С.А. Комиссаров, О.А. Хачатурян
Мавзолей императора Цинь Шихуанди.
Учебное пособие для студентов отделения востоковедения.
/ Тр. ГФ НГУ. Сер. V. Новосибирск: 2010. 216 с.
ISSN 1819-5040 ISSN 1819-5881 Тираж 100 экз.
Заключение.
Комплексное изучение мавзолея Цинь Шихуанди позволило не только обобщить уникальный по богатству материал, но и сформулировать ряд выводов, существенных для этнокультурных и социально-политических реконструкций.
1. Циньская этнокультурная общность сложилась на северо-западе Китая, на пересечении чжоуской и местной цянской традиций. Она не только активно взаимодействовала с древнецянскими культурами верховьев Хуанхэ (цицзя, сыва, номохун), но и ассимилировала большую часть цянов (жунов) из числа тех племен, которые не ушли на территорию Тибетского нагорья.
В историографии существует две диаметрально противоположные концепции происхождения циньцев, сложившиеся ещё в первой половине XX в. и остающиеся актуальными для современной науки. Вэй Цзюйсянь и Хуан Вэньби обратили внимание на то, что правители целого ряда чжоуских уделов (Тань, Гу, Хуан, Лян, Гэ, Сюй, Цзян, Янь), располагавшихся на территории восточных районов Китая (современных провинций Шаньдун, Цзянсу, Хубэй, Хэнань), носили фамилию Ин — такую же, как и циньский правящий дом. На этой основе была выдвинуты гипотеза восточного происхождения циньцев. Другая концепция, сформулированная выдающимся исследователем древности Ван Говэем, базировалась на сведениях «Исторических записок» и других источников, указывавших на связь циньцев с племенами жунов и ди, которые проживали на западе Китая (обзор см.: [Ма Фэйбай, 1985. С. 8-10; Чжао Хуачэн, 1987]). Сформировалась также компромиссная концепция «восточного происхождения, западного формирования». Раскопки последних лет в районе Гуанчжуна и восточных районов пров. Ганьсу, выявившие наиболее ранние циньские памятники, существенно укрепили концепцию «западного» происхождения [Цзяо Наньфэн, Чжан Чжунли, Дуань Цинбо и др., 2008. С. 10].
В то же время не сдают своих позиций и сторонники «восточной» гипотезы. В качестве одного их доказательств антропологи приводят данные краниологического анализа серии из циньского могильника Линкоуцунь в уезде Линьтун, датированного средним периодом Чжаньго (начало IV в. до н.э.); их параметры близки восточноазиатским монголоидам [Чжао Чуньмао, 2002]. Сопоставле-
(135/136)
ние с данными из других могильников эпохи бронзы — раннего железа выявило наибольшую близость циньских черепов к сериям из иньских и западночжоуских могильников, а также из могильников культур верхнего и нижнего слоя Сяцзядянь, а также отличие от серий с выраженными чертами северных монголоидов из памятников в верховьях Хуанхэ (например, могильник Лювань культуры цицзя). На этом основании делается вывод о происхождении циньцев с востока [Чжао Цзинфэн, Чжао Чуньмао, 2007]. Однако выборка состоит только из 10 черепов и не может считаться представительной. В то же время есть авторитетное мнение Н.Н. Чебоксарова о сходстве морфологических признаков, представленных на терракотовых фигурах, с характеристиками тибетского населения Кама. Приведённые нами данные по особенностям погребального обряда и инвентаря циньских могильников доказывают наличие существенного цинского (жунского) компонента в формировании Цинь.
2. В процессе своего развития государство Цинь поддерживало тесные контакты (как вооружённые, так и мирные) с другими народами, жившими на его северных и западных границах, которые оказали существенное влияние на формирование циньской субкультуры в рамках чжоуской цивилизации. Китайские специалисты справедливо отмечают, что в процессе развития циньская культура впитывала и перерабатывала многочисленные внешние влияния, однако отмечают, в основном, влияние собственно чжоуской культуры на начальном этапе и локальных культур «шести государств» (в особенности Чу) — на позднем [Шэньсишэн..., 1988. С. 14].
Однако эпиграфические данные свидетельствуют о том, что циньцы вели постоянные войны против своих соседей-кочевников. Например, надпись на крышке сосуда «Бу-ци гуй», которая датирована правлением Чжуан-гуна (примерно 820 г. до н.э.), сообщает о походе циньских колесниц на запад, которые разгромили племена сяньюй, захватив богатую добычу и пленных [Ли Сюэцинь, 1980. С. 25-26]. Этот народ, известный также под именем «белых ди» и создавший затем на территории Северного Китая собственное государство Чжуншань, первоначально входил в круг культур скифского типа [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978. С. 183-185]. Установлено также влияние на циньские ритуальные сосуды со стороны керамики культур скифского времени на территории Синьцзяна. Очевидно, именно через эти связи были усвоены элементы искусст-
(136/137)
вa «звериного стиля», выделенные на черепичных дисках, которые встречаются только на территории циньского домена. Не исключено также, что это влияние привело к появлению наиболее эффектной (и уникальной) черты циньской субкультуры — погребальных терракотовых фигур статуарного типа.
3. Все сооружения, связанные с захоронением и поминовением Первого императора, были объединены вокруг гробницы в «погребальный парк» — сложный комплекс, основные характеристики которого закладываются при династии Цинь и её непосредственных предшественниках. Структура парка-мавзолея продолжает уточняться в ходе продолжающихся раскопок (рис. 43). Но уже сейчас понятна полифункциональность и многослойность его назначения.
На первом уровне он служил для обеспечения деятельности чиновников, специально назначенных для поддержания порядка на мавзолее и проведения поминальных мероприятий. Их задача была кратко, но выразительно сформулирована в «Цзо чжуань»: «Служить мёртвым как живым». Из циньского судебника в составе эпиграфических материалов, найденных при раскопках в Шуйхуди (уезд Юньмэн, пров. Хубэй), известно, что были специальные чиновники дяньжэнь, которые ухаживали за могилами правителей Сяо-гуна (361-338 гг. до н.э.) и Сянь-гуна (384-362 гг. до н.э.) [Сельское хозяйство..., 1988. С. 129]; традиция эта была продолжена и в имперский период.
Однако большинство объектов имело и символическое значение, причём семантика также была многоуровневой: дворец — столица —государство — Вселенная. Так, терракотовая армия должна была защищать подступы к столице, воплощая при этом боевую мощь империи в целом. Также и яма с фигурами чиновников воплощала не только конкретное дворцовое ведомство, но и символизировало созданную систему бюрократического управления страной. В некоторых объектах можно увидеть космологическую символику. В этом отношении примечательна находка большого водного парка с бронзовыми фигурами птиц и терракотовыми фигурками прислуги к северу от гробницы. Увлечение водными забавами у мистика Цинь Шихуанди могло объясняться его убеждением о связи созданной им династии со стихией воды (в системе «пяти первоэлементов»), которая, в свою очередь, ассоциировалась с севером. Семан-
(137/138)
тические характеристики мавзолея будут постоянно уточняться по мере поступления новых материалов.
4. Благодаря исследованию комплекса вооружения установлено, что главным металлом при его изготовлении оставалась бронза (на фоне развитого производства железных орудий труда), и дано объяснение этому феномену. Тем самым опровергнут устойчивый миф о железном вооружении как факторе успеха циньской армии, который активно поддерживался средствами массовой информации. Так, Дэн Крикшэнк — режиссёр и ведущий популярного сериала ВВС, посвящённого культуре разных стран, — утверждал, что воины загробной армии Цинь Шихуанди держали в руках оружие из дерева и железа, которое, соответственно, истлело и заржавело (фильм «80 чудес света». Ч. 2. От Японии до Китая). Исходя из общих соображений, многие авторы предполагали возможность использования железа для изготовления отдельных категорий оружия в Цинь [Cotterell, 1981. P. 27; Dien, 1981/1982. P. 11] либо не исключали этого [Комиссаров, Кожанов, 1995], но такая гипотеза не подтвердилась конкретными находками в пределах мавзолея и на циньских памятниках в других регионах. Высказывалась даже экзотическая гипотеза о том, что устаревшее бронзовое оружие захоронили на территории мавзолея в память о прошедших сражениях за объединение Поднебесной, а настоящую (а не терракотовую) армию перевооружили железом (обзор см.: [Юань Чжунъи, 2003. С. 96-99]), однако она также не согласуется с археологическими данными.
Из всего достаточно объёмного набора оружия найден только один фрагмент железного наконечника копья, два наконечника стрелы и четыре (или пять) наконечников стрел с бронзовой головкой и железным стержнем (что составляет всего 0,01% от общего количества стрел и оружия в целом). Ван Сюэли [1983б. С. 74-75] в качестве одной из причин такой ситуации указывает недостаточное развитие железоделательного производства в Цинь. Достаточно представительная коллекция железных предметов, обнаруженных на циньских памятниках, не позволяет согласиться с таким объяснением. Производство в Цинь было не менее развитым, чем в других царствах, но изготовлялись из железа большей частью орудия труда. Однако сами по себе находки биметаллических изделий на территории мавзолея позволяют привлечь сопоставительный материал, связанный с оружием из других памятников.
(138/139)
Именно среди циньского комплекса вооружения выявлено наибольшее число биметаллических кинжалов. Подобное оружие встречается во многих культурах на территории Евразии. Как отмечал ещё Е.И. Крупнов, «по данной серии вооружения легко прослеживается начальный период широкой замены одного металла (бронза) другим (железо)» [Крупнов, 1960. С. 201]. К этому этапу относятся находки в Закавказье, где они датируются от XIII до VII в. до н.э. [Погребова, 1962. С. 24-5; Есаян, 1966. С. 80-83; Давудов, 1976. С. 18; Котвич, 1976. С. 27-28], в Приднепровье (VIII-VII вв. до н.э.) [Тереножкин, 1961. С. 135-137], в Поволжье (VIII-VII вв. до н.э.) [Халиков, 1959. С. 275-281], на Памире (VII-VI вв. до н.э.) [Литвинский, 1972. С. 113-114]. В то же время у скифских акинаков или у тагарских кинжалов отдельные бронзовые элементы (навершия, перекрестье) сохраняются и на предметах оружия, полностью изготовленного из железа [Мелюкова, 1964. С. 46; Членова, 1967. С. 22-23].
На территории Китая первые шаги в освоении металлургического железа также связаны с биметаллическим кинжалом из элитной могилы в Шанцуньлине, которая датируется поздним периодом Западного Чжоу (конец IX — начало VIII в. до н.э.) [Комиссаров, 1995]. Ещё дольше, вплоть до династии Восточная Хань, биметаллические кинжалы бытовали среди племён на территории Юньнани, входивших в зону влиянии культуры Дянь (Диен) [Чжан Цзэнци, 1982].
Циньцы наиболее часто (по сравнению с другими царствами эпохи Восточного Чжоу) использовали биметаллические кинжалы с железным клинком и бронзовой или золотой парадной рукоятью, начиная с раннего периода Чуньцю (VIII-VII вв. до н.э.) [Чжан Тяньэнь, 1995. С. 841-845; Тянь Жэньсяо, 1993. С. 35, 38], однако это не привело к массовому появлению железного оружия.
Данная ситуация, характерная для всего чжоуского Китая, но наиболее концентрированно проявившаяся в циньской культуре, неоднократно исследовалась в научной литературе [Needham, 1958; Юй И, 1959. С. 64-65; Деревянко, 1973. С. 243-244]. Для объяснения, как правило, привлекается цитата из чжоуского сочинения «Го юй»: «...из прекрасного металла выплавляют мечи и трезубцы, пробуют с собаками и лошадьми; из худого металла выплавляют мотыги, лопаты, топоры и тяпки, которые применяют на земле» (ср.: [Го
(139/140)
юй, 1987. С. 118-119]. По мнению большинства исследователей под прекрасным металлом подразумевалась бронза, а под плохим — железо. Причину этого указал в своё время выдающийся английский синолог Джозеф Нидэм. Она заключалась в том, что в Древнем Китае большую часть металлических изделий не отковывали, а отливали (см. также: [Ян Куань, 1982б. С. 108-113; Chang Kwang-chih, 1977. P. 351-357]). Такой способ не позволял изготовлять из железа орудия с достаточно тонкими, острыми краями и концами. Косвенным доказательством этого являются упоминавшиеся выше биметаллические стрелы, у которых несущая часть (стержень) была железной, а рабочая (перо) — бронзовой. По этому поводу А.В. Александров, специально изучавший развитие железоделательного производства в Китае, отмечал: «проникновение железа в сферу вооружения происходило замедленными темпами: сказывалась, видимо, нехватка кузнечного железа. Самыми массовыми находками, относящимися к периоду Чжаньго, являются стрелы с железной бородкой и бронзовыми жалами различных форм» [Александров, Арутюнов, Бродянский, 1982. С. 59].
Пока литьё оставалось преобладающим способом обработки нового металла, железное оружие не имело решающего преимущества перед бронзовым, которое опиралось к тому же на многовековую традицию. Правда, недавние металлографические исследования выявили возможное использование горячей ковки для бронзовых мечей и клевцов [Юань Чжунъи, 2003. С. 94], однако аналогичными данными по железным изделиям мы пока не располагаем. В любом случае, массовое распространение новых технологий происходит уже при династии Хань. Поэтому, как отмечали специалисты, «для оружия процесс замещения бронзы железом был в Китае более медленным, чем в Европе» [Watson, 1966. Р. 144].
В периоды Восточного Чжоу и Цинь именно бронзовое оружие было основным, а железное — вспомогательным, и только при династии Хань они меняются местами. В качестве одной из причин такой ситуации называют высокий уровень технологии в производстве бронзовых изделий [Хэ Цингу, 1985]. В свое время Э. Вернер, создавший одно из первых обобщающих исследований по истории китайского вооружения, утверждал, что «коль скоро мы обращаемся к оружию, то бронзовый век заканчивается ко времени династий Цзинь и Вэй (265-550 гг. н.э.)» [Werner, 1932. Р. 4]. Исходя из со-
(140/141)
временных данных, указанный вывод представляется определённым преувеличением, однако имеющим вполне реальные основания. В этом отношении мы не согласны с Пэн Си, который в качестве двух больших этапов освоения железа выделил период Чжаньго и Цинь-Хань и отметил для последнего существенный, качественный рост в освоении нового металла по всем параметрам (производственные площади, ареал распространения, количество и номенклатуру изделий, включая и оружие) [Пэн Си, 1993]. Соединение Цинь и Хань в рамках единого этапа не позволяет понять специфический переходный характер циньского периода, в рамках которого были обобщены достижения Чжаньго (в том числе в сфере железоделательного производства), но своё дальнейшее развитие они получили уже в рамках ханьской эпохи.
5. Колесницы в составе циньской армии имели несомненный боевой характер. Причём, вслед за Ю.С. Худяковым [2002], мы считаем основной ударную функцию этих «танков древности», которые взламывали боевой строй противника. Этим предназначением, на наш взгляд, можно объяснить сохранение архаичной дышловой системы запряжки лошадей, хотя именно в Цинь впервые на территории Китая зафиксирована оглобельная запряжка.
В то же время отдельных кавалерийских подразделений в Цинь ещё не существовало. Отсутствие стремян не позволяло использовать всадников в сомкнутом строю для копейного удара. Был и другой, парфянский вариант — создание седла с высокими луками, значительно усиливающее крепость посадки всадника. На возможность такого развития указывает находка жертвенного захоронения коня в уборе, раскопанного в Сампула на территории южного Синьцзяна, однако оно относится к более поздней ханьской эпохе [Ван Бо, Сяо Сяоюн, Цуй Цзин и др., 2001. С. 12]. В циньской армии возникла интересная ситуация: конница не могла заменить боевые колесницы в качестве ударной силы, поскольку ей не хватало для этого технических возможностей, а в результате при изготовлении колесниц воспроизводилась их старая конструкция и задерживалось внедрение нового, более прогрессивного способа запряжки.
6. Организация армии, как она представлена терракотовыми воинами, прямо связана со структурой циньского общества. При объяснении причин, способствовавших стремительному возвышению царства Цинь в конце IV-III в. до н.э., значительное место
(141/142)
отводится реформам Шан Яна. Одной из важных составляющих этих реформ была жёсткая регламентация всех сторон жизни в стране, в том числе введение первой в Китае (если не в мире) детально разработанной «Табели о рангах», состоявшей из 20 ступеней.
Любой простолюдин за заслуги перед государством мог получить очередной ранг, дававший определённые привилегии; начиная с 7-го ранга его обладатель попадал в состав элиты и получал право на занятие высоких государственных постов, а достигнув двух последних (19 и 20-го) рангов — входил в число избранной аристократии. Ещё раз подчеркнем: теоретически такое продвижение по карьерной лестнице («социальный лифт») было открыто для каждого жителя Цинь мужского пола, что стимулировало деятельность наиболее энергичных и честолюбивых из них — на благо циньского государя.
Особо поощрялась такая активность на военной службе, в соответствии с легистской концепцией, почитавшейся наравне с земледелием как одно из основных занятий государства, которое необходимо стимулировать. Шан Ян утверждал: «Ранги знатности и жалование — цель воина» [Книга правителя..., 1993. С. 184].
Полученные ранги не совпадали полностью с системой армейских чинов (должностей). Многие представители простых солдат обладали низшими рангами, поскольку для получения 1-й ступени необходимо было одержать индивидуальную победу над противником (принести его голову); а за взятие штурмом неприятельского города или победу в полевом сражении (при нанесении врагу установленных в «Табели» потерь) все солдаты и офицеры, непосредственно участвовавшие в этих событиях, повышались в ранге на одну ступень. Поэтому обладание первыми двумя рангами указывало на ветерана, более опытного, чем молодое пополнение. Естественно, офицеры обладали большими возможностями отличиться, поэтому чем выше был ранг, тем лучше он коррелировал с армейским чином.
Китайские исследователи прослеживают указанную систему на основе особенностей в оформлении терракотовых фигур из раскопов №1 и 2 (см.: [Ван Сюэли, 1994. С. 195-208]). Всего учтено 2 060 фигур, которые полностью расчищены, и на них можно выделить существенные детали причёски, одежды и вооружения.
(142/143)
В качестве отличительной особенности носителей 1-го ранга «гунши» выделяется узел, в который уложены длинные волосы солдат. У обладателей 2-го ранга «шанцзо» в оформлении узла использовались отдельно заплетённые косички и небольшие вставки. Таковых насчитывается соответственно 837 и 962 фигуры; причём, как и положено ветеранам, эти солдаты занимали позиции в авангарде и на флангах. У военнослужащих более высоких степеней волосы заплетались в широкую косу и укладывались на затылке.
Попутно отметим, что обычай носить длинные волосы, уложенные в причёску, существовал в Цинь на протяжении долгого времени, поэтому промелькнувшее в популярной литературе предположение о том, что солдаты могли использовать накладные волосы, совершенно лишено оснований. Длинные волосы (равно как и растительность на лице) имели статусный характер, обрить человека могли только за совершенные преступления. Самопроизвольное лишение свободного человека волос на голове сурово преследовалось по закону. Как свидетельствуют эпиграфические данные (дощечки из Юньмэн), за это можно было получить четыре года принудительных работ. Поэтому у терракотовых солдат показаны их собственные причёски, которые при этом несколько смещены вправо, поскольку правая сторона почиталась в Цинь как более важная [Лю Чжаньчэн, 1983. С. 98, 99].
Дальнейшие различия между воинами устанавливаются также по типу головного убора, количеству и качеству защитного вооружения и даже по его окраске (чем выше ранг, тем больше цветов использовано при оформлении доспеха). К 3-му рангу («цзаньняо») относятся возничие на колесницах (85 фигур), к 4-му («бугэн») — воины на колесницах, к 5-му («дайфу») — 29 представителей младшего командного состава, обладавших чином унтер-офицера («фану сэфу») или сержанта; 6-й («гуаньдайфу») и 7-й («гундайфу») ранги принадлежали младшим офицерам с чином «сыма» или «цзюньхоу» (лейтенант), всего четыре фигуры. И семь фигур были отнесены к высшему 8-му рангу «гунчэн», который предполагает принадлежность к старшим офицерам с чином «дувэй» (капитан). Таким образом, абсолютное большинство воинов (1 932 фигуры, что составляет почти 94% от изученного массива) обладали тем или иным рангом, т.е. были проверенными в боях ветеранами, что свидетельствует о высоком качественном составе циньской армии.
(143/144)
7. Период существования династии Цинь (вместе с последними десятилетиями додинастического периода) представляет собой особый, качественно значимый этап в развитии культуры Древнего Китая. Династия Цинь правила страной слишком небольшой промежуток времени, всего 14 лет (если считать от провозглашения империи в 221 г. до н.э.) или 39 лет (считая с года вступления на престол Ин Чжэна в 246 г. до н.э.), поэтому её очень часто объединяют в рамках общей периодизации либо с периодом Чжаньго, либо с династией Хань. Причём такой подход прослеживается и в археологической литературе [Ван Чжуншу, 1998]. И то, и другое в одинаковой степени правильно, поскольку Цинь являлось переходом от одной эпохи к другой — и именно потому заслуживает выделения в самостоятельный хронологический отрезок.
Хорошо известны реформы Цинь Шихуанди по унификации мер и весов, что оказало влияние на последующее экономическое развитие. Как отмечает М.Е. Кравцова [2003. С. 56], «с циньской эпохой также связаны многие достижения китайской цивилизации в области рациональных знаний и производственной деятельности». Существенные перемены намечаются в сфере материальной культуры, а также ритуальной практики. Именно в Цинь появляется такая важная деталь в развитии транспортных средств, как оглобельная запряжка, а также ламеллярный пластинчатый доспех, более чем существенный для развития военного дела. Такие высокоэффективные виды оружия, как дротики (ассегаи) пи и арбалеты, хотя и были известны в других царствах периода Чжаньго, но наибольшее развитие получили в циньской, а затем и в ханьской армии.
В погребальном ритуале при создании мавзолея Цинь Шихуанди был впервые создан «погребальный парк» со сложной структурой и с массовым использованием терракотовых фигур; аналогичные комплексы, хотя и с меньшим масштабом, создавались впоследствии при погребении ханьских императоров. Кроме того, появившиеся в циньских погребениях керамические вотивные фигурки, копирующие здания, повозки, животных, получают массовое распространение в последующие эпохи; а в захоронениях ханьской аристократии использовались каменные (нефритовые) погребальные доспехи. Благодаря надписи на бронзовом колоколе выясняется, что знаменитая Музыкальная палата (Юэфу), прославившая хань-
(144/145)
ского императора У-ди, впервые была создана в правление Цинь Шихуанди.
Как империя Цинь просуществовала всего около полутора десятка лет, но именно она заложила прочную основу для возникшей на её развалинах империи Хань не только в социально-экономической, административно-политической и, отчасти, идеологической, но и в культурной сферах.
Таким образом, династия Цинь занимает одно из ключевых мест в древней истории Китая, поскольку ей удалось впервые завоевать и объединить разрозненные враждующие царства в единую мощную державу. Этому способствовал ряд факторов: географическое положение (защищённость естественными рубежами, удобная стратегическая позиция); проведение административных, экономических и военных реформ; грамотная политика Цинь Шихуанди и его советников. Огромное внимание уделялось военному делу — организационной структуре войска, его тактической выучке, производству оружия и снабжению армии его лучшими образцами. Стать сильнейшей циньской армии помогли не только жёсткая дисциплина и умелое командование, но и развитый, вполне совершенный для своего времени комплекс вооружения, который продемонстрировала терракотовая армия, охраняющая гробницу Первого императора.
Отдавая должное обилию и мастерству находок, уже сделанных на территории мавзолея Цинь Шихуанди, и предвосхищая ещё большие ценности, которые будут открыты в ходе дальнейших раскопок, надо учитывать, что все это богатство на многие века было изъято из культурного оборота. Пропадал впустую затраченный труд, достигавший огромных масштабов. Подобные явления известный археолог Е.Н. Черных метко назвал «безумствами» культуры. И вполне закономерно, что в качестве наиболее характерного примера он указал именно мавзолей Цинь Шихуана [Черных, 1982].
Экономические интересы общества требовали хотя бы некоторой «рационализации» погребальных обрядов. С этой точки зрения заслуживают внимания материалы раскопок двух гробниц в Янцзявань, сооружённых на несколько десятилетий позже мавзолея Цинь Шихуанди, которые принадлежали крупным сановникам династии Западная Хань. Рядом с ними, как уже упоминалось выше, выявили несколько ям, где также располагались в боевом строю терракотовые статуэтки пехотинцев и всадников [Кожанов, 1985]. При этом
(145/146)
размеры их намного меньше циньских, высота не превышает 50 см отделка гораздо менее выразительна и художественна, т.е. их изготовление требовало гораздо меньших материальных и трудовых затрат. Такие же уменьшенные фигурки найдены в комплексе мавзолея Янлин ханьского императора Цзин-ди, где терракотовые воины высотой 62 см были одеты в ламеллярные деревянные доспехи [Ван Сюэли, Ван Баопин, 1994. С. 10-13, 19].
Здесь можно также привести свидетельство источников о «скромности» ханьского императора Сяовэнь-ди (годы правления 179-157 гг. до н.э.), при постройке усыпальницы которого «сосуды делались из глины, было запрещено применять для украшения золото и серебро, медь и олово, не стали сооружать надмогильный курган. Этим [император] хотел сберечь средства, чтобы не обременять народ тяготами» [Сыма Цянь, 1975. С. 242]. Когда же он умер, то, тем не менее, «шестнадцать тысяч солдат, отбывавших службу в близлежащих уездах, и пятнадцать тысяч солдат из столичного округа были посланы для погребения саркофага [императора], для рытья [могилы] и насыпки кургана...» [Там же. С. 244]. Сама по себе громадная работа 31 тысячи человек в течение многих месяцев кажется ничтожной в сопоставлении с многолетним трудом сотен тысяч строителей и ремесленников.
Осознание вредных для общества последствий расточительства господствующих слоёв проявлялось и на идеологическом уровне. Ещё задолго до Цинь Шихуанди один из крупнейших мыслителей Древнего Китая Мо Ди провозгласил принцип «экономии при захоронениях» (цзе сан), поскольку «пышные похороны переводят богатства и делают нищими земледельцев...». Со своих позиций осуждал их философ I в. н.э., вольнодумец Ван Чун, который последовательно отрицал существование человеческой души, продолжающей жить после смерти; соответственно посмертная роскошь не имела смысла [Петров, 1954]. Но эти призывы, разумеется, не могли кардинально изменить религиозное отношение к смерти, базирующееся на вере в загробный мир. Поэтому традиция роскошных похорон, хотя и в не столь разрушительных для общества размерах, продолжала существовать на протяжении многих столетий.
|