Б.Н. Граков

Термин Σκύϑαι и его производные
в надписях Северного Причерноморья.

// КСИИМК. Вып. XVI. М.-Л.: 1947. С. 79-88.

С самой архаики, повидимому, понятия скифы и Скифия употреблялись греческими писателями в двух основных значениях. Если речь у данного автора идёт о северных степях Причерноморья, о степях от Дуная до Дона и о Северном Крыме, то он обычно различает скифов от других народов и ограничивает так или иначе территорию этого народа под понятием Скифии. Обрывки такого более или менее точного представления есть в фрагментах Алкея и Гесиода. Достаточно реальны должны были быть представления Аристея из Проконнеса, от которого в какой-то мере зависел Геродот. Этот последний с полной отчётливостью представляет себе скифов как определённый народ, делящийся на ряд племён, хотя не совсем ясно очерчивает их границы. Соседние народы, даже родственные по происхождению и языку савроматы, не входят, по Геродоту, в число скифов. Он отмечает их сходство со скифами в языке или в обычаях и костюме, указывает на географическое соседство или близость к Скифии, на торговые связи и военные столкновения, но подчёркивает их этническое неродство со скифами и невхождение в территорию Скифии.

В течение классического и эллинистического периодов у историков и географов эти конкретные представления не исчезают, лишь иногда перемежаясь с другою тенденцией, когда автор черпает свои сведения из разных источников.

Эта другая тенденция заключается в том, что всё, что близко к Скифии территориально, объявляется скифским, все племена, сходные со скифами по образу жизни, считаются скифскими или прямо сопричисляются к скифам. С особенной яркостью заметно это у Диодора Сицилийского и Страбона. У них такая тенденция господствует, но в то же время встречается немало страниц, на которых говорится о конкретных скифах и их истории, когда оба писателя касаются Северного Причерноморья и говорят о прошлом. Но иной раз, если они зависят от классических авторов, склонных расширять понятие скифского, у них конкретное понятие забывается и уступает место неопределённо-расплывчатому этнографически географическому понятию. Особенно сильна подобная расширительная тенденция у Страбона. Для него тавры, роксаланы, иязиги, урги и т.п. тоже скифы, несмотря на то, что именно он сообщает о походе Диофанта в Крым и в этом рассказе отчётливо рисует разницу между собственно скифами и роксаланами. Многое зависит от того, из какого источника он черпает свои сведения. Во всяком случае, со времени Страбона начинается вполне установившееся употребление термина «скифы», как географического обозначения

(79/80)

любых племён в Северном Причерноморье. Конечно, и у позднейших авторов кое-где речь идёт об этнически конкретных скифах (ср., например, ольвийскую речь Диона Хрисостома, но и это, по большей части, когда речь идёт о далёком прошлом. Скифы, как историческая и этническая реальность, всё больше и больше ассимилировались с этими племенами до неразличимости для нашего современного наблюдателя.

Каменный архив греческих городов Северного Причерноморья довольно велик, но, к сожалению, очень отрывочен. Как следствие живого соприкосновения греков с соседними племенами, имена последних встречаются в надписях. Однако сыгравшие столь большую роль в истории этих мест скифы упоминаются в надписях также очень редко.

A priori представляется вероятным, что скифы ольвийских, херсонесских, пантикапейских и других надписей нашего Юга — этнически и исторически конкретное понятие, а не отвлечённое географическое распространение термина. Поскольку вопрос специально до сего времени не рассматривался, а при истолковании отдельных надписей этот термин принимался как конкретный, мне кажется не лишённым интереса для истории собственно Скифии рассмотреть его в специальной статье.

Очень редко, к сожалению, слово Σκύϑαι встречается в надписях эпохи эллинизма. В классических текстах, впрочем, оно отсутствует совсем, да и самих текстов таких у нас очень немного.

1. До времени Скилура.   ^

Несомненно, отражением близкого и живого соприкосновения со скифами является ношение имени Σκύϑης жителями причерноморских городов. Ко времени Левкона I относится посвящение Афродите Урании в Фанагории от имени Демарка, сына Скифа ¹. [1] Принимая во внимание годы правления Левкона I (387-347), можно считать, что имя Скиф стало употребляться жителями Боспора, равно и на Азиатской стороне, не позднее, чем в конце V или начале IV в. до н.э. Это вполне отвечает рассказу Эсхина о том, что дед Демосфена Гелон, живший в Кепах на азиатском берегу Боспора, был женат на скифянке ². [2] Раз скифы жили в это время по всей территории царства, их этникон легко стал именем его жителей. Для Ольвии и Херсонеса от столь раннего времени подобных просопографических данных нет, но это, вероятнее всего, лишь случайный пробел в надписях.

Самое название народа, конечно, случайное для раннего времени, отсутствует в надписях Боспора. Весьма долго оно отсутствует и в надписях Ольвии и Херсонеса.

Можно, кажется, считать, что отношения скифов с Ольвией и Пантикапеем, конечно, не всегда, но всё-таки были более мирными, чем с Херсонесом. Этот город как-то почти с самого начала стал с соседями в более враждебные отношения. Об этом особенно хорошо говорит присяга херсонесцев, где запрещается предавать варвару города и земли херсонесской республики ³. [3] Кто этот варвар? Вероятно, он из числа тех же варваров, которых в том же III в., совершив чудо, отвела от города богиня Дева во время какого-то празднества в честь Диониса ⁴. [4] Видеть в последнем случае только тавров, как в последнее время хотел В.Н. Дьяков ⁵, [5] конечно, не

(80/81)

приходится, поскольку через сто с небольшим лет именно скифы захватили города и земли, упомянутые в присяге. Забежим несколько вперёд. В 179 г. херсонесцы заключили договор с понтийским царём Фарнаком I. В числе условий договора, между прочим, находится, правда, несколько расплывчатое, обязательство Фарнака оказывать херсонесцам военную помощь, если на них или их земли нападут пограничные варвары ¹. [6] В конце того же века, между 110 и 106 гг. до н.э., херсонесцам пришлось вспомнить о договоре и обратиться к Митридату Великому. Результатом был известный поход Диофанта. Главными врагами херсонесцев и Диофанта являлись в этой войне скифы царства Скилура и Палака. Тавры и привлечённые скифами в союз роксаланы не являются здесь постоянными врагами херсонесцев; они союзники скифов ad hoc. Страбон и особенно декрет в честь Диофанта ясно об этом говорят. Таким образом, вышеупомянутые надписи из Херсонеса от начала III в. до 179 г. до н.э., хотя и могут подразумевать тавров под общим именем варваров, но по всему ходу событий в первую голову должны иметь в виду скифов. К декрету в честь Диофанта нам придется вернуться ещё раз. Хотя в упомянутых надписях отсутствует прямо слово «скифы», но, если их «варвары» действительно скифы, то, будь у нас херсонесские надписи со словом «скифы», они, конечно, были бы только реальными историческими скифами.

Хотя в надписях из Херсонеса за IV, III и начало II вв. до н.э. имя народа скифов не названо, но наличие их в числе «варваров», упомянутых в текстах, подтверждается не только общими историческими сведениями. Среди херсонесцев, из того круга, откуда черпались магистраты республики, встречается имя Σκύϑας . Таков астином Скиф, сын Сополия ². [7] Таков Гимн, сын Скифа, дельфийский проксен 195/4 г. до н.э. ³. [8] Среди астиномов Гимн, сын Скифа, также встречается ⁴. [9] Гимн, сын Скифа, землевладелец в Херсонесе в это же время. В.В. Латышев, в первом и третьем случаях, а раньше ещё И. Махов во всех трёх и, вероятно, правильно, видят одно и то же лицо ⁵. [10] Среди астиномов имеется ещё Сополий, сын Гимна ⁶. [11] Его надгробие — рубежа IV/III в. до н.э. ⁷. [12] Он не может быть далёк по времени от двух других астиномов. По греческому обычаю давать имена через одно поколение, здесь отражено четыре поколения одной семьи. Иначе говоря, с начала III в. до рубежа III-II вв. до н.э. в одной и той же херсонесской семье имя Скифа бытовало не меньше ста лет и как раз в эпоху надписей о варварах и войнах с ними. Конечно, отношения со скифами не всегда бывали враждебными. Могли быть случаи возникновения родства. Такое употребление имён соответствует наличию живых связей. Имя Скиф бытовало в это время в Херсонесе вообще. В перечне каких-то лиц в III в. до н.э. в конце декрета фигурирует некто Θεόφιλος Σκ[ύϑα] ⁸, [13] во всяком случае тоже должностное лицо. В той же надписи, в которой упоминается Гимн, сын Скифа, в числе таких же землевладельцев, строкою ниже указан некто, сын Скифа, может быть, даже брат Гимна.

Интересно, что в другой группе амфорных клейм IV и III вв. до н.э., сохранившей черты того же круга дорических говоров и принадлежащей, вероятнее всего, Гераклее Понтийской, тоже известно имя Скифа — часто

(81/82)

среди магистратов, реже среди гончаров ¹. [14] В Гераклее Понтийской, метрополии Херсонеса Таврического, в силу её географического положения, собственное имя Скиф могло появиться только тогда, когда оно было в ходу в её северной колонии. Замечу, что и по времени и по социальному весу имя это в Гераклее обычно встречается именно в тех же IV-III вв. до н.э. Возможно, что это имя в Херсонесе существовало и раньше и, несомненно, было в употреблении до римского времени ². [15] Но именно в вышеуказанное время соседства с сильными тогда скифами оно встречается весьма часто, как говорят перечисленные надписи. Короче говоря, вся историческая обстановка указывает на то, что употребление этого собственного имени в Херсонесе в указанное время — ещё отражение живой действительности, а не установившаяся ономастическая традиция.

Имеются три клейма на амфорах из Херсонеса — «Σκυϑικόν» и одно «Ταυρικόν» ³. [16] Нельзя ли здесь видеть названия «Σκυϑικόν έργαστήριον» и «Ταυρικόν έργαστήριον», расположенных в концах города, обращённых к границам этих племён? Мне кажется, что как-то не по-гречески применять здесь эти притяжательные от личных имён, как хотел покойный Ε.Μ. Придик.

Из всех городов Причерноморья больше всего известно об отношениях со скифами в классическое время Ольвии благодаря специфическому описанию Геродотом всей Скифии, исходящему именно от этого географического пункта. Зато надписи её об этом молчат до самого III в. до н.э., когда ольвийский лапидарий обогащается таким исключительным документом, как декрет в честь Протогена ⁴. [17] Каковы бы ни были племена фисаматов, саев и савдаратов, упоминаемые в декрете, как соседи Ольвии, т.е. считать ли их за скифские или сарматские, текст надписи, перечисляя их, выделяет из них скифов («Σκύϑας») в собственном смысле слова. Не в этом перечислении, но в прямой с ним смысловой связи стоит имя миксэллинов, населяющих пограничную с ольвийскими пределами землю. Обычно дружественные ольвиополитам, на сей раз они готовы встать во враждебные отношения к ним. В этом рассказе невольно усматривается подтверждение геродотовской версии об эллинах-скифах. Тождество их с миксэллинами не может быть серьёзно оспорено. Но есть и нечто другое, сближающее этот текст с повествованием Геродота. Геродот различает, как раз со слов ольвиополитов, скифов в собственном смысле слова ⁵ [18] и причерноморских скифов вообще. Из всего его повествования ясно, что скифы собственно — скифы-кочевники и царские скифы, ибо они, и только они, символизируют собою племенное единство во всех случаях соприкосновения с внешним миром ⁶. [19] Остальные — тоже скифы, но имеют свои племенные имена, в которые имя скифов или не входит совсем, или входит как составная часть специального племенного наименования. Но всё же именно в приольвийском крае находится αοχαία Σκυϑική, и кочевые скифы нет-нет да прикочёвывают к ней, как Скил ⁷ [20] или Иданфирс ⁸, [21] эти собственно скифы, по разным личным или хозяйственным надобностям. Видимо, племенной конгломерат в окрестностях Ольвии несколько изменился с середины V в., если только имена племён надписи в честь Протогена не являются местной номенклатурой геродотова перечня. Впрочем, собственно скифы, иначе они не были бы отделены в этой надписи от остальных племён, и миксэллины сохранились в течение протекших

(82/83)

двух столетий и являются лишним подтверждением о правдивости повествования Геродота и хотя бы относительной устойчивости племенного состава от времени Геродота до третьей четверти III в. до н.э. в этом уголке Причерноморья. Реальность содержания термина здесь очевидна более, чем где бы то ни было в надписях. Кроме того, самоё сообщение надписи, что скифы хотели найти от врагов убежище за стенами Ольвии, лишний раз подтверждает традиционно мирные отношения скифов с ольвиополитами. В начале истории Скифии это хорошо подтверждается Геродотом, в середине — упомянутым декретом, в конце — повествованием Диона Хрисостома о том, что после гетского разгрома именно скифы пригласили ольвиополитов восстановить разрушенный город ¹. [22] Реальность содержания эпиграфического употребления слова «скифы» в классическое и эллинистическое время выступает с особою ясностью.

2. Эпоха Скилура и Палака.   ^

Уже в III в. и начале второго Херсонес явно подвергался нападениям извне. Главный удар исходил, конечно, от скифов. Против них прежде всего был заключён оборонительный союз с Понтийским царством в 179 г. до н.э. Ольвия так или иначе подпала под влияние напиравших на города побережья скифов: в ней Скилур бил свою монету. Когда-то в течение первой половины II в. Херсонес лишился всех своих владений. Основной эпиграфический документ об этих событиях — херсонесский декрет в честь Диофанта. Он сообщает и о том, что пришлось отбивать от скифов прежние владения херсонесцев, и о том, что скифы одинаково напирали и на Херсонес, и на Боспор, где скифское восстание во главе с Савмаком, вероятно, рабом последнего Перисада ², [23] пришло даже ко временному захвату власти.

Здесь реальность понятия «скифы» выступает с полною отчётливостью. О тех же царях реальных скифов Скилуре и Палаке повествует Страбон, передавая рассказ Посидония ³. [24] Не менее реальны и события, и скифы этих событий, группирующихся вокруг имени Савмака на Боспоре. И всё же есть в этом декрете нечто от литературного общегреческого воздействия. Это могло стоять в связи с несколько напыщенным характером торжественного декрета. В начале декрета говорится о Диофанте: «Когда же скифский царь Палак внезапно напал [на него] с большою толпою, он, поневоле приняв битву, обратил в бегство скифов, считавшихся непобедимыми, и [таким образом] сделал то, что царь Мифрадат Евпатор первый поставил над ними трофей». И несколько ниже: «снова воротился в наши места и взяв с собою граждан цветущего возраста, проник в середину Скифии». Со времён Геродота создалась одна из двух тенденций в античной литературе: тенденция превозносить скифов, как непобедимый народ. Эта тенденция, в целом отнюдь не лишённая фактического основания, отлично передана Помпеем Трогом, Полиэном и др. Здесь она отозвалась в местной традиции, где, конечно, случаи реальных побед над скифами были хорошо известны: ведь херсонесская присяга менее чем за 200 лет до этого ясно говорит, что не без борьбы достались херсонесцам их прежние владения и что они сами выходили из этих боёв победителями. Менее чем за 100 лет до этого их собственный историк Сириск описал деяния херсонесской Девы, в числе которых были, конечно, и победы над скифами. Об этом уже говорилось выше. Здесь первое вторжение общеэллинской литературной традиции хорошо оправдано тем, что оно применено для возвеличения

(83/84)

понтийского царя, которому хорошо, конечно, была известна эта традиция и который едва приступил к своей деятельности военачальника. Тем лестнее для него было утверждение, что он первый воздвиг над скифами трофей. Пусть действительная внутренняя Скифия, до которой углубился Диофант, едва ли превышала полсотни километров. Ведь и Дарий и Филипп II проникали в неё много глубже, но они после ярких побед потерпели полное поражение, а здесь, говоря словами декрета: «когда же скифы сдали ему царские крепости Хабэи и Неаполь, вышло то, что почти все сделались подвластными царю Мифрадату Евпатору; за это благодарный народ почтил его приличными почестями, как освобождённый уже от владычества варваров...» Реальная действительность переплелась здесь с литературною тенденциею. Упоминаемая в связи с первым походом «ά μέσα Σκυϑια» «середина Скифии», не может здесь пониматься иначе, как крымская её часть, хотя Скифия Скилура и Палака охватывала, по меньшей мере, и низовия Днепра и Буга, как об этом говорят монеты Скилура и Страбона ¹. [25]

Следующая надпись ² [26] ― говорит об отнятии херсонесским ополчением у скифов Прекрасной гавани и связана, как показал Латышев, с ходом событий, описанным в декрете в честь Диофанта. И реальность её терминологии адэкватна тому же в этом декрете, как и реальность самого события.

Это бурное для Скифии время отразилось лишь в одном декрете в честь Диофанта. Несколько раньше его составлена стихотворная эпитафия лица, «ώπατ [ρα] Σκυϑιας πολις Όλβία» ³. [27] Если прав С.А. Жебелёв, что весьма правдоподобно, что Όλβία — народная этимология более древнего варварского слова, просто обозначавшего — «поселение» ⁴, [28] то всё же нет оснований видеть в Ольвии греко-скифский город, как это хотят многие теперь. Принятие этого термина у украинских археологов голословно, а С.И. Капошина исследовала слишком малое количество автохтонных по обряду погребений в ольвийском некрополе, которое разве только позволяет говорить о наличии там в классическую и, конечно, эллинистическую эпохи некоторого количества туземного населения, но никак не о его преобладании, и даже не о его количественном равенстве с населением греческим. Весь ход повествования об Ольвии у античных авторов, её надписи и монеты упорно указывают, как и археологические памятники, на греческий, в основе, характер города. Привлечение С.И. Капошиной этой надписи зиждется на произвольном понимании фактов ⁵. [29] Всё, что было соседним со Скифией, могло получить название скифского — Σκυϑικόν (ср., например, у Гекатея Милетского passim), а тем более то, что находилось в пределах Скифии. Ольвия была подчинена в эту пору скифским царям и, подобно Хабеям и Неаполю, находилась в Скифии, т.е. в царстве Скилура и Палака. От этого она не смогла стать скифскою по населению, а только была им подчинена. Тем более возможно и вероятно такое обозначение города в поэтическом тексте надгробия.

3. От похода Диофанта до конца римского времени.   ^

В представлениях средиземноморских греков и римлян, в силу действительного хода исторических событий, с этого времени имя скифов стало обобщающим для названия северночерноморских насельников. К началу II в. до н.э. сарматы стали всё более теснить скифов. В борьбе Херсонеса

(84/85)

со скифами они — сторонники херсонесцев; об этом говорит Полибий и предание об Амаге ¹. [30] Ко времени Диофанта дело повернулось иначе. Страбон, вслед Посидонию, в описании событий этого похода резко отделяет скифов от их союзников роксаланов ², [31] в полном соответствии с тем же в декрете в честь Диофанта. В общем же перечне населения Скифии ³, [32] он, не обинуясь, называет роксаланов «крайними из известных скифов». Перед упомянутым уже описанием их войны, в союзе с Палаком, против Диофанта, они фигурируют не то самостоятельно, не то в числе сарматов, заселявших задунайские по отношению к Европе степи. Короче говоря, скифы стали лишь одним из племён, окружённых различными сарматами. К началу нашей эры Овидий знал их прямо за Дунаем. Для него все эти земли — «Sarmatia ora» ⁴, [33] т.е. Сарматское побережье.

Плиний Старший указывает на разные племена между Дунаем и Танаисом, но не говорит о собственно скифах, заканчивая своё положение словами: «Scytharum nomen usquequaque transit in Sarmatas atque Germanos...» ⁵. [34]

Но скифы в это время ещё бытовали среди сарматских племён в степях Причерноморья и Крыма. Со всей ясностью говорит об этом Октавиан Август в своей автобиографии: «Нашей дружбы попросили через послов бастарны, скифы, цари сарматов, живущих по сю сторону реки Танаида и за нею, а также цари албанцев, иверов и мидян» ⁶. [35] По всему ходу перечня видно, что скифы выделены в этой надписи, как нечто вполне реальное, что они следуют за бастарнами, и конечно, живут ближе к Дунаю, чем к Дону. Название же Дон здесь имеет, конечно, и реальный, и риторический смысл: это граница Азии. Упоминаемые же сарматы Европы не локализованы здесь слишком точно.

У Страбона говорится, что после тиригетов живут «οί Ίάζυγες χαί Βασίλειοι λεγόμενοι καί Ούργοι» ⁷. [36] В страбоновской же хрестоматии сказано: «εῗτα Τυριγέται εῗτα Ίάζυγες Σαρμάται καί οί Βασιλήιοι λεγόμενοι Σκύϑαι» ⁸. [37]

Видеть ли здесь царских сарматов или второе после Геродота упоминание этого скифского племени? Скорее — второе: ведь остальные племена названы своими именами, кроме этого. Только это название дано по-гречески, сообразно старым традициям. Сопоставим это место с другим рассказом Страбона, а именно, с его описанием населения степного Крыма. Это — γεωρογί. Ростовцев и др., не обинуясь, видели в этих земледельцах скифов. Недавно А.С. Коцевалов утверждал, что здесь речь идёт о таврах, которым Страбон готов был отвести весь Крым, считая их скифским племенем ⁹. [38] Но тут же Страбон говорит о том, что эта область называлась Малой Скифией и далее до Дуная. Неясность представлений Страбона о точном составе крымского населения очевидна. В следующей главе он противополагает земледельцев степного Крыма более северным номадам и сообщает, что название земледельцев было им дано издавна. Это дано в такой последовательности с рассказом о Левконе, что, несомненно, восходит к IV в. до н.э. По Геродоту же, за 100 лет до этого, степной Крым был занят царскими скифами, как и прилежащие степи Украины, а скифы-земледельцы жили на Нижнем Днепре. В речи Демосфена

(85/86)

против Лакрита говорится о том, как из Пантикапей в Феодосию везли морем груз продовольствия для рабочих какого-то землевладельца (άνϑρωπω τινί γεωργω̣). Слово γεωργος никогда не обозначало землевладельца, как это звучит здесь. Думается, что здесь — племенное название. Все это свидетельствует, что со времени Геродота население Крыма переменилось. Как раз рубеж V и IV вв. — начало вывоза скифского хлеба через Боспор. Единственным возможным объяснением этого мне представляется переселение хотя бы части земледельцев-скифов в Северный Крым для приближения производителей к важнейшим гаваням экспорта хлеба,— переселение, произведённое господствующим племенем царских скифов. Эти переселенные, как видно из Страбона, жили здесь в его время.

Указанное место следует сопоставить с надписью в честь Плавтия Сильвана в усыпальнице Плавтиев в Тибуре ¹. [39] В довольно много интерпретировавшейся надписи на усыпальнице Плавтиев говорится о событиях, происшедших около 52-62 гг. н.э. В числе заслуг этого легата имеется снятие им осады скифов с Херсонеса Таврического. Это деяние выражено словами: «Scytharum quoque rege a Chersonesi, qu[a]e est ultra Borustenem, obsidione submoto», т.е. «он также удалил царя скифов от осады Херсонеса, который находится за Борустеном». Какова бы ни была истинная обстановка в степях северо-западного Причерноморья в первой половине I в. до н.э., поход Плавтия — несомненный факт. М.И. Ростовцев склонен связывать некоторые надписи Херсонеса с этим событием ². [40] Особенно важно в одной из них упоминание просьбы о помощи, по Латышеву, обращённой как раз к Плавтию Сильвану ³. [41] Едва ли есть основание в этом сомневаться. Вероятно, В.Н. Дьяков прав, когда он думает, что победа Плавтия была скорее дипломатической, чем военной. К сожалению, в подписи IPE, т. I², 369 имя скифов восстанавливается М.И. Ростовцевым совершенно предположительно. Для нас в эпитафии Плавтия важна локализация скифов между Нижним Днепром и Крымом.

Из всех привлечённых авторов и надписей очевидно, что скифы продолжали бытовать и после вторжения Диофанта как самостоятельное этническое целое среди сарматских племён и занимали территорию Нижнего Днепра и весь степной Крым. Может быть, их владения на западе даже заходили до Ольвии, если судить по рассказу Диона Хрисостома о восстановлении Ольвии после гетского разгрома. Эта территория была меньше Скифии до похода Диофанта, но явно совпадала с пределами приморско-крымской части державы Скилура. Пределы их сократились так не от побед и завоеваний Митридата Великого, а в силу занятия степей между Днепром и Доном роксаланами в результате приглашения их Палаком против Диофанта.

От времени, начиная с конца II в. до н.э., дошло до нас несколько местных надписей, упоминающих имя скифов и Скифии. Без привлечённых выше сопоставлений не только территория, о которой нужно думать, читая эти надписи, но и самая реальность приведенного в них термина «скифы» были бы вероятны, но недоказуемы. Теперь же их реальность очевидна, а территория определена Страбоном, императором Августом и походом Плавтия Сильвана.

Последовательность надписей, содержащих имя скифов, происходящих с нашего Юга, не даёт права предполагать на протяжении 200 лет в их территории какие-либо серьёзные изменения сравнительно с только что указанными.

(86/87)

Едва ли не важнейшее из упоминаний скифов имеется на базе статуи царя Аспурга, современника Августа и Тиберия. После перечня народов, входивших в состав всего Боспора, и действительно, в меньшей или большей степени постоянно входивших в состав царства, говорится, что Аспург подчинил себе скифов и тавров. Конкретность скифов, как этнического понятия, в этом тексте очевидна. Сопоставление же его с таврами приобретает особый колорит, если принять во внимание, что, по крайней мере с похода Диофанта, как явствует из вышеупомянутого места о населении Херсонеса Таврического, скифы и тавры от поры до времени совместно вели враждебные действия против Херсонеса и Боспора. В связи со всем, что сказано о локализации скифов после Диофанта в Крыму и ближайших причерноморских степях, упоминание скифов в этой надписи, при его несомненной конкретности, вполне подтверждает эту локализацию по средиземноморским данным. Степень же подчинения, здесь упомянутая, была, конечно, относительно призрачною: немного позднее столкновения возобновились ¹. [42]

В IPE, т. II, 26, относящейся, вероятно, к царствованию Савромата I (93-123 н.э.), заключается посвящение ряда лиц богам, приносящим победу,— за победу над скифами. Неполнота этнического названия не вызывает сомнения в его восстановлении. Котий II (123-132) удостоился в первый же год своего царствования статуи за победу над скифами со стороны своего наварха Трифона Аполлониева ². [43] Это, впрочем, ещё не означает, что победа была морскою. Впрочем, и это не так уже невероятно: из некоторых надписей и свидетельств Страбона видно, что со времени Скилура скифы уже имели свой военный флот ³. [44] Сопоставление обеих надписей неопровержимо доказывает продолжение столкновений Боспора со скифами, этническая конкретность которых так хорошо подтверждена перечнем племён в надписи в честь Аспурга. Здесь нет каких-либо других указаний, но нигде, кроме Крыма, скифов по соседству с Боспором не было, и противоречия в этом отношении с приведённой выше их локализацией нет. То обстоятельство, что два царя нашли нужным подряд в течение короткого срока наносить скифам серьёзные удары, говорит об оживлении военной деятельности последних в течение первых десятилетий II в. н.э.

В надписи IPE, т. II, 423, начало которой не сохранилось, датированной 490 г. боспорской эры — 193 г. н.э., т.е. относящейся к царствованию Савромата II, некто Зенон Зенонов, посланный царём в Танаис, сделал посвящение за царя Зевсу, Арею и Афродите; в числе заслуг царя фигурирует, между прочим, победа над скифами и сираками и присоединение Таврики к царству по договору. Сираки обитали на Северном Кавказе ⁴. [45] Видеть одну войну в соединении имён различных народов едва ли приходится: это, скорее, часть суммарного перечня внешнеполитических заслуг Савромата II. Зато очень существенно отдельное упоминание земли тавров, подчинённой царём путем договора. Конкретность скифов здесь определяется прямой связью с предыдущими тремя текстами. Важно то, что в этом тексте скифы совершенно отчётливо отделены от тавров или, вернее, от их страны. Этим подчеркивается некоторая путаница этнонимических представлений Страбона и отличие одних от других от времени Диофанта, по крайней мере до конца II в. н.э. Вероятно, прав В.Н. Дьяков, который видит в сопоставлении предыдущих надписей полное замирение тавров ⁵ [46] в римское время. Последняя надпись интересна тем, что именно этой

(87/88)

комбинацией племён она даёт хорошее представление о врагах с запада — скифах и о врагах с востока — сираках, как соседях Боспорского царства.

Итак, до конца II в. н.э. в Крыму и соседних с ним на северо-запад и запад степях продолжали бытовать скифы, на том же самом месте, где их застал Диофант. Он не разбил их окончательно. Но одно едва ли подлежит сомнению: скифы сохранились как этническое понятие, в степях Боспора, так как были ещё довольно опасными соседями этого царства. Для греков же и римлян с берегов Средиземного моря они на своей сузившейся территории перестали быть конкретным явлением, затерявшись среди нахлынувших сарматских племён. Лишь в таких случаях, как при Августе и Плавтии Сильване, они ненадолго в специальных текстах выплывали из этого мрака. Вообще для римлян, осуществлявших политику Империи на Дунае и в Причерноморье, скифы были реальною величиною, хотя, может быть, и не очень большою. Вот, перед нами некто Тиберий Плавтий Феликс Феррунтиан «praepositus vexillationibus Ponticis apud Scythia(m) et Tauricam» ¹. [47] Речь явно идёт здесь о Крыме и его гарнизонах. Это конкретное представление о скифах никак не вяжется с желанием М.И. Ростовцева видеть тавров в скифах эпитафии Плавтия Сильвана, когда он публиковал происходящую из Херсонеса эпитафию убитого таврами врача-вольноотпущенника Ведия Публия Фрепта ². [48]

С такою конкретностью понятия скифы в это время, вероятно, связано неполное название Скифии в одной ольвийской надписи I в. н.э. и надгробие некоего Скифа Феогенова из Херсонеса, по Латышеву, II в. н.э. ³. [49]

Конечно, имя скифов и их конкретное бытиё ещё просуществовали некоторое время после победы над ними Савромата II. Однако, когда исчезло окончательно сильно поникшее и ставшее безвестным широкому миру скифское царство в Крыму, — пока неясно. Едва ли это далеко ушло за II в., так как вскоре большие события ввели снова в круг мировых интересов эту местность.

[1] ¹ ΙΡΕ, т. II, 343.

[2] ² Αἰσχινης II, 78 = SC, стр. 371.

[3] ³ IPE, т. Ρ, 401, 7-13.

[4] ⁴ ΙΡΕ, т. Ρ, 343.

[5] ⁵ Β.Η. Дьяков. Таврика в эпоху римской оккупации. Уч.зап. ГПИ, т. XXVIII, вып. 1, стр. 23.

[6] ¹ ИАК, вып. 45. стр. 23 сл., IPE, I², 402.

[7] ² Е. Pridik. Die Astynomennamen usw. Sanderabdruck aus d. Sitzungsberichten d. Preuss. Ak. d. Wiss. Philol. Hist. Klasse, т. XXIV, 1928 стр. 30 №125.

[8] ³ ВДИ, 1939, №3. стр. 249, №14.

[9] ⁴ Ε. Pridik. Указ.соч., стр. 30, №135 и ВДИ примеч. к указ. надписи №14.

[10] ⁵ ΙΡΕ Ι², 403; И. Махов в ИТУАК, вып. 43, стр. 150 сл.

[11] ⁶ Е. Pridik. Указ.соч., стр. 30, №131.

[12] ⁷ IPE. I², 494.

[13] ⁸ IPE, I², 581.

[14] ¹ Тр. ГИМ, вып. 1, стр. 165 сл., 1926.

[15] ² ΙΡΕ, I², 493.

[16] ³ Е. Pridik. Указ. соч., стр. 30, №126 и 133.

[17] ⁴ IPE, I², 32.

[18] ⁵ Herodot, IV, 17-19 и 81 = SC, стр. 16 и 35.

[19] ⁶ Herodot, IV, в разных местах.

[20] ⁷ Herodot, IV, 78 = SC, стр. 33.

[21] ⁸ Herodot, IV, 121 и 122 = SC, стр. 47 и 48.

[22] ¹ Dio Chrysost., XXXVI = SC, стр. 173.

[23] ² С.Α. Жебелёв. Последний Перисад и т.д. ВДИ, 1938. №3 (4). стр. 49 сл.

[24] ³ ΙΡΕ, т. I², 352 и Strabo, VII. 3, 17 (SC, стр. 120); VII, 4, 3 (SC, стр. 123). Strabo, VII, 4, 7 (SC, стр. 127 и 128).

[25] ¹ Strabo, VII, 4, 5 (SC, стр. 125 сл.).

[26] ² IPE, т. I², 353.

[27] ³ IPE, т. I², 226.

[28] ⁴ С.А. Жебелёв. Счастливые города. ИГАИМК. 1933, вып. 100, стр. 355 сл.

[29] ⁵ СА, т. VII, стр. 11. Цитируя эту надпись по статье покойного академика С.А. Жебелёва, С.И. Капошина тут же делает из неё более широкий вывод, чем Сергей Александрович.

[30] ¹ Polyb., XXV, 2, 12 (SC, стр. 144); Polyaen., VIII, 56 (SC, стр. 568) Ср. М.И. Ростовцев. Скифия и Боспор, стр. 129.

[31] ² Strabo,VII, 3, 17 и VII, 4, 3 и 7.

[32] ³ Strabo, II, 5, 7 = SC, стр. 101 сл.

[33] ⁴ SC, стр. 86, 87.

[34] ⁵ Ρlin., IV, 80 = SC, стр. 178.

[35] ⁶ Res gestae Divi Augusti, 31 = SC, т. II, вып. 1, стр. 41.

[36] ⁷ Strabo, VII, 3, 17 = SC, стр. 120.

[37] ⁸ SC, стр. 166.

[38] ⁹ Науковi записки i ГМК АН УРСР, 2. стр. 110, 1937.

[39] ¹ См. об этом у В.Н. Дьякова в указ. работе, стр. 47 и сл.

[40] ² См. об этом в указ.соч. В.Н. Дьякова, стр. 47.

[41] ³ IPE, т. I², 420.

[42] ¹ IPE, т. II, 36.

[43] ² IPE, т. II, 27.

[44] ³ IPE, т. I², 670-672 и Strabo. II, 1, 16 = SC, стр. 99.

[45] ⁴ Strabo, XI, 1 = SC, стр. 129 сл.

[46] ⁵ В.Η. Дьяков. Указ.соч., стр. 89.

[47] ¹ ИАК, вып. 33, стр. 21 (Ростовцев) — CIL, VIII, 619, ср. Supp. 11780, Dessau. 2747; Damazcewski, 136, 165.

[48] ² ИАК, вып. 27, стр. 55 сл., №1.

[49] ³ IPE, т. I². 274, 493.

наверх