главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Л.А. ЧвырьЭтнонимы мнимые и реальные.// Древность: историческое знание и специфика источника. [ Вып. II ] / Материалы конференции, посвящённой памяти Эдвина Арвидовича Грантовского. 3-5 октября 2000 г. М.: «Когелет». 2000. С. 140-143.
1. В процедуре этнической интерпретации археологически выделенных историко-культурных ареалов ведущую роль обычно отводят этнонимам, считая их едва ли не основным проявлением этнических общностей. Поэтому проблема аргументированного выявления истинных этнонимов из множества имён и названий разнообразных групп населения, содержащихся в письменных источниках, по-прежнему актуальна. Когда этнический статус предполагаемых «этнонимов» безо всяких оснований принимается априорно, полученный результат сопоставления «письменных» и археологических данных выглядит, в лучшем случае, слабо обоснованной гипотезой и, в конечном счёте, ведёт к искажению реконструируемой картины прошлого. Во избежание такой ситуации достаточно вспомнить о некоторых закономерностях этнонимики, как общепринятых, так и установленных относительно недавно и пока менее известных широкому кругу историков древности. Особенно важным представляется обратить внимание на соотношение этнонима и этноса (этнической общности), которое оказалось весьма неоднозначным. Именно этому аспекту анализа этнонимов и посвящён настоящий доклад, с тем, чтобы попытаться сформулировать хотя бы наиболее насущные задачи, стоящие перед археологами, этнографами, языковедами и филологами, занимающимися этнокультурной интерпретацией древней истории.
2. Этноним, как известно, — это «имя народа» (или любой этнической общности). Уже давно выявлены разнообразные способы их исторической семантики, создана даже (правда, не бесспорная) историческая периодизация этнонимов: «предэтнонимы» первобытной эпохи (преимущественно варьирующие понятия «люди-нелюди»); так называемые «этнонимы по хозяйственно-культурным типам (ХКТ)», характерные, главным образом, для периода сложения раннеклассовых государств древности и раннего средневековья; и прочие этнонимы, видимо, более поздние, образованные по множесту иных параметров (именам выдающихся лидеров, царей, основателей династий, а также по странам света, по терминам родства и т.д. [Р.А. Агеева]).
Кроме этого обычно различают этнонимы-самоназвания и аллоэтнонимы (то есть имена, данные народу «со стороны»). Достоверность наличия этнического содержания в каждом таком названии неодинакова. Принято считать, что лишь самоназвание, являясь частью этнического самосознания, в наибольшей мере соответствует понятию этноним, а этнический статус остальных наименований («этнонимов») вообще сомнителен и требует в каждом отдельном случае подтверждений. Имея в виду использование «этнонимов» для этнической интерпретации, следует также помнить и другие возможные закономерности. Так, одно и то же наименование на протяжении веков способно менять свой этнический статус, то теряя, то вновь обретая его. Или — некоторые этнонимы (причём известные уже как самоназвания), которые тем не менее этимологизируются не из языка «своего» этноса и т.д.
Но безусловно, центральной проблемой для нас остается вопрос о критериях отделения истинных этнонимов (то есть обозначающих именно этнические общности) от других соционимов (имён, прилагавшихся к иным группам населения — ландшафтно-географическим, экологическим, хозяйственным, профессиональным, конфессиональным и др.). Сложность решения проблемы возрастает ещё и в связи с выявленным этнографами феноменом этнизации — временного переноса некоторых этнических функций на изначально не-этнические (например, хозяйственно-культурные подразделения социума).
3. Сложившееся в каждом конкретном случае соотношение этнонима и обозначаемого им этноса, этнической общности лишь на первый взгляд предельно просто: проблема заключается как раз в том, что связь между ними неодинакова в разных случаях и ситуациях. По этнографическим данным она изменчива во времени и в пространстве (причём, как в географическом, так и в социальном).
Во-первых, этноним вовсе не является свойством этноса: он может временно исчезать, затем возобновляться (уйгуры); или с течением времени этнонимы-самоназвания могут заменяться (китайцы). Во-вторых, этноним может как бы «переходить» со временем от одного этноса к другому («булгары» — «болгары» и «балкарцы»; «римляне» — «румыны» и др.), причём этот переход этнонима вовсе не обязательно совершается между родственными народами. Этнографы, специально занимавшиеся этим вопросом, утверждают, что в исторической перспективе судьбы этноса и его этнонима не всегда совпадают (Н.Г. Волкова). В-третьих, вслед за неоднократно фиксировавшейся иерархией этнических общностей (например, метаэтнос-этнос-субэтнос) каждому её уровню (или почти каждому) соответствует и «свой» этноним — правда, распространённый в большей или меньшей степени. Таков принцип, но и он иногда нарушается: известны случаи, когда один этноним («киргизы») параллельно используется в двух значениях — обозначает отдельный народ (киргизов) и более крупную общность, в которую входят казахи, киргизы и часть туркменских племён (в российских документах XVIII — нач. XX вв.). В-четвёртых, в процессе этнической консолидации (на разных этапах истории, но особенно в период формирования ранних государств на Древнем Востоке) нередко ассимилируемая группа утрачивает своё имя и принимает «этноним» завоевателей как объединяющее название. Последнее постепенно действительно становится этнонимом, хотя изначально могло быть просто названием страны или государства, личным именем царя, династии или божества и т.п. (ойроты-алтайцы). Для древней истории, когда основными этническими единицами признаны некие «архаические народности» и окружающие их на периферии «соплеменности» (С.А. Арутюнов), случаи переноса «этнонима» с части этноса на весь народ в целом, видимо, наиболее типичен, особенно в аллоэтнонимах.
4. Так называемая «этническая интерпретация» археологических материалов сейчас чаще всего ограничивается более или менее правдоподобным гипотетическим отождествлением выявленных культурных ареалов в археологии с синхронными им сведениями из письменных источников в виде упомянутых поименованных групп населения. Вряд ли такую процедуру можно назвать с полным правом «этнической», поскольку так и остаётся невыясненным главное — этнический статус и этих «имён» и зафиксированных групп населения. Строго говоря, термин «этническая интерпретация» подразумевает прежде всего доказательство возможности сближать или отождествлять предположительные «этнонимы» с археологическими ареалами, причём доказательства эти непременно должны идти с обеих сторон, каждая наука добывает их своими профессиональными средствами.
В области изучения «этнонимов» очевидно важной является не только работа над их этимологиями и исторической семантикой, но и поиск иных проявлений этнического самосознания у всех народов изучаемого региона. При анализе остатков материальной культуры очередные шаги, по-видимому, наиболее плодотворны в направлении различения типов структуры у разнообразных макрообщностей (историко-культурных областей, ареалов хозяйственно-культурных типов в зонах распространения метаэтносов, этнокультурных «пластов» и пр.). В этом ракурсе аналогичные разработки этнографов, хотя и добытые по большей части на стадиально более позднем этапе, безусловно могут способствовать построению моделей разнотипных этнических структур.
наверх |