Л.Н. Гумилёв

Древние тюрки.

// М.: 1967. 504 с.

Часть вторая. Голубые тюрки и уйгуры, или эпоха Второго каганата.

Глава XXVII. Создание Уйгурского каганата.

[Уйгуры. — Гражданская война. — Проблема границ и её решение. — Уйгуры и их соседи. — Смена веры. — Начавшийся прогресс.]

Уйгуры. Уйгуры построили свою державу совсем на иных принципах, чем тюрки. Девять родов составляли собственно племя токуз-огузов, которое было ведущим, но не господствующим. Подчинив себе басмалов и восточных карлуков, уйгуры приняли их в свою среду, как равных.

Другие шесть телеских племён — бугу, хунь, байырку, тонгра, сыге и киби — в правах и обязанностях были приравнены к токуз-огузам. Ставка хана находилась между Хангаем и р. Орхон. Границы их на востоке охватывали Западную Маньчжурию, а на западе — Джунгарию. Граница между карлуками и уйгурами была установлена в 745 г. в результате военного столкновения. После разгрома тюрок карлуки вошли в союз с тюргешами против уйгуров, но были разбиты. [1] Вследствие этого восточные кочевья карлуков на Чёрном Иртыше оказались в составе Уйгурского каганата.

Степи к югу от Гоби уйгуры оставили за Империей. Несколько позже они расширили свои владения на северо-запад, но вообще они не стремились к территориальным приобретениям. Вся структура Уйгурского каганата, представлявшего конфедерацию племён, не позволяла ханам собирать большие войска и бесконтрольно распоряжаться ими. Племена же были настроены миролюбиво. Они устали от потрясений, произведённых тюрками, и хотели наслаждаться безмятежным покоем. В соответствии с этим настроением Пэйло признал себя вассалом империи, чтобы не вызывать ненужных осложнений. Сын его, Моянчур Гэлэ-хан, унаследовавший престол в 747 г., еже-

(373/374)

годно снаряжал посольство в Чанъань, получал подарки и был лоялен к Империи. [2]

Гражданская война. Вступление на престол Уйгурии законного наследника, царевича, шада Моянчура почему-то встретило неожиданное сопротивление народа. Во главе восставших оказался ябгу Тай Бильге-тутук, недавно получивший этот чин из рук ныне покойного хана. «Чёрный народ передался, но некоторые держали сторону Тай Бильге-тутука и провозгласили его каганом». [3] К повстанцам присоединились кидани [4] и татары; на стороне хана дрались, как можно думать, уйгурские дружины его отца, но многие вельможи оказались его врагами. Ветераны, только что разгромившие тюрок, были более грозной силой, чем народные массы, даже поддержанные восточными соседями. В двухдневном бою при Бюкегюке (?) Моянчур обратил в бегство киданей и татар, после чего полностью подчинил соплеменников. Вельможи понесли тяжёлое наказание, скорее всего были казнены. [5] Простой народ был помилован. Несмотря на это, как только хан откочевал, восстание вспыхнуло снова, причём повстанцы опять пригласили на помощь киданей и татар. Однако последние запоздали на месяц. Хан успел победить своих непокорных подданных и в наказание отобрал у них скот и женщин.

С киданями и татарами уйгурское войско столкнулось на северо-западе от Селенги. Уйгуры смяли противника и оттеснили его к берегу реки. Кидани и татары начали отступление, преследуемые уйгурами. По дороге они разделились: кидани отступили благополучно, а татары были настигнуты у «ключа Кэйре и речек Три-Биркю(?)» [6] и потеряли половину войска, попавшего в плен.

(374/375)

Одновременно с этим походом хану пришлось подавлять новую вспышку восстания своего народа. Необходимо отметить, что хан всячески стремился к компромиссу. Он отпустил захвачённых в плен повстанцев и обратился к ним с прочувствованным воззванием: «Из-за низости Тай Бильге-тутука, из-за низости одного-двух именитых ты, мой чёрный народ, попал в смерть и беду, но ты не должен умирать, не должен страдать! — сказал я. — Снова дай мне твои силы и твою поддержку!». Но дальше он грустно констатирует: «Они не пришли». [7]

Повстанцы снова были разбиты у оз. Солёный Алтыр (?), и гражданский мир установлен.

Смысл и причины этой внутренней войны крайне неясны, но знаток гражданских войн Фарината делли Уберти утверждал, что в подобных случаях «в бой едва ли шёл без причины хоть один боец»; [8] ожесточение, проявленное в повторных возмущениях, указывает на то, что тут были затронуты кровные интересы масс.

Мы не можем рассматривать эту войну как борьбу низов против знати, так как надпись определённо дважды подчёркивает роль вельмож в руководстве восстанием. Вместе с этим ханское войско состояло, очевидно, не только из аристократов. Поэтому нужно искать другие причины хода событий.

В VII и VIII вв. вся Азия стала полем для распространения прозелитических религий. На западе бурно развивался ислам, на востоке — буддизм, а на севере нашли место вытесненные из Ирана несторианское христианство и манихейство.

Христианская пропаганда в тюркском каганате дала ничтожные результаты, так как тюрки возвели своё собственное мировоззрение в государственный принцип, но падение каганата и разочарование в идеологии войны и победы среди уцелевших от резни родов оказались стимулом для успехов христианской проповеди. Наследниками тюрок в степи были карлуки и басмалы, причём последние включали в свой состав наибольшее количество осколков каганата. [9] Именно там наибольшие успехи имело христианство, сохранившееся среди потомков басмалов, аргынов, до XIII в. [10] Но и на востоке, среди уйгуров, появились христиане, как будет видно далее.

Проблема границ и её решение. Закончив победоносно гражданскую войну, хан Моянчур встал перед второй политической задачей: какие племена следует включить в свою державу и какие оста-

(375/376)

вить за её пределами? В условиях степного ландшафта и кочевого быта эта задача приобрела особую сложность, так как нужно было иметь естественные рубежи, например горные хребты, а для этого необходимо было подчинить себе племена, обитавшие к югу от Саян и к западу от Алтая. В противном случае кочевья уйгуров были бы открыты набегам соседей, как показала минувшая война. Моянчур взялся за дело со всей присущей ему энергией. Весной 750 г. он нанёс поражение чикам на р. Кем, т.е. в верховьях Енисея, и добился от них изъявления покорности. Осенью того же года он покорил татар в северо-западной Маньчжурии. Но уже на следующий год какое-то племя на северо-западе [11] объединилось с кыргызами и чиками для борьбы с уйгурами. Главная опасность была в том, что карлуки собирались поддержать кыргызов и чиков, но, к счастью для уйгуров, они опоздали выступить. Моянчур бросил на чиков тысячный отряд, который быстро усмирил восстание. Немногочисленный заслон уйгуров отогнал летучие отряды кыргызов, а сам хан, с главными силами переправившись на плотах через Чёрный Иртыш, [12] ударил на карлуков и разбил их у р. Болчу (Урунгу), там, где некогда Кюль-тегин и Тоньюкук нанесли поражение тюргешам. Но этим война не кончилась, так как неизвестная нам группа, которой принадлежала инициатива восстания, уничтожена не была.

В надписи указана дата победы: 18-го числа одиннадцатого месяца. Как считали уйгуры месяцы? Не по-китайски и не по-европейски, так как в обоих случаях Иртыш в одиннадцатый месяц скован льдом. Этот текст позволяет отбросить гипотезу В.В. Бартольда и П.М. Мелиоранского, согласно которой «у древних уйгуров счёт месяцев, кажется, совпадал с китайским». [13] Тюркское исчисление времени знало лишь десять месяцев с числовыми наименованиями, причем первый тюркский месяц соответствовал третьему китайскому, а первые два месяца имели специальные названия: улуг ай и кичиг ай = большой и малый. [14] Следовательно, не годится и оно.

Не подходит и йездигердова эра с персидским календарём, так как тут год начинается 15 марта, а одиннадцатый месяц — бахман — 9 января. [15]

Манихеи применяли вавилонский календарь, по которому первый месяц года — нисан — начинается 3 апреля, а одиннадцатый месяц —

(376/377)

шубат — соответствует февралю; следовательно, этот календарь тоже не подходит. Но сирийский календарь, употреблявшийся восточными христианами, несторианами, началом года считает 1 октября, а одиннадцатый месяц — аб — соответствует августу. [16] Только этот календарь соответствует отмеченному нами факту. Но если так, то, значит, составитель надписи Моянчура был христианином, а так как он несомненно был уйгуром, то отсюда вытекает, что среди уйгурского народа была христианская община.

В этом соображении нет ничего невероятного. Несторианские епископы в Мерве и Герате известны с V в. В 635 г. христианский проповедник Алопянь прибыл в Китай и основал там общину. [17] Христианские купцы некоторое время конкурировали с еврейскими, в конце концов захватившими в свои руки торговлю между Китаем и Провансом. Торговля велась столь оживлённо, что китайский язык стал известен в Хазарии. [18] В тюркском каганате с его стройной системой идеологических и политических учений не было места чужеземным религиям, но в кочевьях Джунгарских тюрок, тесно связанных с караванными путями и торговыми городами, оседали идеи, разносившиеся вместе с товарами по всему миру.

Это предположение нашло непредвиденное подтверждение в ходе событий. Когда в следующий, 752 год война возобновилась, в антиуйгурской коалиции оказались басмалы, тюргеши и «три святых». [19]

(377/378)

Это странное, явно неэтническое название можно истолковать только одним способом: это христианская община, почитатели Троицы. Хочется думать, что именно они и подняли в 751 г. чиков и кыргызов и оказывали столь упорное сопротивление хану-язычнику. Только в этом случае будут понятны слова надписи: «к карлукам он послал своих людей... В тайне я подыму смуту, сказал он, а вы извне... я хочу с вами соединиться, сказал он». [20]

Положение было очень серьёзно, но Моянчур располагал войском, составленным из ветеранов. Арабский историк Кудама сообщает, что десять токуз-огузов могли справиться с сотней карлуков. [21]

Бой произошёл в Отукенской черни, т.е. в Хангае, в самом сердце Уйгурии. Союзники были разбиты. Уйгуры преследовали карлуков и тюргешей, настигли их и отобрали всё имущество. О «трех святых» источник больше не упоминает; очевидно, с ними на этот раз было покончено.

Дальше текст надписи сильно испорчен. Видно только, что в 753 г. продолжалась ожесточенная борьба с басмалами и карлуками, к которым присоединились какие-то тюрки, может быть из тех, что укрылись в 650 г. в Алтае. [22] К 755 г. война закончилась полной победой уйгуров, покоривших восточные кочевья карлуков до Саура и Тарбагатая. Дальше на запад уйгуров не пустили печенеги, кочевья которых в это время распространились до Нижней Волги. [23] Этот воинственный народ поссорился со всеми соседями: хазарами, кипчаками и гузами. Поэтому жестокая война не прекращалась ни на минуту, что было на руку уйгурам и позволило им установить западную границу.

Добровольное подчинение киданей укрепило восточную границу Уйгурского каганата, а восстание Ань Лушаня и последующие походы в Китай обогатили южные окраины за счёт военной добычи. Оставался север, где кыргызы сопротивлялись до 758 г. Потерпев поражение и покорившись, кыргызы не утратили самоуправления. Их глава получил от уйгурского хана титул «Бильге-тонг-эркин» [24] без пристав-

(378/379)

ки «кэхань». Очевидно, тут была какая-то форма зависимости, которую нельзя назвать вассальной потому, чтобы не давать повода для поисков феодальных отношений в обществе, состоявшем из свободных членов общин (огузов) и военнопленных рабов.

Экспансия на север и запад, дойдя до естественных границ, прекратилась. Сами уйгуры называли присоединённые племена «гостями»; победу над тюрками рассматривали как вторичное возвышение своей державы, считали, что «хан на престоле управлял народом как детьми» [25] или «как наседка высиживает свои яйца». [26]

Несомненно, что нарисованная ими картина процветания и благоденствия приукрашена, но важно, что как идеал здесь выдвинут патриархальный быт вместо всепокоряющей орды.

Уйгуры и их соседи. Выше говорилось, что уйгурская конфедерация племён состояла из господствующего, вернее, руководящего племени токуз-огузов, в которое были инкорпорированы басмалы и восточные карлуки, шесть телесских племен (бугу хунь, байырку, тонгра, сыге и киби), считавшихся юридически равноправными, а также нескольких покорённых племён, о которых речь впереди. Покорённые племена облагались данью в пользу ханской фамилии Яглакар, происходившей из племени токуз-огузов. Это племя находилось в привилегированном положении не только по сравнению с союзными племенами, но даже относительно басмалов и карлуков, которые «в сражениях всегда шли впереди», [27] потому что их меньше жалели и берегли.

Самый важный вопрос — взаимоотношения уйгуров с племенами, не входившими в конфедерацию, — проясняется лишь благодаря тибетскому географическому документу VIII в., уже неоднократно цитированному нами. [28]

Согласно этому памятнику, кидани, жившие по берегам Нонни (северо-восточнее Уйгурии), сохраняли известную самостоятельность. Их вожди начали титуловаться хаганами и иногда ссорились с уйгурами, но чаще держались союза с ними из-за застарелой вражды к китайцам. Так же вели себя татабы и кара-киби, [29] т.е. та часть племени киби, которая не вошла в уйгурскую конфедерацию. Севернее этих племён, на Амуре, жили татары, в те времена ещё занимавшиеся преимущественно ловлей рыбы, а в Забайкалье — скотоводче-

(379/380)

ское племя долемань (название, не поддающееся интерпретации [30]). На северной границе Уйгурии находилось Кыргызское ханство, платившее уйгурам дань соболями. Кыргызы, по-видимому после разгрома в 711 г., распались на несколько племён, [31] что и облегчило уйгурам установление отношений с ними. Но кроме кыргызов в Южной Сибири обитало несколько крупных племёен [семь племён йедре (по-видимому, саяно-алтайские угры, предки шорцев) и племя кучугур — ку-кижи — алтайские лебединцы [32]], которые находились в постоянной войне с уйгурами.

Война эта изнуряла Уйгурию и не позволяла уйгурским ханам сосредоточить внимание на других участках границы, где положение было столь же напряжённым. О размерах угрозы со стороны Сибири дают представление фантастические рассказы о быконогих людоедах, живущих на севере, о бессмертном великане и о страшных зверях, нападающих на людей. Общий смысл этих рассказов только один: указать на опасность, грозящую с севера, и в этом уйгуры были недалеки от истины. [33]

На Алтае и южнее его тибетский географ помещает два народа.

Один находится в стране столь закрытой, что карлуки не могут в неё проникнуть. Он подчинён вождю с титулом Ики иль кур эркин, [34] т.е. вождь двух племенных объединений. Несомненно, это остатки тюрок, укрывшихся в горах Южного Алтая и учредивших там привычную для них систему «толис-тардуш», отражением которой стали кости толис и тодош, живших около Телецкого озера и в долине Чуи. [35]

Второй народ — ибилькур, происходивший от тюрок Кюлюг-кюль-чура, [36] — это чумугунь, единственное из чуйских племён, сохранившее в середине VIII в. самостоятельность, несмотря на то что оно находилось между карлуками и тюргешами. [37] Владения этого племени

(380/381)

располагались по западную сторону Тарбагатая. [38] В Джунгарии кроме хорошо известных басмалов и карлуков жили байырку — по-видимому, какая-то часть этого многочисленного племени, сражавшаяся в 747 г. против уйгуров на стороне басмалов и поселившаяся вместе со своими друзьями. [39] Второе племя — ограк, жившее восточнее тюргешей, — одно из исконных племён Джунгарии, известное ещё в I в. до н.э. под названием уге. [40] Тюргеши, вернее, осколок этого народа, также были верными союзниками уйгуров, сохраняя накопившуюся вражду к арабам, господствовавшим в оазисах Средней Азии. Западнее располагались племена, враждебные уйгурам: печенеги и «чёрные всадники», [41] под которыми, думается, надо понимать чёрных тюргешей, точнее, тех тюргешей, которые не подчинились добровольно уйгурам.

Везде — на востоке, севере и западе — в VIII в. племена раскалывались, дробились и объединялись в новых комбинациях, потому что культура, вторгшаяся в степь через Иран, ставила новые задачи и выдвигала иной принцип для объединения людей. Этим принципом оказалось вероисповедание.

Смена веры. Можно предположить, что с событиями, сопровождавшими возникновение Уйгурского каганата, связана перемена идеологии, так как в эту эпоху в Уйгурии появилась государственная религия, что было новостью для внутренней Азии. Хунны, тюрки и древние монголы почитали «Вечное небо» — правосудный источник жизни, мировой порядок, отличая его от материального «Голубого неба» [42] и не отождествляя его культа с культом предков. Оба эти

(381/382)

культа по своей природе не могли быть прозелитическими: Вечное небо общечеловечно, и вера в него свойственна всем народам, а предки — свои, и чужие их не должны почитать. [43] Сходный культ Неба-Земли был и у уйгуров, но при Идигань-хане он сменился манихейством. [44]

Уйгурские христиане сделали роковую ошибку, оказавшись во время гражданской войны в числе противников хана. Их влияние пошло на убыль, и это расчистило дорогу манихеям.

Сам хан Моянчур исповедовал старую религию. Это видно из текста его надписи: «Я прожил лето в своем чыт, там я устроил яка (яка якаладым)». [45] Слово «яка» оставлено Рамстедтом без перевода, но вариант его значения открыт С.Е. Маловым — «плата», иногда «аренда». [46] В данном контексте это благодарственное моление за удачный поход.

В орхонской китаеязычной надписи принятие манихейства приписано хану «Дэнли логу [юй] Момишисйеду Дэн миши хэ Гюйлу» [47] и следует за подавлением восстания Ши Чао-и, т.е. после 763 г. Это совпадает с разрывом китайско-уйгурского союза во время восстания Хуай Эня. Так как манихейство в Китае считалось учением одиозным, а христианство было терпимо, то не случайно, что религиозный и политический повороты совпадают. Таким образом, мы можем датировать обращение уйгуров 766-767 гг. Хотя в VII-VIII вв. манихейство проповедовалось по всей Азии, но укрепилось оно только у уйгуров, [48] причем уйгурские ханы энергично поддерживали своих единоверцев в Китае [49] и в Средней Азии. [50]

Таким образом, факт радикального изменения идеологии в Уйгурии устанавливается с полной несомненностью. К сожалению, сведения китайских и арабских авторов слишком отрывочны, чтобы позволить нам уяснить, как, когда и при каких обстоятельствах это изменение произошло. Но о введении новой религии значительно больше и интереснее говорит уйгурский китаеязычный памятник в долине р. Орхон. Несмотря на плохую сохранность, он даёт драгоценные сведения по интересующему нас вопросу, так как соответст-

(382/383)

вующие строки поддались восстановлению. [51] Оказывается, Идигянь [52] пригласил к себе проповедников и дал их высшему законоучителю возможность произнести проповедь перед чиновниками. Тот оказался блестящим оратором: «его рассуждения лились, как спущенная река, потому мог он открыть истинное учение у уйгуров».

Уйгурские вельможи, «раскаиваясь в прежних заблуждениях... получили приказание обнародовать это учение, чужие нравы превратить в страну пропитания [область пищи], [53] владение убийства переменить на царство увещевания к добру».

Религиозная реформа удалась. «Как люди высшие действуют, [тому] низшие подражают». «Царь веры», [54] под которым понимался манихейский патриарх в Вавилоне, одобрил происшедшее и «велел всем духовным и монахиням войти в государство проповедовать».

В полном соответствии с текстом надписи описывает обращение уйгуров Джувейни. Он констатирует наличие у них «науки колдовства», а специалистов в этой области называет «камами». Он считает систему взглядов уйгуров не религией, а только «практической деятельностью», заключавшейся в общении с духами-дьяволами (инкубами и суккубами). Мы бы назвали это тоже не религией, а магией. Влияние камов было огромно, так как они и лечили больных, и гадали, причем последняя функция делала их советниками хана и князей. Это классическая форма шаманизма, хорошо изученная и неоригинальная.

Манихеев Джувейни называет «туинами», людьми, сведущими в «номе» — книгах закона. «Ном» — слово персидское и до сих пор сохранилось в монгольском языке как название священных книг. Оказывается, проповедник манихейства пришел из Хатая, а Хатаем во время Джувейни называли Семиречье.

У Джувейни весьма подробно описан диспут между камами и манихеями: «...обе партии поставили одну против другой, чтобы прочесть вероучение всякой, которая победит. Номисты начали читать свою книгу „Ном”. „Ном” есть их знание и догматика, содержащая вздорные предания и рассказы, и находятся в содержании его хоро-

(383/384)

шие увещания, согласные с предписаниями и учением всех пророков, как то: воздерживаться от обид и несправедливости и тому подобного, воздавать добром за зло, остерегаться мучить животных и пр. Их вероучения и убеждения многоразличны, но более всего на них похоже учение последователей переселения душ... Когда они прочли немного „Нома”, камы оказались на мели. По этой причине [уйгуры] усвоили идолопоклонство [манихейство, ибо шаманизм Джувейни не считает даже языческой религией], и большая часть племён последовала им». [55]

Хотя тексты Джувейни и надписи весьма близки и несомненно повествуют об одном событии, совершенно ясно, что историк XIII в. смешал воедино манихейство, к его времени угасшее в Срединной Азии, и восторжествовавший буддизм. Манихейских «совершенных» он называет «туины» — тюркским словом, возникшим из китайского tao-jen, букв, «человек на Пути [буддийского совершенствования]». Затем он не отличает современных ему уйгуров-буддистов от древних манихеев, утверждая, что по причине описанного обращения они стали на востоке наиболее враждебны и ненавистны исламу. Однако прочие сведения нарративных и эпиграфических источников позволяют установить, что это было обращение не в буддизм, а в манихейство. [56]

Насколько быстрым оказалось обращение, можно судить по тому факту, что уже в 768 г. уйгуры просили китайцев поставить манихейские кумирни в четырёх областях, [57] что последние выполнили с крайней неохотой. Китайцев манихейство шокировало больше всех прочих религий тем, что, запрещая семью для избранных, разрешало изнурение плоти путём коллективного разврата. Но кроме того, сами манихеи дали повод к ожесточению против себя: даже в то жестокое время они показали пример религиозной нетерпимости.

Об этом говорит в первую очередь сам текст надписи: «Неверующие по незнанию называли чёрта буддой». [58] Это более крайняя точка зрения, чем у христиан или мусульман, считавших буддистов язычниками, но не поклонниками сатаны. Затем есть сведения, что в манихей-

(384/385)

ских кумирнях изображался демон, которому Будда моет ноги. [59] Разумеется, буддисты воспринимали это как неслыханное кощунство.

Но мало того, взяв верх, манихеи начали применять к побеждённым соперникам те меры, которые только что применялись к ним самим. «Должно вырезанные и рисованные изображения демонов все велеть сжечь, молящихся духам, кланяющихся демонам, вместе...». [60] Надо полагать, что участь буддистов в Уйгурии была нелегка.

Торжество манихейства поссорило уйгуров со всеми соседями: мусульмане в Средней Азии, буддисты в Тибете, конфуцианцы в Китае, шаманисты в Кыргызском ханстве — все воспринимали новое учение как дикую извращённость. Вряд ли принимали доктрину о борьбе с собственным телом путём изнурительного воздержания и столь же изнурительного распутства низшие слои в самом Уйгурском ханстве. Однако «история гласит: хуйхуский кэхань с Мони общее государство», [61] т.е. уйгурский хан настолько связал себя с манихейской общиной, что его эль превратился в союз трона и алтаря.

Внедрение манихейства в Уйгурии повело за собой изменение письменности — появился новый алфавит, называемый уйгурским. Он происходит от новосогдийской письменности и отличается своей простотой и удобством. Строчки идут сверху вниз и слева направо. [62] Этим алфавитом написаны манихейские, христианские и мусульманские тексты, а также юридические документы из Турфана; наиболее древними являются манихейские, так как фонетика и грамматика их языка ближе к орхоно-енисейским руническим памятникам, чем к буддийско-уйгурским и уйгурско-мусульманским. [63] Самым ранним текстом, поддающимся датировке, являются четыре строки на орхонском китаеязычном памятнике 795 г. Сохранность надписи очень плохая, но она несомненно связана с китайским текстом, разобранным выше, так как высечена на том же самом камне. [64]

В нашем распоряжении имеется текст — покаянная молитва со

(385/386)

среднеперсидским названием — Хуастуанифт, вернее, её перевод с манихейско-сирийского на уйгурский. С.Е. Малов предполагает, что перевод был сделан ещё в V в., но это исключено всем ходом истории. Манихейство у уйгуров зафиксировано лишь в VIII в. и отсутствовало у тюрок. Следовательно, оно проникло в Великую степь во второй половине VIII в., когда арабы подавили сопротивление согдийцев и манихеи вынуждены были бежать из цветущих оазисов в дикие степи ради спасения жизни. Молитва имеет подпись: «Бетюрмиш-тархан закончил Хуастуанифт — моление о грехах слушателей». [65] Очевидно, Бетюрмиш-тархан был «совершенный» (высший чин манихейской иерархии), и весьма примечательно, что проповедь манихейства шла через представителя аристократии.

Но и простые уйгуры испытали на себе силу новой религии. Манихейский канон предусматривает постные дни, когда запрещено вкушать даже масло и молоко. Уйгурским пастухам и охотникам пришлось заводить огороды, чтобы не умереть с голоду. Таким путём начало распространяться земледелие в степи. [66]

Сами проповедники манихейства свое удовлетворение достигнутыми успехами выражали такими словами: «Страна диких нравов, наполненная дымящейся кровью, превратилась в страну, где питаются овощами, страна убийства — в страну стремления к добрым делам». [67] Сомнительно, чтобы эта широковещательная декламация отражала действительное положение вещей. Природная воинственность уйгуров не исчезла от поста и молитв, и внешняя политика Уйгурии продолжала оставаться активной.

Начавшийся прогресс. Новый порядок в степи благотворно повлиял на развитие торговли. Хотя прямых указаний на это в хрониках нет, но убедительные сведения даёт нумизматика. В Минусинской котловине сделано много находок китайских монет Танского времени. 45 монет чеканки 621 г. попали в Сибирь, очевидно в промежуток между 630-680 гг., когда тюрки подчинялись империи Тан. Затем идёт перерыв, падающий на эпоху Второго каганата, и затем 12 монет 758-759 гг., после чего до IX в. найдено всего 6 монет. [68]

Было бы неверно думать, что торговля в конце VIII в. прекратилась. Скорее наоборот, она расширилась, но арабские и турфанские купцы побили китайских конкурентов. Из халифата каждые три года в

(386/387)

Минусинскую котловину приходил караван из 20-24 верблюдов, нагруженных узорчатыми тканями. [69] Если столько попадало в одну из областей Уйгурии, то сколько же шло в центр её!

Уйгурская столица была уже не лагерем из войлочных шатров, подобно ставке тюркских ханов. В отличие от тюрок уйгуры начали широкое строительство городов, причём оно поручалось согдийцам и китайцам. Около 758 г. на берегу Селенги был построен г. Байбалык. [70] Близко к этому времени в столице Уйгурии — Каракоруме была воздвигнута стела с китайской надписью. [71]

Уйгурия чрезвычайно быстро превращалась в культурную страну.

[1] Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 41; С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 39. В тексте говорится о десяти племенах, т.е. о западных тюрках. Но так как последний западнотюркский хан Ашина Хинь был убит в 740 г. и остатки западных тюрок объединились с тюргешами, то я полагаю правильным для 745 г. понимать под названием «десяти племён» ханство чёрных тюргешей.

[2] В Тан шу год смерти Пэйло и воцарения Моянчура не указан (см. Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 309). Е. Бретшнейдер даёт явно неверную дату — 756 г. (см. Е. Bretschneider, Mediaeval researches..., p. 240), но правильная дата имеется на «Селенгинском камне»: год свиньи = 747 г. (Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 41; С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 39).

[3] Так у Г.И. Рамстедта (Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 41). Рамстедт считает, что чёрный народ передался Моянчуру за некоторыми исключениями. У С.Е. Малова сказано: «Простой народ был предан моей власти». Этому противоречит весь ход событий, изложенный в надписи, так как именно чёрный народ оказывал наибольшее сопротивление хану и был жестоко усмирён.

[4] Речь шла о восьми огузах, т.е. о восьмиплеменном народе. Таковым были в это время только кидани.

[5] Так я понимаю фразу: «преступных вельмож [или «именитых вождей»] Небо дало в мои руки» (см.: Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 41-42; С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 39).

[6] Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 41-42; С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 40.

[7] С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 40.

[8] Данте Алигьери, Ад, песнь X, стихи 89-90.

[9] Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия..., стр. 256.

[10] Книга Марко Поло, стр. 94.

[11] Текст «Селенгинского камня» в этом месте попорчен и неразборчив.

[12] Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 44; С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 41.

[13] П.М. Мелиоранский, Памятник в честь Кюль-тегина, стр. 142; W. Barthold, Die alttürkischen Inschriften..., S. 4.

[14] П.М. Мелиоранский, Памятник в честь Кюль-тегина, стр. 141.

[15] Н.Ф. Катанов, Восточная хронология, стр. 216-218.

[16] Н.С. Puech, Le manihéisme, p. 29; H.Ф. Катанов, Восточная хронология, стр. 209-211.

[17] P. Pelliot, Les chrétiens..., p. 624.

[18] J. Needham, Science and civilization..., pp. 681-682.

[19] Букв. «уч-ыдук». Весь текст таков: «из внешних (врагов): три карлука, три ыдука, тат (разрушено семь букв), тюргиши...». Несомненно, что идёт простое перечисление врагов уйгурского хана и, следовательно, слово «ыдук» не является эпитетом к следующему слову, начинающемуся с «тат.....». Последнее, повреждённое слово является фрагментом очередного этнического названия и должно быть отделено от «уч-ыдук» запятой. «Тат» не может быть первым слогом слова «татар» (С.Е. Малов, Памятники..., 1959, стр. 36, 41), так как коалиция собралась на западной границе Уйгурии, тогда как татары обитали на восточной. Очень досадно, что в лакуне исчезло ещё одно название племени, предшествовавшее слову «тюргеши». Можно думать, что это какое-либо из мелких джунгарских племён. Слово «ыдук» в древнетюркских текстах прилагается к обожествленной родине: «святая земля» (Кюль-тегин, 10; Тоньюкук, 38), а в уйгурских — «посланный с неба», «посланная Богом судьба», «благословенный», «благий» (В. Радлов, Опыт словаря тюркских наречий, 1, 2, стр. 1382). В сочетании с числительным «три» и при засвидетельствованной другими источниками христианской проповеди среди тюркоязычных народов трудно сомневаться, что данный композитум — христианская «святая троица». Зато упоминаемое Bacot (Reconnaissance..., p. 147) «племя Hi-dog-kas» (на землях басмалов, т.е. в Джунгарии) соответствует по своему местоположению и восстановленной фонетике (племя ыдук-кас’а, т.е. «племя священного человека») христианской общине, причём ей противопоставляются Ne çag-, название которых удачно реконструировано Дж. Клосоном как Мони-чжоу, т.е. манихеи (на землях уйгуров; см. G. Clauson, À propos du manuscrit..., p. 15).

[20] Г.И. Рамстедт (Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 44) предполагает, что это слово вождя басмалов, но там же сказано, что тогда басмалы ещё не были присоединены к Уйгурии и, следовательно, являлись её внешними врагами. Тут же говорит враг внутренний, заговорщик, обращающийся к своим единомышленникам за границей.

[21] В.В. Бартольд, О христианстве..., стр. 22.

[22] Л.Н. Гумилёв, Алтайская ветвь..., стр. 105-114.

[23] J. Bacot, Reconnaissances..., p. 147; В. Бартольд, Отчёт..., приложение (перевод главы о тюрках из книги Гардизи Украшение известий), стр. 120.

[24] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 355. Кит. Пицьсйе-тунг-йе-гинь. В буквальном переводе: «мудрый, великий племянник» или «подчинённый вождь» (G. Clauson, À propos du manuscrit..., p. 14).

[25] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 21-22.

[26] G. Schlegel, Die chinesischen Inschriften..., S. 128.

[27] H.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 308.

[28] J. Bacot, Reconnaissance..., p. 147.

[29] Ibid., p. 151 (notes de P. Pelliot).

[30] G. Clauson, À propos du manuscrit..., p. 22.

[31] Дж. Клосон указывает, что названия Khe-rged, Hir-kis, Gir-tis, Hir-tis — не что иное, как «кыргыз» в разных транскрипциях (ibid., p. 23). Но поскольку разнятся не только написания имени народа, но и географические местоположения, я делаю вывод, что в середине VIII в. единого кыргызского ханства не существовало и разница транскрипций оправдана наличием политической раздробленности кыргызского народа.

[32] Ср. J. Bacot, Reconnaissance..., p. 152 (notes de P. Pelliot).

[33] Ср. рассказ о народе собак, обитающем севернее песчаных пустынных холмов, который на поверку оказался гузами, удержавшими независимость, несмотря на попытки тюркютов их покорить (J. Bacot, Reconnaissance..., p. 147; G. Clauson, À propos du manuscrit.., p. 15).

[34] Hi-Kil-rkor-hir-kin (J. Bacot, Reconnaissance..., p. 147).

[35] H.A. Баскаков, Алтайский язык, стр. 28-29.

[36] J. Bacot, Reconnaissance..., p. 147.

[37] G. Clauson, À propos du manuscrit..., p. 16.

[38] Гардизи в этом районе локализует кимаков (В. Бартольд, Отчёт..., стр. 105-107). Название «кимаки» было неизвестно средневековым китайским географам, также как названия «чумугунь» не знали географы персидские и арабские. Поэтому можно думать, что те и другие имели в виду одно и то же племя. Происхождение правящего рода кимаков из татар, приводимое Гардизи, относится к началу X в. и связано не с татарами, а с татабами, которых в это время покорили кидани (см. В.В. Григорьев, Восточный или Китайский Туркестан, стр. 209).

[39] G. Clauson, À propos du manuscrit..., p. 14.

[40] H.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 91; Л.Н. Гумилёв, Хунну, стр. 169.

[41] В тибетском тексте: «Ha-la-yun-log — тюркское племя, многочисленное и процветающее. Отсюда берутся лучшие тюркские кони» (J. Bacot, Reconnaissance..., p. 147). Клосон локализует это племя в Усрушане и Фергане (G. Clauson, À propos du manuscrit..., p. 17), т.е. в областях, в это время принадлежавших тюргешам. Полагаю, что можно читать так: «Кара юн[т]лык», где юнт — лошадь. Следовательно, «чёрные лошадники||всадники», которыми в этом месте и в это время могут быть только тюргеши (ср. Гардизи о тюргешах — См. В. Бартольд, Отчёт..., стр. 125).

[42] Д. Банзаров, Чёрная вера, стр. 6, 15.

[43] Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 41.

[44] P. Pelliot (La Haute Asie, p. 17) считает, что манихейство принял Моянчур-хан (об этом ниже).

[45] Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 44.

[46] С.Е. Малов, Памятники..., 1951, стр. 384.

[47] «Тенгри улук куч мунмиш кат Дэнмиш кат кучлук кэхань»; букв. «Небесный, высокой силой воссевший очень Дэнмиш (?), очень сильный хан».

[48] В.В. Бартольд, О христианстве..., стр. 18.

[49] P. Pelliot, La Haute Asie, p. 17.

[50] В.В. Бартольд, О христианстве.... стр. 13.

[51] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 13.

[52] Именно он, а не Моянчур, как предполагали Пельо и Васильев. Об этом повествует согдийский текст той же надписи. Хан, принявший «светлую веру», — сын Кюль-бильге-хана, т.е. Моянчура, и носит титул «Тэнгридэ болмыш иль-итмиш бильге-хаган», т.е. «в Небе возникший, державу устроивший мудрый хаган». Согдийский текст, несмотря на фрагментарность, определённее китайского: «...еретический закон имели мы. Когда же... небесный владыка... огненно-светлое учение божественного мара Маны воспринял... После этого небесный владыка... ко всем... там сказал: ,,Воспримите!” Поэтому... мы принесли поклонение...» (О. Hansen, Zur sogdischen Inschrift..., S. 16-18).

[53] Имеется в виду «пища духовная».

[54] У буддистов такого титула не было.

[55] Цитирую по: В.В. Радлов, К вопросу об уйгурах, стр. 60-61 (ср. Ata-Malik Juvaini, The History..., pp. 59-61). Уйгурского хана Джувейни называет Буку-хан; в согдийском тексте надписи он назван Бугу-хаган. Это показывает, что Джувейни заимствовал рассказ об обращении уйгуров из согдийских документов, не дошедших до нас (ср. О. Hansen, Zur sogdischen Inschrift..., S. 18).

[56] Как полагал ещё Радлов (К вопросу об уйгурах..., стр. 60), H. Puech (Le manicheism) датирует обращение уйгуров 763 г., но не приводит обоснований своей датировки.

[57] В.П. Васильев, Китайские надписи..., гтр. 33; Е. Chavannes et P. Pelliot, Traité manichéen..., p. 193.

[58] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 23; Е. Chavannes et P. Pelliot, Traité manichéen..., p. 193. Шлегель переводит иначе: «называли духов богами» (G. Schlegel, Die chinesischen Inschriften..., S. 130), но эта расплывчатая формулировка не заслуживает предпочтения.

[59] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 34, прим. 2.

[60] Там же, стр. 23; G. Schlegel, Die chinesischen Inschriften..., S. 130; E. Chavannes et P. Pelliot, Traité manichéen..., p. 194. Тогда было обезглавлено множество тюркских надмогильных статуй в пределах Уйгурского ханства. В этой связи следует упомянуть концепцию А.Д. Грача, согласно которой словом «балбал» назывались каменные изваяния на тюркских могилах, изображавшие якобы убитых врагов (А.Д. Грач, Древнетюркские изваяния..., стр. 76-77). Во-первых: уйгуры вряд ли стали бы уничтожать изваяния своих предков; во-вторых, «каменная баба» по-тюркски называлась «син таш», а не «балбал». Последнее название касалось только каменных плит, изображавших убитых врагов (см. Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия.., т. III, стр. 776).

[61] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 33.

[62] С.Е. Малов, Памятники..., 1951, стр. 105.

[63] Там же, стр. 108.

[64] В.В. Радлов, Титулы и имена.., стр. 269-270.

[65] С.Е. Малов, Памятники..., 1951, стр. 125.

[66] Е. Chavannes et P. Pelliot, Traité manichéen..., p. 268.

[67] R. Grousset, L’Empire des Steppes, p. 174.

[68] С.В. Киселёв, Древняя история..., стр. 591-592.

[69] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 355.

[70] Г.И. Рамстедт, Перевод надписи «Селенгинского камня», стр. 46.

[71] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 19.

наверх