А.А. Иерусалимская

Изображения на императорских византийских шелках X-XI веков: лев или крылатый лев?

// Византия в контексте мировой истории. СПб: Государственный Эрмитаж. 2004. С. 52-59.

Импульсом к этому небольшому исследованию послужило изучение известной группы согдийских шёлковых тканей «занданечи» VIII-IX вв., давно вошедших в науку под названием «шелка с парами львов в медальонах». [1]

Внимательное рассмотрение стилизованного рисунка, покрывающего туловище изображённого на этих тканях зверя, приводит, однако, к иной его атрибуции. В такой плоскостной манере на согдийских шелках (в том числе и с изображениями других символических образов) переданы отдельные части его тела — рельефные или даже, как удаётся показать, те, которые должны выступать за линию контура. Часто эти детали являются также своего рода «маркировкой» (полумесяц, солнечный диск, звезда), удостоверяющей астральный характер данного персонажа. [2]

Не может быть никаких сомнений в том, что расположенный над передней лапой льва кружок с прилегающей к нему (порой несколько сдвинутой) фигурой зигзаговидных очертаний, передает в плоскостной стилизации и в редуцированном виде крыло — с его верхней частью, оформленной в виде круга, и длинной маховой частью (ил. 1: 1-3). Таким образом, подобные изображения следует интерпретировать не как львов, что было до сих пор принято во всех публикациях, но как крылатых львов.

При этом следует отметить два обстоятельства: 1) такая манера передачи различных деталей туловища, причём не только животных, но и птиц, крылья которых изображаются «на фоне» корпуса, не выходя за его рамки, [3] особенно характерна именно для согдийской текстильной школы, не будучи свойственной другим мировым центрам шелкоткачества (сасанидского Ирана, Китая, Византии); 2) сам образ крылатого льва имеет глубокие древние корни как на Дальнем Востоке (что лежит за пределами данной статьи), так и в Передней Азии и на Ближнем Востоке, где он встречается уже на памятниках II тыс. до н.э., обычно в чисто астральном контексте: например, на ассирийских кудурру, [4] на клинописных астрономических табличках [5] — любопытно, что в одном случае (ил. 1: 4) крыло показано в той же манере, что на согдийских шелках. Как правило, этот образ, входя в зодиакальный цикл и обозначая определён-

(52/53)

ное созвездие (Льва), является также в пантеоне разных народов Востока и в разные эпохи, в том числе в сасанидскую (когда этот персонаж появляется и на шелках), небесной модификацией того или иного божества. [6]

Особенно наглядно изложенные выше особенности согдийских изображений крылатых львов проявились на двух великолепных шёлковых тканях с тем же сюжетом (краснофонных, большого раппорта, с тибетскими надписями тушью), происходящих из усыпальницы правителей Тибета в Дулане и относительно недавно купленных и тщательно опубликованных Музеем Фонда Абегга в Риггисберге [7] (ил. 2; 3: 2).

(54/55)

Эти шелка, исполненные, по-видимому, в одной из восточнотуркестанских мастерских, основанных согдийскими колонистами по трассе Шёлкового пути, датированы, исходя из тибетского исторического контекста, периодом от середины VIII до середины IX в., [8] что хорошо согласуется и с их художественными и техническими особенностями. [9]

Наряду с чертами, безусловно объединяющими дуланские шёлковые ткани со всеми другими согдийскими шелками занданечи (в том числе и стилистический приём изображения крыльев львов), они имеют ряд особенностей, которые представляются крайне важными для поставленного в данной работе вопроса. В частности, совершенно необычным для других шелков занданечи этой группы является построение фигуры крылатого льва — профильное для туловища, но с головой, обращённой прямо на зрителя (ил. 2: 1): на всех других тканях такого типа львиные головы с раскрытой пастью показаны (как всегда в медальоне, симметрично-зеркально) в профиль, вплотную друг к другу (ил. 1: 1-3).

Отмеченная черта, судя по изображению ткани с крылатым львом VII в. (сасанидской или согдийской по сасанидскому образцу) на одной из фресок Афрасиаба-Самарканда (ил. 3: 1), позволяет, видимо, относить возникновение такого стилистического приема в согдийском шелкоткачестве ещё к раннему периоду его существования.

В то же время эта стилистическая особенность, наряду с приёмами разработки самой морды зверя (удлинённые глаза, сливающийся с носом «улыбающийся» рот, начинающиеся прямо от внешних уголков глаз уши, трактовка гривы в виде вертикальных рядов спирали и др.), делает это изображение поразительно близким фигурам идущих рядами львов на знаменитых «имперских» константинопольских шелках (ил. 3: 3, 4). Тканые греческие надписи на них делают несомненным их производство в императорском гинекее и заставляют относить эти парадные византийские шелка к более позднему времени, чем шелка занданечи — преимущественно к X-XI вв. [10]

При наличии небольших различий в мелких деталях, иногда в разной степени поворот головы зверя на зрителя (от чисто фронтального, подобного изображениям на согдийских шелках Дулана, до трёхчетвертного, который обычно сочетается и с более свободной манерой передачи всего образа [11]), все эти роскошные византийские шелка объединяет в том числе присутствие того самого признака, который позволил переатрибутировать аналогичные персонажи на рассмотренных выше согдийских тканях, превратив их из львов в крылатых львов: а именно наличие крыла.

В подавляющем большинстве случаев оно показано — графически на самом туловище — именно таким образом, как на шелках занданечи (лишь на экземпляре из Маастрихта [12] изображение крыла несколько отошло от принятого стандарта; ил. 3: 3).

Таким образом, независимо от того, как это воспринималось в Византии, на всех этих знаменитых шелках, каждый из которых имеет свою историю и попал в страны Запада в качестве драгоценных даров из Константинополя, изображены не просто величаво шествующие громадные львы, но львы крылатые.

(55/56)

Ил. 3. Поворот «на зрителя» головы крылатого льва:
1 — изображение ткани в настенной росписи Афрасиаба-Самарканда, VII в.;
2 — деталь согдийского шёлка 1 из Дулана, VIII-IX вв.;
3 — деталь византийского шёлка из раки св. Сервация в Маастрихте, X-XI вв.;
4 — деталь византийского шёлка из Крефельда (с именами императоров Константина и Василия), конец X-XI вв.

(Открыть Ил. 3 в новом окне)

(56/57)

Прослеженное явление вряд ли можно считать случайностью, и оно должно быть истолковано, пусть даже на сугубо гипотетическом уровне. Прежде всего как стилистически, так и семантически крылатый лев на согдийских шелках имеет понятную символику и глубинные корни на Востоке. Кроме того, рассмотренные шелка занданечи существенно старше константинопольских — по крайней мере на столетие. В то же время на Западе этот образ явно не принадлежал (в отличие от обычного льва, символизировавшего, в первую очередь, мощь верховной власти) к числу имевших государственную или общерелигиозную символику. В определённом контексте крылатый лев мог символизировать, как известно, Евангелиста Марка. Однако подобная интерпретация явно неприменима к нашим константинопольским тканям. Не прослеживаются также и какие-либо более древние «западные» прототипы этого образа — тем более в стилистическом плане.

Исходя из изложенного, следует осторожно предположить, что в основе византийских изображений крылатого льва лежит заимствование из восточного, а скорее всего, конкретно из согдийского репертуара, причём в чисто текстильной сфере. В таком предположении нет, в сущности, ничего невероятного. Тесная связь между этими центрами, но преимущественно в обратном направлении, — выразившаяся в сильнейшем воздействии Византии на раннем этапе, при сложении согдийской школы шелкоткачества, на едва ли не основные её черты —была мною отмечена много лет назад. [13]

При этом заслуживает внимания тот факт, что особенно яркий всплеск этого влияния наблюдается на упомянутых шелках из Дулана (ил. 2: 1b, 2b, 2с). Так, вместо обычного для всей группы тканей занданечи «с крылатыми львами» бордюра, копирующего лучистый нимб буддийских божеств, [14] здесь представлены в бордюре их громадных медальонов средиземноморские мотивы, имеющие множество аналогий на шелках византийского круга VIII в.: [15] гирлянда лотосов или трилистников; создающие внешний контур медальона полукружия, в которых размещены мелкие фигурки животных, в разных поворотах и др. Характерно передана и фигура сидящего крылатого льва (с хвостом, обвивающим задние ноги) на одной из дуланских тканей. [16]

По всей вероятности, описанное явление встраивается в тот же ряд фактов, когда самые яркие проявления западных влияний и скопление западного импорта наблюдаются не столько вдоль традиционных сухопутных трасс Шёлкового пути, сколько в наиболее отдалённых к Востоку его точках: наблюдение, которое было мною в своё время сделано на более ранних материалах — начиная от скульптурного декора Мирана и кончая текстильными находками в Дулане, Ние и др. Объяснение этому явлению я находила в исторической ситуации того времени и в географии конкретных прямых контактов Дальнего Востока и Запада, в частности, по южному, морскому, рукаву Шёлкового пути. [17]

При широком экспорте на Восток византийских, «ромейских», шёлковых тканей, высоко там ценившихся, одновременно шёл и встречный вывоз на Запад согдийских шелков занданечи, пользовавшихся там большим успехом. Это подтверждают не только письменные источники, но и то обстоятельство, что большинство сохранившихся тканей занданечи было найдено в западных мо-

(57/58)

пастырских сокровищницах или раках соборов, либо «по дороге» на Запад, в могильниках по трассе северокавказского Шёлкового пути. Таким образом, не было бы ничего удивительного, если бы влияние западных и восточных центров шелкоткачества было взаимным. Кроме изображения крылатых львов на византийских шелках, рассмотренных выше, согдийское происхождение можно заподозрить и для некоторых второстепенных орнаментальных мотивов: так, бордюр медальона византийского шёлка «с охотником на медведя» из Ватикана [18] является несомненной модификацией упоминавшегося согдийского бордюра в виде буддийского нимба.

Влияние мусульманского Востока на рисунок парадных византийских шелков «со львами» (и «со слонами») в общем виде отмечалось рядом исследователей. [19] Для некоторых признаков, оказавшихся, как было видно, общими для согдийских шелков «с крылатыми львами» и их византийских аналогов, можно, конечно, предполагать и наличие общих ближневосточных прототипов постсасанидского времени. Некоторый намёк в этом направлении содержит шёлк из церкви Нотр-Дам в Мансе с парой крылатых львов ( крылья показаны «по-согдийски») по сторонам алтаря огня. [20]

Подобный поворот темы, требующий, несомненно, дальнейшего исследования, оказался бы особенно уместным для обсуждения на конференции памяти Алисы Владимировны Банк, так много сделавшей для изучения этого направления византинистики в целом.

[1] Shepherd D.-G., Henning W.-B. Zandaniji Identified? // Aus der Welt der islamischen Kunst, Festschrift f. E. Kühnel. Berlin,1959. S. 19, 21-29.

[2] Иерусалимская А.А. Шёлковые ткани с «сенмурвами» (новые находки и старые проблемы) // Эрмитажные чтения памяти В.Г. Луконина, 1986-1994 гг. СПб., 1995. С. 65-71.

[3] См., например: Otavsky K. Stoffe von der Seidenstrasse. Eine neue Sammlungsgruppe in der Abegg-Stiftung // Riggisberger Berichte. Vol. 6. 1998. S. 14, 16. Abb. l, 2.

[4] Seidl U. Die babylonischen Kudurru-Reliefs. Freiburg; Göttingen, 1989. Abb. 4, Nr 40.

[5] Weidner E. Gestern-Darstellungen auf babylonischen Tontafeln // Sitzungberichte der Österreichen Akademie der Wissenschaften, Philosoph-Historische Klasse, Bd 254/2. S. 9-10; Иерусалимская А.А. Указ. соч. Рис. 6: 1.

[6] Mackenzie D.-N. Zoroastrian Astrologie in the Bundakisn // Bulletin of the Oriental and African Studies. Vol. 27. Pt 3. London, 1964. P. 511-519.

[7] Otavsky K. Op. cit. S. 22-27. Abb. 5, 6; Schorta R. Beobachtungen zu frühmittelalterlichen Webtechniken anhang von zehn Seidenstoffen der Abegg-Stiftung // Riggisberger Berichte. Bd 6. 1998. S. 58-60, 62-67, 78-80.

[8] Heller A. Two Inscribed Fabrics and their Historical Context: Some Observations on Esthetics and Silk Trade in Tibet, 7th to 9th Century // Riggisberger Berichte. Vol. 6. P. 95-108.

[9] Анализу изображений на этих шелках был посвящён мой доклад на последней международной конференции Центра изучения древних тканей (CIETA) в Лиссабоне, 2003 г. Резюме см.: Bulletin du CIETA, 81. Lyon, 2004.

[10] Все сохранившиеся к настоящему времени образцы этих шелков собраны в фундаментальной книге: Muthesius A. Byzantine Silk Weaving. AD 400 to AD 1200. Vienna, 1997. P. 34-38, 180-182.
(58/59)

[11] См., например, шёлк из Кёльна: Muthesius A. Op. cit. Nr M53 (73A).

[12] Stauffer A. Die mittelalterlichen Textilien von St. Servatius in Maastricht. Schriften der Abegg-Stiftung Riggisberg. Bd VIII. S. 56; фрагмент этого шёлка — в Музее прикладного искусства в Берлине: Falke O. von. Kunstgeschichte der Seidenweberei. Berlin, 1921. Abb. 177. А. Мутезиус предполагала для данного образца возможность копирования византийского оригинала в исламской мастерской: Muthesius A. Op. cit. S. 197. Nr M102.

[13] Иерусалимская А.А. К сложению школы художественного шелкоткачества в Согде // Средняя Азия и Иран / Сб. статей. ГЭ. Л., 1972. С. 21-24. Эту позицию разделила впоследствии А. Мутезиус в цитированной (прим. 10) книге: Muthesius A. Op. cit. S. 94-100.

[14] Иерусалимская А.А. К сложению школы... С. 10.

[15] См. Falke О. von. Op. cit. Abb. 69; MuthesiusA. Op. cit. Nr Ml 116 (71A); lerusalimskaja A. Die Gräber der Moščevaja Balka. Frühmittelalterliche Funde auf Seidenstrasse. München, 1996. Abb. 200 и др.

[16] K. Otavsky и R. Schorta в цитированных выше (прим. 7) публикациях называют эту фигуру «прыгающим» львом, однако при изображении льва в прыжке его хвост никогда не показан обвившимся вокруг задних ног, но всегда изображается поднятым вверх: в упоминавшемся (прим. 9) докладе на Assamblée Générale du CIETA-2003 мною обосновывалось определение данного персонажа как не вполне точно переданная художником поза «сидящего льва».

[17] Иерусалимская А.А. Западные ткани на Дальнем Востоке (эллинизм и раннее средневековье) // Культура и искусство Индии и стран Дальнего Востока. Л., 1975. С. 43-50.

[18] Впервые опубликован: Muthesius A. Op. cit. Nr 41 (123). P. 177.

[19] Mütter-Christensen S. Das Grab des Papstes Clemens II in Dom zu Bamberg. München, 1960. S. 64-70; Muthesius A. Byzantine and Islamic Silks in the Rhine-Maaslands before 1200 A.D. // Medieval Textiles particularly in the Meuse-Rhine Area. Proceedings of the First Euregio Congress. Alden Biesen, 13-16 Febr. 1989. Sint Truiden, 1989. P. 143-161.

[20] Falke O. von. Op. cit. Abb. 99; Ghirshman R. Parthes et sassanides. Paris: Gallimard, 1962. P. 313. Fig. 419.

наверх