|
Оригинал этой публикации в сети.
М.Е. Кравцова
О генерале Хо Цюйбине
и истории возникновения в Китае традиции каменной монументальной скульптуры.
// Первые Торчиновские чтения. Религиоведение и востоковедение. Материалы научной конференции. СПб., Изд-во СПбГУ, 2004. С. 95-100.
Подавляющее большинство современных исследователей придерживаются той точки зрения, что традиция каменной монументальной скульптуры была практически неизвестна искусству Древнего Китая, чем оно решительно отличается от художественного творчества подавляющего большинства народов мира.
Древнейшие из известных на сегодняшний день образцов китайской каменной монументальной скульптуры относятся ко II в. до н.э. и все входят в один художественный комплекс. Это — изваяния из погребения генерала Хо Цюйбина (140-117 гг. до н.э.), расположенного в 1 км к северо-востоку от усыпальницы императора У-ди (140-86 гг. до н.э.) — самого выдающегося государя эпохи Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.). Всего насчитывается 16 изваяний, 7 из которых были относительно недавно (1957 г.) извлечены из земли. По одним предположениям, все они изначально были расставлены перед могильным холмом, хотя и непонятно, в каком порядке; по другим — на его склонах. [1] Высеченные из твёрдых гранитных глыб с помощью железных и стальных инструментов, эти скульптуры отличаются монументальностью размеров (до 2,5 м в длину) и воспроизводят как единичные фигуры: человека (в стоящей позе, высота 2,22 м), животных — быка, тигра, лошади, слона (в лежащих позах), а также жабы, лягушки и рыб, так и сюжетные композиции. Это, во-первых, «чудовище, пожирающее овцу» (длина 2,74 м, ширина 2,80 м), в которой воспроизведена фигура
(95/96)
чудовища с коротким туловищем, длинными ногами и парой рогов на голове и держащим в клыках овцу (но её изображение сохранилось крайне плохо). Во-вторых, «обезьяна, борющаяся с медведем» (высота 2,77 м, ширина 1,72 м) — тоже чудовищной внешности обезьяна, похожая на гориллу (но подпоясанная типичным для китайского мужского костюма того времени поясом), которая двумя могучими лапами сжимает отчаянно сопротивляющегося медведя. Несмотря на условность манеры её исполнения, данная композиция великолепно передает накал борьбы между её персонажами. В-третьих, «конь, топчущий варвара-гунна» (высота 1,14 м, длина 2,6 м) — изваяние, справедливо полагающееся одним из лучших художественных произведений данной серии. Частично исполненное в технике рельефа, оно тоже мастерски и с немалой долей выразительности передаёт напрягшееся от ярости животное и, ещё в более экспрессивной и детализованной манере, — охваченное ужасом лицо человека, корчащегося под могучими конскими копытами. Немалое художественное мастерство демонстрируют и некоторые другие скульптуры. Хотя в них могут быть лишь намечены общие контуры изображений с чуть более детальной проработкой их голов, очевидно, что исполнившие их мастера специально подбирали камни для лучшей передачи внешнего вида персонажей. Например, изваяние слона высечено из глыбы тёмно-серого цвета, а жабы — из камня, имеющего отчетливый тёмно-зелёный оттенок и испещрённого прожилками.
Изваяния Хо Цюйбина, с одной стороны, неоспоримо доказывают факт владения древнекитайских мастерами искусством исполнения монументальной каменной скульптуры. Однако, с другой стороны, они по многим позициям решительно отличаются от принятых для того времени погребальных стандартов и художественных стереотипов. Мы впервые сталкиваемся с ситуацией, когда погребальная скульптура размещена не в самом захоронении (т.е. под землёй), а вынесены на поверхность и образует его надземную часть [2]. Тематика изваяний в ряде случаев совпадает с при-
(96/97)
пятыми для древнекитайского искусства мотивами и образами. Однако такие скульптуры, как «обезьяна, борющаяся с медведем» и «конь, топчущий варвара», не имеют даже отдалённых аналогов в известных образцах древнекитайского декоративно-прикладного и изобразительного искусства, хотя сам по себе образ коня был чрезвычайно распространён в ханьском погребальном художественном творчестве. И, наконец, число скульптур (16) не укладывается ни в одну из принятых в древнекитайской культуре нумерологических схем, которые как раз и определяли собой семиотику местных погребений, равно как и любых типов построек и архитектурных ансамблей.
Генерал Хо Цюйбин -- знаменитый и авторитетнейший исторический деятель, который почитается, несмотря на его юный возраст (он умер, когда ему едва исполнилось 24 г.), одним из самых выдающихся полководцев Китая. В любых работах, посвященных истории и культуре Хань, о нём говорится (с той или иной степенью подробности) приблизительно следующее. Племянник (по материнской линии) тоже прославленного раннеханьского полководца Вэй Цина, он входил в ближайшее окружение императора У-ди, в 18 лет одержал свою первую победу над гуннами, наголову разбив, имея под своим началом только 800 человек, двухтысячный корпус противника, и вскоре был назначен командующим кавалерией. На протяжении последующих шести лет он одержал ещё серию блестящих побед над гуннами, во многом переломивших ход военной компании, начатой У-ди в 133 г. до н.э. в пользу китайцев и предопределили её окончательный триумф. Он умер во время очередного похода, сражённый внезапной болезнью, и его кончина настолько потрясла У-ди, что тот лично замыслил воздвигнуть в память о своём любимце этот необычный погребальный памятник, который должен был, якобы, символизировать гору Цилянь, возле которой Хо Цюйбин одержал одну из самых громких своих побед (или, по другим версиям, скончался от болезни). Очевидно, во всех подобных повествованиях о генерале Хо Цюйбине история создания его погребального ансамбля и, следовательно, возникновение традиции китайской погребальной монументальной скульптуры приписывается замыслам и художественному воображению лично У-ди.
Между тем, в официальном жизнеописании Хо Цюйбина, представленном в самых авторитетных для истории Древнего Китая и непосредственно эпохи Хань сочинениях — в «Исторических за-
(97/98)
писях» («Записках историка», или «Ши цзи» Сыма Цяня (145? г. до н.э. — ?) [3] и в «Истории Ранней Хань» («Цянь хань шу») Бань Гу (32-92) [4], есть несколько примечательных деталей, содержащих возможный ключ к разгадке причин создания именно такого его погребального памятника. В обоих сочинения оно дается совместно с жизнеописанием Вэй Цина, в котором кратко сообщается о происхождении дяди и племянника [5] . Их отцом и дедом называется некий Чжэн Цзи, живший в удельном владении Пинъян, располагавшемся в восточной части современной провинции Шань-си (на юго-западе Линьфэнь). Он вступил в любовную связь с наложницей местного князя, которая носила довольно странное имя Вэй Вэнь. Странное потому, что словарные значения слова вэнь — «госпожа» или «старуха», и оно обычно употреблялось в качестве не имени собственного, а для обозначения женских персонажей, включая титулы божеств (например, Вэнь-шэнь — божество Земли). Хотя их связь была «тайной» («незаконной», тун), на чём настаивают оба историка, Вэй Вэнь родила от Чжан Цзи трёх дочерей и двух сыновей, продолжая, судя по всему, занимать почётное место в доме Пиньянского князя. Более того, её дети, вопреки издавна существовавшим в Китае традициям, получили фамилию не отца, а либо матери — Вэй, либо фамилию Хо, происходящую от названия древнего удельного владения (Хо), находившегося на месте, где впоследствии возникло княжество Пинъян. Столь же «свободно» себя вели и дочери Вэй Вэнь, одна из которых и стала матерью Хо Цюйбина: о его отце далее не упоминается.
Не менее загадочной, с точки зрения древнекитайских обычаев, нравов и придворных устоев, оказывается дальнейшая судьба членов семейства Вэй-Хо. В 139 г. до н.э. тогда ещё совсем юный император У-ди посетил удельное владения Пинъян и, увидев одну из дочерей Вэй Вэнь, настолько был поражен её красотою, что сразу же взял её в императорский гарем, причём в ранге старшей жены — Вэй-фуцзы (или Вэй-фужэнь). Ещё через некоторое вре-
(98/99)
мя Вэй-фужэнь, родив императору первенца-сына, была возведена в ранг императрицы-хоу. Вэй-фужэнь привезла с собой в столицу обоих братьев — Вэй Цина и Хо Гуана (? — 68 гг. до н.э.), также ставшего полководцем и впоследствии превратившегося в крупного государственного деятеля, и малолетнего племянника (а, возможно, и сына) — Хо Цюйбина.
Помимо всех этих крайне малопонятных нюансов биографии членов семейства Вэй-Хо, для Хо Цюйбина обнаруживаются столь же, на первый взгляд, неожиданные и необъяснимые связи с юэчжи (юэши) — некогда могущественным племенным союзом, первым вступившим в смертоносную схватку с появившимися на Дальнем Востоке гуннами и вплоть до III в. до н.э. являвшимся их главным военно-политическим противником. Известно, что в VII-VI вв. до н.э. юэчжи занимали огромную территорию, включавшую в себя большую часть современной Монголии, Джунгарию и земли верховья Хуэнхэ (юго-западную часть провинции Ганьсу). Высказывается также предположение, что они пришли на Дальний Восток из Центральной Азии и были, скорее всего сарматами по своему происхождению (т.е. происходили из Восточного Ирана) [6]. С юэчжи Хо Цюйбина связывают два факта. Во-первых, изображение головы и лица «варвара» в изваянии коня почти полностью повторяет собой изображения отрубленных голов гуннов в виде деревянных подвесок на конской узде из Пазырыкского кургана (Южный Алтай) [7]. Конечно, китайцы и сами хорошо знали, как выглядят гунны, однако маловероятно, чтобы их визуальные представления о них настолько точно совпали с этническим типажом, сложившимся у совершенно иной народности. Кроме того, среди всех известных на сегодняшний день произведений древнекитайского изобразительного и декоративно-прикладного искусства ни одного «портрета» гуннов больше нет. Остаётся лишь предположить, что мастера, выполнявшие скульптуры для погребения Хо Цюйбина, использовали в качестве образца какие-то изделия юэчжи. Во-вторых, гора Цилянь, связываемая с победами и смертью Хо Цюйбина и послужившая, по преданью, прообразом его погребального
(99/100)
ансамбля, находилась на территории исконных владений одного из племен юэчжи [8].
Все перечисленные «загадки» перестанут казаться таковыми, если предположить, что таинственная «госпожа/старуха» Вэй на самом деле была юэчжиского и, к тому же, знатного происхождения. Эта версия вполне соответствует геополитическим реалиям того времени (бегство на восток Шаньси части разгромленных гуннами юэчжи) и объясняет необычное поведение и качества членов семейства Вэй-Хо: властную красоту его женщин (результат смешения китайских и сарматских кровей) и полководческие таланты мужчин. Следовательно, погребальный памятник Хо Цюйбина мог воспроизводить усыпальницы вождей юэчжи, воспоминания о которых, равно как и подлинные юэчжиские вещи, сохранялись в этом семейства. Тогда проясняется ещё один вопрос, относящийся к истории развития китайское культового изобразительного искусства: почему, использовав саму по себе каменную погребальную скульптуру, оно сразу же отказалось и от воспроизведения персонажей, предложенных изваяниями Хо Цюйбина, и от принципов их расположения. В I-II вв. в нем утвердился совершенно новый тип изображений — «химера» (бисе), представляющая собой фантастическое существо, производное от образа хищного зверя из семейства кошачьих (но не льва, а, скорее, тигра или леопарда), с рогом на голове, длинной извивающейся бородой и птичьими крыльями. В отличие от погребения Хо Цюйбина, «химеры» с самого начала расставлялись попарно по бокам дороги, ведущей к центральному входу погребения или погребального комплекса, — так начала складываться знаменитая китайская «аллея духов», которая впоследствии тоже превратилась в одну из органических принадлежностей местной погребальной обрядности.
Примечания
[1] Наиболее подробное описание этих изваяний представлено в: Luo Zhewen. China's Imperial Tombs and Mausoleums. Beijing, 1993. P. 55-58.
[2] Сама по себе традиция погребальной монументальной скульптуры восходит к художественному творчеству южных регионов Древнего Китая, а именно — к располагавшемуся там царству Чу (XI-III вв. до н.э.). Начиная приблизительно с V в. до н.э. в чуские захоронения было принято помещать деревянные (с лаковым покрытием и росписью, выполненной лаковыми же красками) фигуры, воспроизводящие фантастические существа, которые считаются в современных исследованиях изображениями духов-стражей могил.
[3] Ши цзи // Эр ши у ши (Двадцать пять династийных историй). Пекин, 1989, т. 1, цзюань 111. С. 322-324.
[4] Цянь хань шу // Эр ши у ши... Указ, соч., цзюань 55. С. 231-233.
[5] На русском языке имеется полный комментированный перевод жизнеописаний Вэй Цина и Хо Цюйбина из «Ши цзи» Сыма Цяня, выполненный В.С. Таскиным: Материалы по истории сюнну. (Пред., пер., прим. В.С. Таскина). М., 1968. С. 80-88.
[6] Кляшторный С.Г. Гуннская держава на востоке // История древнего мира. Т. III. M., 1989. С. 245-246.
[8] там же.
|