буду твоим конём постоянно”», — обещает конь Учкур-конгур. Он носится вокруг света, но Алтын-Мизе догоняет, обратясь беркутом. Поймав, вооружается, «в три изгиба ловко усаживается». Раздирает коню рот до ушей, от удара плети делается в бедре «овраг». Конь Учкур-конгур говорит: «Не знал я, что ты будешь так ездить на мне? Если будешь так ездить, то я умру». Алтын-Мизе «то в памяти, то в беспамятстве» покачивается назад и вперёд, а конь поддерживает его то гривой, то хвостом. Конь остановился, Алтын-Мизе свалился, «приполз на четвереньках и, обнявши две ноги у Учкур-конгура, молился ему: „Если будешь постоянно так бегать, говорит, то мне не вынести даже половины” (быстроты)» (Аносский сборник, 94-96). Немудрено, что после подобных испытаний конь и всадник должны сделать какую-то оценку друг другу. Это лаконично выражено в том же алтайском эпосе:

 

«Конь так конь», —

Мой сын-богатырь удивлялся.

«Муж так муж», —

Драгоценный конь восхищался.

(Маадай-Кара, 311)

 

Отныне они связаны нерасторжимо до смерти одного из них или обоих. Если хозяин первым умирает, коня погребают вместе с ним, чтобы тот сопровождал воина в загробный мир.

 

Предназначенный батыру конь может достаться временно по ошибке другому. Конь Сары-Кер отказывается служить дальше брату Кан-Кёклёна — Кан-Унуты, которому он только захотел помочь, пока тот был занят женитьбой. Он говорит Кан-Кёклёну:

 

«Я твой конь, на мне [по праву] должен ездить ты.

Кара-Кюрен — конь Кан-Унуты.

Я просто,

Чтобы Кан-Унуты выручить из трудного положения,

Был его конём.

Если поедешь далеко,

Поезжай на мне!»

Кан-Кёклён говорил:

«Мне так же казалось,

Хотел выпросить тебя у брата.

Ну, а так ещё лучше».

(Баскаков, 329)

(207/208)

 

Признание батыра своим хозяином у коня не вынужденное: конь убедился, что тот достоин владеть им. Выдержавший испытание мужества или показавший свою непомерную силу батыр находит путь к сердцу коня. И в действительности овладение волей чистокровного коня также избирательно, не каждому конь подчиняется.

 

Любопытно, что в эпосе советы, как же стойкостью добиться послушания коня при объездке, даёт он сам, безжалостно к самому себе. Так же поступает он и на байге: «Так мне не догнать этого коня. Натяни-ка туже поводья да погрей меня плетью, а то тело моё не разогрелось ещё». И «помчался, обгоняя ветер» (Гребнев, 1960а, 47-48).

 

При объездке коней и вообще при начале езды на молодых конях в эпосе отражена опасность сделать это слишком рано и этим испортить их. Подробнейшим образом об этом повествуется в казахском эпосе «Кобланды-батыр» (см. выше).

 

Характерно, что моменты объездки коня взяты для сравнения при описании поединка: герой своего противника «трижды придавил вниз к земле, словно поймал молодого дикого коня», и избивает плетью (Нюргун, 181). Во время объездки, как уже упоминалось, происходит как бы становление самого батыра (доспехи и оружие отца делаются ему впору). Растёт, становясь взрослым конём, и жеребёнок батыра (Гребнев, 1960а, 152-153; Маадай-Кара, 308-312).

 

Конечно, трудная объездка относится к тем случаям, когда нужно поймать и приручить полудикое животное из табуна. (Если мальчик начинал ездить на своём дарёном жеребёнке, все происходило быстрее и проще.) Г.Г. Хитенков сообщает: дичка изымали из табуна арканом, оставляли на приколе один-два дня без корма, затем кормили из торбы, водили на коротком поводу за своей старой спокойной лошадью (Хитенков, 235). Б.X. Кармышева тоже пишет, что локайцы держали объезженную лошадь под седлом 3-4 дня, днём ездили на ней, а на ночь стреноживали и «на шею надевали длинную верёвку, конец которой оставляли волочиться по земле, так лошадь становилась более смирной, привыкала к седлу и седоку» (Кармышева, 89).

 

Свёрнутый аркан — верёвка из конского волоса с подвижной петлёй — находился в пути у седла всадника. В эпосе аркан занимает важное место при ловле неука и его объездке. Для поимки пасущихся лошадей употреблялся укрюк, или урук, — длинная палка, тоже с подвижной петлёй на конце. В эпосе он иногда железный. Употреблялся он и при охоте на волков.

(208/209)

 

Аркан и укрюк в эпосе — своего рода универсальное орудие: аркан используется не только при поимке коня в табуне или ловле его из засады при объездке, но и для пленения врага; укрюком бьются с врагами и т.п.

 

В ойратском эпосе подробно описывается ловля коня-неука, которого отец батыра не смог ему поймать: уже конь «удирал» в «область верхних небожителей», «подсолнечные страны» и нижний мир. Дайни-Кюрюль поймал его и сел верхом; наброшенный «аркан забрал... под стремя», конь порвал «четыре двойных ремня», но Дайни-Кюрюль надел, наконец, на него оброть (Владимирцов, 1923, 111). В том же эпосе берёзовым укрюком табунщик ловит коня для юного Шара-Бодона, а Зан-Будинг употребляет его как случайное оружие — «бьётся укрюком посреди восьми тем [? — так в тексте] чёрных мангусов» (Там же, 155, 243). Аркан и укрюк (урук) в эпосе есть и у обитателей царства Эрлик-хана. В одном из алтайских сказаний привязанные подземные богатыри ловят арканом живого коня, который стремится вырваться в солнечный мир, пробегая мимо них с неудержимой быстротой, конь утаскивает вместе с арканом верхнюю половину их туловища. Урук есть у слуг Эрлика и в тувинском эпосе, и сам герой спускается в подземный мир тоже с помощью урука. Проник в эпос и жестокий обычай тащить на аркане побеждённых. Так, связав Хонгору руки и ноги, победитель в бою тащит по земле этого доблестного воина, избивая его о камни, — и это лишь начало его мучений.

 

Плеть служит в эпосе, конечно, для управления конём, но является и оружием батыра. В отношении коня в эпосе и с плетью стараются всё же обращаться умеренно, употребляя другие способы управления:

 

У хорошего человека слово едино,

Доброму коню один удар плети!

(Нюргун, 287)

 

Правда, и от одного страшного удара, вырывающего мясо, им насыщаются стаи воронов и сорок.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги