главная страница / библиотека / обновления библиотеки / Оглавление книги

Вир Гордон Чайлд. Прогресс и археология. М.: Гос. изд-во иностр. лит. 1949. Вир Гордон Чайлд

Прогресс и археология.

// М.: Гос. изд-во иностр. лит. 1949. 194 с.

 

Глава V. Взаимное общение и распространение культуры.

 

Изобретения и открытия, приспособления и механизмы, описанные в трёх последних главах, были сделаны и усовершенствованы отдельными человеческими обществами, использовавшими возможности и материалы, предоставляемые различными местностями, которые они населяли. Эти изобретения и открытия были сделаны для удовлетворения потребностей, возникавших в связи с особенностями климата и другими внешними условиями, действию которых люди подвергались. В любой период археологи могут различить по разнообразным «культурам» большое количество отдельных человеческих обществ. Археологическая «культура» — это сумма всего: оружия, орудий, домов, средств передвижения и других предметов, которыми пользовался какой-либо отдельный народ. Но примечательно, что эта накопленная традиция не является принадлежностью только ограниченной группы лиц, связанных между собою кровным родством или населяющих одну местность.

 

Несколько человек, научившихся культивировать злаки, растущие в диком виде у них

(106/107)

в степях, могут поделиться техникой этого дела с жителями речных долин, где такие злаки не растут. Иными словами, человеческий опыт может сливаться в общий фонд.

 

Такое слияние можно обозначать термином распространение. В современных условиях легко установить распространение такого изобретения как, например, паровая машина, благодаря обильным письменным документам. Тем же путём можно проследить почти так же верно, почти во всех подробностях и на протяжении значительно более долгих периодов распространение религиозных учений, таких, как магометанство, христианство и буддизм Но когда налицо имеются только одни археологические свидетельства, редко можно установить пределы распространения отдельных явлений с такой же точностью. Если такое свидетельство относится к значительному промежутку времени и в распоряжении имеется достоверная хронологическая схема, можно делать предположения, очень близкие к истине.

 

Вышеприведённые сведения о распространении повозки на колёсах, гончарного круга и вращающейся ручной мельницы дают основание высказать мысль о том, что центры, откуда распространялись эти изобретения, известны нам весьма смутно. Ещё более убедительными примерами могли бы послужить алфавитное письмо и монеты. С другой стороны, вопрос о том, как далеко из одного центра распространилась металлургия, является гораздо более спорным. У нас нет действительно независимой шкалы

(107/108)

времени для раннего бронзового века. Даты, к которым обычно относят начало бронзового века в таких не знавших письменности областях, как Северная Европа, говорят о том, что бронзовый век наступил там позднее, чем в Месопотамии и Египте — центрах цивилизации, известных нам по письменным источникам. Кроме того, бронза была известна в Перу до открытия Америки Колумбом, в то время как другие упомянутые изобретения были ограничены определённой зоной Старого Света.

 

Поэтому между сторонниками теории эволюции и сторонниками теории распространения всё ещё идет горячий спор. Первые утверждают, что вследствие общего единообразия человеческих умов любое общество на соответствующей стадии технологического, экономического и социального развития должно сделать то же самое открытие, конечно, лишь при определённых условиях. Сторонники теории распространения, в противоположность им, утверждают, что каждое крупное изобретение было сделано лишь однажды на протяжении истории, и относят к таким изобретениям металлургию, гончарное дело, «земледелие», топор, полирование камня, лук и т.д. Археология не может разрешить этот спор.

 

Но иногда она может доказать наличие возможностей для распространения тех или иных достижений и наличие связей между отдельными обществами, расположенными далеко друг от друга. Находки морских раковин или минералов в местах, где они не встречаются в природе и куда они не могли быть занесены естест-

(108/109)

венными путями, или же находки изделий человека вдали от места их изготовления являются неоспоримым доказательством таких связей. Археологические свидетельства указывают на то, что возрастающее количество разнообразных материалов всё чаще перевозилось на большие и бо́льшие расстояния.

 

Очевидно, что передача предметов быта, так же как распространение идей, служит указанием на перемещение людей с места на место. Под перемещением можно подразумевать миграции, когда организованная группа людей находит новое местожительство в чужой стране, или «торговлю», когда странствуют только отдельные лица или семьи. Оба процесса являются носителями распространения. Паровая машина получила распространение в Африке преимущественно в результате завоевания и колонизации, а в Японии — исключительно путём торговли. Магометанство было распространено, главным образом, путём военных походов арабов, а распространению христианства и буддизма в значительной мере способствовали усилия отдельных миссионеров. Но чисто археологические свидетельства о миграции часто бывают в высшей степени сомнительны. Мы прежде всего будем ориентироваться на наименее спорную область — «торговлю», на которую указывает самый факт перемещения однородных предметов.

 

Кроме того, накапливая данные, свидетельствующие о наличии торговли, археологи раскрывают один фактор, имеющий решающее

(109/110)

значение в экономических переворотах, которые определяют границы основных фаз человеческой истории. Городской переворот превратил экономически самодовлеющую деревню эпохи варварства в город — символ цивилизации, где для изготовления оружия ввоз бронзы сделался жизненно необходимым в целях поддержания существования.

 

Конечно, «торговля», которую археологи в состоянии проследить, может охватывать все виды обмена, включая обмен подарками между родственниками и друзьями, деятельность странствующих торговцев-ремесленников, вроде современных лудильщиков, и даже колонии купцов или ремесленников в чужеземном городе.

 

В какой-то из этих форм «торговля» восходит, по крайней мере, ко времени верхнего палеолита. В последнюю ледниковую эпоху раковины с берегов Чёрного и даже Средиземного морей переправляли на расстояние по меньшей мере 800 км, к стоянкам на Среднем Днепре, а раковины каури — от Львиного залива к пещерным жителям Дордони. Торговля, возможно, не ограничивалась одними украшениями (которые в любом случае являлись также магическими талисманами); несколько орудий, найденных в Гагарино, на Украине 1[1] было сделано из такого

(110/111)

сорта камня, месторождение которого имеется только в 80 км вниз по Дону, близ Костёнок, где находилась другая стоянка граветтийских охотников на мамонтов. В Дордони, среди остатков от пиров, которые устраивали охотники на оленей, нередко встречаются кости морских рыб. Это может указывать на более или менее регулярный обмен между мадленскими племенами, жившими в удалённой от моря части страны и на побережьи. В мезолитической Европе средиземноморские раковины завозились в Баварию и до верхнего течения Рейна, а антримский кремень применялся в Кинтайере — на противоположном берегу узкого, но бурного пролива.

 

Варварские общества были ещё менее обособлены друг от друга. Неолитические земледельцы Фаюма привозили раковины для ожерелий и со Средиземного и с Красного морей. Несколько позднее население долины Нила в додинастический период регулярно получало малахит с Синайского полуострова для подкрашивания глаз. Такие камни, как бирюза, найденные в неолитических деревнях Сиалка, в Иране, и в Анау, в Туркмении, подтверждают существование и в этих областях аналогичных форм обмена. Во всём бассейне Дуная и даже за его пределами, на Эльбе, Заале и среднем течении Рейна (так же как на Балканах), жители деревень обычно употребляли для браслетов и бус раковины Spondylus, несмотря на то, что их приходилось привозить со Средиземного моря.

 

В поздненеолитическую и халколитическую фазы привозные материалы применялись для

(111/112)

изготовления не только украшений, но и посуды, разумеется, наряду с местными изделиями. На обсидиан — вулканическое стекло, которое является лучшим материалом для изготовления ножей и наконечников стрел, чем кремень, — должно быть, был большой спрос. В естественных условиях он встречается в Абиссинии, Армении, в Таврских горах, на Мелосе в Эгейском море, на Липарских островах у побережья Италии и близ Токая, в Венгрии. Но орудия из обсидиана были найдены в наиболее древних могилах додинастического Египта, в древнейших поселениях, расположенных в дельте Тигра и Евфрата, и в неолитических деревнях Ассирии, Крита, Фессалии, Сербии, Моравии и Силезии. Подобным же образом широко велась «торговля» кремнём, особенно его хорошими или красивыми сортами; серый с прожилками кремень вывозили из Галиции в Венгрию и Центральную Германию, жёлтый кремень — из Гран Пресиньи, в бассейне Луары, — на Джерси, в Бретань, Швейцарию и Бельгию.

 

Подобные же наблюдения были сделаны в отношении пород камня, употреблявшихся для изготовления зернотёрок и топоров. Земледельцы, жившие в окрестностях Льежа на Маасе, иногда растирали зерно с помощью зернотёрок, сделанных из камня, добытого в каменоломнях близ Майенна на Мозеле. И даже горшки перевозились вниз по Рейну из долины Майна в Кёльн. Даже при неолите, когда каждая община сама удовлетворяла свои потребности, оказывалась возможной некоторая междуобщинная

(112/113)

специализация, и торговля могла являться средством к существованию, если не заменяющим, то дополняющим личное хозяйство или охоту. В северо-западном Уэльсе, на склонах Пенмен Мор, постоянная мастерская изготовляла топоры из местной породы камня. Петрографы признали изделия этой мастерской в орудиях, найденных в Ашлези и Уилтшире. На возвышенностях Сассекса, так же как в Восточной Англии, Бельгии, Франции, Португалии, Сицилии, Египте и Галиции, небольшие общины занимались добыванием кремня, выкапывая шахты до слоя, наиболее богатого кремнём, и галлереи вдоль этого слоя — это делалось с помощью только кирки из оленьего рога, каменного долота и костяной лопаты. Продукция шахт Сассекса встречается вдоль берегов Темзы. Люди, добывавшие кремень, видимо, жили частично за счёт обмена своей продукции на продукты питания соседних общин. В неолитических деревнях Румынии мы находим наборы кремнёвых ножевидных пластинок, совершенно новых, как бы заготовленных для продажи. На севере придунайской части Германии были найдены клады, состоявшие из каменных кельтов, которые, подобно бронзовым кладам, повидимому, представляют собою запасы товаров странствующих торговцев.

 

Естественно, что подобным же образом поступали с медью. Топоры-тёсла, сделанные из откованной меди, подобные тем, которые в большом изобилии встречаются в окрестностях медных залежей Словакии и Трансильвании, спо-

(113/114)

радически появляются на Украине, в Силезии и в Нижней Австрии, вдали от каких-либо месторождений руды.

 

Однако вплоть до бронзового века торговля ограничивалась предметами роскоши. Охотники на мамонтов, жившие на Украине, могли бы обойтись без черноморских раковин. Земледельцы на Маасе могли бы растирать зерно с помощью камней местных пород, хотя в таком случае они, может быть, съели бы с кашей большее количество песка. Додинастические египтяне могли думать, что малахит необходим для соблюдения приличия, но они могли бы прожить и без него. Но, по крайней мере, для оружия металл стал необходим, как только другие общества начали его применять, так как каменное оружие не может тягаться с металлическим. И все, кроме немногих счастливцев, живших возле медных рудников, должны были ввозить этот необходимый металл. Бронзовый век в той или иной области начался тогда, когда её население оказалось вынужденным ввозить металл по крайней мере для самозащиты. Поэтому регулярные торговые отношения начались с торговли металлом.

 

Наглядный пример простого обмена мы находим в варварской Европе. Северная Италия, вся Центральная Европа от Вислы до Мааса и Северная Европа до Дании и южной Швеции получали медь преимущественно из Венгрии, с Восточных Альп и с Рудных гор в Саксонии, а олово — с Саксонских и Богемских гор; Британские острова, Бретань и Северная Франция —

(114/115)

из ирландских и корнуэльских рудников. Каждая из этих двух областей образовывала свою торговую систему, между составными элементами которой связь осуществлялась через бродячих купцов-ремесленников, подобных странствующим лудильщикам. Если места находок бронзовых топоров и кинжалов нанести на карту, видно, что они располагаются вдоль определённых торговых путей.

 

Самые находки, отмечающие эти пути, говорят о том, как опасна была торговля; они главным образом представляют собою клады, состоящие из большого количества бронзовых предметов, и, повидимому, являются запасами товаров странствующих торговцев, поспешно зарытых в момент опасности. Каждый такой клад, сохранившийся до археологов, указывает на место стоянки торговца, который был лишён средств к существованию или даже жизни. Не удивительно, что бронза была дорога. Две названные системы не были полностью обособлены друг от друга. Некоторое количество британских топоров и наконечников копий было найдено в Центральной Европе, а центрально-европейские украшения — в Англии.

 

Торговля не ограничивалась одними изделиями из бронзы. Например, северяне, вначале ютландские, а позднее также из Восточной Пруссии, обменивали янтарь на бронзу. Янтарные бусы встречаются часто вдоль торговых путей Центральной Европы как в кладах, так и в могилах, и достигают Верхней Италии, Греции и Крита (около 1500 лет до н.э.).

(115/116)

Подобным же образом ирландское золото экспортировалось в Британию, на континент и даже на Крит. В свою очередь, некоторое количество средиземноморских изделий в виде пастовых бус было найдено в Венгрии, Голландии, Англии и Испании.

 

Но общества, занимавшиеся земледелием в огромных аллювиальных долинах Нила, Тигра и Евфрата, Инда и Жёлтой реки, поставили себя в полнейшую зависимость от ввоза, отчего они первыми наиболее широко развили торговлю. Так случилось потому, что в этих долинах, хотя и знаменитых своим плодородием, не было не только никаких металлических руд, но также хорошего строевого леса; в Месопотамии и Синдхе не было даже камня для зернотёрок, кельтов и зданий. Реки же обеспечивали возможности удобного и дешёвого подвоза. Эта зависимость от ввоза, может быть, и явилась главной причиной раннего развития городов именно в этих областях. Во всяком случае, инвентарь, обнаруженный в наиболее древних могилах или зданиях третьего тысячелетия, представляет собою громадный набор привозных материалов, включающий в Египте медь из Синая, золото из Нубии, кедровое дерево с Ливана, ляпис-лазурь из Афганистана и мрамор с Эгейских островов; в Месопотамии, кроме меди и олова, — серебро и свинец из Малой Азии, ляпис-лазурь и глубоководные раковины с Индийского полуострова; в Синдхе — кедр с Гималаев, глубоководные раковины и нефрит из Бирмы.

(116/117)

 

Торговля, естественно, не ограничивалась сырьём, хотя для археолога сырьё является самым достоверным показателем её распространения. Печати, типа, распространённого в Месопотамии около 3000 лет до н.э., были обнаружены в центральной части Малой Азии и на греческих островах; египетские каменные вазы той же древности — на Крите и в северной Сирии. Удивительнее всего, что свыше пятидесяти печатей, сделанных в городах долины Инда, так же как и другие индийские изделия, даже горшки, были раскопаны в развалинах Ура, Умма, Киша и Эшнунны в Месопотамии в наслоениях, относящихся к 2600-2100 гг. до н.э. Подобным же образом отдельные печати и туалетные приборы, найденные в городах на Инде, можно с уверенностью признать копиями ввозных месопотамских изделий. Несомненно, что на протяжении третьего тысячелетия эти две важнейшие цивилизованные страны весьма оживлённо обменивались товарами и, повидимому, также идеями.

 

При всей оживленности торговли и её широком распространении на Востоке в бронзовом веке, в ней проявляется одна удивительная особенность: кроме металлов, единственными объектами дальней торговли были почти исключительно предметы роскоши, драгоценные материалы для культа, для отделки дворцов и храмов и мелкие украшения. Что же касается металла, то, хотя его и ввозили в Месопотамию в значительных количествах, чтобы обеспечить войско оружием и доспехами, а богатых горожан

(117/118)

котлами и вёдрами, металлом всё же приходилось пользоваться весьма экономно (см. стр. 70-71). Очень мало археологических данных свидетельствует о дальней торговле дешёвыми предметами, предназначенными для широких масс населения. И всё же в Мохенджо-Даро, в Синдхе, привозили сушёную рыбу с Аравийского залива, находящегося на расстоянии около трёхсот километров.

 

В третьем и втором тысячелетиях до н.э. количество городов в Передней Азии и восточной части Средиземноморья умножилось. Так как каждый из них представлял собою торговый центр, размеры и диапазон торговли неуклонно росли, но при этом она не утрачивала своего характера торговли предметами роскоши. Только между приморскими городами начался обмен товарами более широкого потребления, благодаря простоте перевозки по морю. Почти за 2000 лет до н.э. глиняную посуду с Крита вывозили не только в континентальную Грецию, но также на Кипр, в Сирию и Египет, Вначале она представляла собою красиво расписанные сосуды, несомненно, содержавшие масло или вино высшего качества; её находили в могилах знатных лиц.

 

И всё же горшечная глина является веществом, пригодным для массового производства, поэтому глиняная посуда имела все данные к подешевению. Действительно, после 1500 г. до н.э. «микенская» глиняная посуда в значительном количестве экспортировалась с Крита, из Греции и особенно с Родоса в Египет, Пале-

(118/119)

стину, Сирию, на Кипр, в прибрежные города Малой Азии и Македонии и даже в Южную Италию и восточную Сицилию. Разбитые микенские вазы и несколько египетских рисунков, изображающих финикийских торговцев в нильских деревнях, являются первыми доказательствами проникновения во внешнюю торговлю товаров, потребляемых широкими слоями населения.

 

В железном веке общий рост продукции и усовершенствования в средствах перевозки и связи, сделанные благодаря дешёвым металлическим орудиям, равным образом отражаются на размерах и диапазоне торговли. В сокращающейся полосе варварства, окаймлявшей цивилизованный мир, даже в первую половину железного века, в так называемый галльштаттский период, изготовленные в Верхней Италии бронзовые котлы, вёдра и чаши достигали Центральной Европы, Франции, Дании, южной Швеции и Украины, в то время как обратно по старым торговым путям в неслыханном количестве стекался янтарь. После 600 г. до н.э. скифы южной России стали получать золото из Трансильвании и с Алтая, а позднее — меха из северных лесов. Удовлетворяя этот последний спрос, полудикие племена, жившие на Каме и в Верхнем Поволжьи, получили возможность перейти от запоздалого каменного века к веку металла; большие скопления костей мелких пушных зверей, найденные на местах их поселений, объясняют, что явилось источником их нового богатства.

(119/120)

 

В развалинах Ниневии и Вавилона было обнаружено невиданное до тех пор разнообразие и обилие привозных материалов. Около 700 лет до н.э. изобретение монеты дало новый толчок торговле, а археологам — новый ключ к определению её распространения.

 

Впрочем, наиболее полно использовали эти новые возможности только приморские народы — финикийцы Сирии и Карфагена и ещё больше греки. Греческая глиняная посуда, хотя и была прекрасно расписана от руки и так высоко оценивается теперь, как известно, являлась товаром массового производства небольших мастерских. Для долгого периода времени она является хорошим показателем развития торговли. В Египте, на Акабском заливе, в Палестине, на сирийском побережьи, в долине Оронта, на Малоазиатском плато и по всему побережью Средиземного и Чёрного морей раскопки обнаруживают поразительное количество греческих ваз, сделанных между 600 и 450 гг. до н.э.; они достигают персидской столицы за Тигром и входят в инвентарь могил племенных вождей на Кубани, на среднем Днепре и даже на Марне. В то же самое время клады из греческих монет распространены на всём протяжении от западного Ирана до Туниса и Испании.

 

С другой стороны, тщательное исследование обнаруживает, что после 450 г. до н.э. в городах Италии и черноморского побережья изготовляли весьма хорошие имитации афинских ваз. Они настолько хороши, что можно подозревать,

(120/121)

что специалисты из Афин, по меньшей мере, положили начало промышленности в колониях. Древняя Греция экспортировала не только изделия, но также самих ремесленников.

 

Впоследствии оба эти процесса распространились ещё шире. Например, археологи изучили распространение амфор, сделанных на Родосе между 300 и 200 гг. до н.э., которые, несомненно, экспортировались с вином или маслом. Они обнаруживаются в Северной Африке, по всей Месопотамии и Сирии, вокруг Чёрного моря, в Италии и Сицилии и в варварских деревнях на Нижнем Дунае. В течение первых веков нашей эры торговля свободно велась на всей территории обширной Римской империи, границы которой, по археологическим данным, прослеживаются от Ферт оф Клайда и Ферт оф Форта (Шотландия) до Сахары и Аравийских пустынь и от Атлантического океана до Чёрного моря и Евфрата. Глиняная посуда, сделанная в Италии и имеющая итальянские клейма, может быть встречена в южной России, Малой Азии, Палестине, Египте и Испании, а посуда Франции — в Сицилии, Северной Африке, Египте и Британии. В качестве предметов роскоши эта посуда вместе со стеклянными вазами, бронзовыми кастрюлями и монетами проникала далеко за трудно преодолимые границы империи на Оркнейские острова, в Данию, Восточную Пруссию и Польшу. В Индии, на Цейлоне и даже в Китае римские монеты являются археологическим отражением торговли такими не сохраняющимися товарами,

(121/122)

как перец, пряности и шёлк, на которую указывают обильные литературные свидетельства.

 

В V в. н.э., с падением Римской империи, торговля сократилась до небольших размеров, замкнувшись в пределах варваризованной Европы. Последующие столетия раннего средневековья являются действительно, как их называют, «тёмными веками», потому что населённые пункты того времени очень редко ввозили товары из всё ещё цивилизованного Средиземноморья, которые могли бы помочь археологам точно датировать периоды существования этих пунктов. Конечно, взаимное общение не прекратилось, но оно оставило мало конкретных следов в археологических источниках. Люди, которые в IV в. привозили византийское серебро в Лотиан (Шотландия), а в VI в. — в Восточную Англию, и позднее отметили персидскими и арабскими монетами путь через Россию в Скандинавию и Британию, были скорее разбойниками, чем торговцами.

 

С другой стороны, в Азии и Африке торговля, весьма вероятно, всё ещё продолжала итти по тем же старым направлениям. Археологические свидетельства могут быть иллюстрированы находками китайского фарфора в мусульманских городах и ещё более наглядно — описью вещей, обнаруженных в городах, погребённых в пустынях Центральной Азии — в Турфане и бассейне Тарима. Но в задачи этого краткого очерка не входит прослеживать рост восточной и возрождение европейской торговли, впоследствии поглотившей восточную, поскольку в этом

(122/123)

случае археологические доказательства могут быть подтверждены обильными письменными текстами Оба эти источника указывают на то, что результатом такого общения было не только обогащение стола горожан, но также распространение новых изобретений. Хорошими примерами могли бы служить ветряные мельницы, фарфор, бумага и книгопечатание, которые все произошли из Азии; но мы не можем на них задерживаться.

 

С другой стороны, мы должны вновь подчеркнуть, что всё это передвижение материалов и предметов потребления, так же как и обмен идеями, было ограничено естественными средствами сообщения. Мы начали со времён палеолита, когда землю населяли разбросанные группы людей, отделённые друг от друга морями, горами, болотами и непроходимыми лесами. Скорейшим способом передвижения было пешее, а тяжести перетаскивали на себе женщины (если судить по современным примитивным племенам). У некоторых обществ верхнего палеолита, должно быть, имелись своего рода лодки; несомненно, что лодками пользовались и мезолитические общества, так как они могли селиться на таких островах, как Оренсей, и в датских торфяных болотах сохранились их короткие вёсла. Жители Северной Европы к тому времени уже умели перевозить грузы по снегу на санях, полозья которых сохранились в мезолитических торфяниках. Современные им степные народы Азии и Северной Африки, несомненно, также пользовались этим приспособлением.

(123/124)

 

Важнейшими достижениями между 4000 и 3000 гг. до н.э. было применение вьючного транспорта (ослы) в северо-восточной Африке и телеги, запряжённой быками, — в Передней Азии, а также использование ветра в помощь гребцам. Фургоны и парусные суда, которые явились результатом применения металла, благоприятствовали также и его распространению. Но тяжёлые повозки третьего тысячелетия с массивными колёсами, вращавшимися вместе с осью, были неповоротливы и двигались медленно. После 2000 г. до н.э. передвижение было ускорено в результате изобретения колеса со спицами и замены ослов и неповоротливых быков более подвижными лошадьми, хотя древняя лошадиная сбруя, состоявшая из ярма, которое раньше толкали своими широкими плечами быки, и добавленной к этому шлеи, нажимавшей на горло лошади при натягивании поводьев, сильно снижала эффективность новой движущей силы. Однако лёгкая конная колесница прежде всего была применена в качестве орудия войны, хотя, несомненно, она также ускорила сообщение на Ближнем Востоке.

 

Однако повозки на колёсах были бы бесполезны в гористых и лесистых странах при отсутствии дорог, а без металлических инструментов высокая стоимость строительства дорог больше чем в несколько километров протяжением препятствовала их проложению. Даже в ранний железный век, когда войско переправлялось через поток, колесницы приходилось разбирать и перевозить по частям, что очень живо

(124/125)

изображено в одной ассирийской скульптуре. Воз хлеба можно было доставить в деревню только на расстояние не более пяти километров. Вьючный осёл мог пройти почти везде, но осёл не может перевозить больших грузов. Крупные перевозки в бронзовом веке были неизбежно связаны с водным путём. Каналы в дельте Тигра и Евфрата являлись в такой же мере дорогами, как и средствами ирригации. Египетские и шумерские города и города на Инде могли так сильно разрастись благодаря возможности подвоза продовольствия с больших территорий по рекам и каналам; египетская живопись изображает перевозку крупного рогатого скота и овец на баржах по Нилу. Развитию водного транспорта содействовали как усовершенствования в кораблестроении, о которых упоминалось выше, так и строительство гаваней и портов в Передней Азии, Египте и на Крите.

 

В начале железного века разведение верблюдов открыло новую эру в области транспорта в пустыне, а развитие верховой езды, в отличие от применения животных как тягловой силы, ускорило сношения. Началось серьёзное строительство мостов и дорог. Подвоз продовольствия для городского населения стал доступным в радиусе 50-80 км. В железном веке города уже не обязательно располагаются возле моря или судоходной реки.

 

Греческие и финикийские приморские города по площади равнялись городам бронзового века, стоявшим на берегах рек, или превосходили их. Это служит явным показателем их зави-

(125/126)

симости в деле снабжения продовольствием от подвоза морем. Одновременно с этим тот факт, что предметы, экспортировавшиеся для широкого потребления, распространялись преимущественно вдоль берегов, на что указывает глиняная посуда (стр. 120), сам по себе мог бы оправдать заключение, подтверждаемое письменными свидетельствами, что дальняя торговля дешёвыми и оптовыми товарами всё ещё велась главным образом по морю.

 

Римские дороги, которые можно проследить ещё и теперь, были самой успешной в древности попыткой обеспечить возможности для сухопутного транспорта. Конечно, первоначально это были дороги стратегического назначения, но даже и в этом случае по ним производились большие перевозки для снабжения войск. И, конечно, товары перевозились на большие расстояния в стороны от больших дорог. Но эти товары были главным образом предметами роскоши или становились таковыми по причине дороговизны транспортировки. Стеклянные вазы и бронзовые кастрюли могли быть довольно дёшевы в пределах империи. В Дании же они встречаются исключительно в могилах племенных вождей.

 

В раннее средневековье в Европе римские дороги и гавани пришли в упадок. Однако изобретение хомута, который появляется в европейской живописи около 900 г. н.э., до некоторой степени возместило эту потерю: наконец, лошадь получила возможность работать, не подвергаясь удушению шлеёй, неизбежному при запряжке в ярмо, которое применялось в течение,

(126/127)

по меньшей мере, 3000 лет. Однако только развитие парусного судна, которое постепенно вытеснило более древнюю галеру, обеспечило снабжение и открыло рынки, необходимые для промышленного переворота.

 

Стадии этого процесса описывались уже неоднократно. Достаточно напомнить, что чайник и курительная трубка символизируют собою проникновение в европейскую цивилизацию и поглощение ею открытий и культурных традиций Китая и обеих Америк. Вращающиеся мельницы, горшки, сделанные с помощью гончарного круга, и раковины каури являются показателями подобного же процесса в промежуток времени от 3 до 30 тысяч лет ранее. Размер сферы, из которой данное общество, т.е. данная археологическая «культура» черпала свой импорт, служит археологам грубой меркой величины того фонда, из которого данное общество могло заимствовать традиции и в который оно могло делать свои вклады. Во времена верхнего палеолита максимальный диапазон такой сферы охватывал около 800 км. К 4000 г. до н.э. он не очень расширился, но к 2000 г. увеличился в десять раз. Такой месопотамский город, как Киш, приблизительно за 2500 лет до н.э. получал товары с Индийского полуострова, с Инда, из северного Афганистана, Малой Азии и с берегов Средиземного моря. Но около 750 г. н.э. его преемник Багдад имел возможность получать материалы из всей Евразии и из большей части Африки. Фонд стал охватывать почти целый континент.

(127/128)

 

За этой главой логически должна следовать глава, в которой говорится о войне. Но, хотя оружие и укрепления являются очень важным элементом среди археологических материалов, изучение их не обнаруживает каких-либо постоянных прогрессивных закономерностей, подобных тем, которые рассматриваются в этой книге. Правда, постоянное усовершенствование наступательного оружия достаточно очевидно, но не менее явно и развитие в области оборонительных доспехов и сооружений. Поэтому мы ограничимся здесь только несколькими короткими замечаниями. По крайней мере, во времена среднего палеолита люди имели специализированное оружие, хотя бы только для охоты. Но один человек того периода, похороненный в пещере в горе Кармел, был ранен каким-то острым предметом, — по мнению Кейта, копьём. Наскальные рисунки верхнего палеолита, или, возможно, мезолита, найденные в восточной Испании, изображают сражения между лучниками. Мезолитический человек, похороненный в Тевьеке, в Бретани, погиб от стрел с наконечниками из кремнёвых микролитов, один из которых вонзился ему в позвоночник.

 

Поздненеолитические деревни иногда бывали укреплены. В мужских погребениях варваров стадии позднего неолита, особенно в Северной Европе, постоянно встречаются булавы, просверленные топоры, кремнёвые кинжалы и наконечники копий. Несомненно, они похожи скорее на военное, чем на охотничье оружие. Металлургия, повидимому, вначале применялась

(128/129)

для изготовления надёжного оружия (стр. 70): кинжалов и топоров. Незадолго до 3000 г. до н.э. сцены сражений изображались как в Месопотамии (преимущественно на печатях), так и в Египте, где, повидимому, изображаются даже морские сражения. После городского переворота такие сюжеты стали ещё более популярны. Шумерийские скульптуры и мозаики изображают организованное и дисциплинированное войско, состоящее из лёгкой пехоты, воинов на колесницах и тяжёлой пехоты. Последняя пользовалась массивными щитами, медными шлемами и сражалась в фалангах — тактика, как думали историки, изобретённая македонянами на 2000 лет позднее. В то же самое время шумерийские города начала третьего тысячелетия были защищены глубокими рвами и кирпичными стенами. Даже такие варварские крепости этого же времени, как Троя на Дарданеллах, были укреплены прочными каменными стенами.

 

Позднее, после 2000 г. до н.э., колесница была облегчена и скорость её была повышена в военных целях (стр. 124). (Стоит кстати отметить, что ассирийцы перестали применять колесницу для военных целей только после 700, греки — после 600, континентальные кельты — после 200, бритты южной части Британии — после 50 г. до н.э., шотландские бритты — после 80 г. н.э., а в Ирландии ещё позднее.)

 

В том же тысячелетии кинжалы были удлинены и превратились в двух- или трёхфутовые колющие мечи (самый ранний образец, относящийся приблизительно к 1800 г. до н.э., происходит

(129/130)

с Крита), а незадолго до 1200 г. до н.э. кинжалы были превращены, очевидно варварами Европы, в мечи, служившие одновременно и в качестве колющего и в качестве рубящего оружия. Железо прежде всего стало применяться в качестве материала для орудий производства. Но позднее, сделав металлическое оружие дешевым и доступным, оно, вероятно, послужило толчком к усилению войн. Можно предполагать, что только племенные вожди и воины варваров, вооружённые цивилизованными государствами, могли позволить себе пользование колющими мечами, шлемами и другим дорогим бронзовым оружием. Отличительной чертой железного века в Европе является увеличение числа гигантских крепостей. Хотя эти укрепления, грозные остатки которых всё ещё можно видеть на многих холмах Англии и Шотландии, кажутся громадными благодаря контрасту с утлыми лачугами внутри них (каменные валы, окаймлённые бревенчатым тыном на холме Файнавон близ Форфара, достигали 6 м в толщину и от 3,6 м до 4,8 м в высоту), оборонительные сооружения, воздвигавшиеся современными им цивилизованными обществами, совершенно их затеняют. Толщина стен Вавилона, относящихся приблизительно к 600 г. до н.э., длина которых равнялась почти 18 км, превышала 26 м, так что по ним в ряд могли проехать две колесницы, запряжённые каждая четвёркой лошадей! Можно сказать, что Великая Китайская стена в 2400 км длиною и высотою от 4,5 до 9 м, построенная около 200 г. до н.э., является

(130/131)

крупнейшим изменением, сделанным человеком на земной поверхности до XX в.

 

И всё же наступление не отставало от обороны. Подкопы практиковались ещё у ассирийцев, а у римлян они, повидимому, послужили толчком к развитию некоторых из тех остроумных орудий, о которых упоминалось на стр. 78. Больше чем за 650 лет до н.э. в ассирийской скульптуре встречаются изображения лестниц, таранов и башен на колёсах. После 400 г. до н.э. в Греции начали применять артиллерию, в которой выстрел, конечно, производился не в результате вспышки, а с помощью пружины. В то же время развитие конницы, начало которому, очевидно, положили степные народы Центральной Азии, чрезвычайно увеличило стремительность нападения; даже Великая стена в конечном счёте не смогла обезопасить Китай от вторжения конницы кочевников. Было бы излишне продолжать этот перечень, приводя цифры, выражающие размеры или стоимость средневековых и более поздних укреплений или нового, разрушавшего их оружия, или перечислять такие изобретения, как взрывчатые вещества, предназначавшиеся прежде всего для военных целей; более гуманное применение им находили в краткие промежутки между войнами.

 

Археологи могут наблюдать на больших пространствах Европы и Передней Азии смену одной «культуры» другой. Такие изменения в археологических эквивалентах варварских обществ обычно приписываются миграциям, в результате которых одно общество сменялось

(131/132)

другим. Например, в Северной и Центральной Европе поздненеолитические коллективные погребения и могильники, состоявшие из грунтовых могил, сменились индивидуальными могилами под курганными насыпями, инвентарь которых состоит из оружия и украшений, отличающихся от находок в более ранних коллективных погребениях и могильниках, и из горшков новой формы, украшенных в соответствии с новыми принципами художественной композиции.

 

Такие изменения обычно объясняют вторжением «строителей курганов», которые в то же время ввели такие новые орудия, как просверленные топоры, и экономику, включавшую больший элемент скотоводства. В свою очередь, в начале периода поздней бронзы курганные погребения сменились погребением оставшихся от трупосожжения костей и пепла, заключённых в урны, которые хоронили в грунтовых могильниках, называемых полями погребальных урн. Наряду с изменением в ритуале, колюще-рубящие мечи начали занимать место колющих мечей, и появились новые формы украшений и новые орудия ремесла, о которых говорилось на стр. 71. Считают, что это изменение явилось результатом довольно медленной миграции «носителей культуры полей погребальных урн», которая, вероятнее всего, началась в юго-восточной Германии и с течением времени достигла Англии, Испании, Верхней Италии, Балкан, Западной Украины, Польши и Дании. Они распространили не только новые обряды, орудия и оружие, но также новую технику и новые способы рас-

(132/133)

пределения, удешевившие бронзу (стр. 71). С другой стороны, допускается, что в каждом случае в большинстве мест можно проследить археологические пережитки предшествующих культур. Отсюда очевидно, что захватчики не искореняли завоёванных народов, а смешивались с ними или порабощали их. В соответствии с этим позднейшие культуры обнаруживают смешение элементов автохтонной культуры с элементами, в которых выразилось приспособление завоевателей к местным условиям, отличным от условий их первоначальной родины.

 

Археологи-марксисты в Советском Союзе отвергают это миграционистское объяснение, утверждая, что изменения в похоронном ритуале или в орнаментации керамической посуды являются лишь идеологическими отражениями изменений в родовой организации и имущественных отношениях, возникших в результате технологических усовершенствований. Таким образом, коллективные погребения в общих могилах должны соответствовать экономике, в которой весь клан сообща владеет основными средствами производства, как у варваров, занимающихся преимущественно земледелием. Напротив, индивидуальные погребения под курганами должны соответствовать в большей мере скотоводческим патриархальным обществам, поскольку скот (главная форма богатства на этой стадии) является собственностью отдельных патриархальных семей; могильный инвентарь должен включать большее количество боевого оружия, потому что новая форма богатства — скот —

(133/134)

представляет собою более заманчивую военную добычу, чем посевы или дичь. Впоследствии, видимо, из семей, владевших наибольшим количеством скота, образовалась аристократия; её преобладание подкреплялось тем, что только она могла закупать дорогое бронзовое оружие.

 

Отсюда очевидно, что вместо одной «миграции носителей культуры полей погребальных урн» мы должны иметь ряд параллельных социальных переворотов, вызванных технологическими усовершенствованиями и изменениями в торговле — единственным, на что конкретно указывают археологические находки 1[2]

 

Буржуазный археолог самым своим воспитанием предрасположен к недооценке убедительности марксистских доводов. Я искренно признаюсь, что мнение марксистов гораздо лучше соответствует фактам, чем гипотезы сторонников теории миграций. Первоначальная родина «строителей курганов» всё ещё не определена, а «людей культуры полей погребальных урн» — спорна. В обоих случаях несколько изменений в орнаментах погребальной глиняной посуды не настолько тесно связаны между собой, как можно думать на основании теории миграций, краткое изложение которой дано выше. Тем не менее, миграции в доисторические времена почти столь же несомненны, как и в исторические, например после 200 г. н.э., которые подробно описаны у греческих и римских авторов. Кроме

(134/135)

того, по крайней мере в Британии, большинство костяков в коллективных могилах обладает длинными черепами; костяки из более древних индивидуальных могил принадлежат к другому типу — круглоголовых, который едва ли мог внезапно развиться из длинноголового типа в результате одного лишь социального изменения. Отсюда очевидно, что следует также допустить возможность довольно обширных народных передвижений среди не знавших письменности варваров. Насаждая новые методы ведения хозяйства, строительства домов и отопления, соответствовавшие условиям мест их первоначального жительства, а также вводя в обиход свои материалы и растения, они могли делать полезные вклады в культуру завоёванной территории, несмотря на то, что вначале завоевание обычно приносило большие разрушения.

 

Если признавать это в отношении Европы, то и на Ближнем Востоке изменение культур в нескольких наслоениях телла следует объяснять таким же образом, несмотря на то, что одно и то же место было беспрерывно заселено в продолжение столетий, что редко случалось в Европе вплоть до средних веков. В Фессалии, Малой Азии, Сирии, Месопотамии и Иране в различных слоях жилых холмов, соответствующих, конечно, археологическим периодам данной деревни, наблюдаются коренные изменения в форме и украшении горшков, в архитектуре и в погребальном ритуале. Но элементы непрерывности прослеживаются здесь даже ещё более отчетливо, чем в Европе; например, в Тепе Гавра

(135/136)

храмы всех слоёв строились на одном и том же месте, хотя планы их построения могли меняться. Поэтому вопрос о том, в какой мере мы можем обращаться к завоеваниям и миграциям, в противовес внутреннему социальному развитию и мирным сношениям с соседними обществами, вызывает здесь ещё больше сомнений, чем в отношении Европы.

 

Как показывают археологические источники, достижения культуры распространялись в древности различными путями. Вскоре после 2400 г. до н.э. известные из исторических источников цари Аккада (в южной Месопотамии) основали в Ассирии и на Хабуре, в Сирии, храмы и дворцы, в которых они оставили свои надписи. Тем самым деревни, населённые не знавшими письменности варварами, превратились в небольшие аванпосты цивилизованной городской экономики. Такими они остались и впоследствии, хотя сохранили политическую независимость от Аккада и в действительности развивали свои собственные формы цивилизации. В железном веке колонии, которые финикийцы и греки насаждали на варварских берегах западного Средиземноморья, представляли собою копии городов восточного Средиземноморья и так же, как они, являлись центрами городской экономики. Завоевания Александра Македонского и его преемников, простиравшиеся до Аму-Дарьи и Инда, отмечены подобными же городами-колониями греческого типа, из которых греческое искусство и греческая техника распространялись среди туземного азиатского населения настолько успеш-

(136/137)

но, что результаты влияния прослеживались в скульптуре и в живописи, в мукомольном деле и в сельском хозяйстве ещё долго после того, как греческие правители уже вымерли. Подобным же образом римляне втянули Западную Европу, включая Англию, в систему цивилизованной экономики, символами которой служили города средиземноморского образца. Самые ранние вращающиеся ручные мельницы, найденные в Шотландии, повидимому, были занесены из римского лагеря в Ньюстедсе, тогда как мельницы, заимствованные свободными туземцами непокорённого севера, происходят от тех, которые Керуэн называет легионерским типом.

 

Весьма конкретным результатом отношений как мирного, так и военного характера явилось распространение цивилизации, которое археологически измеряется материальными остатками городов. Приблизительно за 2500 лет до н.э. города выделялись как отдельные звёзды или небольшие группы звёзд среди непроглядной тьмы непросвещённого варварства, и то только на Ниле, в нижнем течении Тигра и Евфрата и на Инде. Через тысячу лет города составляют уже большое созвездие, раскинувшееся от Египта, Крита и центральной части Малой Азии до гор западного Ирана, а одна звезда сверкает на Жёлтой реке. К 500 г. до н.э. это созвездие превратилось в галактику, охватывающую весь Средиземноморский бассейн, побережье Чёрного моря, Иран, Индию и южную Аравию, а другая плеяда появилась в Китае. К 50 г. н.э. западная галактика распространяется до берегов

(137/138)

Ирландского и Северного морей и за пределы Альп до Дуная, в то время как китайская группа встречается с ней в Центральной Азии. После 500 г. единая система проходит полосой через Евразию от Тихого до Атлантического океана, несмотря на большое количество тёмных пятен и на исчезновение на Западе нескольких ярких звёзд.


[1] 1 В этом месте Чайлд допускает ошибку: Гагарино, так же как и Костёнки, находится не на Украине, а в Воронежской области. Когда Чайлд пишет об охотниках на мамонтов в южной России или на Украине, он, повидимому, имеет в виду раскопки в Костёнках и Гагарино (Прим.ред.)

[2] 1 Справедливо возражая миграционистам, Чайлд, однако, в данном случае излагает скорее свою точку зрения, чем точку зрения советских археологов. (Прим.ред.)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / Оглавление книги