главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

Л.Н. Гумилёв

Хунну. Срединная Азия в древние времена.

// М.: Изд-во Восточной литературы. 1960. 292 с.

Глава IX. Бой насмерть.

Неудавшийся заговор. — 134

Капитуляция Ли Лина. — 135

Новшество в порядке престолонаследия Хунну. — 138

Яньжаньское побоище. — 139

^ Неудавшийся заговор. В то время когда У-ди тратил силы в борьбе на юге, востоке и западе, хуннские полководцы готовились к бою. Для них не было секретом, что главная цель китайского императора — сокрушение их могущества. Талантливый и энергичный вождь хуннов Гюйлиху-шаньюй неожиданно умер, и наследником престола опять оказался младенец, внук покойного. Но время требовало энергичного правителя, и хуннские старейшины вернулись к старой системе выборов. В 101 г. был избран один из низших принцев крови — младший брат великого восточного дуюя — Цзюйдихэу.

Став шаньюем, Цзюйдихэу сделал попытку договориться с У-ди. Он отпустил всех задержанных послов, пожелавших вернуться. Тогда У-ди послал посольство с богатыми дарами и предписанием принять шаньюя в подданство. Но когда китайское посольство появилось в ставке шаньюя, то весь церемониал приёма показал, что о подданстве не могло быть и речи; шаньюй хотел паритетного договора «мира и родства». Переговоры были прерваны. В неудаче переговоров китайские послы обвинили Вэй Люя, фаворита и фактического главу правительства Цзюйдихэу-шаньюя. Вэй Люй был хунн, воспитанный в Китае. Однажды, когда он был отправлен в Хунну как член китайской дипломатической миссии, он поддался голосу крови и, порвав связи с Китаем, вернулся к своему народу. Так как он хорошо знал Китай и был значительно более образован, чем его сородичи, то быстро сделал блестящую карьеру и оставался до конца своих

(134/135)

дней первым советником хуннских владык. Разумеется, он не был согласен на мир, предложенный Китаем, так как одним из условий этого мира была выдача перебежчиков.

Раздражённые провалом переговоров, члены китайского посольства попытались организовать заговор в среде хуннской знати. Целью было убийство Вэй Люя и похищение умной и энергичной жены шаньюя, чтобы тем самым заставить последнего принять китайские условия. Но заговор был раскрыт. Возмущённый шаньюй приказал казнить непосредственных участников, а прочим членам китайского посольства было предложено для сохранения жизни вступить в хуннское подданство, «добровольно» отрёкшись от своей родины. От этого предложения отказался только один глава посольства Су У, вследствие чего он упоминается в позднейшей китайской литературе как образец верности и мужества. Однако хунны его не казнили, но отправили в далёкую ссылку в Сибирь. Там он бедствовал 19 лет, пока не дал знать о себе в Китай, где его уже считали погибшим. По легенде, он написал письмо на крыльях перелётного гуся, которого в Китае подстрелил охотник, и, когда письмо было представлено ко двору, император добился возвращения пленного посла.

Провал посольства привёл в ярость У-ди, и скова вспыхнула война. [1]

^ Капитуляция Ли Лина. В 99 г. полководец Ли Гуан-ли выступил в поход с 30 тыс. конников. У восточных отрогов Тяньшаня, около озера Баркуль, он напал на ставку западного чжуки-князя и захватил множество пленных: стариков, женщин и детей. На обратном пути хунны окружили его войско, и ему пришлось, бросив добычу, пробиваться сквозь окружение. Во время отступления Гуан-ли потерял 7 тыс. человек убитыми и едва спасся. Поход нельзя было считать удачным. Другой полководец, вышедший в степь, вообще не нашёл хуннских кочевий и вернулся ни с чем. Третий — Ли Лин — с 5 тыс. отборной пехоты дошёл до гор Сюньги и попал в окружение. Сам шаньюй с 30 тыс. конных стрелков атаковал лагерь Ли Лина. В рукопашной схватке «молодые негодяи» одержали победу, хунны были отброшены, но шаньюй подтя-

(135/136)

нул новые войска. Ли Лин начал отступление на юг. Китайцы шли по безводной степи; хуннские всадники настигали их; пернатые стрелы с пронзительным свистом мелькали на солнце и вырывали всё новые и новые жертвы. Китайцы, подбирая хуннские стрелы, стреляли с колена, и часто хуннские кони с подстриженными гривами уносились в степь с опустевшим седлом. Бой шёл несколько дней, но каждый шаг приближал китайцев к границе, сулившей им жизнь и свободу.

Шаньюй, видя стойкость китайцев, опасался, что они заманивают его в засаду, но когда один офицер из китайского арьергарда отстал, был схвачен хуннами и на допросе сообщил шаньюю, что отряд Ли Лина одинок, хунны усилили нападение. Китайцы издержали все стрелы, и Ли Лин, видя невозможность дальнейшего сопротивления, отдал последний приказ: «спасайся кто может», — а сам сдался хуннам или, может быть, был настигнут ими и обезоружен. [2]

Цзюйдихэу показал себя не только умным политиком и храбрым полководцем, но и благородным человеком. Он не убил Ли Лина, а женил его на своей дочери, дал ему в управление область и племя хагасов и наградил титулом западного чжуки-князя. [3] Ли Лин стал служить верой и правдой новому господину. На родине его ждала казнь, он был осуждён заочно по китайскому закону, приравнивавшему сдачу в плен к измене. Потомки Ли Лина и хуннской царевны правили наследственно у хагасов. С этого времени среди хагасов появились черноволосые и черноглазые люди; хагасы считали их потомками Ли Лина. Дворец Ли Лина обнаружен нашими археологами в Минусинской области: это небольшое строение китайской архитектуры, дверные ручки изображают рогатых демонов и сделаны довольно искусно. [4]

Капитуляция произвела в Китае удручающее впечатление. Император распорядился произвести расследование и покарать виновника. Казалось бы, отвечать дол-

(136/137)

жен был главнокомандующий, т.е. Ли Гуан-ли Эршиский, но благодаря своим придворным связям последний отвёл от себя опалу и к смерти приговорили мать Ли Лина. [5] За старушку вступился учёный Сыма Цянь, попытавшийся доказать невиновность её сына и безвыходность его положения, но этим он бросал тень на Ли Гуан-ли, о чём и повествует он сам: «Просвещённый государь не понял меня, решив, что я желаю испортить карьеру полководцу Эр-ши и выступаю в роли наёмного ходатая Ли Лина. И вот меня предали суду... Сочли, что я обманул царя». [6] Историка присудили к кастрации и тюремному заключению. Это случилось в январе 98 г.

Однако через два месяца Сыма Цянь был не только освобождён, но и назначен чжуншулином, т.е. правителем императорской канцелярии, с правом входить в любое время с докладом к императору. Это было огромное повышение. Надо полагать, что не только личные достоинства Сыма Цяня были причиной такого радикального изменения его судьбы. Очевидно, при дворе была группа, связанная с ним и враждебная фамилии Ли. При любом дворе идет борьба клик за влияние, и вряд ли китайский двор представлял исключение. Помимо этих общих соображений, можно предположить следующее: среди придворных У-ди была заметна борьба идеологических течений — воинственных конфуцианцев и вдумчивых последователей Лао-цзы. Сыма Цянь был из числа последних. Он, принимая деятельное участие в литературной полемике с конфуцианцами, ядовито отмечал: «У конфуцианцев слишком обширная учёность, но недостаточное проникновение в сущность явления, и в результате нужно затратить много труда, чтобы понять их, но успех будет небольшой». [7] В противовес он выставлял принципы Лао-цзы и восхвалял их: «Дао мутнее мутного, темнее тёмного, но оно озаряет сиянием всю Поднебесную и во всех проявлениях не имеет названия» [8] или: «У них (даосистов. — Л.Г.) нет рецептов на все случаи жизни. Они уславливаются действовать одним способом, а в ходе дела прибегают к другому. Вот поэтому они, не затрачи-

(137/138)

вая больших усилий, добиваются огромных успехов». [9] Действительно, друзья Сыма Цяня и противники Ли достигли огромной победы. Сыма Цянь сопровождал императора на гору Тайшань для принесения жертвы богам неба и духам земли. Под его наблюдением оказались доклады императору и указы. Конфуцианским сторонникам продолжения войны до победного конца была оставлена только военная подготовка к новому походу. Они вложили в это предприятие всю энергию, так как только победа могла закрепить за ними власть и влияние на императора, который страстно хотел реванша, а для Сыма Цяня и его сторонников означала бы опалу и ссылку.

Как увидим ниже, дорого заплатила фамилия Ли и весь Китай за жизнь старушки и оскорбление учёного.

^ Новшество в порядке престолонаследия Хунну. В 97 г. Ли Гуан-ли Эршиский выступил из Ордоса и направился прямо на север, чтобы нанести удар по центру хуннских кочевий. Но ему не удалось застать противника врасплох. Шаньюй успел отправить в тыл женщин и детей и подтянуть войска. В битве на берегах Селенги китайцы были остановлены. Жестокая битва не принесла победы ни той ни другой стороне, но китайцы начали отступление. Хунны преследовали их до границ Китая и нанесли им такой урон, что пришлось после этого переформировать армию. [10]

Не будь у Гуан-ли такой сильной поддержки при дворе, как его сестра, любимая наложница императора, вряд ли бы он решился снова искать реванша, но ему победа была дважды необходима, причём, думается, более страшным врагом для Ли Гуан-ли были соперники во дворце. Свои надежды он возложил на перевооружённую конницу. Он не стал спешить с новым походом, ожидая того времени, когда поколение «небесных жеребцов» размножится и позволит ему разбить врата. Император принял его план, и война затихла, чтобы вспыхнуть с новой силой.

Тем временем не дремали и противники Ли: хунны собирали своих союзников, а враги конфуцианства укрепляли своё влияние. В этот мучительно напряженный момент умер Цзюйдихэу-шаньюй. У него было два сына.

(138/139)

Старший имел титул восточного чжуки-князя, т.е. был наследником престола, а младший числился левым полководцем, что было пятым чином иерархии. Чжуки по каким-то причинам не явился на похороны, и вдова шаньюя, считая его больным, возвела на престол младшего сына. Младший не осмелился властвовать не по праву и уступил престол законному наследнику, который вступил на престол под именем Хулугу-шаньюя. Младший же брат был назначен наследником престола, т.е. восточным чжуки-князем. По-видимому, оба брата, как и их окружение, понимали нависшую над всем народом опасность и гибельность смуты во время войны.

Младший брат умер раньше старшего, и Хулугу, видимо, считая свой братский долг выполненным, дал племяннику титул жичжо-князя, т.е. последний чин иерархии, а наследником назначил своего сына. [11] Новая династия, очевидно, не считала для себя обязательным старый порядок родовых отношений и ввела завещание как новый способ передачи престола. В критический момент никто не стал спорить, но в дальнейшем это имело самые неожиданные последствия.

^ Яньжаньское побоище. Семь лет готовился У-ди к новой войне; семь лет изнемогала империя под тяжестью военных налогов. Наконец, в 90 г. вновь сформированные войска выступили за границу. Главная армия вышла из Шофана (Ордос) и двинулась на север, чтобы ударить по центру хуннских кочевий. Она состояла из 70 тыс. конных ратников и находилась снова под командой Ли Гуан-ли Эршиского. Её сопровождало 100 тыс. пехоты, но, по-видимому, в это число входили прислуга, обоз и охрана обоза, т.е. части малобоеспособные. Из Яймыня — крепости, расположенной на востоке Великой стены, выступила армия в 30 тыс. конницы и 10 тыс. пехоты. Из области Цзюцюань (степь между Ордосом и Лобнором) выступило 40 тыс. конного войска и двинулось к Тянь-шаню. Это было генеральное наступление, которое должно было решить, на чьей стороне окажется победа. Хулу-

(139/140)

гу-шаньюй получил от своей разведки сведения о готовящемся наступлении врага. Он отправил в тыл женщин и детей и вызвал с Саянских гор и из забайкальских степей вассальные племена для решительной схватки с исконным врагом.

К нему явились енисейские динлины — рыжебородые великаны в деревянных доспехах — с оружием «крайне острым». [12] Ими командовал китайский перебежчик Вэй Люй, один из ближайших советников Цзюйдихэу-шаньюя. Ли Лин вёл под развевающимися знаменами своих хагасов, татуированных с ног до головы. [13] Из суровых степей Забайкалья, с верховьев Шилки и Аргуни пришли косаплёты-тоба, у которых «оружие... острее, а кони быстрее, чем у хуннов», [14] а со склонов Хингана — воинственные сяньбийцы с длинными роговыми луками, [15] искусные стрелки. На западе в защиту хуннов поднялось Чеши (Турфан), незадолго до этого защищённое хуннами от набега передавшихся Китаю шаньшаньцев. Теперь снова на Чеши ополчились китайские союзники из Западного края (Шаньшань, Халга-амань, Чагантунгйе и др.). Восточная Азия разделилась на два лагеря, и только Усунь не приняла участия в борьбе, но лишь потому, что внутри самой Усуни китаефилы боролись с хуннофилами.

Несмотря на тотальную мобилизацию, хунны в числе уступали китайцам. На западе против 40 тыс. китайцев хуннские хучжи-князья и великий предводитель Янькюй выставили всего лишь 20 тыс. хуннов и 3750 пеших чешисцев. На востоке против 30 тыс. конников и 10 тыс. пехотинцев великий восточный предводитель имел всего 30 тыс. человек, включая вспомогательный отряд Ли Лина. Хуже всего было в центре, где против Ли Эршиского шаньюй смог выставить всего 50 тыс. хуннов и динлинов. Однако малочисленность искупалась высоким боевым духом кочевников, с которыми не могли равняться ни «молодые негодяи», находившиеся в строю, ни вельможные бюрократы, руководившие боями из шёлковых шатров.

(140/141)

Китайский полководец Ман Тун двинулся с запада в Джунгарию, но хуннское войско не приняло боя. Имея глубокие тылы, великий предводитель Янькюй увёл туда войска, и китайский удар попал в пустоту. Тем временем шаньшаньцы и другие китайские союзники блокировали Чеши. Ман Тун вернулся назад и присоединился к осаждавшим Чеши союзникам. Чеши оказалось в безнадёжном положении, поэтому владетель его пошёл на капитуляцию и принял подданство Китая. На этом и закончились Действия западной армии; полученный результат явно не соответствовал затратам.

Восточная армия углубилась в степь и горы, «никого не видя». [16] Припасы кончались, ратники изнурились, и китайская армия пошла в обратный путь. Тут-то её атаковали хунны и хагасы. Девять дней пробивались китайцы без отдыха и сна, теряя людей и обозы. Наконец, у реки Пуну (?) была отбита последняя хуннская атака, и хунны оставили изнеможенное китайское войско, которое потянулось в Китай. Здесь не было даже признака успеха; к тому же эти фланговые операции не должны были и не могли решить судьбу всей кампании.

Навстречу главной армии шаньюй направил западного великого дуюя и Вэй Люя с динлинским отрядом, всего 5 тыс. человек. Китайские пограничные конники разбили динлинов, и китайская армия успешно преследовала противника до берегов Селенги. В это решающее время в армию пришло известие из Китая, что семейство Эршиского Ли Гуан-ли арестовано и предано суду за волхование. Ли Гуан-ли знал, что это значит. В его армии были не только солдаты, но и офицеры, пострадавшие от китайского суда. Один из них сказал полководцу, что если он теперь вернётся в Китай, то больше никогда не увидит северных стран, т.е. если и захочет передаться хуннам, то другой возможности не представится.

Полководец знал, что это правда, но на измену не пошёл. Он решил заслугами купить милость двора и очертя голову двинулся вперёд. У реки Чжигюй (Тола?) он встретился с 20-тысячной армией хуннов и, пользуясь численным перевесом, потеснил её. Однако для всего командования было ясно, что это временный успех. Шаньюй подтянул свежее подкрепление, а китайское войско

(141/142)

было изнурено. Некоторые члены военного совета, убедись, что «главнокомандующий ... желает выслужиться с видимой опасностью для войска», [17] хотели его арестовать. Эршиский, узнав об этом, обезглавил заговорщиков, однако всё-таки начал отступление. Тем временем 50 тыс. хуннов под командой самого шаньюя окружили китайское войско у горы Яньжань, в Хангае. [18] В темноте ночи они выкопали перед фронтом китайской армии глубокий ров, а утром произвели нападение с тыла. Среди китайцев возникла паника, и первым сдался верховный вождь Ли Гуан-ли. С ним вместе погибла вся армия. От этого удара Китай долго не мог оправиться. Новое войско взять было неоткуда. Хунны рассчитались за всё и снова стали гегемонами Восточной Азии.

Яньжаньское побоище настолько поразило умы китайцев, что даже много веков спустя величайший китайский поэт Ли Бо [19] посвятил ему стихотворение, в котором он передаёт тревожное уныние, охватившее Китай в 90 г. до н.э. Это произведение интересно своим живым непосредственным отношением к событиям, что дополняет сухую фактографию официальной хроники. (Привожу его в переводе А. Ахматовой с одним исправлением.).

Луна над пограничными горами.

Луна над Иньшанем [20] восходит светла,

И бел облаков океан,

И ветер принёсся за тысячу ли

Сюда от заставы Юймынь,

С тех пор как китайцы пошли на Бодын,

Враг рыщет у бухты Цинхай,

И с этого поля сраженья никто

Домой не вернулся живым.

И воины мрачно глядя на рубеж,

Возврата на родину ждут,

А в женских покоях как раз в эту ночь

Бессонница, вздохи и грусть.

(142/143)

Комментарий, приложенный к этому стихотворению, [21] совершенно неудовлетворителен. Комментатор спутал гору Бодын-инли в Алтае [22] с деревней Байдын в Шаньси, где Модэ окружил авангард Лю Бана примерно в 200 г. до н.э. Внимание комментатора не привлёк даже тот факт, что из Байдына всё войско вернулось без особых потерь и что война тогда окончилась и воины могли вернуться домой. Больше того, застава Юймыньгуань основана в 111 г. до н.э., когда хунны были вытеснены из Хэси на север, [23] т.е. 90 лет спустя после названной комментатором даты. Наоборот, если мы приурочим стихи Ли Бо к 90 г., то никаких противоречий не возникает. Кроме того, мы получаем дополнительное, весьма ценное указание, что хунны после Яньжаньской битвы перешли в контрнаступление и вторглись в «залив Цинхай», т.е. в Хэси. По-видимому, закрепиться там им не удалось, но напугали китайцев они изрядно.

В результате войны Китай был обескровлен и обессилен. Не помогли ни «небесные лошади», ни тугие самострелы. Граница была открыта для хуннских набегов, но хунны не воспользовались этим. Хулугу-шаньюй перед смертью показал такие ум и прозорливость, какие не часто были свойственны и просвещённым владыкам. Вместо бессмысленных набегов, лишь усугублявших ожесточение, он послал императору письмо, в котором предлагал «растворить пограничные проходы», [24] т.е. возобновить свободную торговлю, и восстановить договор «мира и родства», а также просил прислать ему в жёны царевну и ежегодно доставлять лучшего вина 10 даней, 50 тыс. ху риса и 10 тыс. кусков шёлковых тканей.

Ответ императора неизвестен, но война не возобновилась. Китайцы не могли воевать, так как вся полевая армия их погибла. В 87 г. умер инициатор войны — император У-ди. Что же касается хуннов, то здесь дело обстояло гораздо сложнее. В их собственной среде возникли противоречия, с которыми не могли справиться слабые преемники доблестных предков.