главная страница / библиотека / обновления библиотеки

В глубь веков. Археологический сборник. Алма-Ата: 1974. Е.Е. Кузьмина

Кубкообразные сосуды Казахстана эпохи поздней бронзы.

// В глубь веков. Археологический сборник. Алма-Ата: 1974. С. 16-24.

 

Сосуды кубкообразной формы на полом поддоне распространены в Евразии. Но ни на одном памятнике они не составляют сколько-нибудь заметной серии, а представлены лишь единичными экземплярами. Это ещё более усиливает интерес к обширности ареала, в котором они прослеживаются.

 

О.А. Кривцова-Гракова высказала предположение о генезисе кубкообразных сосудов на позднесрубных памятниках Поволжья. Она считает, что они возникли как подражание металлической посуде — клёпаным котлам. [1] В дальнейшем она же доказала, что не только по форме, но и по орнаменту и даже по технике изготовления из отдельных клёпаных полос, имитирующей ленточный способ лепки горшка, котлы являются повторением типичных сосудов позднесрубной культуры и отличаются от них только наличием поддона.

 

Примером кубковидных сосудов может служить кубок из коллекции Ждановского музея (рис. 1, 1), имеющий высокий поддон, ребро на плечике и орнамент в виде разделенных полосами рядов ёлки на тулове и треугольников у дна. [2] Возраст этого экземпляра установить невозможно, так как неизвестно, из какого комплекса он происходит. Большую помощь в определении хронологии кубкообразных сосудов оказали находки их фрагментов на поселении Сускан в Поволжье (рис. 1, 11). [3] Они обнаружены в культурном слое вместе с сосудами с налепными валиками, которые являются преобладающим типом керамики поселения. На этом основании выявленные фрагменты следует отнести к эпохе поздней бронзы. Эта датировка уточняется и по наход-

(16/17)

жам бронзовой втульчатой двулопастной стрелы со скрытой втулкой и костяного псалия. [4]

 

В Приказанском Поволжье в памятниках эпохи поздней бронзы, содержащих среди прочей керамику с налепным валиком, также известны рюмкообразные сосуды на поддонах. Среди них особенно интересны экземпляры с желобками, имитирующими гофрировку на поддоне (рис. 1, 10). [5] В Приуралье один целый рюмкообразный сосуд найден на II Луговской стоянке. У него округлое тулово, под венчиком ряд каннелюр, а ниже зубчатым штампом нанесены заштрихованные ромбы (рис. 1, 2). [6] Датировка конец II — начало I тыс. до н.э. выяснена благодаря керамике, имеющей предананьинский облик, и желобчатому втульчатому долоту, характерному по форме изделию из кладов эпохи поздней бронзы Евразии. [7] Неглубокий кубок на поддоне отмечен на поселении Кошкарово I на Урале в погребении черкаскульской культуры. [8] В Западном Казахстане кубок на высоком поддоне чашеобразной формы с прямым венчиком обнаружен на поселении Джангала (рис. 1, 3). [9] Для датировки важны и находки трёх поддонов кубков на поселения Алексеевка (рис. 1, 9), [10] поскольку они обнаружены вместе с керамикой с налепным валиком и синхронизируются с памятниками широкой зоны Евразии по находкам втульчатой двулопастной стрелы (как в Сускане), кинжала с упором, а также однолезвийного ножа с широким лезвием, отделённым уступом от узкой рукояти с отверстием на конце. [11]

 

В Центральном Казахстане два аналогичных кубка на поддоне найдены в могильнике Дандыбай (рис. 1, 4). У них шарообразное тулово, венчик слегка отогнут, поддон конический, тулово по спирали украшено косо заштрихованной лентой. [12] Датировка могильника определяется по типу двулопастной втульчатой стрелы концом эпохи поздней бронзы. В сходном по керамике с Дандыбаем могильнике Бегазы обнаружены стрелы, позволяющие уточнить возраст данных па-

(17/18)

Рис. 1. Кубкообразные сосуды:

1 (Ждановский музей), 2 (Луговская стоянка), 3 (поселение Джангала), 4 (мог-к Дандыбай), 5 (мог-к Ельшибек), 6 (мог-к Тау-тары), 7 (мог-к Еловский), 8 (мог-к Тагискен), 9 (Алексеевское поселение), 10 (поселение Приказанского Поволжья), 11 (поселение Сускан). Рисунок выполнен без масштаба.

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

 

мятников. Это двулопастная втульчатая стрела с шипом и трёхлопастная стрела с черешком. Они имеют полные аналогии в раннескифских комплексах VIII в. до н.э. [13]

 

Из Казахстана известны ещё два сосуда, которые по форме напоминают рассматриваемый тип, у них поддон не конический, а сплошной. Один из сосудов найден в могильнике Ельшибек (рис. 1, 5). [14] Он изготовлен ленточным способом, по граням спая двух лент проходит ребро, венчик изогнут. Дно внутри приострённое, снаружи налеплен поддон. На венчик нанесены противостоящие треугольники, на плечико — ёлочка. Второй сосуд из могильника Тау-тары (рис. 1, 6). Он также изготовлен ленточным способом. У него высокий венчик, плавная линия профиля. По венчику и тулову кубок покрыт флажковым орнаментом, а по дну — треугольниками, которые выполнены зубчатым штампом. [15] А.Г. Максимова, исследовавшая памятник, отметила в его

(18/19)

керамике черты слияния фёдоровских и алакульских традиций. В этом комплексе, к сожалению, отсутствовали вещи, позволяющие точно установить его датировку. Найденные здесь лапчатые подвески карасукского типа в этом не помогают, так как хронология их не разработана. Они встречаются как в карасукских, так и в андроновских памятниках (Малый Койтас, Аксу-Аюлы, ограда 2, ящик 2; Былкылдак I, ограда 8; мог-к Боровской, Бегазы), поэтому не ясно, имеют ли они андроновский генезис или отражают карасукское влияние. Однако по некоторым особенностям технологии керамики вероятен поздний возраст могильника.

 

В Западной Сибири кубок на поддоне обнаружен в могильнике Еловка II у г. Томска (рис. 1, 7). Он имеет очень изящный профиль: высокий отогнутый венчик, расширяющееся в верхней части тулово и конический поддон. Сосуд богато орнаментирован зубчатым штампом: по венчику — сетка, по тулову — меандр, по поддону — горизонтальные линии и треугольники. Эта находка важна, так как позволяет увязать материалы из западных областей с очень интересным, но сложным для интерпретации материалом памятника — могильника Еловка II. Могильник, по мнению исследователя В.И. Матющенко, содержит погребения андроновской, томской, еловско-ирменской и большереченской культур. Поскольку вопрос даже об относительной хронологии памятников Западной Сибири в настоящее время дискуссионен; то синхронизация хотя бы одной из культурных групп имеет большое значение. В восточной части могильника В.И. Матющенко исследовал погребения, относимые к еловскому этапу. Они совершены почти на древней поверхности по обряду трупоположения, скорченно, головой на юго-запад (в одном случае — трупосожжение) и дали, кроме обычной еловской керамики также кубкообразный сосуд на поддоне и нож с изогнутой спинкой и прямым лезвием, отделённым уступом от выемчатой рукояти с отверстием на конце. [16] Этот нож напоминает алексеевский, но по форме ему ближе экземпляры эпохи поздней бронзы из Челкара и Бес-Тюбе, найденные с керамикой с налепным валиком алексеевского типа, [17] а также нож из Восточного Казахстана с поселения Мало-Красноярка, [18] датируемого эпохой поздней бронзы. [19] На синхронность памятников еловского типа бегазинско-дандыбаевским указывает находка на поселении Еловка трёхлопастной черешковой стрелы, [20] аналогичной стрелам из Бегазы и Алеп-ау-

(19/20)

лa, [21] а на хронологическую близость с Мало-Красноярской — втульчатая двулопастная стрела, с Сусканом — также стрела и костяные псалии.

 

Наконец, кубок с сужающимся горлом, раздутыми боками и каннелюрованной ножкой найден в могильнике Тагискен (рис. 1, 8), [22] датируемом началом I тысячелетия до н.э. по двулопастным стрелам со скрытой втулкой. [23] Погребальные сооружения Тагискена повторяют конструкцию бегазинско-дандыбаевских, но с той лишь разницей, что они выполнены не из камня, а из глины и дерева. Среди бегазинско-дандыбаевской керамики находят аналогии и формы, и орнамент большинства сосудов Тагискена. Кроме лепной керамики здесь встречена также посуда, сделанная на гончарном круге, в частности, большие сосуды с подкошенным дном. Эта деталь формы характерна для керамики древнеземледельческих государств юга Средней Азии: Парфии, Маргианы и Бактрии. Причём, если в Парфии и Маргиане традиция иеготовления данных сосудов в начале I тысячелетия до н.э. утрачивается вследствие оккупации, то в Бактрии, судя по находкам гончарной керамики на ряде поселений и в Тулхарском могильнике, она продолжает существовать. [24]

 

Из Бактрии известны находки кубков на небольшом цилиндрическом поддоне в погребениях открытой А.М. Мандельштамом скотоводческой бишкентской культуры. [25] Носители её генетически связаны со степными среднеазиатско-казахстанскими племенами эпохи бронзы, постоянно испытывавшими в Бактрии влияние культуры местного древнеземледельческого населения, которая была родственной южнотуркменской культуре Намазга VI. Она выявлена недавно благодаря

(20/21)

раскопкам Л.И. Альбаума и А.А. Аскарова на поселении Сапаллитепа [26] и Г.А. Пугаченковой на поселении Муллолитепа. [27]

 

Очень много весьма разнообразных по форме кубков обнаружено в могильниках и на поселениях скотоводческой культуры Свата и Гандхары на северо-западе Индостана. Дж. Туччи высказал гипотезу о возможном генетическом родстве культуры Свата с культурой бронзового века Средней Азии. [28] Затем С. Антонини сопоставила ряд керамических форм Свата, в том числе кубки, с посудой Южного Туркменистана, а Э. Кастальди обратила внимание на сходство некоторых черт погребального обряда и керамики, в частности кубков, с тагискенскими. [29] Наконец, нами было высказано предположение, что скотоводческая культура Свата генетически связана с тулхарской и сформировалась на территории Средней Азии и соседних районов Афганистана. [30]

 

Находка кубка в Тагискене в комплексе с привозной посудой южносреднеазиатских форм, изготовленной на гончарном круге, и типичных для земледельческих культур украшений, в частности булавок, позволяет поставить вопрос, не заимствована ли форма кубкообразного сосуда скотоводами степей у древних земледельцев, у которых самые разнообразные вазы и кубки на полом поддоне бытовали уже в III тысячелетии до н.э.? Они известны и в Тепе-Гиссаре, и в Южной Туркмении [31] с периода Намазга IV и до финала периода Намазга VI (рис. 2, 1-3), когда древнеземледельческая культура Парфии и Маргианы подвергается разрушению. Возможно, в Бактрии культура Намазга VI продолжала развиваться, в результате чего в предахеменидскую эпоху здесь на местной основе сложился комплекс Кабадиан I.

(21/22)

 

На земледельческих поселениях Бактрии эпохи бронзы кубкообразные сосуды, изготовленные на гончарном круге быстрого вращения, представлены весьма широко, причём форма кубков разнообразна. [32] При сопоставлении бактрийских кубков с кубкообразными сосудами Свата обнаруживаются полные аналогии. Бактрийские кубки имеют

 

Рис. 2. Кубкообразные сосуды южных культур:

1-3 (Тепе-Гиссар III), 4 (Янги-кала), 5-6 (Аучин-депе), 7-8 (Тахирбай 3), 9 (Тулхар), 10 (Кхерай), 11-13 (Кателаи). Рисунок выполнен без масштаба.

(Открыть Рис. 2 в новом окне)

 

большое сходство с кубками евразийских степей. Это позволяет предположить, что рассматриваемый своеобразный тип керамики был заимствован скотоводческими племенами у земледельцев, а у них он прошёл длительную эволюцию. Подтверждением высказанной гипотезы может служить не только сходство форм кубков скотоводческих и древнеземледельческих культур, но и некоторые особенности технологии их производства. Как указывалось, у кубка из Ждановского музея поддон отделён двумя уступами, кубок из Тагискена имеет гофрированный поддон, у некоторых кубков из Поволжья поддоны украшены каннелюрами, а на ножку кубка из Еловки нанесён орнамент, имитирующий рифление. Этот приём мог возникнуть только как подражание рифлению, очень характерному для кубковидных и вазообразных

(22/23)

сосудов юга Средней Азии. Под венчиком кубков из Тагискена, Ждановского музея, Луговской стоянки также идут ряды горизонтальных каннелюр, а на кубке из Еловки под венчиком нанесён орнамент, имитирующий каннелюры. Для срубной культуры этот приём орнаментации керамики не характерен, на андроновской посуде каннелюры обычны, но не под венчиком, а на шейке. Следовательно, такой способ украшения сосуда чужд керамике евразийских степей. Напротив, на вазообразных и кубкообразных сосудах юга Средней Азии верхняя часть очень часто покрыта рифлением, что обусловлено технологическими возможностями местного гончара, использовавшего быстро вращающийся гончарный круг. Все это позволяет сделать вывод, что в евразийской степной зоне лепные кубкообразные сосуды со специфическим орнаментом появились как имитация привозных южносреднеазиатских кубков и ваз, сделанных на гончарном круге. Посредником в распространении этого типа в евразийских степях явились скотоводческие племена Средней Азии, находившиеся в постоянном контакте с земледельцами, что доказывается находками привозной гончарной посуды и украшений в Тулхарском могильнике и Тагискене. [33]

 

Высокое мастерство гончаров Казахстана, которым были знакомы и изготовление сложнопрофилированных сосудов на поддонах, и орнаментация при помощи каннелюр, [34] обусловило восприятие этого типа посуды. Развитые в эпоху поздней бронзы контакты различных групп скотоводов в Евразии способствовали распространению кубков. Кубковидные сосуды не представляют собой чёткого типа, они различаются между собой не только по степени изогнутости плеча, высоте венчика, месту наибольшего расширения тулова, но и по технике изготовления. Так, кубки Дандыбая выполнены путём выдавливания из куска глины, кубки Западного Казахстана и Поволжья — ленточной техникой. Следовательно, восприняв южную моду, гончары эпохи поздней бронзы переработали её с учётом местных керамических традиций, характерных для культур, имеющих различный генезис. Кубки распространились в кругу носителей культур бегазинско-дандыбаевской, еловской, приказанской, позднесрубной, черкаскульской, позднеандроновской алакульского типа и др. Наличие у них кубкообразных сосудов даёт объективные основания для синхронизации этих культур. Вместе с тем изучение кубкообразных сосудов и некоторых других изделий (псалиев, копий с прорезями, серпов и особенно стрел)

(23/24)

позволяет говорить о существовании культурных контактов и взаимовлияний в широкой зоне Евразии в конце эпохи бронзы.

 

Этот своеобразный тип посуды просуществовал недолго и в эпоху раннего железа почти вышел из употребления. Только в Сибири у носителей тагарской культуры, отличающейся большим консерватизмом, эта форма продолжала бытовать и развиваться. [35] Назначение этих сосудов неизвестно. Судя по малочисленности, уникальности находок их в пределах каждого памятника, возможно, они использовались для ритуальных целей, а не для питья. Именно этим и можно объяснить, что данная форма, заимствованная с юга, по-видимому, вызвала подражание в металле и в конечном счёте повлияла на изготовление скифских котлов.

 


 

[1] О.А. Кривцова-Гракова. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы. МИА, №46, 1955, стр. 44-45, рис. 10, 9; К.В. Сальников. Очерки древней истории Южного Урала. М., 1967, рис. 18, 19.

[2] О.А. Кривцова-Гракова. Указ. работа, стр. 45, рис. 10, 10.

[3] Н.Я. Мерперт. Из древнейшей истории Среднего Поволжья. МИА, №61, 1958, стр. 128, рис. 19, 15; его же. Материалы по археологии Среднего Заволжья. МИА, №42, 1954, стр. 65, рис. 12, 4.

[4] Н.Я. Мерперт. Из древнейшей истории Среднего Поволжья, стр. 120, рис. 14, 9, 14.

[5] Н.Ф. Калинин, А.X. Халиков. Поселения эпохи бронзы в Приказанском Поволжье. МИА №42, 1954, стр. 216, рис. 37, 9.

[6] А.В. Збруева. Памятники эпохи поздней бронзы в Приказанском Поволжье и Нижнем Прикамье. МИА, №80, 1960, стр. 28, рис. 10, 3.

[7] Е.Е. Кузьмина. Металлические изделия энеолита и бронзового века в Средней Азии. «Археология СССР. Свод археологических источников». Вып. В4-9. М., 1966, стр. 26.

[8] В.Ф. Старков. Кошкарово I — многослойный памятник неолита и бронзы в Среднем Зауралье. СА, 1970, №1, стр. 106, рис. 7, 1.

[9] «Археологическая карта Казахстана». Алма-Ата, 1960, табл. 1, 35; И.В. Синицын. Археологические исследования в Западном Казахстане. Труды ИИАЭ АН КазССР, т. 1. Археология. Алма-Ата, 1956, стр. 115-117.

[10] О.А. Кривцова-Гракова. Алексеевское поселение и могильник. Труды ГИМ, т. XVII. М., 1949 [1948?], стр. 141, рис. 63, 1-3.

[11] Там же, рис. 21.

[12] М.П. Грязнов. Памятники карасукского этапа в Центральном Казахстане. СА, XVI, 1952, стр. 136, рис. 5, 1, 2; рис. 6, 12.

[13] А.А. Иессен. Некоторые памятники VIII-VII вв. до н.э. на Северном Кавказе. В сб.: «Вопросы скифо-сарматской археологии». М., 1954, стр. 120; П.Д. Либеров. Хронология памятников Поднепровья скифского времени. В сб.: «Вопросы скифо-сарматской археологии». М., 1954, табл. I; E.Е. Кузьмина. Металлические изделия энеолита и бронзового века в Средней Азии. «Археология СССР. Свод археологических источников». Вып. В4-9. М., 1966, стр. 36.

[14] А.М. Оразбаев. Памятники эпохи бронзы Центрального Казахстана. Труды ИИАЭ АН КазССР, т. 7. Алма-Ата, 1959, стр. 61, рис. 3, 1.

[15] А.Г. Максимова. Могильник эпохи бронзы в урочище Тау-тары. В кн.: «Археологические исследования на северных склонах Каратау». Алма-Ата, 1962, рис. 5, 5.

[16] В.И. Матющенко. Исследования Еловского могильника II. В сб.: «Из истории Сибири», вып. II, Томск, 1969, стр. 65, рис. 27, 1.

[17] А.М. Оразбаев. Северный Казахстан в эпоху бронзы. Труды ИИАЭ АН КазССР, т. 5. Алма-Ата, 1958, стр. 278, табл. X, 1, 3, 4, 7.

[18] С.С. Черников. Восточный Казахстан в эпоху бронзы. МИА, №88, 1960, табл. XXXVI, 1.

[19] Е.Е. Кузьмина. Металлические изделия энеолита и бронзового века в Средней Азии, стр. 36.

[20] В.И. Матющенко, Л.Г. Игольникова. Поселение Еловка — памятник второго этапа бронзового века Средней Оби. «Сибирский археологический сборник». Новосибирск, 1966, рис. 5, 7-8 (псалий); рис. 6, 4, 8 (стрелы).

[21] «Археологическая карта Казахстана». Алма-Ата, 1960, табл. VI, 94; П.М. Рыков. Работы в совхозе «Гигант». «Известия ГАИМК», вып. 110, М.-Л., 1935, рис. 43; Л.Р. Кызласов, А.X. Маргулан, Плиточные ограды могильника Бегазы. КСИИМК, XXII [XXXII], 1950, рис. 42. Аналогичные стрелы известны в Монголии. См.: С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. МИА, №9, 1949, стр. 120; его же. Монголия в древности. «Известия АН СССР, серия истории и философии», 1947, №4, рис. 3.

[22] «Полевые исследования Хорезмской экспедиции в 1958-1961 годах», т. I. М., 1963, стр. 45-46, рис. 16. Приношу благодарность М.А. Итиной, любезно предоставившей мне для публикации рисунок ташкентского кубка.

[23] Эта дата подтверждается циркульным орнаментом с точкой посередине на костяных изделиях (рис. 18, 5, 6 [откуда рис.?]). Такой же орнамент встречен на предметах из Алексеевского поселения (О.А. Кривцова-Гракова. Алексеевское поселение, рис. 22, 3) и на вещах из памятников позднебронзового века Украины (А.И. Тереножкин. Предскифский период на Днепровском правобережье. Киев, 1961, рис. 63, 69, 4; А.М. Лесков. Кировское поселение. «Древности Восточного Крыма». Киев, 1970, рис. 30).

[24] Е.Е. Кузьмина. О некоторых аспектах проблемы культурных и этнических связей Средней Азии и Ирана в эпоху поздней бронзы и раннего железа. В сб.: «Искусство и археология Ирана». М., 1971, стр. 176-178, табл. I.

[25] А.М. Мандельштам. Памятники «степного» круга эпохи бронзы в Средней Азии. В сб.: «Средняя Азия в эпоху камня и бронзы». Л., 1966, рис. 54, 14; его же. Памятники эпохи бронзы в Южном Таджикистане. МИА, №145, 1968, табл, XV, 5, 6; табл. XIX, 3.

[26] Л.И. Альбаум. Памятники эпохи бронзы на территории Сурхан-Дарьи. «Общественные науки в Узбекистане», 1969, №5; А. Аскаров. Сапаллитепа. Ташкент, 1973, рис. 17, 19, 20, 26, 33.

[27] Г.А. Пугаченкова. Что таишь в себе, Муллолитепа? «Правда Востока», 1970, 6 августа; её же. Новый памятник древнебактрийской культуры. В сб.: «Успехи среднеазиатской археологии». Л., 1972, стр. 46.

[28] G. Tuссi. The Tombs of Asvakaqana-Assa-Kenoi. «East and West», 1963, XIV.

[29] B. Castaldi. La necropoli di Catelai i nello Swat. Roma, 1968, S. Antonini. Swat and Central Asia. «East and West», 1969, v. 19, №1; G. Stacul, Excavation near qhaliqai and chronological Sequence of Protohistorical Cultures in the Swat valley. «East and West», 1969, v. 19, №1, 2; A.H. Dani, F.A. Durrani. A. New Grave Complex in West Pakistan. The Bulletin of the Far Eastern Prehistory Association, 1964, v. VIII, №1; A. Dani, F. Durrani, A. Rachman, M. Scharif. Timarqarha and Candhara Grave Culture. Peshawar, 1968.

[30] E.E. Кузьмина. Культура Свата и её связи с Северной Бактрией. КСИА, вып. 132, 1972, стр. 119; её же. К вопросу о формировании культуры Северной Бактрии. ВДИ, 1972, №1, стр. 140-141; ее же. Рецензия на книгу А.Н. Dani Excavatious in the qomal volley. «Amient Pakistan (v. V, 1970). «Народы Азии и Африки», 1974, №2.

[31] В.М. Массон. Расписная керамика Южной Туркмении по раскопкам Б.А. Куфтина. Труды Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции, т. VII. Ашхабад, 1956, рис. 6, 9, 11, 12; табл. XXX-XXXVIII; его же. Древнеземледельческая культура Маргианы. МИА. №73, 1959, табл. 1, 11, 16, 18, 21; табл. VII, 1-3; табл. IX, 3.

[32] Е.Е. Кузьмина. К вопросу о формировании культуры Северной Бактрии. ВДИ, 1972, №1, стр. 143-145.

[33] См. керамику могильника Бугулы (А.X. Маргулан, К.А. Акишев, М.К. Кадырбаев, А.М. Оразбаев. Древняя культура Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1966, табл. I, V).

[34] Эти контакты особенно усилились в эпоху поздней бронзы, когда группа степных племён продвинулась на юг, что доказывается находками степной керамики в Южной Туркмении и Афганистане (Е.Е. Кузьмина. О южных пределах распространения степных культур эпохи бронзы в Средней Азии. В сб.: «Памятники каменного и бронзового века Евразии». М., 1964; А.М. Мандельштам. Памятники «степного» круга эпохи бронзы в Средней Азии. В сб.: «Средняя Азия в эпоху камня и бронзы». Л., 1966, стр. 239-243).

[35] Н.А[Л]. Членова. Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры. М., 1967, стр. 197, рис. 41, 5-9; стр. 200, рис. 42, 7, 8, 10-12, 17-20.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки