главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Л.Р. КызласовНизами о древнехакасском государстве.// СА. 1968. №4. С. 69-76.
Кажется, никто из исторических деятелей древнего мира не приобрёл столь широкой известности в последущие [последующие] века, как знаменитый «завоеватель вселенной» Александр Македонский. В течение всего средневековья и в западных, и в восточных странах о нём было создано бесчисленное количество легенд и преданий, написано много романов и повестей, сложено огромное число стихов и поэм. Александр в равной степени оказался популярным героем как мусульманской, так и христианской разноязычной светской и духовной литературы. Ему приписывались необыкновенные подвиги и легендарные, часто фантастические походы в разные страны света и притом в различные периоды времени. [1] Но особое значение, естественно, этот образ полководца, завоевателя древних азиатских стран и народов от Малой Азии и до Индии, получил в восточной героической литературе, где широко распространены были повествования о подвигах знаменитого Искендера, называемого иногда Двурогим. [2]
Среди крупнейших памятников культуры средневекового Востока достойное место занимает творение великого азербайджанского поэта Низами Гянджеви (1141-1203 гг.) «Искендер-намэ» — «Книга об Александре», завершённая поэтом между 1198-1203 гг. «Искендер-намэ» состоит из двух книг: «Шараф-намэ» («Книга славы») и «Игбал-намэ» («Книга счастья»). В блестящем художественном воплощении излагается наиболее полная версия древнего сюжета о чудесных подвигах и необыкновенных войнах Искендера в далёких чужеземных странах. Неожиданным является то, что Низами в этом произведении воспел «страну Хирхиз» в верховьях Енисея, придав ей черты утопического государства всеобщего благоденствия, равенства, братства и счастья. Эту социальную утопию Низами уже отметили литературоведы, [3] но она до сих пор не была замечена и оценена историками. [4] Даже такой крупный знаток средневековых мусульманских источников, как академик В.В. Бартольд, в трудах которого имеются ссылки на отдельные места «Искендер-намэ» и который к тому же является автором сводного исторического очерка «Киргизы», [5] нигде не использовал этого чрезвычайного интересного факта.
В «Шараф-намэ» кыргызы упоминаются лишь однажды в качестве сильного народа, у которого, наряду с правителями Ферганы, Ташкентского и Кашгарского ханств, «китайский хакан» просил военной помощи, услышав о походе на него Искендера:
«Исфиджаба войска и Ферганской долины Пограничные слали ему властелины. И хырхызы к хакану, и Чач, и Кашгар Направляли вождей, чтоб сильней был удар.» [6]
Основной рассказ о походе Искендера в «город счастливых», где ему, наконец, открылась подлинная истина праведной жизни, излагается в «Игбал-намэ». Завершив поход в Индию и испытав много различных приключений, Искендер прибывает в Китай, а оттуда направляется в «страну Хирхиз» на далёкий север:
«В пёсьи дни, воздымавшие облако пара, В дни, когда даже камни смягчались от жара, — Царь, в бессонных мечтаньях влекомый в Хирхиз, Всё не спал под мерцаньем полуночных риз. Он решил приказать снова двинуться стану. В час прощанья с хаканом вручил он хакану Много ценных даров. И направил он рать На безводной пустыни песчаную гладь. В барабан громкой славы забил он, вступая В дальний Северный край из Восточного края.» [7]
Далее излагается географически точное описание маршрута из западной части Китая на Енисей, лишь в небольшой степени украшенное поэтическими гиперболами. Целый месяц с большими трудностями войско переходило большую пустыню (очевидно, Гоби) и, наконец, пришло к плодородному краю, где находились высокие горы (очевидно, Алтай), за которыми лежала широкая степная равнина (очевидно, Западно-Сибирская низменность), населённая волосатыми дикарями, называемыми яджуджами. Так как горцы-скотоводы жаловались на постоянные грабежи и набеги со стороны яджуджей, то Искендер для их защиты от дикарей построил длинный «невиданный вал». Здесь мы имеем дело, вероятно, с литературным отражением сведений о реально существовавшей длинной оборонительной стене, построенной уйгурами в VIII-IX вв. в Туве. [8] Сооружение этой наиболее северной из всех известных длинных стен и приписано, очевидно, в поэме Александру Македонскому.
Месяц спустя после строительства вала Искендер отправился дальше на север (от Алтая и Тувы) и, пройдя новые горы и степи (Саяны и южную часть Хакасско-Минусинской котловины), он оказался в счастливой стране:
«И открылся им дол, сладким веющий зовом, Обновляющий души зелёным покровом. Царь глазами сказал приближённым: «Идти В путь дальнейший — к подарку благого пути!» И порядок, минуя и рощи, и пашни, Встретил он и покой, — здесь, как видно, всегдашний: Вся дорога в садах, но оград не найти. Сколько стад! Пастухов же у стад не найти. ............................................................. И, помчавшись, лугов миновал он простор, И сады, и ручьёв прихотливый узор. И увидел он город прекрасного края. Изобильный, красивый — подобие рая.»
Описание этого маршрута несомненно не вымышлено Низами. Многие характерные детали свидетельствуют о том, что ему были хорошо известны сочинения персидских и арабских географов, подробно описавших, со слов среднеазиатских купцов, караванные пути из Средней Азии и Восточного Туркестана на Енисей в страну древних хакасов (в мусульманских источниках называемых хырхызами или хирхизами). [9] Но интенсивные торговые связи были установлены лишь после середины IX в., когда в 840-847 гг. хакасам удалось разгромить уйгурское государство, находившееся в 745-840 гг. на современных территориях Тувы и Монголии и препятствовавшее их связям со Средней Азией и Китаем.
Общеизвестно, что со второй половины IX и особенно в X-XII вв. древнехакасское государство вело оживлённую торговлю со Средней Азией, Восточным Туркестаном и даже Афганистаном, что с регулярными караванами на Енисей прибывали не только мусульманские купцы-посредники, но и послы разных стран, а также учёные путешественники. Согласно их собственным сообщениям, на Енисее побывали географ Абу-Дулаф (X в.) и лингвист-тюрколог Махмуд Кашгарский (XI в.), описавшие страну и языки населения. [10] Особенно значительные сведения о древнехакасском государстве содержат анонимное персидское сочинение Худуд ал-Алам (X в.), [11] работа персидского географа XI в. Гардизи «Украшение известий» и труды арабских авторов XII в. Марвази и ал-Идриси. [12] Сведения Гардизи и Марвази до известной степени сходны, ибо, кроме собранных ими оригинальных данных, каждый из них (в том числе и ал-Идриси) многое позаимствовал из недошедшего до нас географического сочинения хорошо информированного арабского автора ал-Джейхани (X в.), собравшего реальные рассказы послов и торговцев, посетивших Южную Сибирь. [13]
Трудно определённо сказать, какими трудами пользовался Низами, воссоздавая реальную обстановку вымышленного похода Искендера на Енисей. В его распоряжении несомненно находились различные источники, из которых он почерпнул свои знания о далёкой, но широко известной в средневековой Азии «стране Хирхиз». Многие черты маршрута, описан- ного Низами, сходны, например, с описанием «пути к киргизам» в сочинении Гардизи. По Гардизи, этот путь начинался «из страны тогузгузов», т.е. из страны уйгуров, находившейся в X-XI вв. уже в Восточном Туркестане. После одного или двух месяцев пути по степям и пустыне караваны приходили к высоким горам (отроги Алтая) с водными источниками и обширными лесами, наполненными разнообразными пушными животными и антилопами. Далее говорится о переходе к Кöгмену, как тогда назывались Саянские горы (очевидно, через современную Туву). Наконец, сообщается: «От Кöгмена до киргизского стана семь дней пути; дорога идёт по степи и лугам, мимо приятных источников и сплетённых между собой деревьев, так что враг не может проникнуть туда; вся дорога подобна саду, до самого стана киргизов. Здесь военный лагерь киргизского хакана, главное и лучшее место в стране». В сообщении Гардизи говорится также, что где-то севернее «живут дикие люди, ни с кем не имеющие сношений». [14] Близкие сведения, со многими дополнительными подробностями, содержатся в Худуд ал-Алам. Там также сказано, что в этой стране «находится город Кемиджкет, где живет Киргиз-каган». [15] Кемиджкет — это «город на Кеми», т.е. «Енисейский город» (от «Ким» или «Кем» — Енисей по-хакасски). Ал-Идриси сообщает о четырёх городах «страны киргизов». Они большие, «окружённые стенами и фортификационными сооружениями и обитаемые трудолюбивыми, храбрыми и мужественными народами». [16]
Следует указать, что все основные факты о хозяйственных и культурно-бытовых особенностях страны древних хакасов, которые сообщаются в поэме Низами, совершенно реальны для периода расцвета древнехакасского государства в X-XII вв. Они полностью соответствуют современным данным нашей исторической науки о государстве древних хакасов, основанным не только на различных письменных источниках, но и на обширных археологических материалах. [17]
По Низами, как и было в действительности, это страна не только горожан, ремесленников и купцов, но и страна скотоводов, имеющих огромные стада овец, коров и быков; страна землепашцев и садоводов, [18] а также охотников.
«Столько дивных садов, но они без оград! И без пастырей столько кочующих стад! Сотни тысяч овец на равнине отлогой И в горах! Но людей не встречал я дорогой»,
— удивляется Искендер. Отвечая ему, жители страны сообщают:
«Не в чести ни замки, ни засовы у нас. Без охраны быки и коровы у нас... Сеем мы семена в должный день, в должный час И вверяем их небу, кормящему нас. Что ж нам делать затем? В этом нету вопроса. В дни страды ячменя будет много и проса: С дня посева полгода минует, и знай, Сам-семьсот со всего мы сберём урожай... Серн, онагров, газелей сюда иногда Мы из степи берём, если в этом нужда. Но пускай разной дичи уловится много, Лишь потребная дичь отбирается строго. Мы ненужную тварь отпускаем. Она Снова бродит в степи, безмятежна, вольна.» [19]
По Низами, древнехакасские горожане принимали Искендера в лазурном дворце, где на пышном столе блистали сосуды, очевидно сделанные из ценных металлов: [20]
«Угощали они Искендера с мольбой, Чтоб от них он потребовал снеди любой. Принял царь угощенье. На светлые лица Он взирал: хороша сих людей вереница!»
«Светлые лица» здесь не случайны, ведь и Гардизи подчёркивал, что у «киргизов» Енисея «красные волосы и белая кожа». [21] Общеизвестно, что древние хакасы имели в VI-XIV вв. смешанный антропологический тип с преобладанием европеоидных признаков (рыжие волосы, белая кожа и голубые глаза). [22]
Очевидно, что основные представления Низами о древнехакасском государстве покоятся на прочном фундаменте реальных сведений об этой стране, содержавшихся в многочисленных историко-географических или естественно-научных трудах тех учёных восточного средневековья, которые в X-XII вв. писали свои сочинения на персидском или арабском языках. Поэтому в отношении приводимого конкретного фактического материала поэма Низами «Искендер-намэ» в известной мере сама может служить для нас историческим источником.
Таким образом, историческая эпоха, избранная Низами для описания похода на Енисей, вполне определённа — это период X-XII вв., т.е. эпоха расцвета древнехакасского государства. Можно ли уточнить дату этого похода? Казалось бы, она должна определяться «по сооружению» Искендером длинной оборонительной стены в Туве. Но следует принять во внимание, что хотя сооружение этой стены уйгурами было закончено в первой половине IX в. (до 840 г., когда их разгромили древние хакасы), [23] сама обстановка похода и его маршрут, совпадающий с реальным маршрутом, записанным Гардизи, соответствуют времени после середины X в., когда ставка древнехакасского кагана уже была перенесена из Тувы на север от Саянского хребта. [24]
Тува в это время, после освобождения от уйгурского засилья, входила в древнехакасское государство, которое вступило в эпоху расцвета. Память о строителях длинной стены уже была сглажена, а сама глинобитная стена была полуразрушена (после почти тридцатилетней войны хакасов с уйгурами) и превратилась местами в вал. Поэтому проезжавшие здесь среднеазиатские купцы вполне могли, по аналогии с древними длинными валами Средней Азии, приписать её сооружение великому Искендеру.
На этом кончается зафиксированная историей действительность в ис- следуемой части «Искендер-намэ» и начинается не менее замечательная социальная утопия её автора, которая далеко опередила его время. По Низами, в «стране Хирхиз» существовало идеальное общество, совершенное в отношении морали, культуры и социальной организации. Оно изумило «вечного скитальца» Искендера, обошедшего почти весь мир и только на склоне лет, в далекой северной стране познавшего истину праведной жизни:
«В мире благо живёт. Ты о благе радей. К миру благо идёт лишь от этих людей... Если правы они, ложь свою ты пойми! Если люди они, нам ли зваться людьми? Если б ведать я мог о народе прекрасном, Не кружил бы по миру в стремленье напрасном... Сей страны мудрецов я проникся бы нравом, Я бы мирно дышал в помышлении правом.»
Оказывается, сила жителей утопического «древнехакасского государства» не в вере, пророком которой являлся Искандер, а в новой общественной этике, в особом социальном устройстве их жизни. У них нет ни царя, ни правителей, ни насилия, ни рабства, ни частной собственности, ни стражи, ни воров. Люди счастливой страны все равны в правах и богатстве. Их общество зиждется на коллективном труде, дающем им всеобщее благосостояние. У них общественные пашни и, очевидно, общие орудия труда. Отношения между членами этого идеального общества основаны на братской взаимопомощи, верности долгу, правдолюбии и полном отсутствии обмана и лжи. Старейшины справедливой страны объясняют Искендеру:
«Если кто-то из нас в недостатке большом Или малом и если мы знаем о том, Всем поделимся с ним. Мы считаем законом, Чтоб никто и ни в чём не знаком был с уроном. Мы имуществом нашим друг другу равны. Равномерно богатства всем нам вручены. В этой жизни мы все одинаково значим, И у нас не смеются над чьим-либо плачем. Мы не знаем воров; нам охрана в горах Не нужна. Перед чем нам испытывать страх? Не пойдёт на грабеж нашей местности житель. Ниоткуда в наш край не проникнет грабитель... Не научены мы, о великий, злословью. Мы прощаем людей, к ним приходим с любовью. Коль не справится кто-либо с делом своим, Мы советов благих от него не таим. Не укажем дорог мы сомнительных людям. Нет смутьянов у нас, крови лить мы не будем. Делит горе друг с другом вся наша семья, Мы и в радости каждой — друг другу друзья. Серебра мы не ценим и золота — тоже. Здесь они не в ходу и песка не дороже...»
Секрет долголетия в «стране мудрецов» совпадает с требованиями медицины нашего XX века и состоит он в умеренном приёме пищи и питья:
«Угождения чрева не чтя никакого, Мы не против напитков, не против жаркого. Надо есть за столом, но не досыта есть. Этот навык у всех в нашем городе есть. Юный здесь не умрёт. Нет здесь этой невзгоды. Здесь умрёт лишь проживший несчётные годы. Слез над мёртвым не лить — наш всегдашний завет — Ведь от смертного дня в мире снадобья нет. Мы не скажем в лицо неправдивого слова, За спиной ничего мы не скажем иного. Мы скромны, мы чужих не касаемся дел. Не шумим, если кто-либо лишнее съел. Мы и зло и добро принимаем не споря: Предначертаны дни и веселья и горя.» [25]
Поражённый Искандер возвращается от «прекрасного народа» с мыслью устроить подобные порядки на всей земле, но неожиданная смерть героя не позволила осуществить благие устремления.
Такова вкратце утопическая часть поэмы, ещё нуждающаяся в специальном исследовании. Мы видим, что Низами в своей философской концепции о справедливом обществе поднялся выше наивных потребительских утопий древности, перешагнул через догмы ислама и явился непосредственным предтечей социалистов-утопистов нового времени.
Следует остановиться на вопросе, который вызвал справедливое недоумение М. Шагинян. Как случилось, что «мы столкнулись у Низами с совершенно оригинальной трактовкой древнего сюжета, не имеющей аналогов в других письменных источниках: Низами, резко порвав с существовавшими в его время традициями, перенёс географический центр «утопии» из Индии на север». [26] Почему именно на Енисее в земле древних хакасов Низами поместил идеальную страну? На этот вопрос трудно ответить. Безусловно, ни в древности, ни в средневековье «золотого века» на Енисее не было. В VI в. здесь возникло классовое общество и зародилось государство древних хакасов. К IX в. в нем уже сложились феодальные отношения. В X-XII вв. это было государство с высоким уровнем экономического и культурного развития, имевшее обширные торговые и посольские связи. [27] Вероятно, слава о необыкновенных земледельцах и скотоводах, создавших на далёком севере своеобразную высокую цивилизацию, породила идеализацию этого общества. Ведь, по представлениям учёных мусульманского мира, эта страна процветала где-то почти на краю света, за далёкими пустынями и многочисленными горными хребтами. Дальше в северных плоских равнинах бродили в полутьме лишь дикари-яджуджи, кровожадные и схожие с дикими зверями:
«За грядой этих гор, за грядою высокой Страшный край растянулся равниной широкой. Там народ по названию яджудж. Словно мы Он породы людской, но исчадием тьмы Ты сочтёшь его сам. Словно волки, когтисты Эти дивы, свирепы они и плечисты. Их тела в волосах от макушки до пят, Все лицо в волосах. Эти джины вопят И рычат, рвут зубами и режут клыками. Их косматые лапы не схожи с руками.»
Можно предположить также, что Низами натолкнули на местоположение утопической страны какие-то сюжеты, дошедшие до него непосредственно из древнехакасской литературы или же фольклора. Мы мало знаем о самобытной литературе и фольклоре средневековых хакасов и потому нередко не принимаем их во внимание. А ведь именно в них могли содержаться сказочные сюжеты, в которых были выражены утопические чаяния народа о счастливом обществе равноправных людей. Благодаря анализу сохранившихся древнехакасских эпитафий, написанных на тюркоязычной енисейской письменности, было доказано, что у древних хакасов существовала самобытная поэзия и своя литературная традиция. Сохранившиеся тексты оказались образцами эпитафийной лирики. [28]
С другой стороны, известны некоторые, к сожалению до сих пор ещё не собранные и не исследованные, фрагменты из произведений древнехакасской литературы или фольклора, сохранившиеся в записи иноязычных средневековых авторов. Ближайший пример — описание фантастического путешествия на лодке одного хакаса («кыргыза») в страну великанов, содержащееся в книге среднеазиатского арабоязычного автора Шарафа Марвази (начало XII в.). [29]
Если древнехакасское сказание дошло до Марвази, то аналогичное произведение, но с иным сюжетом могло дойти в записи и до Низами. Ведь вся его поэма «Искендер-намэ» пропитана фольклорными сюжетами, часть которых безусловно заимствована из устных преданий или письменных литератур других народов, особенно в описаниях тех отдалённых стран, до которых доходил в своих походах его герой Искендер.
[1] А.Н. Веселовский. Из истории романа и повести. Материалы и исследования. 1, СПб., 1886; В. Истрин. Александрия русских хронографов. М., 1893; его же. История сербской «Александрии». «Летопись историко-филологического общества при Новороссийском университете», XVI, 1910; А.В. Банк. Моливдовул с изображением полёта Александра Македонского на небо. Тр.ОВЭ, III, Л., 1940; А.П. Окладников. Первые известия об археологических памятниках нижнего Амура. ИВГО, 87, 4, 1955; «Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века». М.-Л., 1966.[2] Е.Э. Бертельс. Роман об Александре и его главные версии на Востоке. М.-Л., 1948. Александру посвящены выдающиеся творения Фирдоуси (X-XI вв.) «Шах-намэ», Навои (XV в.) «Вал Искендера», Джами (XV в.) «Книга мудрости Искендеровой»; Традиция сохранилась вплоть до современности. А. Кунанбаев. «Искендер» (в кн. «Абай. Стихотворения и поэмы». М.-Л., 1966, стр. 241).[3] Мариэтта Шагинян. «Утопия» Низами. ИАН СССР, отд. литер. и яз., VI, 4, М., 1947; Низами. Искендер-намэ. М., 1953.[4] Первое использование см. Л.Р. Кызласов. История Тувы в средние века. Автореф. докт. дис. М., 1966, стр. 24.[5] В.В. Бартольд. Киргизы. Фрунзе, 1927.[6] Использую довольно точный поэтический перевод К. Липскерова, опубликованный дважды: Низами. Искендер-намэ, стр. 306 и Низами Гянджеви. Искендер-намэ, I-II, Баку, 1953 (далее ссылки даю лишь на московское издание); М. Шагинян. Ук.соч., использовала буквальный подстрочный перевод А.К. Арендса, которым воспользовался и К. Липскеров.[7] Низами. Искендер-намэ, стр. 665.[8] Л.Р. Кызласов. Ук.соч., стр. 14; его же. Средневековые города Тувы. СА, 1959, 3; его же. Тува в составе уйгурского каганата (VIII-IX вв.). Уч.зап. ТНИИЯЛИ, VIII, Кызыл, 1960; его же. Этапы средневековой истории Тувы. ВМУ, сер. IX, история, 1964, 4; М. Шагинян. Ук.соч., стр. 276, 279 видит в этом «отголосок строительства Китайской стены», что не может быть согласовано ни с маршрутом, ни со временем похода.[9] О взаимоотношении терминов «хакас» и «кыргыз» см. Л.Р. Кызласов. К вопросу об этногенезе хакасов. Уч.зап. ХНИИЯЛИ, VII, Абакан, 1959.[10] Л.Р. Кызласов. О южных границах государства древних хакасов в IX-XII вв. Уч.зап. ХНИИЯЛИ, VIII, Абакан, 1960; его же. История Тувы в средние века, стр. 19-24.[11] V. Minorsky. Hudud āl-‘Alam. «The Regions of the World» a persian Geography. London, 1937.[12] В.В. Бартольд. Отчёт о поездке в Среднюю Азию с научною целью. СПб., 1897, приложение; В. Xраковский. Шараф аль-Заман Тахир Марвази. Глава о тюрках. Труды сектора востоковедения АН КазССР, I, Алма-Ата, 1959; V. Minorsky. Sharaf al-Zamān Tāhir Marvazi on China, the Turks and India. London, 1942; P.A. Jaubert. Geographic D’Edrisi. I, Paris, 1836.[13] В.В. Бартольд. Сочинения. I, М., 1963, стр. 57, 58.[14] В.В. Бартольд. Отчёт о поездке в Среднюю Азию с научною целью, стр. 109-111. «Дикие люди» описаны и Марвази (V. Minorsky. Ук.соч., стр. 31).[15] V. Мinоrskу. Hudud āl-‘Alam, стр. 97.[16] Р.А. Фаubеrt [так в тексте]. Ук.соч., стр. 501.[17] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. М., 1951; Л.А. Евтюхова. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948; В.П. Левашева. Из далёкого прошлого южной части Красноярского края. Красноярск, 1939; Л.Р. Кызласов. О южных границах государства древних хакасов в IX-XII вв.[18] Наличие плодовых садов из яблонь и ягодников на Среднем Енисее в IX-XII вв., при учёте постоянных связей со Средней Азией, вполне вероятно. Общеизвестно, что в климатических условиях Хакасско-Минусинской котловины русское садоводство и бахчеводство известно уже со времени присоединения этих земель в начале XVIII в.[19] Низами. Искендер-намэ, стр. 671-673.[20] Ср. древнехакасские золотые и серебряные сосуды, найденные при раскопках на Енисее. С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. М., 1951, табл. 55, 56 [в первом изд.: LV, LVI].[21] В.В. Бартольд. Отчёт о поездке в Среднюю Азию с научною целью, стр. 109.[22] Л.Р. Кызласов. К вопросу об этногенезе хакасов.[23] Н.Я. Бичурин. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. I, М., 1950, стр. 334-339 и 350-357.[24] Л.Р. Кызласов. О южных границах государства древних хакасов в IX-XII вв.[25] Низами. Искендер-намэ, стр. 672-675.[26] М. Шагинян. «Утопия» Низами, стр. 273.[27] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири; Л.Р. Кызласов. О южных границах государства древних хакасов в IX-XII вв.[28] И.В. Стеблева. Поэзия тюрков VI-VIII веков. М., 1965. Датировка автора для енисейских текстов неточна, см. Л.Р. Кызласов. О датировке памятников енисейской письменности. СА, 1965, 3; его же. Новая датировка памятников енисейской письменности. СА, 1960, 3.[29] V. Мinоrskу. Sharaf āl-Zamān Tāhir Marvazi on China, the Turks and India. London, 1942, стр. 30. Запись этого же рассказа повторена автором XIII в. Ауфи. (В.В. Бартольд. Киргизы, стр. 24).
наверх |
