Л.А. Евтюхова

Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов).

// Абакан, 1948. 109 с.

Часть II. Поселения, быт и занятия кыргызов.

[ 5 ]     Ремёсла.

Глиняная посуда, выделываемая кыргызскими гончарами, делится в основном на четыре группы.

Первую группу составляет уже описанная в разделе о поселении у села Малые Копёны посуда тагарско-таштыкских типов. Как уже было сказано, она свидетельствует о прямой связи кыргызской культуры с предшествующим развитием племён минусинской котловины. Она сохранила от предшествующего времени технические приёмы, формы и орнамент.

Вторую группу составляют сосуды, ранее не бытовавшие на среднем Енисее, в неё входят так называемые кыргызские вазы.

Это чрезвычайно характерный тип керамики, стойко сохраняющий все свои отличительные черты: сосуды сделаны из хорошо отмученной серой глины и приобретают при обжиге звонкость и твёрдость камня. Формовка этих сосудов производилась на гончарном круге. На днищах некоторых сосудов видны отпечатки квад-

(92/93)

ратных или прямоугольных вдавлений от доски гончарного круга, а на одной из них отпечаталась её трещина.

Лепка ваз производилась из спирально скручивавшейся от дна узкой глиняной ленты. Дно и горло прилеплялись отдельно. Это хорошо прослеживается на изломах ваз, найденных при раскопках в курганах, когда дно и горло обычно бывают поломаны по местам, соединения с туловом.

Эти кыргызские вазы представляют собой высокие яйцевидные сосуды с узким хорошо отформованным горлом, с развёрнутым венчиком, плоским дном и лощёной поверхностью.

Орнамент на них обычно располагается следующим образом: вокруг основания горла и по середине тулова нанесены пояса. Между этими поясами имеются ещё зигзаги, образующие треугольники, или, как в одном случае, на сосуде из Теси, [1] между двумя поясами нанесены четыре завёрнутых в полукольцо остроконечных языка, возникающие из нижнего пояса. Иногда поясов бывает три, но без зигзага между ними. Иногда этот орнамент очерчивался контуром, процарапанным по сырой глине после нанесения штампованного узора, вследствие чего получаются несовпадения очертаний узора с контуром.

Работая над коллекцией кыргызских ваз ГИМ, мне удалось установить, что узор наносился при помощи прокатывания цилиндрического штампа. На поверхности цилиндра вырезался узор, дающий в отпечатке или параллельные линии пунктира, напоминающие гребёнку (рис. 181), или ряды ёлочек, или треугольники и ромбы (рис. 182). Цилиндр делался небольшой, от 14 до 16 мм диаметром и шириной в 11 —16 — 18 мм и имел окружность 14—16 мм.

Так как размеры цилиндра были небольшие, то штамп при нанесении узора широких полос прокатывался два-три раза.

Рисунки: 181 — с. Тесь; 182 — Копёнский Чаа-тас, Нижний могильник; 183 — с. Тесь, Георгиевская гора.

(93/94)

Иногда, как это мы имеем на одной из ваз коллекции ГИМ, пояса были выполнены отпечатками разных штампов: верхний пояс и зигзаги елочным, а нижний пояс — пунктирным.

В тех случаях, когда штамп недостаточно плотно был прокатан в первый раз, по одному и тому же месту он прокатывался повторно. Лощение поверхности кыргызских ваз производилось до нанесения узора.

Между прочим, здесь интересно отметить напрашивающееся сходство в составе теста, в обжиге глины кыргызских ваз с черепицей из раскопанных нами близ Абакана в 1941-1946 гг. развалин дворца таштыкского времени. По цвету и качеству обжига сходство очень большое и резко отличающее оба эти рода изделий от всех других памятников минусинской котловины. Возможно, что существовали какие-нибудь редкие месторождения этой глины, из которых ещё со времени таштыкской культуры разрабатывалась глина для самых высококачественных изделий. На то, что кыргызские вазы ценились их обладателями, указывают находки в курганах починенных ваз. Подобный случай нам известен, например, из раскопок С. В. Киселёва в 1932 г. в кургане № 3 (погребение 1) у с. Тесь, Минусинского района.

На высоте нижней трети низ сосуда был в своё время отбит, и, чтобы его сохранить, вдоль излома были просверлены парные отверстия, через которые обе части и были соединены.

Иногда встречаются случаи починки отбитого горла и пр.

В своё время было высказано предположение о завозном происхождении кыргызских ваз, основанное на том, что они резко отличаются от остальной весьма грубой керамики, находимой вместе с ними, и на том, что они находятся также в Северной Монголии. Мне кажется мало вероятным такое допущение. Против этого говорит широкое распространение в Минусинском крае кыргызских ваз. Они встречаются почти в каждом каменном кургане.

Едва ли можно предполагать в ту отдалённую эпоху по трудно проходимым дорогам-тропам из Монголии на Енисей массовый импорт такого громоздского тяжёлого и хрупкого груза, каким являются эти вазы. Их отличие от всей остальной керамики скорее объясняется их особым назначением, а их сходство с монгольскими — близостью технических приёмов, — достижения тесно связанных в культурном отношении районов. Находки черепицы дворца таштыкского времени близ г. Абакана так же несомненно говорят о том, что всё то громадное количество черепицы, которым была крыта крыша дворца, было изготовлено на месте.

Вопрос о назначении кыргызских ваз пока не решён, но, возможно, что они служили для хранения вина. Китайская летопись про кыргызов хакасов говорит: «Вино квасят из каши» [2] — хранить легко испарающееся вино нужно в сосудах с плотными, не пористыми стенками. Из всей известной нам посуды кыргызов наиболее пригодными для этого, несомненно, являются именно эти вазы, тем более, что узкое горло этому способствует и, наоборот, мешает возможности их промывки, если-бы в них хранился такой продукт, как, например, молоко.

Сосуды, подражающие по форме кыргызским вазам, встречаются редко. Они почти всегда делались из грубого теста, обычного для рядовых сосудов и поэтому полное сходство в форме не достигалось. Прежде всего этот сорт материала не позволял формовать узкое

(94/95)

горло и оно получалось широким. Сосуд из с. Тесь [3] сделан даже без гончарного круга. Возможно, что эти сосуды относятся к ранней стадии кыргызской культуры, так как в каменных кольцах таштыкской культуры С. В. Киселёвым [4] были найдены сосуды, по форме схожие с сосудами из кыргызских могил.

На сосуде из с. Усть-Тесь есть даже ёлочный орнамент, расположенный по тулову четырьмя поясами.

На «вазе» из кыргызского каменного кургана под Георгиевской горой у с. Б. Тесь орнамент нанесён гребенчатым редким штампом в виде пояса по плечикам сосуда и лопастей, опускающихся от горла к пояску и от пояска книзу (рис. 183).

Сосуд из Георгиевской горы, [5] сделанный из теста, обычного для кыргызских ваз, леплен от руки — своей формой он подражает вазам, но все его пропорции грубы, неуклюжи и асиметричны. Стенки очень толстые, и снаружи на тулове хорошо прослеживаются жгуты глины, из которых леплен сосуд.

К третьей группе сосудов относятся также чисто кыргызские небольшие грубые сосуды баночной формы, слепленные от руки, из грубого дресвянистого теста и плохого обжига. В кыргызских могилах они постоянно сопутствуют кыргызским вазам.

Возможно, что эти грубые сосуды, имевшие повседневное употребление не всегда выходили из рук гончаров-специалистов. Вполне возможно, что эти сосуды могли быть изготовлены домашним способом хозяйкой кыргызской юрты. Такие примеры домашнего изготовления посуды имеются в современной этнографии. Это тем более вероятно, что сосуды подвергались обжигу не в специальных гончарных печах, а каким-то упрощённым способом, возможно, просто в кострах.

Предположение о том, что этого типа сосуды выделывались специально для сопровождения покойников в могилы, едва-ли вероятно, так как на кыргызском поселении у с. Малые Копёны нам вместе с обломками кыргызских ваз встречались и обломки грубой посуды, существовавшей наряду с обломками бытовой посуды ещё тагарско-таштыкского типа.

Из такого же грубого теста сделан сосуд из каменного кургана № 3 (погребение 11) под Георгиевской горой у с. Тесь. [6]

Но форма его не обычна для этого времени. Это сосуд рюмковидной формы на коническом поддоне (рис. 12).

Подобные сосуды, начинаясь ещё в тагарскую эпоху, были широко распространены в таштыкское время и в большом количестве находок известны из раскопок таштыкских родовых усыпальниц и рядовых могил. Безусловно, что здесь мы опять-таки имеем лишнее подтверждение преемственности культур. Вполне возможно, что некоторые сосуды копёнского поселения, дошедшие до нас только в отдельных фрагментах, могли быть и такой формы.

Ещё одним типом посуды, выделив его в четвёртую группу, можно назвать берестяные туеса, очевидно, широко применявшиеся в быту кыргызов. Образцом последних является туесок из кургана № 9 Уйбатского Чаа-таса.

* * *

(95/96)

Широкое развитие кузнечного дела у кыргызов требовало большого количества материала. На территории минусинской котловины часто находятся места, где производилась плавка железа. Сыродутные горны хорошо исследованы В. П. Левашевой, которая в течении нескольких лет занималась их раскопками. Так, ею раскопаны остатки сыродутных горнов в сосновых борах на дюнах в тринадцати пунктах: в 1933 году под г. Минусинском, 1934 г. на третьем и четвёртом километрах по шоссе из г. Минусинска в с. Ермаковское; в 1936 г. три железоплавильни между курортом — озеро Тагарское и с. Кривая; в 1937 г. на берегу озера Пресного у с. Клоповка, на Тагарском острове; в 1938 г. три железоплавильни близ с. Знаменка и одна в бору между Знаменкой и с. Восточным.

Благодаря этим раскопкам, теперь хорошо известно устройство этих горнов, а также и сам процесс производства плавки железа. [7] На юго-восточном склоне дюнного холма, в лощине устанавливался гори размером около 1 метра прямоугольной или трапецевидной формы, на глубину до 0,7 м С трёх сторон стенки горна обставлялись каменными плитами. Передняя же стенка была отъёмной и разбиралась при каждой плавке так же, как и покрытие. Внутри горн обмазывался довольно толстым, до 10-15 см, слоем глины (рис. 184). Сверху также закладывались каменные плиты. В передней стенке, вероятно, остав-

Рис. 184. с. Знаменка.

лялось отверстие для выхода газов. Перед горном, ниже его уровня выкапывалась яма, для того чтобы мастер имел свободный подход к горну. Господствующие западные и С-З ветры, проходя по лощине, способствовали раздуванию пламени в горне, установленном на склоне холма.

Для плавки в горн закладывались железная руда, древесный уголь и обломки камней. Для усиления температуры применялись меха. Доказательством этого могут служить найденные инженером Венцеховским на Тагарском острове глиняные сопла от раздувательных мехов. [8] Г. Мерхартом описана т.н. «заслонка» из глины от печи, в нижней части которой имелось круглое отверстие, очевидно, предназначенное для вставки туда сопла.

(96/97)

По окончании процесса плавки из горна вынимались крицы, а образовавшийся шлак, выбрасывался тут же в отвалы. Иногда в отвалах попадаются спёкшиеся глыбы шлака, целиком вынутые из печи и, в уменьшенном виде, повторяющие форму самого горна. Размеры отвалов соответствуют числу плавок, произведённых в данном горне. Так в отвале у горна, раскопанного в Кривинском бору, близ с. Знаменка и Клоповка, насчитано до 50-ти таких глыб. Следовательно, эти горны долго находились в действии.

По анализам лаборатории И.М.К. АН СССР установлено, что процент восстанавливаемого из руды железа очень небольшой. Обычно кыргызские кузнецы употребляли высокосортную руду с очень большим содержанием железа, доходившим до 70%. Однако при том примитивном способе плавки, который здесь применялся, восстанавливалось лишь около 17% железа. Остальное оставалось в шлаках. Небольшие размеры горна и такой малый процент выплавляемого железа при каждой плавке давали очень небольшое количество железа.

Китайская летопись сообщает, что в стране хакасов «есть золото, железо, олово». [9]

По археологическим данным, железо добывалось по Енисею (выше с. Означенного) и его притоку Абакану, в горах Кузнецкого Алатау, а также у западных отрогов Салаирского кряжа. Известны месторождения за р. Тубой. В коллекциях Минусинского музея имеются каменные молоты для дробления руды, найденные в древних железорудных разработках и около железоплавильных горнов. [10]

Уголь для плавки руды обжигался здесь же, рядом с печами, в специальных угольных воронкообразных ямах диаметром в 4-5 м и глубиной до 0,9 м. Их количество соответствует длительности функционирования сыродутного горна.

Обычно попадаются куски шлака, глиняной обмазки и железа, редкие обломки глиняной посуды, кости животных — остатки пропитания мастеров и, изредка, их орудия производства — каменные молоты и колотушки для дробления руды и каменные тёрки.

Г. Мерхартом на гребне одной из дюн между Тагарским озером и Енисеем был раскопан сыродутный горн, подобный описанным выше. [11] Раскопанный им горн был трапецевидной формы, длиной в 110 см, задняя стенка имела 75 см и передняя 50 см в ширину. Здесь рядом с горном также были найдены груды отработанного шлака, причём горячий шлак, попав на песок, расплавил его (рис. 185).

Рис. 185. Близ Тагарского озера.

(97/98)

Академик Гмелин [12] описывает места с остатками плавильных горнов, встреченных им близ с. Лугавского по р. Лугавке, в 9 км от впадения её в Енисей. Один из таких горнов он исследовал, и его конструкция была такая же, как только что описанного.

Точно так же и Паллас [13] отмечает остатки горнов, виденные им между Тубой и Абаканом.

Как видно из описанного выше в кыргызском государстве выделялись кузнецы-ремесленники, причём спецификация в производстве выделила отдельных мастеров, специально занимавшихся выплавкой металла. Пока ещё нет данных для того, чтобы можно было определить, где именно кыргызские кузнецы занимались выделкой железных изделий, производство которых в это время достигает большого совершенства. В раскопках на поселении у с. Малые Копёны не было найдено следов какого бы то ни было металлургического производства, но на дюне «Борок», находящейся в 2-х км от этого поселения, в выдувах культурного слоя, в большом количестве находятся обломки медных и железных шлаков и куски выплавленного металла, вместе с кыргызской керамикой. Вполне вероятно, что в данном случае кузнецы-ремесленники жили именно здесь.

В других местах, обследованных В. П. Левашевой видно, что жильё около горнов было временным, только на срок выплавки металла. В. П. Левашева в доказательство приводит замечание о том, что среди найденных около горнов костей животных, отсутствуют кости головы и нижних частей ног, следовательно, кузнецы приносили с собой только необходимый запас мяса и, окончив работу, возвращались к своему постоянному жилью. [14]

Большие потребности кыргызского народа в продукции кузнецов удовлетворялись местными мастерами. Их продукция чрезвычайно разнообразна. Для земледелия вырабатывались сошники, серпы, косы-горбуши. Для охоты — наконечники стрел. Кыргызское войско было вооружено луком со стрелами самых разнообразных форм, копьями, кинжалами и было одето в кольчуги и пр. Конское снаряжение и сбруя в виде удил, стремян и наборов сбруйных украшений, блях, также являются произведениями местных ремесленников.

Бронзовые и медные украшения, главным образом конской сбруи, и поясные наборы кыргызов отличаются большим разнообразием. Их производство, вероятно, было в руках тех же кузнецов, зачастую сочетавших в себе одновременно и ремесло литейщиков. Они создавали вещи, найденные в могильных инвентарях Чаа-тасов, при описании которых эти вещи рассматриваются детально, и там же мы имели возможность проследить изменения форм, происходившие с течением времени.

В тесной связи с кузнецами работали кыргызские ювелиры. Железные удила и стремена мы видим покрытыми золотой или серебряной инкрустацией. [15]

Для нанесения инкрустированного узора на капчальском стремени, сначала на его поверхности наносился рисунок узора в виде параллельных желобков с наклоном в наружную сторону, а затем в эти бороздки закладывалась узкая серебряная полоска. После этого поверхность заковывалась молотком, в результате чего края серебряной полоски зажимались железом.

(98/99)

Ювелирные изделия кыргызских мастеров отличаются большим художественным вкусом. Благодаря развитой торговле кыргызы были знакомы с художественными произведениями Ирана и Китая и в своих изделиях кыргызские художники-ювелиры, сумев переработать эти образцы, создали своё степное искусство, основанное на местных более ранних традициях скифо-сибирского звериного стиля. Открытые в Копёнском Чаа-тасе художественные ценности раскрывают яркую картину всей силы и высоты мастерства работы кыргызских ювелиров. [16]

Точно также в коллекциях Минусинского и Гос. Исторического музеев хранится целый ряд различных образцов ювелирного искусства из случайных находок, сделанных на территории минусинской котловины. Очень часто бронзовые украшения покрывались позолотой. Золочение горячим способом было хорошо известно кыргызским мастерам. В качестве примера можно привести листовидные бляхи Копёнского Чаа-таса (рис. 66), бляху из случайных находок у с. Б. Салба [17] (рис. 143), наременные бляхи Тюхтятского клада [18] (рис. 129, 130 и др.). и целый ряд различных украшений из случайных находок в минусинской котловине, хранящихся в собраниях Минусинского и Государственного исторического музеев. [19] Кроме литья из бронзы и меди, кыргызским мастерам хорошо была известна и широко применялась штамповка из золота и меди. Этим способом выделывались наременные бляхи, как гладкие, так и узорные. Примером для первых может служить золотая четырёхугольная бляха из 7-го кургана Копёнского Чаа-таса (рис. 40). Из этого же кургана мы имеем золотую штампованную бляху с растительным узором (рис. 39), а из кургана № 9 золотую штампованную бляху, подражающую изображению цветка (рис. 42), причём интересно отметить, что листок золота, из которого была оттиснута эта бляха был очень тонок, поэтому под него была подведена основа из более толстого медного листка. Ещё одна штампованная ажурная бляшка (рис. 37) была найдена в кургане № 6 (могила № 1) и другая, в виде крестика, в кургане № 5 (рис. 36) того же Чаа-таса.

Самым блестящим примером высокого мастерства штамповки из меди являются рельефные фигуры всадников и животных из шестого кургана Копёнского Чаа-таса (рис. 80).

Производство этих рельефов было массовым, судя по тому, что они были найдены в четырёх курганах Копёнского Чаа-таса. В кургане № 6 в двух тайниках были найдены целые наборы рельефов, а в других были найдены отдельные фигурки и обломки от них, оброненные грабителями при расхищении тайников и могил курганов.

Изготовление этих рельефов, вероятнее всего, производилось следующим образом: сначала художником были вырезаны, может быть, из дерева, в круглой скульптуре, слегка уплощённые фигурки всадников и животных. Затем они были оттиснуты в глине, но уже только в виде одностороннего рельефа. В полученной таким образом форме были отлиты бронзовые матрицы для набивной штамповки.

Кыргызские художники, несомненно, сохранили высокие традиции резчиков по дереву, столь искусных в таштыкское время, хорошо

(99/100)

известных по находкам в родовых усыпальницах знати Уйбатского Чаа-таса. К сожалению, в кыргызских древностях пока ещё очень мало известны образцы этой отрасли художественной промышленности, но, несомненно, что деревянные изделия были в большом употреблении. В качестве образцов скульптурной резьбы по дереву достаточно вспомнить Капчальских и Уйбаткого баранов, обложенных золотом. Малое количество находок деревянных изделий в кыргызских могилах можно объяснить их сильной разграбленностью и плохой сохраняемостью дерева. Предположение о том, что деревянные образцы для форм Копёнских рельефов были двухсторонними, основывается на том, что при складывании вместе парных изображений одинаковых фигур, их контуры совпадают и получается фигурка, напоминающая собой современные ёлочные штампованные картонажи. Однако в таком виде они не употреблялись, так как пробитые по краям рельефов отверстия для их прикрепления при складывании фигурок между собой не совпадают.

На готовую рельефную матрицу накладывался тонкий медный лист, который покрывался сверху свинцовой пластиной и уже по ней мастер обколачивал молотком рельеф.

Такой способ производства штампованных изделий хорошо известен ещё скифским и античным мастерам, а также в византийских (IX-X вв.), русских (X-XII вв.) и болгарских (XIII-XIV вв.) древностях. В качестве примера можно привести древне-русские бронзовые матрицы для изготовления колтов. [20]

После того как рельеф был готов, он подвергался дополнительной обработке различными чеканами, которыми выделялись все детали. Интересно отметить, что ширина одного из чеканов, которым обрабатывались копёнские рельефы, равна трём миллиметрам.

Из рук тех же ювелиров-чеканщиков, которые выделывали художественные произведения, украшавшие сбрую и снаряжение кыргызов, вышли серебряные и золотые сосуды, известные по находкам на территории минусинской котловины. [21]

Копёнские золотые сосуды сделаны при помощи ковки из целого куска металла. Как известно ковка золотых изделий производится холодным способом, благодаря мягкости материала. [22] Кыргызские ювелиры, сделавшие копёнские сосуды, владели большим мастерством в своей области. Форма трёх сосудов, найденных в первом тайнике 2-го кургана одинакова, и их изготовление благодаря широкому горлу являлось не столь сложным, но четвёртый сосуд, в виде сферической бутылочки с поддоном и узким горлом, требовал большого искусства мастера, и процесс его изготовления был сложным. Кыргызские ювелиры имели в своём распоряжении ассортимент различных наковален и инструментов, необходимых для изготовления подобного рода посуды. За то, что копёнский сосуд изготовлен кыргызскими мастерами, говорит его сходство с глиняным сосудом такой же формы, найденным А. В. Адриановым при раскопках на Тагарском острове (Джесос) [23] и С. В. Киселёвым в Теси. [24]

(100/101)

Так же, как и ковка, чеканка золота производится холодным способом. Таким способом расчеканен орнамент на копёнском золотом сосуде с растительным узором и грифонами. После того как сосуд был выкован и ему была придана его окончательная форма, внутрь был налит вар (или смола) и на тулово был нанесён рисунок орнамента. После этого, действуя целым рядом чеканов (пунсонов) и резцов был углублён фон, а затем сам орнамент расчеканен высоким рельефом.

Расчеканка золотого блюда (из тайника № 2, кургана № 2) Копёнского Чаа-таса была сделана обычным способом. На укреплённом на варе готовом блюде сначала был нанесён орнамент в виде медальонов с птицами среди растительного узора. После этого мелким чеканом, узкий рабочий конец которого был около одного миллиметра шириной, прочеканен весь контур узора двойной линией. Перья грифонов и облака, на которых стоят грифоны, заштрихованы более тонким, но более широким чеканом до 2-х мм ширины. Весь фон «канфарный». Он «канфарен» мелкими кружочками, нанесёнными круглым полым чеканом диаметром менее, чем в 1 мм.

Кроме отделки сосудов рельефным узором, вычеканенным непосредственно на тулове сосуда, существовал способ украшения при помощи накладок в виде заранее заготовленных пластинок с чеканным узором.

Этот способ мы видим применённым на втором орнаментированном золотом сосуде Копёнского Чаа-таса (курган № 2, тайник 1). Здесь же на выкованный из одного куска сосуд напаяны вертикальные полосы растительного узора и узорные медальоны между ними.

Ручки у двух только что описанных сосудов приклёпаны на трёх заклёпках, отверстия для которых пробиты насквозь в тулове сосудов.

Таким образом, мы видим, что кыргызские мастера по металлу владели разнообразными приёмами работы как над простым железом, так и над драгоценными металлами.

Кроме мастеров по металлу, для удовлетворения нужд степняков-кочевников шорники и седельники занимались изготовлением конской сбруи, сёдел, войлока для чепраков, выделкой кожи и прочего снаряжения.

Ещё одна отрасль художественного ремесла требовала опытных мастеров. Это были каменотёсы, создавшие надгробные стелы и каменные изваяния, и специалисты, высекавшие на них надписи.

Как известно из надписи на памятнике в честь Кюль-Тегина [25] [в качестве] соорудителя здания (т.е. храма) и камня с надписью, украшенного резьбою, «пришёл чыкан (т.е. каменотёс) китайского кагана Чанг-Сенгун.» Это мастерство требовало большой опытности и искусства, так как в этой же надписи отмечается, что мастера, которым была поручена резьба «не изломили (т.е. не исказили) моей речи.» [26]

У енисейских кыргызов существовали свои мастера, занимавшиеся этим ремеслом и, очевидно, сочетавшие в себе специальность каменотёсов-скульпторов и шрифтистов. На надписи в честь Канга-Мен-Эрдем (третья Уйбатская надпись) видно, что этим искусством у кыргызов владели отдельные семьи, передавая свой опыт от отца к сыну. В этой надписи говорится: «Ради работы балбала

(101/102)

Рис. 186. С. Знаменка.

турецкого хана были призваны из народа... девять человек, сыновья искусных людей, и отобраны моими превосходными бэгами» (340). [27] Руками этих «искусных людей» в минусинской котловине исписаны многочисленные каменные стелы в память погибших кыргызских героев, а также целый ряд надписей на приенисейских скалах.

Каменные изваяния, изображающие мужчин, в минусинской котловине и вообще на территории, занимавшейся енисейскими кыргызами, очень редки. Известны только три из собственно минусинской котловины. Первое изваяние из с. Знаменка, хранящееся в Минусинском музее, [28] сделано из плоской плиты, с разработанным силуэтом человеческой фигуры (рис. 186). Лицевая сторона изображает мужчину с бородой и длинными усами. В руках он держит какойто сосуд. На оборотной стороне высечена орхоно-енисейская надпись, из которой видно, что перед, нами изображение иностранца — орхонского тюрка. Второе каменное изваяние с правого берега р. Чёрный Июс, против устья р. Саралы, известно только по очень приблизительному рисунку 1739 года геодезиста Ивана Шишкова, но всё же в нём можно узнать фигуру бородатого мужчины, в правой руке держащего сосуд, а в левой рукоять подвешанной к наборному поясу сабли. Этот тип изваяний нам хорошо известен у алтайских тюрок VII-VIII в. [29] в Туве.

Кроме изготовления изваяний и резьбы надписей по камню, кыргызы искусно вырезали рисунки и надписи на скалах.

Изобразительное искусство в кыргызский период поднимается на большую высоту. Среди кыргызских художников выделяются различные специальности. На территории минусинской котловины во многих местах имеются скалы, покрытые рисунками ещё в тагарскую эпоху. Часто на той же площади, где они расположены или поверх этих рисунков, или же в новых местах находятся наскальные линейные рисунки, вырезанные на гладкой поверхности выходов скалы. Своей техникой они резко отличаются от рисунков, высеченных пунктиром со сплошным заполнением пространства изображения, сделанных ещё в тагарскую эпоху.

В основном кыргызские рисунки изображают охотничьи сцены, иногда изображены военные сцены или отдельные фигуры охотников или воинов и животных. При взгляде на эти рисунки чувствуется точность пропорций, лёгкость и смелость руки художника, а также реализм, с которым выполнены все фигуры. Этими качествами наскальные рисунки кыргызов тоже резко отличаются от тагарских, где в значительной степени преобладает условность и схематичность, а их техника придаёт им некоторую тяжеловесность. Для того, чтобы вырезать рисунок на таком твёрдом материале, как девонский песчаник минусинских скал, требовалось большое мастерство, которым владели кыргызские художники.

(102/103)

Одна из самых больших групп писаниц в Хакасской ав. обл., уже упоминавшаяся выше, расположена близ улуса Сулеков [30] на трёх отрогах гор, называющихся «Писаная гора», «Соляная гора» и «Озёрная гора». На них разбросаны в разных местах отдельные фигуры и целые группы скальных изображений. Наибольшее количество рисунков находится на «Писаной горе» (рис. 172).

Изображённые на ней рисунки относятся главным образом к кыргызской эпохе, но кое-где, иногда даже под кыргызскими, имеются и тагарские.

Над всей писаницей «Писаной горы» расположена надпись, как бы раскрывающая её содержание, она гласит: «Памятная скала». Это же выражение повторено ещё раз ниже.

Во втором поясе этой писаницы имеются две строки орхоно-енисейских надписей: верхняя, очевидно, более ранняя, т.к. поверх неё вырезано изображение двух дерущихся верблюдов, но нижняя была сделана после того, как здесь были вырезаны рисунки. Она расположена под бегущей косулей и в том месте, где она приближается к верблюдам, спускается вниз и огибает это изображение, не затрагивая его.

Наскальные рисунки дают нам целый ряд существенных деталей, дополняющих сведения и материалы из раскопок, китайских летописей и орхоно-енисейских надписей. Нет никакого сомнения в том, что наскальные рисунки, выполненные описанной выше техникой резьбы, принадлежат именно кыргызам VII-IX вв. Прежде всего в этом убеждает тождественность могильных инвентарей кыргызских погребений с изображениями воинов-охотников на наскальных рисунках. О том же говорит стилистическое единство рисунков на писаницах и художественных произведений кыргызских мастеров, найденных в киргызских курганах. Это особенно стало ясным после находок рельефов сцены охоты Копёнского Чаа-таса, где мы видим тех же всадников и различных зверей, что и на писаницах.

В заключение я позволю себе отметить один эпизод, связанный с изобразительным искусством кыргызов. В китайской летописи Тан-Шу говорится: «А как хягасы открыли свободное сообщение с Срединным государством, то надобно написать портрет их государя, для показа будущим векам. Указано Хун-Лу найти живописца». [31] Очевидно в портретной галлерее китайского императора висел портрет кыргызского хана, к сожалению, не дошедший до «будущих веков».

[1] Каменный курган № 3, погреб. 1, раскопки С. В. Киселёва, 1932 г., хранятся в ГИМ.

[2] И. Бичурин. Собрание свед. о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1., СПБ, 1851 г., стр. 444.

[3] Раскопки С. В. Киселёва 1932 г. у Георгиевской горы. Хранится в коллекции ГИМ.

[4] С. В. Киселёв. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 г. Минусинск, 1929 г., табл. V, рис. 72 (Кольцо № 2 из с. Усть-Тесь) и рис. 73, кольцо у с. Кривинского.

[5] Раскопки С. В. Киселёва у с. Тесь в 1932 г., каменный курган.

[6] Раскопки С. В. Киселёва, 1932 г., хранится в Гос. Историческом музее.

[7] В. П. Левашева. Из далёкого прошлого южной части Красноярского края. Красноярск, 1939 г., стр. 48-50.

[8] Д. Клеменц. Древности Минусинского музея. Томск. 1886 г., стр. 48.

[9] Иакинф Бичурин. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1, стр. 444.

[10] В. П. Левашева. Из далёкого прошлого стр. 48.

[11] Г. Мерхарт, ук. соч., стр. 189.

[12] Путешествие по Сибири. Т. III, стр. 299-300.

[13] Паллас. Путешествие по разным провинциям Российской империи, т. III, стр. 395.

[14] В. П. Левашева. Из далёкого прошлого..., стр. 51.

[15] Например: Уйбатский Чаа-тас — удила из кургана № 5; Капчальский Чаа-тас — стремена из кургана № 5.

[16] Детальное описание этих находок приводится в разделе «Копёнский Чаа-тас».

[17] В. П. Левашева. Из далёкого прошлого... , стр. 61, табл. XVI, рис. 25.

[18] В. П. Левашева, Ук. соч., рис. 37, 44.

[19] Из собраний Згерского-Струмилло, Адрианова, а также Погодина из Томской губернии (Алтай).

[20] Б. А. Рыбаков. Знаки собственности в княжеском хозяйстве в Киевской Руси. Советская Археология, т. 6, в 1940 г., стр. 252, рис. 78, 81.

[21] Серебряный сосуд из Теплоуховского кургана на Уйбатском Чаа-тасе и серебряные сосуды, найденные в верховьях р. Биджи, а также золотые сосуды Копён ского Чаа-таса из раскопок Л. А. Евтюховой.

[22] П. П. Дервиз. Техника серебряного производства, Л-д, изд. Гос. Эрмитажа. 1929 г . стр. 22 и сл.

[23] Хранится в ГИМ, инв. № 34529.

[24] Хранится в Минусинском Музее им. Мартьянова, курган № 3, погребение 3.

[25] II. Мелиоранский. Памятник в честь Кюль-Тегина ЗВОРАО, т. XII, СПб, 1900 г., стр. 77.

[26] Там же, стр. 63.

[27] Радлов, ук. соч., в. 3, стр. 339-346.

[28] М. П. Грязнов и Е. Шнейдер. Древние изваяния Минусинских степей. Материалы по Этнографии, т. IV, вып. 2, Л., 1929 г., страница 84, рис. 61, в тексте.

[29] Л. А. Евтюхова. Каменные изваяния Северного Алтая, например, каменное изваяние из Курайской степи — «Кезер», стр. 121, рис. 2-4.

[30] Тщательно зарисованные материалы по писаницам, собранные Аспелином, изданы Аппельгреном Кивало (ук. соч.).

[31] И. Бичурин. Собр. свед., ч. 1, стр. 451.