В.Б. Ковалевская
Кавказ и аланы. Века и народы.
[ аннотация: ]
Книга посвящена истории формирования различных народов Северного Кавказа и их культур. Автор в доступной форме излагает принципы исторической интерпретации археологических памятников и на основе их сопоставления с данными письменных источников и этнографии рисует картины далекого прошлого этих народов. Значительная часть использованных в книге материалов получена и результате раскопок, осуществленных автором, и публикуется впервые.
Содержание
Часть I. Кавказ. — 9
Кавказ глазами древних и современных географов. — 9
Немного предыстории. — 17
Кобанский могильник и открытие кобанской культуры. — 18
Факты и обобщения. — 22
Ещё один кобанский могильник. — 30
На холмах, в горах и горных долинах. — 57
Поиски новых источников. — 69
Часть II. Аланы. — 74
Появление сарматских племён на Кавказе. — 74
Выход алан на историческую арену. — 80
Как археологам выявить памятники ранних алан? — 88
Гунны в степях и на Кавказе. — 93
Гунны и археология. — 98
Аланы в гуннское время. — 107
Ещё немного теории. — 114
О чём может рассказать керамика. — 124
Аланы и ирано-византийские отношения в VI-VII вв. — 131
Аланы, абасги и Византия на рубеже VII-VIII вв. — 136
Крепости алан. — 143
Могилы алан. — 151
Археологические находки свидетельствуют. — 156
Заключение. Аланы и тюрки. — 168
Литература. — 175
Введение. ^
Читатель, знай, что, следуя писаниям старших, я собрал с обширнейших их лугов лишь немногие цветы и из них в меру ума своего сплёл венок для пытливого.
Иордан, историк VI в. н.э.
Кавказ издревле притягивал к себе взоры поэтов, историков, географов разных стран. Его заоблачные выси казались античному миру отдалённым краем земли, той зримой преградой, которая отделила цивилизацию от областей обитания полулегендарных народов и мифических существ; там, по преданиям, находилось царство воинственных амазонок, там был прикован Прометей и в тёмных ветвях священной рощи сверкало золотое руно. Из-за Кавказских гор явились скифские орды, а ещё раньше — воинственные киммерийцы. Позднее, в эпоху «великого переселения народов», современник событий Евсевий Иероним (IV-V вв. н.э.) писал: «От крайних пределов Меотиды… вырвались рои гуннов, которые, летая туда и сюда на быстрых конях, всё наполнили резнёй и ужасом» (письмо 77).
Для жителя Европы таким крайним пределом казались Меотида (Приазовье) и далёкие скалы Кавказа. А между тем до своего появления на берегах Азовского моря гунны прошли тысячевёрстный путь от китайского пограничья. Они нарушили неустойчивое, но всё же сложившееся равновесие между миром осёдлых земледельцев и степными кочевниками; сдвинули алан и другие сарматские племена, перекроив, таким образом, этническую карту Европы. В ходе этих крупнейших передвижений народов степные кочевники достигли даже берегов Атлантики. Вслед за гуннами мы видим в степях Предкавказья болгар, затем авар, печенегов, мадьяр, половцев... Как не вспомнить археологу, пытающемуся разобраться в древностях евразийских степей, строки Н.А. Заболоцкого:
От Танаида до Итили
Коман, хазар и печенег
Таких могил нагородили,
Каких не видел человек.
(3/4)
Для Северного Кавказа вслед за нашествием гуннов наступила пора владычества Тюркского каганата, степь выдвинула болгарскую орду, возник Хазарский каганат, центр которого вначале находился на Кавказе. Перипетии ирано-византийских и арабо-хазарских войн ещё активнее вовлекали народы Северного Кавказа в бурный круговорот политической жизни середины I тысячелетия н.э.
Эпоха раннего средневековья на Северном Кавказе — это время кипучей военно-политической жизни, перемещения больших масс ираноязычных и тюркоязычных племён из Причерноморских степей, Средней и Центральной Азии, что привело к сложению тех народов Северного Кавказа, которых мы знаем сегодня. Не имея в интересующую нас эпоху своей письменности, эти народы не могли создать собственную письменную историческую традицию, в которой нашли бы отражение события внутренней и международной жизни, сведения о происхождении и о деяниях их правителей. Данные об этом мы можем почерпнуть лишь из скупых строк иноязычных авторов (греческих, латинских, грузинских и т.д.). Однако следует помнить, что эти сведения отрывочны, а порой и противоречивы, поскольку северо-кавказские племена упоминаются здесь лишь в связи с событиями, которые разворачивались достаточно далеко от интересующих нас мест.
Поэтому основным источником, документирующим жизнь народов Северного Кавказа в этот период, как и в более ранние эпохи, остаётся археологический материал: следы поселений и древние клады, погребения вождей и массовые могильники рядового населения, орудия труда и предметы вооружения, уникальные произведения прикладного искусства и сотни тысяч, казалось бы, неотличимых друг от друга фрагментов глиняной посуды, остатки монументальных крепостных сооружений и яркое многоцветье бус… Правда, этот обширный и разнообразный археологический материал до сих пор не сведён полностью в стройную систему, должным образом не классифицирован и не датирован. К тому же специфику подхода к изучению материальной культуры Северного Кавказа (как эпохи переселения народов, так и более раннего времени) составляет то, что часть вещей (предметы вооружения, поясные
(4/5)
наборы и т.д.) следует рассматривать на широком фоне материалов Евразии — от Забайкалья до Дуная и от Прикамья до Передней Азии и Балкан.
Работа ставит своей целью не только показать историю культуры и политические отношения местного горского населения и пришлых сармато-алан на Кавказе с момента появления последних на мировой исторической арене до сложения централизованного государства Алании, но и ввести читателя в лабораторию научного поиска. Спорные вопросы не только не будут обойдены, но на них мы обратим особое внимание. Автор проведёт читателя по шатким мосткам, выводящим из моря фактов к стройной конструкции их описания и осмысления.
Читатель сможет оценить состояние источников и наших знаний о них, увидеть белые пятна, спорность ряда построений и отождествлений и сложность процесса исследовательского перехода от памятников материальной культуры и сведений древних авторов к связной истории народов Кавказа. Внимание будет обращено на пределы и возможности использования математических методов в археологии.
Чем продиктовано название предлагаемой книги? Каковы географические и хронологические рамки нашего повествования? Прежде всего это Центральный Кавказ, между ледяными вершинами Казбека и Эльбруса, включающий верхнее течение крупнейших водных артерий Северного Кавказа — Кубани, Кумы и Терека. На протяжении рассматриваемых двух тысячелетий (I тысячелетие до н.э. — I тысячелетие н.э.) здесь складывались древние общества, культура которых обладала рядом специфических черт, объединявших племена Центрального Кавказа в единую культурно-историческую общность и отделявших их от обитателей степей, Северо-Западного Кавказа (Прикубанье и Черноморское побережье Кавказа), Дагестана и Закавказья, — в эти области мы будем заглядывать только тогда, когда без этого будет непонятен смысл событий, разворачивавшихся на изучаемой территории. 1 [сноска: 1 В некоторой степени выбор указанных географических рамок объясняется направлением полевых работ автора, на протяжении последних десятилетий связанных преимущественно с районом Приэльбрусья, и стремлением проиллюстрировать работу материалами собственных раскопок, в значительной части не опубликованными.
(5/6)
Предгорья Эльбруса, не те, где мы видим фешенебельные кемпинги и высотные здания гостиниц, а оставшиеся вне туристических маршрутов, пленяют своим непреходящим очарованием вековой нетронутости временем. Сто́ит и сегодня уехать в горы недалеко от Кисловодска, будь то долина Ольховки, или Берёзовой с карачаевским аулом Элькуш, или Аликоновки с её плоскогорьями, покрытыми альпийским разноцветьем, пасущимися отарами овец и табунами тёмно-гнедых и вороных скакунов, как забываешь о сегодняшнем дне. Те же нетронутые выпасы, белеющее выходы известняка, окаймляющие поверху глубокие долины, сверкающие на красных гранитах водопады, каменистые и крутые тропы, медленно бредущие за плугом или зорко смотрящие с высоких скирд орлы, ждущие своей добычи — потревоженных мощной техникой полёвок.
Шумит трава дремотно и лениво,
Немых могил сторожевая цепь
Среди хребтов загадочно синеет.
Кричат орлы, пустынный ветер веет
И. Бунин
Как уже говорилось, хронологические рамки работы охватывают период с I тысячелетия до н.э. Почему же тогда в название её вынесено имя алан — народа, засвидетельствованного на Кавказе и в прилегающих областях лишь с рубежа нашей эры? Предшествующая его история разворачивалась на иных территориях. Аланы выделились из обширной группы ираноязычных кочевников — сармат, занимавших степи Приуралья, Поволжья и Подонья. Уже с середины I тысячелетия до н.э. сарматы проникли в степное Предкавказье, вступив, согласно исследованиям крупнейшего специалиста по этой тематике К.Ф. Смирнова, в тесный контакт с местными племенами Северного Кавказа. Последние века до нашей эры ознаменованы здесь активными военными действиями между двумя крупными сарматскими племенными объединениями — сираками и аорсами. Именно из аорсской конфедерации племён выделились аланы, с именем которых историческая традиция связывает все важнейшие события, разворачивающиеся в центральной части Северного Кавказа на протяжении последующих полутора тысяч лет.
(6/7)
Из народов, обитающих на Кавказе в наши дни, только осетины сохранили иранскую речь. Но обращение «алан» в Приэльбрусье является синонимом слова «друг» и для тюркоязычных карачаевцев и балкарцев, а жители южных склонов Большого Кавказа называют всех северо-кавказских горцев «аланами» в значении «герой, удалец, друг» [Абаев, 1958, с. 47].
Вклад исторических алан в этногенез того или иного народа Северного Кавказа ещё требует всесторонней научной оценки, но и для осетина, и для балкарца, и для карачаевца наших дней нет сомнения в том, что аланы — это их славные предки.
Тема происхождения северо-кавказских народов остаётся сложнейшей в исследовательском, и прежде всего методическом, плане. Как оценить удельный вес местного кавказского населения (как говорят, «кавказский субстрат») в этногенезе, с какими археологическими культурами древности можно его связыватъ на разных этапах и вообще позволяет ли археологический материал решать эти вопросы однозначно? Как оценить вклад пришлых ирано- и тюркоязычных племён? В чём и как проявляется (и овеществляется) непрерывная культурная традиция и каков механизм внедрения в неё новых элементов? Как отражаются в материалах археологии передвижения племён, включение (инкорпорация) пришельцев в местную среду, изменение физического типа населения или же победа того или иного языка? Анализ всех этих вопросов и заставляет нас углубиться в I тысячелетие до н.э. — время существования кобанской культуры в горах и предгорьях Кавказа.
Если в результате знакомства читателя с данной книгой он получит некоторое представление о том, в каком соотношении оказывались местные кавказские племена с разноязычными пришельцами, и ему захочется углубить свои знания, обратившись к специальной археологической литературе, я буду считать свою цель достигнутой. Обширность темы вызвала несколько «очерковый» характер изложения, а сложность её потребует от читателя внимания к различным аспектам и процедурам историко-археологического исследования, поэтому наряду с конкретно-историческими главами в работу введены раз-
(7/8)
делы, посвящённые методике археологического анализа. И мне хотелось бы донести до читателя тот неуловимый аромат веков, с которым сталкивается историк и археолог при раскопках, вскрывая древнюю нетронутую гробницу или постигая значение строк древнего летописца, неясных ранее.
Вечно лишь то, что связует незримою связью
Душу и сердце живых с тёмной душою могил.
И. Бунин
Это очень остро чувствуешь во время археологических работ на Кавказе, видя то нескрываемое уважение к ним и интерес, которые проявляют люди разных профессий — от табунщика до строителя или учителя школы. Вечером в горах у костра за долгими рассказами о судьбах кавказских горцев всех нас охватывало чувство, что
Та красота, что мир стремит вперёд,
Есть тоже след былого.
И. Бунин
Послесловие. ^
Читателю научно-популярной книги всегда небезразлично, кем она написана. Является ли её автор специалистом в той области науки, которой посвящена книга, причастен ли сам к тем исследованиям, о которых рассказывает? Или же он просто более или менее умелый популяризатор, способный изложить результаты чужих изысканий доступным широкой публике языком?
В.Б. Ковалевская уже около 30 лет ведёт археологические раскопки на Северном Кавказе, изучая главным образом памятники раннего средневековья. Тесная связь автора с этим краем, присущая ему привычка смотреть на него глазами не только историка, но и человека, привязанного к Кавказу, его природе и людям, постоянно ощущаются в книге. Не случайно подробный анализ древнего поселения и могильника или тщательное исследование и истолкование какого-либо средневекового письменного источника В.Б. Ковалевская перемежает личными воспоминаниями об экспедициях прошлых лет, о встречах с жителями горных аулов или описаниями кавказских пейзажей.
И все же «главный герой» книги — археология, причём не только археология Кавказа, но археология вообще. Эта наука, изучающая давнее прошлое, пользуется в наше время необычайной популярностью даже у людей, весьма далёких от истории. О новейших археологических находках в самых разных точках земного шара постоянно сообщают корреспонденты на страницах газет. Археологическую экспедицию всё чаще избирают местом действия своих повестей и романов писатели. В каком бы районе нашей страны ни разбивали свой лагерь археологи, они всегда знают, что в самое короткое время слухи об их появлении распространятся среди местных жителей и те станут постоянными гостями экспедиции. Они будут задавать её сотрудникам десятки вопросов, часами простаивать на краю раскопа, терпеливо следя за однообразными земляными работами, с неослабевающим интересом провожать взглядом каждое движение лопаты, а то и станут, не испугавшись жары и пыли, добровольными помощниками землекопов.
При всём том можно без преувеличения сказать, что у большинства людей, непричастных к археологии, представление о ней самое приблизительное, а то и попросту неверное. Терпение добровольных зрителей, проводящих целые дни на краю раскопа, вполне объяснимо: оно питается подсознательным убеждением, что если не сегодня, то самое позднее через неделю они непременно станут свидетелями уникального открытия и что в этом уверены сами археологи, иначе зачем бы они стали здесь копать?
Причин, породивших такое представление, много, но несомненно, что главная из них — характер тех сведений о работе археолога, которые можно почерпнуть из адресованных массовому читателю газет, журналов, книг.
(188/189)
Журналист, публикуя информацию о работе какой-либо экспедиции, почти всегда вольно или невольно придаёт ей оттенок сенсационности. Авторы научно-популярных книг чаще всего избирают темой своих рассказов историю открытия самых эффектных памятников прошлого — гробниц египетских фараонов, скифских царских курганов, монументальных храмов или дворцов древних владык. Археолог, действующий на страницах повести, отправляется в экспедицию с целью найти по меньшей мере шлем Александра Македонского, а предшествующие такой находке работы воспринимает как будничную рутину… Если с такими мерками подходить к деятельности многих поколений археологов, то поневоле сделаешь вывод, что среди них каждые девяносто девять из ста — закоренелые неудачники: ведь им так и не довелось найти ни золотого шлема, ни мраморных статуй, ни новой гробницы Тутанхамона. И всё же вряд ли сами археологи согласятся с такой оценкой.
— Ну как, нашли что-нибудь?— такой вопрос по возвращении из экспедиции, наверное, слышал от случайного собеседника любой археолог.
Для специалиста бессмысленность такого вопроса очевидна: «что-нибудь» археолог находит непременно каждый сезон. Известно, что он отправляется копать не наугад, а в определённое место, где существование древнего поселения или могильника уже установлено. Другое дело, что это «что-нибудь» может оказаться — и чаще всего так. и бывает — не эффектными произведениями искусства, не массивными золотыми украшениями и не грандиозными дворцами, а с трудом прослеживаемыми в земле остатками жилищ рядовых тружеников, сотнями и тысячами однообразных черепков или десятками одинаковых погребений, зачастую почти не имеющих инвентаря. Ценны ли эти находки? Целесообразно ли из года в год продолжать раскопки, чтобы ещё увеличивать их число? Важны ли они для воссоздания картины жизни наших далеких предков и если да, то как извлечь таящуюся в этом, по терминологии археологов, массовом материале историческую информацию? Для ответа на эти и многие другие вопросы возникла и продолжает развиваться археология как историческая наука.
Археологические исследования подразделяют обычно — конечно, в известной мере условно — на два относительно самостоятельных этапа, каждый из которых имеет свою обусловленную исследовательскими задачами методику. Первый этап — полевая археология, её цель — поиск и извлечение из земли остатков деятельности людей прошлых эпох. При этом археолог должен не просто собрать для музейной коллекции древние предметы, как это было когда-то, на заре интереса к материальным остаткам прошлого, или обнажить для всеобщего обозрения остатки древних построек.
Нужно суметь по характеру их залегания в слое, по структуре, грунта, по целому ряду неуловимых на первый взгляд деталей восстановить условия их попадания в землю, внешний облик несохранившихся их частей, действия тех людей, которые некогда обитали в существовавшем на этом месте жилище или совершили здесь погребение соплеменника, то есть собрать всю ту информацию, которая может быть получена только в процессе раскопок памятника, а будучи, на этом этапе упущена археологом, оказывается безвозвратно утраченной. Методика таких полевых исследований неуклонно развивается, и в целом этот процесс протекает достаточно мирно: каждое следующее поколение археологов достигает всё больших результатов в «прочтении» раскапываемых ими памятников, ценя достижения сво-
(189/190)
их предшественников, но и не закрывая глаза на присущие их работе недостатки. Развитие же методики второй стадии археологического исследования — так называемой кабинетной, или, как теперь иногда говорят, теоретической, археологии — протекает во многом по-иному.
Каждый исследованный археологом комплекс интересен как исторический источник не столько сам по себе, сколько в сопоставлении с другими, что даёт возможность выделять серии таких памятников, устанавливать их хронологические и культурные отношения и тем самым реконструировать пространственно-временну́ю картину жизни древних обитателей исследуемого региона. Способы описания археологических памятников, оптимальные для полного ознакомления с ними коллег-исследователей, число признаков, по которым ведётся сопоставление этих памятников, установление надёжных критериев их сходства и различия, само количество однородных памятников, достаточное для того, чтобы говорить о существовании некоего отражённого в них культурно-исторического единства, — всё это ключевые методические вопросы кабинетной археологии. На протяжении долгого времени все они решались на чисто интуитивном уровне.
Степень обоснованности таких решений зависела главным образом от способности того или иного учёного хранить в памяти большее или меньшее число памятников, их характеристики и от его «чутья», позволяющего улавливать сходство между ними. В последние годы археологи всё чаще приходят к выводу об уязвимой субъективности созданных на такой основе построений. Они понимают, что ничья память уже не способна хранить информацию обо всех накопленных к сегодняшнему дню материалах, и, следовательно, получаемая картина неизбежно неполна и страдает ещё одним существенным недостатком — не может быть проверена коллегами, которые также вынуждены оценивать её точность лишь на основе собственного «чутья». Иными словами, всё сильнее ощущается необходимость создания более строгой формализованной процедуры исследования массового археологического материала.
Здесь следует учитывать, что если исходить из традиционного противопоставления гуманитарных и точных наук, то археология как историческая дисциплина всегда рассматривалась как наука сугубо гуманитарная. Формализация же археологического исследования требует от учёного достаточно широкого обращения к математике, в частности к методам математической статистики, а также пристального внимания к проблеме строгости языка археологической науки.
Между тем не секрет, что наше гуманитарное образование, как правило, не даёт специалистам даже начальных навыков работы в этом ключе. Поэтому подобное изменение самих принципов исследования требует от археологов и значительной психологической перестройки, и приобретения совершенно новых знаний. Вероятно, в этом одна из причин того, что отношение к вопросу о необходимости создания качественно новой исследовательской процедуры у разных археологов далеко не однозначное. Многие из них — даже очень крупные специалисты — остаются пока сторонниками «традиционных» способов исследования и вообще не видят нужды в поисках каких-то новых методов. Во многом нет единомыслия и среди самих сторонников формализации археологии, между ними ведутся довольно острые дискуссии по различным конкретным проблемам. Однако такая картина вполне закономерна для любой науки, переживающей в своём развитии качественный скачок.
Предлагаемая читателям книга В.Б. Ковалевской — по сути, пер-
(190/191)
вая в нашей научно-популярной литературе по археологии, где столь большое внимание уделено не описанию эффектных находок или «романтике поиска древностей», а именно процедуре археологического исследования. Тем самым она заполняет существенный пробел, знакомя с той стороной археологии, которая не видна зрителю, ожидающему на краю раскопа момента находки «сокровищ», — с самими задачами и методами археологии как исторической дисциплины. Автор знакомит читателей со способами сравнения образцов такого наиболее массового археологического материала, как керамика, с содержанием понятия «тип» в археологии, входит в суть споров о том, какая историческая реальность стоит за «археологической культурой» — совокупностью более или менее единообразных комплексов, а также с целым рядом других проблем, решаемых исследователем в ходе систематизации и осмысления массы найденных при раскопках материалов.
Вполне закономерно, что эта книга, адресованная широкому кругу любителей истории, появляется именно тогда, когда исследовательская процедура в археологии приобретает желательную строгость. Пока эта наука оставалась чисто «интуитивной», изложить её основные принципы было бы затруднительно, даже обращаясь к специалисту, а не то что в научно-популярной форме. Не случайно и то, что написала эту книгу именно В.Б. Ковалевская — один из зачинателей применения математических методов в нашей отечественной археологии, широко использующая их в собственных исследованиях.
Разделы книги, посвящённые названным проблемам, не слишком легки для восприятия. Вряд ли, однако, это можно считать её недостатком. Обычно физики или представители иных естественных дисциплин в своих научно-популярных работах не боятся освещать достаточно сложные вопросы в форме, требующей от читателя определённой подготовки. Они справедливо полагают, что истинный любитель, заинтересовавшись проблемой и почувствовав недостаточность своих знаний, постарается их пополнить, чтобы разобраться в вопросе Популярные же книги по истории чаще всего пишутся в каком-то нарочито облегчённом стиле, история в них зачастую сводится к изложению более или менее занимательных событий. Это, как представляется, дискредитирует саму науку и одновременно свидетельствует о неуважении к читателю, о недоверии к его интеллекту. Между тем для широкого читателя увлекательность науки истории станет очевидной лишь тогда, когда он постигнет закономерности исторического процесса и принципы исторического исследования.
Итак, главное достоинство этой книги видится мне в том, что, противостоя традиционному в популярной литературе облегченному представлению об археологии как о легализованном кладоискательстве, она вводит читателя в саму лабораторию исследователя-археолога, знакомит с принципами и методами его работы, с некоторыми моментами истории становления и развития этих методов. А то, что изложение этих принципов сопряжено на страницах книги с интерпретацией конкретных памятников Северного Кавказа, в том числе раскопанных самим автором, придаёт этому изложению значительную наглядность, позволяет избежать абстрактно схоластического тона. Живо и интересно рассказывает В.Б. Ковалевская о многих страницах культурной, этнической, социальной и политической истории Кавказа на протяжении двух тысячелетий, и вместе с ней мы с удовольствием прошли по этому увлекательному пути.
Д.С. Раевский
(191/192)
Список сокращений. ^
АО — «Археологические открытия». М.
АС — «Археологический сборник (Гос. Эрмитаж)». Л.
ВАУ — «Вопросы археологии Урала». Свердловск.
ВИ — «Вопросы истории». М.
ВДИ — «Вестник древней истории». М.
ВФ — «Вопросы философии». М.
ЖМНП — «Журнал Министерства народного просвещения». СПб.
ЗООИД — «Записки Одесского общества истории и древностей». Одесса.
ИИГК — «История Иранского государства и культуры». М.
КСИА — «Краткие сообщения института археологии АН СССР». М., М.-Л.
КСИИМК — «Краткие сообщения о докладах .и полевых исследованиях Института истории материальной культуры АН СССР». М.-Л., М.
КЭС — Кавказский этнографический сборник.
ЛОИЭ — Ленинградское отделение Института этнографии АН СССР.
МАД — Материалы по археологии Дагестана.
МАДИСО — Материалы по археологии и древней истории Северной Осетии.
МАК — Материалы по археологии Кавказа.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.
МИСК — Материалы по изучению Ставропольского края.
СА — «Советская археология». М.
САИ — Свод археологических источников.
СГАИМК — Сообщения Государственной Академии истории материальной культуры,
СКНЦВШ — Северокавказский научный центр Высшей школы.
СЭ — «Советская этнография». М.
ТД СПИПАИ — Тезисы докладов сессии, посвященной итогам полевых археологических исследований.
ЧИНИИ — Чечено-Ингушский научно-исследовательский институт.
ЮО НИИ — Юго-Осетинский научно-исследовательский институт.
КБНИИ — Кабардино-Балкарский научно-исследовательский институт.
|