Н.Ю. Кузьмин
Военно-политические события и высшая знать ранних кочевников Саяно-Алтая
(опыт реконструкции).
Текст предоставлен автором.
1. Анализируя материалы из кургана Аржан, М.П. Грязнов сделал
(23/24)
вывод о том, что в погребении царя союза племён принимали участие и представители других соседних племён или племенных союзов. Первые 14 захоронений в южной половине кургана принадлежали, по мнению исследователя, «аржанским» племенам, занимавшим предположительно Тувинскую и Турано-Уюкскую котловины, ещё два (мог. 15, 16) — другим, населявшим более южную территорию (Монголия; Грязнов, 1980).
Предметы конской упряжи (псалии) из четырёх северных камер (26, 31, 34, 37) отличались как между собой, так и от аржанского типа, что позволило предположить принадлежность коней этнически иному населению, судя по вещевым аналогиям, проживавшему на территории Минусинской котловины, Алтая, Казахстана. В настоящее время зту гипотезу развивает и аргументирует участник раскопок кургана Аржан Н.А. Боковенко (Боковенко, 1988).
2. Как одно из противоречий, объясняемых неверными приёмами сопоставления материала, отметил М.П. Грязнов позднюю дату аналогиям аржанским вещам в подгорновских погребениях Минусинской котловины (VI-V вв. до н.э.). Позднее время бытования подгорновских погребений было отнесено им к VII в. до н.э., а более ранних — баиновских — к VIII в. до н.э.
Данные, полученные во время раскопок последних лет сотрудниками Среднеенисейской экспедиции ЛОИА АН СССР на юге Минусинской котловины, в частности, Верхне-Аскизского могильника (около 30 курганов, раскопки Н.Ю. Кузьмина), позволяют несколько иначе трактовать этнокультурные процессы, происходившие в VIII-VII вв. до н.э. в данном регионе. Среди планиграфически синхронных курганов по обряду и инвентарю выделяются: 1) баиновские погребения, имеющие несомненную связь с каменноложскими; 2) подгорновские, по ряду элементов конструкции и вещевым аналогиям связанные с территорией Казахстана (это отмечалось и ранее: Членова, 1967; Подольский, 1980); 3) смешанные баиновско-подгорновские. Интерпретировать такую ситуацию можно исходя из признания факта проникновения инородного (подгорновского) населения, ассимилирующего местное — баиновское.
3. Близкие процессы протекали в это время (VIII-VII вв. до н.э.) на Алтае, где памятники «скорченников» занимали восточную территорию, а отличные от них погребения «вытянутых», связанные по некоторым элементам обряда с курганами Казахстана, локализовались в западной части (Марсадолов, 1987). В дальнейшем наблюдается смешение и изменение погребальных обычаев.
4. Ни на территории Алтая, ни в Минусинской котловине в это
(24/25)
время до сих пор неизвестны памятники, которые по количеству трудозатрат, пышности обряда и другим параметрам могли бы принадлежать лицу выше рангом, чем предводитель рода или племени. В этом аспекте особенно показательно особое положение лица, погребённого в кургане Аржан. Можно предположить, что он был не только царём или вождём аржанских племён (Грязнов, 1980), но и возглавлял союз ранних кочевников Саяно-Алтая. Была ли его власть номинальной или реальной, установить трудно, но факт участия представителей племён разных территорий в похоронах, ход культурно-исторических событий позволяют предположить наличие какого-то военно-политического союза ранних кочевников Саяно-Алтая, возможно, закрепившего компромисс между востоком и западом, раздел территорий и сфер влияния.
5. Данных о том, что союз кочевников Саяно-Алтая существовал и позднее, у нас нет. Погребений высшей знати VI-III вв. до н.э. в Туве пока не обнаружено, хотя наличие больших по размерам нераскопанных курганов такой возможности не исключает (Грязнов, 1980; Грач, 1980).
Примечательно, однако, то, что на Алтае, начиная с VI в. до н.э. и позднее, появляются курганы с захоронениями высшей родовой или племенной знати (Туэкта, Башадар, Пазырык, Катанда, Шибе). Обилие в этих курганах находок изобразительного творчества — зверей, антропоморфных и зооморфных существ (фигурок из дерева, кожи, войлока) — интерпретировалось М.П. Грязновым как мифологическое переосмысление бывших ранее тотемами животных (Грязнов, 1950, 1958); С.И. Руденко объяснял их, исходя из верований древних скотоводческих племён (Руденко, 1953). Однако точку зрения о том, что в одном из Пазырыкских курганов захоронен шаман (F. Hančar, 1952), С.И. Руденко отрицал (Руденко, 1960). В последнее время гипотезу о захоронении во втором Пызырыкском кургане «шамана высокого ранга, возможно, исполнявшего вместе с тем функции вождя» аргументирует Ф.Р. Балонов (Балонов, 1987). «Корпоративным кладбищем верховных жрецов» считает Пазырыкские курганы Г.Н. Курочкин (Курочкин, 1988). Не вдаваясь в полемику о степени доказательности последних гипотез, отметим лишь общие практически бесспорные моменты: яркое проявление религиозных представлений (функций?) в погребальном обряде алтайской знати и широкое распространение близких представлений в курганах рядового населения.
В силу неразработанности вопроса об иерархии погребений высшей знати (родовые, племенные, союза племён) Алтая открытым оста-
(25/26)
ется вопрос о политическом или военном приоритете кочевников Алтая того времени. Можно, однако, предположить наличие на Алтае в этот период мощного культового, религиозного центра, достигающего расцвета в V-IV вв. до н.э., влияние которого распространялось и на соседние племена.
6. Начиная с подгорновского времени, в Минусинской котловине появляются курганы, которые, судя по объёму трудозатрат, особенностям обряда, могут интерпретироваться как погребения родоплеменной знати (Кара-Курган I, Узун-Оба, Тигей и др.). В сарагашенское время наблюдается резкое усиление социальной дифференциации общества.
Практически в каждом из наиболее полно раскопанных сарагашенских могильников (отождествляемых с родовыми) можно выделить погребения родовой знати, членов их семей, рядовых общинников. Существуют и более пышные погребения, возможно, представителей наиболее знатных родов, племенной «аристократии». При этом, если изменения погребальной обрядности в ранне-сарагашенское время (V-IV вв. до н.э.) можно рассматривать как внутреннюю эволюцию (разработка воинской иерархии), то в конце этого периода (конец IV-III вв. до н.э.) происходит значительная трансформация обряда и обрядовых действий, позволяющая констатировать переосмысление всей системы религиозных представлений (Кузьмин, 1979, 1984, 1987). В рядовых погребениях это сказалось в увеличении числа погребенных в одной могиле, захоронении полуразложившихся трупов и костей, освобождённых от мышечных тканей, миниатюризации вещей, нарушении обычая ставить каждому погребённому глиняные сосуды и класть мясные части туш животных, появлении деревянных сосудов и др.
В двух курганах знати этого периода (Большой Новосёловский и Большой Полтаковский, раскопки Г.Н. Курочкина — автор относит их к более раннему времени; Курочкин, 1989) видны также элементы обряда, близкие алтайским и распространившиеся позднее среди рядового населения в раннетесинское время: появление изделий из бронзы, кожи, дерева, глины, обложенных золотом, вырезанные из листового золота фигурки животных, украшений в растительном стиле и др. Примечателен факт трепанации в Новосёловском кургане. Обычай мумификации трупов, широко распространяющийся в тесинское время (II в. до н.э. — I в. н.э.), скорее всего, также связан с алтайским влиянием (Кузьмин, Варламов, 1988). Учитывая наряду с этим появление монголоидной примеси в сарагашенских погребениях, можно предположить, что: 1) алтайское влияние сказывалось, прежде всего, в идеологической, религиозной сфере; 2) максимум нача-
(26/27)
вшегося ранее воздействия фиксируется в III в. до н.э., что, вероятнее всего, связано с проникновением части алтайского населения (знати?) в Минусинскую котловину. На это же время падает и пик сооружения наибольших по размеру курганов «знати» в Минусинской котловине; не противоречит этой датировке и самый большой царский курган Салбык, раскопанный в Минусинской котловине.
7. Такое смещение «центра» в III в. до н.э. из Алтая в Минусинскую котловину, вероятно, объясняется военно-политическими событиями, предшествовавшими приходу хунну в Туву и на Алтай. Позднее курганы знати там неизвестны. В Минусинской котловине спустя какое-то время они также исчезают. Возможно, это связано с тем, что Минуса также попадает под протекторат хунну (дом хуннского «наместника»). Однако в раннетесинских больших курганах-склепах развиваются отмеченные выше элементы погребального обряда. В окончательном виде сложение новых религиозных форм, представляющих собой синкретическое слияние местных верований и алтайской культовой практики, мы видим в позднетесинских коллективных склепах и позднее — в таштыкских.
8. Отмеченные выше центры, расположенные на разных территориях (Тува, Алтай, Минуса) и смещающиеся с течением времени, гипотетичны и весьма схематичны. Безусловно, реальные процессы, плохо отражённые в погребальном обряде, были глубже и сложнее. В этом аспекте предложенная реконструкция освещает лишь одну из сторон многопланового этнокультурного процесса, происходившего в Саяно-Алтае в эпоху ранних кочевников.
|