А.Н. Бернштам

Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII вв.

Восточно-Тюркский каганат и кыргызы.

// Труды института востоковедения, т. XLV. М.-Л.: 1946. 210 с.

(скачать .djvu, полностью, 4,32 Мб)

Постраничная нумерация сносок сохранена в верхнем индексе.

Глава II. История вопроса.

1. Начало изучения рунических текстов в XVII-XVIII вв.

2. XIX в. Накопление материала до дешифровки рун.

3. Поездка Н. Ядринцева. Финляндская и русская экспедиции.

4. Дешифровка рун. Издание источников и их изучение.

5. Буржуазные исторические концепции о древнетюркском обществе.

1. Начало изучения рунических текстов в XVII-XVIII вв.   ^

В 1692 г. амстердамский бургомистр Николай Видзен сообщил, что «недалеко от Верхотурья на утёсе найдено несколько изображений и надписей из неизвестных букв. Об этих надписях, по преданию старейших людей тамошнего населения, полагают, что они находились в том месте до покорения страны московитами (что случилось более 100 лет тому назад), так как нет никаких известий, когда и кем изображения были сделаны» ¹. [1]

По этому сообщению трудно, конечно, сказать, имел ли в виду Видзен памятники с руническим текстом; однако, судя по противопоставлению изображений и надписей, речь шла не только о писаницах ², [2] широко распространённых в Сибири, особенно в Минусинском крае, но и о надписях, скорее всего рунических, так как они больше чем какие-нибудь другие имелись в Сибири и привлекали внимание других путешественников и учёных, занимавшихся изучением Сибири.

Через пять лет появляется второе упоминание о рунических памятниках, падающее на конец XVII в. Второе упоминание, крайне оригинальное, так же, как и видзеновское, является скорее косвенным указанием на место нахождения рунических текстов.

В 1696 г. тобольский сын боярский Семён Ремезов составил, а в 1697 г. вычертил две карты, именно: «Чертёж всех сибирских градов и земель и чертёж земли всей безводной и малопроходной каменной степи» ³. [3] На этих картах по верхнему течению реки Талас, по южную сторону Александровского хребта, недалеко от нынешнего села Дмитриевки, центра Таласского района Киргизской ССР, указан в качестве топографического пункта «Камень Орхон», а немного выше показаны горы, на которых, как отметил С. Ремезов, «снег летом». Необходимо отметить, что карта не вполне соответствует действительной топографии местности; в частности, показано обратное современному течение реки Талас.

(11/12)

Отмеченный камень нас интересует с другой точки зрения. Известно, что в районе Дмитриевки в 1896-1897 гг. В. Каллауром ¹ [4] и Г. Гейкелем ² [5] были открыты камни с руническими надписями. По всей вероятности, эти камни были известны и С. Ремезову, который по аналогии с камнями, покрытыми подобными знаками по реке Орхону, назвал их «орхон-камень», считая их для данного района особо примечательными. Спутать какой-нибудь из притоков реки Талас с рекой Орхон он не мог, так как река Орхон помещена на карте совершенно правильно, как правый приток Селенги. На карте имеется отдельно река Орхон и «орхон-камень» по течению реки Талас ³. [6] Карта (лист 22), судя по надписанию «степи», составлена в 7205 г., 3 марта ⁴. [7] Вторая карта составлена в 7206 г. и вычерчена 18 сентября 7207 г. Таким образом первое упоминание об «орхон-камне» относится к 1696-1697 гг., и единственным автором этого указания надо считать С. Ремезова, «сына боярского», по указанию царя Петра Алексеевича составившего атлас «Сибири и городов, и земель» в 7209 г. «от создания света» и в 1701 г. 1 января н.э. ⁵ [8]

Если Н. Видзен и С. Ремезов давали косвенные и случайные указания о месте нахождения рунических текстов, то в начале XVIII в. мы имеем о них уже научные записи исследователей Сибири. Так, сведения о рунических письменах в 1730 г. дал Филипп-Иоганн Страленберг, пленный шведский офицер, который был сослан в Сибирь, где он пробыл 13 лет. Освобождённый после Ништадтского мира, он вернулся в Швецию, где издал труд ⁶, [9] в таблицах к которому привел впервые несколько рунических надписей: на стеле (между Беей и Ниней — притоки Уйбата), на оборотной стороне каменной бабы (между Тесью и Ербой — притоки Енисея с левой стороны) и на обломке медного зеркала ⁷. [10]

Письменные свидетельства о рунических надписях имеются также и в дневнике Д.Г. Мессершмидта ⁸. [11] Д. Мессершмидт в своём дневнике о поездке в Сибирь отмечает рунические надписи наряду с другими ⁹ [12] и неоднократно указывает, что во время его пребывания ему приходилось слышать о разных надписях, а участники его экспедиции (например, Карл Шульман) зарисовывали камни, на которых «были изображены резные правильные четырёхугольники в виде ромбов или ромбоидов» ¹⁰. [13] Кроме того, в части, специально посвященной археологии Сибири, имеется прямое указание на древности Сибири, как-то: курганы, статуи, писаницы и надписи (aliique lapides effigiati idiolatrici, terminales et sepulchrabs monimentarii, caracteribus an runicis inslgniti etc...) ¹¹. [14]

(12/13)

Об этих енисейских надписях, найденных Мессершмидтом, сообщал Т. Байер, предполагавший, что эти знаки являются кельтским письмом ¹. [15]

В 1793 г. Паллас снова возвращается к руническим надписям, опубликовав некоторые из них, именно надписи, найденные 1) против устья Тубы, 2) в 15 верстах от устья Уйбата, 3-4) на правом берегу Камышты — правого притока Абакана и 5) у деревни Означенной, и уделив им несколько страниц в своем «Neue Nördliche Beyträge» ². [16] Тихзен предполагал, что это готское письмо, и даже попытался его прочесть ³. [17]

2. XIX в. Накопление материала до дешифровки рун.   ^

В 1818 г. Г. Спасский напечатал «Записки о сибирских древностях» ⁴, [18] которые вместе с атласом были переведены на латинский язык и перепечатаны по распоряжению графа Н.П. Румянцева акад. Ф.И. Кругом ⁵. [19] Работа Г. Спасского привлекла внимание известного лингвиста А. Гумбольдта и крупнейшего для того времени исследователя восточных, в том числе и тюркских, языков Абеля Ремюза. Абель Ремюза написал рецензию на работу Г. Спасского ⁶, [20] в которой указал, что прочтение этих надписей «может разлить величайший свет на весьма важные исторические и философические вопросы» ⁷. [21] Абель Ремюза предполагал, твёрдо следуя канонам слагающейся индоевропейской школы, что письмо, вероятно, принадлежит племени у-сунь поколения индо-готов ⁸. [22] По поводу рунических надписей Абель Ремюза сделал довольно верное замечание о том, что надписи, имеющие «обманчивое, может быть, сходство с рунами» ⁹, [23] находятся в земле древнего обитания тюрок ¹⁰. [24] Против принадлежности рунических письмен тюркам решительно запротестовал Г. Спасский, заявляя, что «нет никаких следов, чтобы турки или, вообще, народы татарского племени были древними жителями южной Сибири. Напротив, всё доказывает, что они последние, новые там пришельцы» ¹¹. [25] Г. Спасский признавал, что надписи скорей монгольского или калмыцкого происхождения ¹². [26]

Необходимо отметить, что это была первая дискуссия, посвящённая научному исследованию надписей, причём в ней видно было отражение начинавших постепенно господствовать буржуазных теорий.

(13/14)

Так, следующую попытку формального сопоставления (в плане индоевропейской филологии) сделал Роммель, тщетно сравнивавший указанные надписи с рунами Германии ¹. [27] Роммель выдвигал теорию скифского либо греко-готского происхождения письма. Заметкой Ю. Клапрота, сближавшего рунические памятники с греческими, окончилась первая дискуссия о рунических текстах Сибири ². [28]

В 1857 г. Г. Спасский снова вернулся к руническим надписям ³. [29] Осветив кратко отмеченную выше дискуссию, он специально остановился на надписях, опубликовав на табл. 6 своего труда руническую надпись, открытую ещё в 1847 г. М.А. Кастреном ⁴ [30] в Шушинской волости Минусинского округа Енисейской губернии. Опровергая гуннскую теорию происхождения письма, он оставляет вопрос о принадлежности его какому-нибудь народу открытым. Г. Спасский полемизирует здесь с Роммелем, который, как мы выше показали, предполагал, что рунические письмена «суть скифские или греко-готские» ⁵. [31] Теорию славянского происхождения сибирских древностей, в том числе и надписей, созданную Г. Спасским, несмотря на её неправильность, поддерживал в дальнейшем В. Флоринский ⁶. [32] Через два года А. Шифнер выдвинул теорию происхождения рунического алфавита из тамг ⁷. [33] А. Шифнер исходил из чисто формальных соображений, а именно — внешнего сходства рун с тамгами. Только уже на основе теоретических положений Н.Я. Марра удалось подойти к разрешению поставленного А. Шифнером вопроса о сходстве рун с тамгами на совершенно иных основаниях.

В 1859 г. были опубликованы присланные минусинским окружным начальником Костровым рисунки с камней, найденных Кастреном ⁸. [34]

Во второй половине XIX в. до дешифровки рунических письмен продолжается накопление сведений об их местонахождениях. В 1871 г. Падерин на берегах Орхона отмечает следы городов, валов и башен; вскоре

(14/15)

на месте были открыты известные всему миру орхонские памятники. В 1874 г. Н. Попов занимался исследованием рунических памятников ¹. [35]

Предпослав небольшой очерк нахождению памятников и их публикации Страленбергом, Палласом, Кастреном, Спасским и др., он, осветив теории происхождения алфавита Клапрота, Роммеля, Тихзена и Байера ², [36] сам посвятил свою статью вопросам происхождения рунического алфавита памятников Сибири. Считая, что у вышеперечисленных учёных были основания сравнивать руны с письменами древнегреческими, готскими и древнеславянскими, Н. Попов развивает готскую теорию происхождения письма ³, [37] якобы занесённого к древним хакасам в результате торговых сношений ⁴. [38]

В 70-е же годы нельзя не отметить представителя расовой миграционистской теории, отца археологического панфиннизма Ж. Аспелина. Ж. Аспелин проводил одну линию в изучении сибирских памятников: он доказывал общность культур Сибири и Финляндии, без каких бы то ни было оснований прозрачно оправдывая и стремление и экспансию на восток так же, как после него в наши дни эту же концепцию проводит Тальгрен. Ж. Аспелин в 1874 г. касался рунических надписей на интернациональном конгрессе в Стокгольме ⁵. [39] В работе «Древности севера Финно-Угрии» ⁶ [40] Ж. Аспелин доказывал, что бронзовый век Финляндии и Прибалтики, с одной стороны, и Урало-Алтая — с другой, если и имеют в результате долгого развития свои индивидуальные и локальные черты, генетически связаны с одним и тем же народом (un peuple unique) ⁷. [41] На этом основании получали финское происхождение каменные бабы и рунические надписи, «пока ещё не дешифрованные» (d’une écriture jusqu’ici indéchiffrée) ⁸. [42] В дальнейшем Ж. Аспелин продолжает связывать енисейские рунические надписи с бронзовой культурой. Указывая на исследования Байера, Тихзена и Клапрота, а также Аппельгрена, скопировавшего надписи, он датирует их началом нашей эры и приписывает их гуннам и другим народам, распространившим эти надписи среди тюркских и монгольских племён ⁹. [43] Ж. Аспелин считал, что рунические надписи надо причислить к чудским знакам и в последних искать объяснения рунам (in der tschudischen Schrift seine Erklärung finden) ¹⁰. [44]

Ж. Аспелин произвел исследование знаков и из 847 различных знаков вывел 38-40 общих начертаний. Надписи, по его мнению, надо читать справа налево. Свои выводы он доложил на археологическом съезде в Одессе в 1884 г. ¹¹ [45] Об экспедиции 1887-1888 гг., в которой он исследовал енисейские надписи и связанные с ними культуры (по мнению Аспелина, типа «таштык»), он сообщил через два года ¹². [46]

(15/16)

В эти же годы в связи с исследованием писаниц рядом исследователей регистрируются рунические памятники. И.С. Боголюбский ¹ [47] в 1881 г. отмечает камни у подножия хребта Итем (правый берег Енисея в 150 верстах от Минусинска у дер. Означенной), Уйский памятник (левый берег Енисея, в 25 верстах от впадения реки Уй), Шушинский (описанный Кастреном и изданный Спасским) ². [48] Кроме того, он приводит камни, найденные им впервые: два камня на правом берегу реки Абакана, в 10 верстах от деревни Юдиной и в 4 верстах от озера Алтынкулъ, и камень на правом берегу Енисея, в заимке Майдашке, в 10 верстах ниже Минусинска. По верховьям Енисея отмечены надписи: 1) на правом берегу Енисея, в 100 верстах от устья Кемчика, в местности Кая-Баджа и 2) на реке Булыке. В 1881 г. А.В. Адрианов открыл к югу от Саян рунические памятники енисейского типа ³. [49]

В 1885 г. И.В. Савенков ⁴ [50] по поручению Восточно-Сибирского отделения Русского географического общества совершил поездку по среднему течению Енисея, где обнаружил ряд рунических памятников; так, он отметил памятники у села Тесь (река Туба) и на камне у кургана ⁵ [51] и у Шелаболинской писаницы ⁶. [52]

В том же году появляется статья Н.М. Ядринцева ⁷, [53] в которой он, повторяя отчасти статью П. Попова (см. выше), дает описание рунических памятников, найденных И.С. Боголюбским и А.В. Адриановым, хранящихся в Минусинском музее и отмеченных Страленбергом, Палласом, Кастреном, Спасским и др.

Н.М. Ядринцев не соглашался, между прочим, с Клапротом, который, приписывая буквам северное происхождение, предполагал, что язык этих письмен турецкий ⁸, [54] и считал, что «едва ли нужно поэтому переносить руны от европейских готов и финнов к азиатским народам, когда мы видим происхождение этих народов из Азии» ⁹. [55] Ядринцев также считал, что, «не решая вопроса о письменах и каменных бабах в Сибири, мы можем сказать, что происхождение их коренится в глубочайшей древности, приблизительно до рождества христова. Диво, что эти памятники сохранились около 2000 лет. Далее, есть некоторые основания предполагать, что они принадлежали не столько же древним финским племенам и передвинувшимся готам и индоскифам, как и древним тюркам, жившим в соседстве с ними.

Как каменные бабы, так и рунические письмена есть след и вехи великого переселения племён из Азии в древнейшие времена в Европу, в них же находится ключ, может быть, родства европейских и азиатских народов, о котором мы доселе предполагали и едва ли могли догады-

(16/17)

ваться. Можно себе представить, какой интерес в будущем составит разгадка этих сфинксов для истории человечества» ¹. [56]

Выступление Н.М. Ядринцева было направлено против паневропейских теорий Аспелина и др., но оно не имело в виду в противовес им автохтонный процесс развития общества, в том числе и его письма, а противопоставляло европейским центрам происхождения культуры — азиатские.

3. Поездка Н. Ядринцева. Финляндская и русская экспедиции.   ^

Экспедиция Н.М. Ядринцева, организованная Восточно-Сибирским отделением Русского географического общества в 1889 г., открывает новый период в исследовании рунических текстов.

В своей первой экспедиции Н.М. Ядринцев посетил реку Толу, Орхон и предварительно исследовал развалины Кара-Корума и Хара-Балгасуна. В районе Кокшин-Орхона, близ озера Цайдам, он открыл ставшие известными впоследствии всему миру памятники Кюль-тегину и Могилян-хану. Ядринцев описывает в своём первом отчёте ² [57] вереницу балбалов у памятника Кюль-тегина и самый памятник. «Необыкновенно прочный и крепкий гранит был изъеден веками и указывал на тысячелетнюю древность, — пишет Н.М. Ядринцев о памятнике, — некоторые таблицы сохранились. Они представляют загадочные рунические надписи, встречаемые и в других местах Сибири; на боках и обратной стороне таблиц обелисков находятся киндайские (или киданьские) иероглифы. Если надписи эти китайские, то очень может быть, что они дадут ключ к уразумению рун» ³. [58] В своём предположении Ядринцев оказался прав. Именно этот памятник стал предметом особого внимания исследователей, и отчасти благодаря ему (памятнику) оказалось возможно прочтение рунического письма. Открытие Ядринцева привлекло внимание всех историков, в многочисленных изданиях появились отчёты и сообщения о его открытии ⁴. [59]

Н.М. Ядринцев скопировал часть надписей, а два обломка с китайскими надписями были привезены в Петербург ⁵. [60] Немедленно в Монголию была снаряжена финляндская экспедиция под руководством Гейкеля, ибо финнов весьма интересовали руны, в которых они думали найти подтверждение тем панфинским построениям, которые ещё раньше недвусмысленно проведывал Аспелин. Результатом этой экспедиции был

(17/18)

ряд изданий ¹. [61] В 1891 г. была организована экспедиция Академии Наук, возглавлявшаяся В.В. Радловым. Экспедиция сняла эстампажи со всех памятников района Орхона и произвела довольно большие археологические раскопки и разведки.

В 1892 г. был издан атлас ², [62] (вышедший впоследствии в 4 выпусках, и, как необходимое текстовое дополнение к нему, 6 сборников трудов экспедиции.

Материала было собрано достаточно, чтобы приступить к его изучению, а главным образом к дешифровке рун. Первыми, конечно, оказались изученными китайские тексты (о них см. ниже в главе «Источники»).

За дешифровку взялись турколог В.В. Радлов и разносторонний лингвист, филолог и историк, скандинавист по специальности датский учёный В. Toмceн.

4. Дешифровка рун. Издание источников и их изучение.   ^

15 декабря 1893 г. на заседании Датской королевской Академии наук и словесности В. Томсен представил свой опыт дешифровки рунических письмен, найденных на берегах Орхона и опубликованных в результате трудов экспедиций Г. Гейкеля и В.В. Радлова ³. [63] Одновременно с В. Томсеном вёл дешифровку и В.В. Радлов, который, получив сообщение Томсена об алфавите, немедленно перевёл первый текст, посвящённый Кюль-Тегину, и прочитал его на заседании русской Академии Наук 19 января 1894 г. В том же году он издал свой первый перевод ⁴, [64] вышедший в первом издании всего в 50 экземплярах, а затем в том же 1894 г. снова издал перевод кюль-тегиновского и могиляновского текстов из Кошо-Цайдама ⁵. [65]

(18/19)

В 1895 г. В.В. Радлов издаёт енисейские надписи, мелкие надписи из Монголии, так наз. Онгинский памятник, публикует ряд исправлений к первому переводу кошо-цайдамовских памятников, сопровождая переводы краткими грамматическим очерком и словарём ¹. [66]

В 1896 г. В. Томсен публикует свой полный перевод кошо-цайдамовских памятников, снабдив его обстоятельным грамматическим очерком — главой, посвящённой происхождению алфавита, и историческим очерком. К его работе была приложена статья Паркера — перевод китайской надписи ². [67]

До конца XIX в. В.В. Радлов издаёт ещё текст Тоньюкука и ряд улучшений к первым переводам кошо-цайдамовских памятников и свою грамматику древнетурецкого языка ³. [68] Продолжают выходить и сборники «Трудов Орхонской экспедиции» ⁴ [69] и «Атлас древностей Монголии». В 1899 г. появляется опять перевод надписей Кюль-тегину П. Мелиоранского ⁵ [70] с приложением перевода статьи с примечаниями В. Томсена к его работе 1896 г.

Прочтение надписей вызвало крупное оживление в научной литературе, связанное с изучением текстов. Преобладали заметки и статьи лингвистического порядка, в которых обсуждался вопрос о происхождении алфавита, толковались отдельные части текстов и даже отдельные слова как тюркских, так и китайских надписей. Здесь нельзя не отметить, помимо работ В. Радлова и В. Томсена, работы В. Бартольда, В. Банга, Е. Блоше, Вамбери, В. Васильева, Г. Габелентца, Г. Девериа, Ф. Корша, И. Маркварта, П. Мелиоранского, Неджиб-Асима, Н. Попова, Ф. Хирта, Э. Шаванна и Г. Шлегеля. Помимо китаистов и тюркологов, в изучение текстов были втянуты иранисты, арабисты и т.д., как тот же В. Бартольд, И. Маркварт, Е. Блоше. Особенное участие в разработке древнетюркских текстов принимали китаисты, переводившие китайские тексты соответственной эпохи (Танской династии). Помимо русских изданий, необходимо отметить журнал «T’oung Pao», уделивший много внимания орхонским текстам ⁶. [71]

В эти годы историческую концепцию о тюрках создает В. Бартольд (о ней ниже). Отдельные замечания мы находим у Блоше, Радлова, Томсена, Хирта, Банга, Шлегеля и Шаванна. Ставят исторические проблемы Л. Каен и Э. Паркер. В первые годы XX в. наступает некоторое затишье.

(19/20)

Второй подъём в деле изучения древних тюрок начинается с 1909 г., когда в связи с раскопками в Восточном Туркестане и экспедициями Лекока, Грюнведеля, Авреля Штейна и С.Ф. Ольденбурга увидели свет рунические тексты, до сих пор ещё неизвестные (речь идёт о рунических текстах на бумаге). Тексты были юридического и религиозного содержания (шаманско-манихейского). Изучались они В. Томсеном, Лекоком, Андреасом и В.В. Радловым ¹. [72]

Необходимо отметить, что до этого времени, помимо известных орхоно-енисейских памятников, была переведена В.В. Радловым надпись из района села Дмитриевки — первая руническая надпись в Средней Азии ², [73] а П. Мелиоранским были введены в обиход рунические надписи на предметах бытового назначения ³ [74] — один сосуд из Сибири, второй из Вятской губернии (Балозинская волость Глазовского уезда), третий из второго катандинского кладбища, из раскопок В.В. Радлова.

В 1912 г. В. Котвич исследовал местность Ихе-хушоту, в которой он открыл большую надгробную стелу с орхонскими надписями, подобную кошо-цайдамовской ⁴. [75] Памятник оказался поставленным тардушскому бегу Кули-Чуру (глава «Источники»).

В 1913 г. появилось в свет издание еще двух рунических текстов: одного из Суджи и второго — Селенгинского камня первой уйгурской династии. Они найдены в 1909 г. экспедицией Рамстедта ⁵. [76] Второй камень представлял большой интерес, так как это была одна из позднейших стел с руническими надписями, принадлежавших уже уйгурской династии. Стела была поставлена первому хану уйгурской династии Моюн-Чуру.

Для известной полноты освещения вопроса об исследовании рунических текстов необходимо указать на те археологические экспедиции, которые ставили себе задачей исследование памятников, непосредственно связанных с руническими текстами. Не упоминая вновь сочинений, отчётов и т.д. таких исследователей, как Аспелин, Гейкель, Радлов, Рамстедт, Котвич, Ядринцев, Клеменц и др. ⁶, [77] укажу только на работы А.В. Адрианова и Гранэ. Так, например, А.В. Адрианов и его сын А.А. Адрианов в ряде своих поездок по Минусинскому краю за сбором писаниц отмечали памятники с руническими знаками («открывая» иногда уже известные ранее памятники). Так, изучая писаницы по заданию «Русского

(20/21)

комитета для изучения средней и восточной Азии», они попутно отметили памятники с руноподобными знаками в 1904 ¹, [78] 1905 ², [79] 1907 ³, [80] 1908 ⁴ [81] гг. Гранэ при своих поездках 1906, 1907, 1909 гг. отметил ряд камней с надписями на севере Монголии, которые ему встречались по маршрутам его экспедиций от Саян до Орхона ⁵, [82] точнее — археологические пункты им отмечены от верховий реки Уйгур до местности Хангэн-даба (река Тола). С 1913-1914 гг. интерес к орхоно-енисейским текстам падает. Отдельные заметки в специальных журналах посвящены либо мелким надписям, либо отдельным комментариям к текстам. В круг изучения памятников этой письменности втягиваются и надписи юга России. Переводятся надписи из долины реки Талас, изучаются руноподобные знаки, найденные на знаменитом кладе Nagy Szent-Mikloš (работы Немета) и другие на территории восточной Европы ⁶. [83] Финские учёные Доннер и Резенен издают две небольшие надписи ⁷. [84] Датская Академия наук и словесности готовит полное издание сочинений В. Томсена, часть которых содержит новые переводы орхонских текстов ⁸. [85] В Польше издан был отчёт экспедиции В. Котвича и перевод памятника Кули-Чуру ⁹. [86]

Журнал «T’oung-Pao» печатает ряд статей о рунических текстах ¹⁰. [87] В СССР также продолжалось изучение рунических текстов. Вёл работы по изучению древнетюркских текстов С.Е. Малов ¹¹. [88] В 1931 г. археологом Массоном от геологов была получена, случайно найденная, первая в мире надпись на дереве, перевод которой также сделан С.Е. Маловым ¹². [89] Кроме того, последним была издана небольшая хрестоматия древне-

(21/22)

тюркских текстов, где были, согласно последнему переводу В. Томсена, заново транскрибированы 29 строчек текста Тоньюкука ¹. [90]

Небольшое замечание к К. Доннеру и Резенену напечатал Г. Ксенофонтов ², [91] считающий, что надпись на веретенце на якутском языке. Нельзя не отметить работ Б. Владимирцова, посвящённых анализу тюркских слов орхонских текстов в монгольском языке ³. [92] Опубликованию одной надписи посвящена наша статья ⁴. [93] Ряд надписей на камнях и бытовых предметах издает С. Киселёв ⁵. [94] Работы, связанные непосредственно с древнетюркскими текстами, как с историческим источником (В. Бартольд, Н. Козьмин, А. Бернштам, С. Толстов), крайне «немногочисленны ⁶, [95] и марксистская литература по данному вопросу только начинает появляться.

5. Буржуазные исторические концепции о древнетюркском обществе.   ^

Таков ход исследования и изучения орхоно-енисейских текстов. Мы отметили главным образом формальную историю вопроса. Разбору теорий по существу мы посвятим внимание в дальнейших разделах работы, однако наиболее крупные исторические концепции необходимо выделить и разобрать отдельно. Такими концепциями являются, во-первых, концепции В. Бартольда и, во-вторых, националистические концепции. К разбору их мы и перейдём.

Рунические тексты послужили основанием, как мы уже частично отмечали, «широких» исторических обобщений и мало приемлемых исторических конструкций. До дешифровки рунических письмен камни с загадочными знаками толкали многих исследователей на всякие умозрительные и спекулятивные теории. Развитие капиталистического способа производства, породившее на первых порах материалистическое направление в науке, формировало постепенно идеологию «золотого мешка», открытого оправдания шовинизма и экспансии на окраины под маской культуртрегерства и «высочайшего покровительства» над народами «низкими» и «дикими», долженствующими стать предметом «заботливого воспитания» капитализма.

Так, северная теория Аспелина, Тальгрена и др., доказывавшая на основании формального сходства рун Сибири с северными скандинавскими рунами сходство культур от Великой китайской стены до Ботни-

(22/23)

ческого залива, выражала заветную мечту финляндской буржуазии овладеть той территорией, которая будто бы являлась в прошлом прародиной финнов. При рассмотрении вопроса об орхоно-енисейском тюркском кочевом обществе не столь важно, конечно, рассматривать теории, связанные с первым периодом сбора и изучения рунических текстов. Подобного рода теории вряд ли нуждаются в более подробной критике, чем уже данная в наших сопроводительных замечаниях.

В буржуазной литературе, начиная со второй половины XVIII в. и почти до конца XIX в., сложился ряд более интересных по содержанию теорий, посвящённых кочевым народам. В связи с интересами буржуазии и её экспансией на Восток, в частности в Китай, и благодаря увидевшим свет неисчерпаемым по объёму фактическим данным китайских летописей, с одной стороны, а также благодаря научным интересам, связанным с вопросом о происхождении гуннов, начали ставиться вопросы, связанные с проблемой происхождения не только последних, но и тюрок и монголов. Здесь нельзя не отметить труд второй половины XVIII в. французского учёного Дегиня ¹. [96] Дегинь был ещё свободен от пут расовой теории и представлял собой молодую буржуазную французскую науку, исходя из положений которой, он интересовался не вопросами чисто этнического порядка, а занимался так называемой «политической классификацией». На этом основании он находил сходство между обществами различных, хронологически, эпох и правильно предполагал, что появление того или иного этнического имени является следствием распространения одного племенного названия на ряд вошедших в объединение племён. Эту точку зрения он формулирует в следующих словах: «Турецкая орда, получив власть, дала своё имя всему остальному народу, или, скорее, другие народы знали гуннов только под именем турок, как впоследствии Чингис-хан из орды монголов был причиной того, что имя монгол сделалось именем почти всех татар» ². [97] Вывод Дегиня о том, что «Хунну было кочевое государство, из которого впоследствии вышло турецкое, а затем монгольское» ³, [98] несомненно, заслуживает внимания, так как он явился следствием того, что Дегинь нашёл имеющее место единство в истории этих трёх народов. Единство в социально-экономическом строе этих трёх народов мы действительно наблюдаем, и указания Дегиня есть заслуга учёного, писавшего в середине XVIII в.

Удостоенный Демидовской премии монах Иакинф Бичурин высказывал позднее несколько иные взгляды. Он предполагал, что племена тюрок, монголов и тунгусов «произошли от одного корня» и за двадцать пять столетий до н.э. уже разветвились на отдельные, «самобытные народы» ⁴. [99] И. Бичурин все центрально-азиатские народы считал народами монгольского происхождения. Его больше всего интересовало этническое происхождение народов, которое он относил к таким временам, приписывать которым этнические образования вообще невозможно. В. Григорьев, разбирая вопрос о взаимоотношениях кочевых

(23/24)

народов и осёдлых, ставил себе задачу выяснить вопрос об отношении русского самодержавия к кочевым народам Азии ¹. [100]

Говоря об отношении русского правительства к кочевым народам, В. Григорьев утверждал, что только Китаю удалось смирить кочевников силою ламаизма, а России силою оружия ². [101] Перу В.В. Григорьева, крупнейшего для своего времени востоковеда, принадлежит ряд работ, посвящённых истории кочевых народов, и очевидно, что научные результаты его исследований мало чем отличались от политической платформы проводника идеи монархии на историческом участке.

Сюда же примыкают взгляды А. Вамбери, который утверждал, что «о грядущем тюркско-национальном мире в европейском смысле этого слова уже потому с трудом может быть речь, что именно дальнейшее продолжение национальной жизни уже сильно заторможено, так что тюркский мир, теперь ещё пока сохраняющий свою независимость, едва ли может воспротивиться могучему налету арийского образовательного духа, выступающего со знаменем уничтожения национальностей в Азии» ³. [102] Эти откровенные политические взгляды характеризуют главное течение буржуазной востоковедной мысли, верно обслуживающей интересы капиталистического строя.

В связи с дешифровкой древнетюркских рун резко изменилась трактовка кочевого общества. Было бы, однако, неверно предполагать, что появление новых исследований, в которых мы находим уже затронутыми вопросы социально-экономического строя кочевого общества тюрок, объясняется только приобретением новых исторических данных. Появление работ, связанных с изучением социально-экономического строя, в частности древних тюрок, объясняется условиями эпохи — последнего десятилетия XIX в. и первого десятилетия XX в.

В исследованиях этой эпохи мы и найдём много «материалистических» экскурсов исследователей, хотя материализм для буржуазных учёных империалистической стадии капитализма, вообще говоря, явление нехарактерное. Этим объясняется, по-моему, то положение, что В.В. Радлов даёт исследования об уйгурах, в которых он много внимания уделяет социально-экономическому строю последних ⁴. [103] Но в этих исследованиях изучение вопросов классовой борьбы идёт либо больше в интересах союза буржуазии с помещиками (В.В. Радлов), либо в интересах крупной империалистической буржуазии — её кадетствующей части, либералов (В.В. Бартольд). Поэтому в исследованиях, например, В.В. Радлова подчеркивается значение государственной власти в жизни кочевых народов. Для характеристики его точки зрения чрезвычайно важны следующие слова: «Так, надписи дают нам наглядную картину, как только через влияние определённых личностей (вождей племен — Stammführer) образуются из совсем маленьких начал (Anfänge) в кратчайшее время мощные племенные комплексы (Stammkomplexe) и как эти личности узурпируют ханскую власть (Chansgewalt). Они нам далее

(24/25)

показывают, что только крепкая рука хана (die feste Hand des Chan) в состоянии держать в покое и боевой готовности государство кочевников (Nomadenstaat) и что хан только тогда может объединить не связанные племенные частички (Stammtheilchen) в одно крепкое целое, если он может всякое восстание (Auflehnung) против своей власти сразу подавить, но что кочевническое государство сразу распадается, когда крепкая рука хана ослабевает и становится бессильной» ¹. [104] Подчёркивая указываемое в надписях обращение кагана к тюркскому народу, где говорится, что вследствие «смут» внутри последнего произошла гибель кочевого государства, В.В. Радлов отмечает это явление в связи с характеристикой государственной власти. Эти слова В.В. Радлова появились в 1909 г., т.е. в эпоху реакции, после революции 1905 г., когда буржуазия должна была понять, к чему ведёт классовая борьба в истории вообще и борьба пролетариата в частности. Столь же интересные по своей политической откровенности замечания мы найдем и у В.В. Бартольда. В 1899 г. В.В. Бартольд написал интересную рецензию на работу Н.А. Аристова ². [105] Н.А. Аристов «по старинке» предполагал, что «при патриархально-родовом быте тюрко-кочевников роды и сочетания родов и их частей в родовые и племенные союзы, действительно, имели преобладающее во всех отношениях значение» ³ [106] и что «то же стремление родов и племён к самостоятельности играло преобладающую роль в распадении основанных монголами улусов джучиева и джагатаева и в политическом бессилии и несостоятельности киргиз-казачьего союза, возникшего на их месте» ⁴. [107] По поводу этих рассуждений Н.А. Аристова, представляющих собой гегельянскую точку зрения на развитие государства из семьи, которая превращается в род, род — в племя и племя — в государство, выступил В.В. Бартольд. В.В. Бартольд специально подчеркнул при этом, «что в двух случаях, именно: при восстановлении восточно-тюркского государства (VIII в.) и при образовании империи монголов (XIII в.), переворот в жизни кочевников находился в связи с борьбой между степной аристократией и демократическими элементами, причём борьба в первом случае кончилась победой демократии, вo втором победой аристократии», и далее, что «отсутствие подобных данных об образовании других кочевых империй заставляет нас оставить открытым вопрос, происходили ли и там явления, более соответствующие понятию о классовой борьбе, чем понятию о борьбе между отдельными родами и племенами» ⁵. [108] Выступление В.В. Бартольда является чрезвычайно характерным. Выступая против гегельянских утверждений Н.А. Аристова, В.В. Бартольд высказывает правильную мысль о том, что причины общественных явлений в жизни кочевников надо искать в классовой борьбе. Он даже соглашается с Каэном, что перевороты в жизни кочевников производились «живыми нациями». Каэн, французский учёный, профессор Сорбонны, как и Дегинь, принадлежал к сторонникам «политической классификации». Он рассматривал орхоно-енисейских тюрок с точки зрения их политического

(25/26)

устройства, не придавая значения их этническому происхождению ¹. [109] Определяя государственное устройство тюрок, он называет его бюрократическим, противопоставляя это устройство аристократическому и «демократическому идеалу» ². [110] Против этих рассуждений также выступил В.В. Бартольд и дал свою первую характеристику тюркскому обществу, которую он развивал затем в ряде статей. В рецензии на книгу Казна В.В. Бартольд возражал против вышеуказанного утверждения о бюрократическом устройстве тюркского общества и настаивал на том, что в орхонских надписях беги в качестве высшего сословия противополагаются «чёрному народу», причём верховная власть не всегда становится на сторону бегов ³. [111] Эту же точку зрения В.В. Бартольд излагает и в своей другой статье ⁴. [112] Мысль о том, что падение тюркского государства вызвано классовой борьбой внутри него, а также идею о демократическом характере тюркского кагана В. Бартольд проводит во всей статье ⁵. [113] На эти утверждения В. Бартольда ему отвечал В. Банг, католический немецкий учёный, тюрколог, одновременно исследователь германской и английской литератур ⁶. [114] В. Банг возразил В.В. Бартольду, что нет никаких оснований делать вывод «из надписей о демократии хана» и что «стоящие вокруг хана люди суть родственники или дворянство», которые способствовали возвышению тюркского народа ⁷. [115] На замечание В. Банга немедленно ответил В.В. Бартольд, который в своей следующей статье подробно изложил свои политические взгляды в связи с исследованием общества орхоно-енисейских тюрок. «Где я называл хана предводителем демократии? — спрашивал В.В. Бартольд, — об этом не говорится; было бы очень трудно такое место найти в моей статье. Как доказывают слова türk qara qamyγ budun, династия была обязана своим троном низшим народным классам (den unteren Volksclassen). Поэтому в надписях высказываются некоторые демократические мысли, приписывается объединение племён (Zusarnmenhaltung der Stammgemeinschaft) всему народу и на простой народ (gemeine Volk) смотрится не с таким презрением, как позднее, в монгольское время. Мною, однако, чётко подчеркивается выражение, что хан обязан своим троном не народной воле, а божеской милости (nicht dem Volkswillen, sondern der göttlichen Gnade). И новый господствующий дом окружил свой трон резко выраженной аристократией. Новые ханы держали себя, следовательно, так же, как властители демократического происхождения в Европе. Оба Наполеона были обязаны своим господством демократической революции, оба были чем угодно, но только не убеждёнными демократами. Они окружили свой престол резко выраженной военной аристократией, и, однако, Бонапарты в своих открытых выступлениях ещё сегодня придерживаются идеи демократической империи (empire démocratique)» ⁸. [116]

(26/27)

Делая шаг назад в оценке тюркской империи, В. Бартольд остался верен своим выводам до конца. В таком виде, как они представлены в его статьях, особенно в рецензии на книгу Аристова, они вряд ли вызовут особые возражения ¹. [117] Казалось бы, что эти высказывания связаны с молодым В. Бартольдом, когда он в своих исследованиях ближе подходил к истинному положению вещей, чем другие учёные. Однако свою концепцию он заканчивает гораздо поздней. Мы имеем в виду его замечания в сборнике памяти Томсена (1926 г.), где В.В. Бартольд ссылается на то обстоятельство, что факт сословной борьбы между бегами, т.е. аристократией, и «чёрной народной массой» среди орхонских тюрок не был отмечен ни Радловым, наблюдавшим жизнь кочевников в то время, когда среди них уже будто бы не было резкой социальной дифференциации, ни Томсеном, который в предисловии к своему последнему переводу «говорит о резкой противоположности (scharfe Trennung) между дворянством и простым народом, но не отмечает значения этого факта для (рассказываемых в надписях событий» ². [118] В.В. Бартольд, таким образом, признавал, что возможна была ликвидация классовых противоречий и возникновение родового строя в результате примирения классовых противоположностей. Его положительная оценка каганов тюркской империи тесно связана с представлением, что герои империи и выразители «национального единства» и «государственной идеи» способны превратить общество, раздираемое внутренними противоречиями, в цельную гармонию родового строя. Если это так, то замечания, направленные против Томсена, неверны, так как последний, отмечая резкие противоположности между дворянством и всем народом (scharfe Trennung zwischen Adel (Bägen, bäg, osmanisch bej) und gemeinem Volk) ³, [119] учитывал роль вождей тюркского общества, способных возродить тюркский народ и восстановить его силу и могущество, т.е. восстановить родовой строй.

В. Томсен в своё время дал характеристику одного такого вождя, советника трёх ханов, Тоньюкука: «Этот старый делатель королей» (kingmaker) и министр трёх каганов занимается здесь [в памятнике. — А.Б.] исключительно маленьким количеством фактов, особо замечательных, которые совершались со времени реставрации тюркской империи Ильтерес-каганом. До преклонных лет он сумел выделяться своим дипломатическим и тактическим гением и своей непреклонной волей. Факты, которые он представляет со справедливой гордостью, являются образцами, с которыми надо считаться и в будущем» ⁴. [120]

(27/28)

В этой характеристике Тоньюкука, равно как и у Ф. Хирта, называющего Тоньюкука своеобразным Бисмарком (eines Bismark in seiner Art) ¹, [121] в неслучайных отождествлениях Г. Шлегеля, сравнивающего термины «тегинь» (Кюль-тегин надписей) с принцем Бисмарком (Prince Bismark), а титул «торе» с принцессой Орлеанской во Франции (Princesse d’Orléans en France) ², [122] всё это в связи с утверждениями В. Бартольда о том, что сначала была классовая борьба в обществе кочевников, а затем наступила эпоха родового строя, теснейшим образом связано с попытками показать единство монарха и государственной власти с простым «чёрным» народом, с попытками доказать возможность примирения классовых противоречий «волею сильного монарха». В.И. Ленин блестяще разоблачил это стремление «внушить эксплуатируемым, что правительство стоит выше классов, что оно служит не интересам дворян и буржуазии, а интересам справедливости, что оно печётся о защите слабых и бедных против богатых и сильных и т.п.» ³. [123] Это относится и к исторической концепции о примирении классовых противоречий, которую развивал В.В. Бартольд ⁴. [124]

Из сказанного о политических взглядах В. Радлова и В. Бартольда не следует, что труды этих учёных не могут быть приняты советской наукой. Их вклад в науку настолько велик, что ни одна тюркологическая работа историка-марксиста, равно как и исследование по истории Средней Азии не могут обойти их наследства, представляющего ценность мирового значения. Приведённый нами критический разбор их политических концепций, сформулированных в определенную эпоху и взращённых средой, к которой они примыкали, имеет единственной своей целью сознательное и критическое восприятие их наследства без всякого умаления их научных заслуг. Их работы были и остаются гордостью русской науки.

Позднейшая литература не представляет такого интереса, как только что нами разобранная. Отмечу только лекцию М. Чаплички, прочитанную 24 октября 1917 г. в Лондонской востоковедной школе и напечатанную в 1918 г. ⁵. [125] М. Чапличка попыталась дать общую историю тюрок, разделив её на четыре периода: «1) От первого смутного (vague) упоминания в китайских летописях танской и чжоуской династий (2356-2200 до н.э.) и не менее смутных упоминаний в Авесте (если правильно отождествлять Tura с Turc) до средины VI столетия н.э., когда впервые появляется имя Tu-kiue (Turks). 2) От появления названия «турок» через период быстрого развития независимости до монгольского нашествия XIII века. 3) От XIII столетия через период великих передвижений, начавшихся с завоевания Чингис-хана и всё ещё независимого турецкого государства под монгольской династией, до начала русской династии XVII века. 4) От XVII столетия через периоды войны с Россией и с последующим русским управлением до русской революции 1917 г.» ⁶. [126]

(28/29)

Со схемой М. Чаплички нам ещё придётся встретиться далее. Автор проводит последовательную политику английского империализма, и книжка её — очень откровенная борьба против национально-освободительного движения зависимых и полузависимых стран Востока.

В интересах национализма, оборотной стороной которого является попытка укрепления позиций «мулл и ханов», тюркскими учёными велась пропаганда извечности существования тюркского народа, его былой самостоятельности и его былого владычества. Политическим выражением этого в пределах СССР являлись разоблачённые ныне многочисленные националистические группировки, как ибрагимовщина, султангалиевщина, алашордынцы, иногамовщина и т.д. Небезызвестно течение пантюркизма и в Азербайджане. В турецкой литературе мы имеем такие яркие проявления пантюркизма, как, например, работы Риза-Нура ¹. [127]

Риза-Hyp доказывает, например, что любовь древних тюрок к голубому цвету говорит об осознании последними своего национального цвета, делая обратный вывод о принадлежности к тюркам народов, приемлющих голубой цвет как цвет национального знамени («On peut en concure, que chez ces Turks la couleur nationale était le bleu») ². [128] Тот же Риза-Hyp использует данные орхонских памятников для проведения националистических теорий. Такого же типа и замечания Неджиб-Асима в его компиляции об орхонских текстах ³. [129]

Работа Неджиб-Асима не является оригинальным исследованием и поэтому не представляет интереса для самостоятельного разбора. Мелкие замечания о древних тюрках имеются и у крупнейшего буржуазного идеолога пантюркизма Кöпрюлю-заде. Теперь, в связи с ростом анатолийско-турецкой науки и культуры и с ростом молодых учёных, мы будем, вероятно, иметь исследования и по той области истории, которой посвящена настоящая работа ⁴. [130]

[1] ¹ Noord and Oost Tartarye. Amsterdam, 1692, 2-е изд., 1705; 3-е изд., 1785 (см.: В. Радлов. Сибирские древности. MAP, №3, СПб., 1888, прилож., стр. 5). О первом упоминании о «камнях-писаницах», сделанном Н. Видзеном, сообщал Н. Веселовский. Ср. его статью «Орхонские открытия» (ЖМНП, 1894, вып. 4, стр. 61, прим. 1). Ср. также историю вопроса в Сибирском вестнике (1894, вып. 5-6, стр. 55-59).

[2] ² Типа, например, Боярской. Ср.: М. Грязнов. Боярская писаница. Прб. ИМК, 1933, №7-8. — Савенков. О древнейших памятниках изобразительного искусства Енисея. 1910. — С. Киселёв. Значение техники нанесения писаниц. ТСА РАНИОН, т. 5.

[3] ³ Чертёжная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским, Семёном Ремезовым, в 1710 г. СПб., 1882, 1-я карта, л. 23, 2-я карта, л. 22. См. также приложения к «Чертёжной книге Сибири»: I — текст, II — указатель, СПб, 1882, стр. 8-13. О работах Ремезова см. статью А. Андреева «Труды Семёна Ремезова по географии и этнографии Сибири» в Проблемах источниковедения, т. III, Л., 1940.

[4] ¹ ТКЛА, 1897-1898, прот. от 5.V.1897, стр. 2; ЗВО, т. IX, вып. 1-4; Спб., 1899.

[5] ² Н. Heikel. Altertümer aus dem Tale des Talas in Turkistan. TESFO, VII, Helsinki, 1918, Taf. XXII, XXIII, XXIV.

[6] ³ Чертёжная книга, л. 20, прилож., стр. 41; слова «Орхон» и «орхон-камень» помечены на картах 22 и 23 (по нумерации С. Ремезова).

[7] ⁴ Чертёжная книга, прилож., стр. 8.

[8] ⁵ М.Е. Массон. К истории открытия древнетурецких рунических надписей в Средней Азии. Матер. Узкомстариса, вып. 6-7.

[9] ⁶ F.Y. Stralenberg. Das Nord- und Östliche Theil von Europa und Asia. Stock holm, 1730.

[10] ⁷ Cp. табл. 5, рис. А и Д; табл. 12, рис. А и Б; стр. 318, 397.

[11] ⁸ Библиотека Академии Наук, ^{ХХ ЕВ}/_V, выдержка из «Дневника» (МАРСД, прилож.); там же см. библиографию о Мессершмидте и об его рукописях.

[12] ⁹ Запись «Дневника» от 31.XII.1721, II и 4.VIII.1722.

[13] ¹⁰ Там же, стр. 14.

[14] ¹¹ Там же, стр. 5.

[15] ¹ Th. Bayer. Vetus inscriptio pritssica. Commentarii Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae, Petropoli, 1729.

[16] ² Pallas. Von einer in Sibirien gefundenen unbekannten Steinschrift. Neue Nördliche Beyträge zur physikalischen und geographischen Erd- und Völkerbeschreibung. Naturgeschichte und Oekonomie, V, St. Pbg., 1793, SS. 237-245.

[17] ³ Tychsen. Schreiben an Pallas, ibidem, SS. 237-245. — Ср.: Г. Спасский. Начертания. Сиб. вести., 1818, стр. 12-13.

[18] ⁴ Сибирский Вестник, 1818, ч. I, стр. 67-85; ч. II, стр. 147-177; ч. VII, стр. 1-28.

[19] ⁵ Ph. Krug. Inscriptiones Sibiriacae: de antiquis quibusdam sculpturis et inscriptionibus in Sibiria repertis. Scripsit Spassky, Imperiali Academiae Petropolitanae litterarum commercio junctus. Petropoli, 1828.

[20] ⁶ Рецензия Abel Rémusat на «Inscriptiones sibiriacae» (Journal des Savants, octobre, 1822, pp. 595-602) переведена Г. Спасским (Азиат. вестн., 1825, кн. IV, Восточн. библиография, СПб., стр. 285-303) с многочисленными примечаниями переводчика. Цитирую по переводу.

[21] ⁷ Г. Спасский, ук. соч., стр. 286.

[22] ⁸ Там же, стр. 287.

[23] ⁹ Абель Ремюза пытался их связать с северными, скандинавскими рунами. Там же, стр. 287 и 298.

[24] ¹⁰ Там же, стр, 297. О тюркском происхождении см. «Recherches sur les langues artares» (chap. IV, p. 306).

[25] ¹¹ Там же, примечание к стр. 297.

[26] ¹² Там же.

[27] ¹ Рецензия Роммеля на статью Г, Спасского в « Göttingische gelehite Anzeigen» (1823, №205). Ср. перевод Востокова рецензии Роммеля (Сиб. вести., 1824, ч. I, стр. 1-8) «О сходстве начертаний, найденных в Сибири на камнях, с таковыми же в Германии».

[28] ² J. Klaproth. Sur quelques antiquités de la Sibérie. Mémoires relatifs à l’Asie, 1824, pp. 157-171. Idem. Supplément à la bibliothèque orientale de d’Herbelot, p. 174.

[29] ³ О достопримечательнейших памятниках сибирских древностей и сходстве некоторых из них с великорусскими. ЗАО, 1857, кн. XII.

[30] ⁴ М.A. Castrèn. Reiseberichte aus Sibirien. St. Pbg. 1848. Ср. русский перевод (М.А. Кастрен. Письма из путешествия в Сибирь, т. VI, ч. 2, стр. 385).

[31] ⁵ Pоммель, ук. соч. Цит. по русскому переводу в приложениях к указанному сочинению Спасского (1857, стр. 170); там же указано об исследованиях Герена (GGA, 1819, №143) и Гримма, а также вторично даны отрывки из сочинения Абеля Ремюза (см. выше).

[32] ⁶ Ср. его заметку «О каменных бабах и сибирских письмах» (Археол. музей Томского унив., Томск, 1888, стр. 166, 175) о славянском происхождении рунического письма (стр. 172). Ср. также его концепцию, повторенную в работе «Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни» (Томск, 1894).

[33] ⁷ A. Schifner. Über verschiedene sibirische Eigenthums-Zeichen. Mélanges russes, v. IV, 1858, p. 2. — H. Vambery. Das Türkenvolk in seinen ethnologischen und ethnographischen Beziehungen. 1885, pp. 34-36. — H. Аристов. Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков. ЖС, 1894, вып. III-IV, стр. 410-418, 420. — Н. Маллицкий. О связи тюркских тамг с орхонскими письменами. Прот. ТКЛА, год III, 1897-1898. — Д. Соколов. О башкирских тамгах. ТОУАК, т. XIII, стр. 84. — Рецензия И. Пославского на статью Л. Соколова в «Протоколах ТКЛА» за 1905-1906 гг. О тамговом происхождении письма, следуя положениям яфетической теории Н.Я. Марра, см.: И.И. Мещанинов. Загадочные знаки Причерноморья. ИГАИМК, вып. 62, 1933.

[34] ⁸ ИАО, т. I, вып. 4, 1859, стр. 169.

[35] ¹ Н. Попов. О рунических письменах в Минусинском крае. ИСОРГО, т. V, вып. 2, 1874.

[36] ² Там же, стр. 55.

[37] ³ Там же, стр. 63.

[38] ⁴ Там же, стр. 56.

[39] ⁵ J.R. Aspelin. Sur l’âge du Bronze altai-ouralien. Comple-rendu du Congrès International d’Archéologie à Stockholm, 1874, I, p. 562.

[40] ⁶ J. Aspelin. Antiquités du Nord Finno-Ougrien. Перев. на франц. язык G. Biandet, Helsingfors, 1877.

[41] ⁷ Там же, глава «L’âge du Bronze altai-ouralien», p. 41.

[42] ⁸ Там же, стр. 45, ср. также фиг. 335, 338.

[43] ⁹ J. Aspelin. Fels- und Stein-Inschriften am oberen Jenissei. ZfE, 1887, pp. 530.

[44] ¹⁰ Там же, стр. 529-530.

[45] ¹¹ Там же, стр. 529.

[46] ¹² J. Aspelin. Die Jenissei-Inschriften. ZfE, 1889, pp. 744-746.

[47] ¹ Исследование древностей Минусинского округа Енисейской губ. 1881 г. ИВСОРГО, т. XIII, №3, 1882, стр. 43-46.

[48] ² Все эти камни найдены до 1881 г.

[49] ³ А.В. Адрианов. Путешествие на Алтай и за Саяны. ЗСОРГО, т. VIII, вып. 2, Омск, 1888. Несколько слов об енисейских надписях. См.: W. Radloff. Aus Sibirien, Bd. II, 1883, S. 131.

[50] ⁴ К разведочным материалам по археологии среднего течения Енисея. ИВСОРГО., т. XVIII, №3-4, 1886.

[51] ⁵ Там же, стр. 41.

[52] ⁶ Там же, стр. 50.

[53] ⁷ Древние памятники и племена в Сибири. Лит. сборн., Спб., 1885, стр. 456-476, ср. таблицу, приложенную к статье.

[54] ⁸ Там же, стр. 469; см. цитаты из Клапрота о языке надписей (J. Кlaproth, Journal Asiatique, 1823, v. II, pp. l0-11).

[55] ⁹ Там же, стр. 474.

[56] ¹ Там же, стр. 476.

[57] ² Н.М. Ядринцев. Отчёт о поездке в Монголию и вершины Орхона. ИВСОРГО, т. XX, вып. 4, стр. 1-13.

[58] ³ Там же, стр. 12.

[59] ⁴ Ср. напр.: ЗВО, IV, стр. VI, протокол от 16 ноября 1889 г. — ИРГО, т. XXVI, вып. 4, стр. 257-272. — Перевод статьи Н.М. Ядринцева см: М.F. Frasers. A journey to the upper waters of the Orkhon and the ruins of Karakorum. J. China. JABrRAS, N. S., XXVI, pp. 190-207. — См. сообщения Ядринцева об экспедиции в Монголию (ДВ, стр. 65-66). — Он же. Отчёт экспедиции на Орхон, совершённой в 1889 г. по поручению ВСОРГО. СбТОЭ, стр. 51-113; Anciens caractères trouvée sur de pierres de taille et des monuments au bord de l’Orkhon dans la Mongolie orientale par l’expédition de Mr. N. Jadrintseff en 1889. СПб., изд. ИРАО, 1890, 21, литогр. стр. — G. Deveria. Inscriptions recueillies à Kara-Korum. TP. I. 1890, стр. 275-276. — H.M. Ядринцев. Каменные могилы и каменные бабы в Монголии и Сибири. Тр. VIII Археол. съезда в Москве, 1890, т. IV, стр. 158.

[60] ⁵ Э. Кох. О двух камнях с китайскими надписями. ЗВО, V, стр. 147-156. Перев. М.P. Lemesof’a в ТР, II, стр. 113-124: «Deux pierres avec inscriptions chinois». — G. Schlegel, op. cit., pp. 125-126.

[61] ¹ Inscriptions de l’Orkhon recueillies par l’expédition finnoise. 1890. SFO, Helsingfors 1892. Ещё раньше появилось издание «Inscrptiions de l’Ienssei recueillies et publiées parl a Société finlandaise d’Arcnéologie (Helsingfors, 1889). В первом издании были помещены статьи и отчёты Гейкеля и статьи Deveria «Transcription, analyse et traduction des fragments chinoise du second et du troisième monument», O. Donner’a «Inscriptions en caractrèes de l’Ienisseï. Système d’écriture» (éd. Lange).

[62] ² Атлас древностей Монголии, изданный В.В. Радловым. СПб., I (1892); II (1893); III (1896); IV (1899).

[63] ³ V. Thomsen. Déchiffrement des inscriptions de l’Orkhon et de l’Ienisseï. Bull. de l’Acad. Royale des sciences et des lettres de Dannemark, №3, Copenhague, 18, pp. 285-299; русский перевод В. Розена «Дешифровка орхонских и енисейских надписей» (ЗВО, т. VIII, вып. III-IV, 1894, стр. 327-331) с кратким замечанием переводчика, указывающего на неправильное сообщение В. Томсена об открытии памятников Гейкелем и Радловым. В. Розен в интересах приоритета русских указывает на Н.М. Ядринцева (см. его заметку «Suum cuique»). По поводу дешифровки орхонских и енисейских нащписей см. там же (стр. 323-325). Открытие В. Томсена, конечно, было отмечено всеми крупнейшими журналами Западной Европы.

[64] ⁴ W. Radloff. Die altturkischen Inschriften der Mongolei. I. Das Denkmal zu Ehnren des Prinzen Kül Tegin. 1894.

[65] ⁵ W. Radloff. Die alttürkischen Inschriften der Mongolei (в дальнейшем ATIM), I u. II Lief., St. Pbg., 1894. К вып. II приложен немецкий перевод В. Васильева китайской надписи и имеется словарь к турецкому тексту. Ср. о первом переводе и дешифровке статью Н. Веселовского «Орхонские открытия». Ввиду того, что имеется на русском языке литература о самом ходе дешифровки, мы опускаем изложение путей, которыми дошёл В. Томсен до прочтения рун. Укажем, что ему в этом помогли слова из китайской стелы, как «Кюль-тегин», «Тенгри», «Бильга», «Турк» и т.д. Сначала им были открыты гласные.

[66]  ¹ ATIM, III, St. Pbg., 1895.

[67] ² V. Thomsen. Inscriptions de l’Orkhon. MSFO, Helsingfors, 1896. — M.E.H. Parker. Les inscriptions chinoises du monument (The deceased Köl Tegin’s tablet, pp. 212-216).

[68] ³ ATIM, Neue Folge (1897) и Zweite Folge (1899); в последнем издан текст Тоньюкука.

[69] ⁴ Д. Клеменц. Археологический дневник поездки в Среднюю Монголию в 1891 г. СбТОЭ, II, СПб., 1895. — В. Васильев. Китайские надписи на орхонских памятниках в Кошо-Цайдаме и Хара-Балгасуне. СбТОЭ, II, СПб., 1897. — Новый перевод текстов памятников см.: В. Радлов и П. Мелиоранский. Древнетюркские памятники в Кошо-Цайдаме. СбТОЭ, IV, 1897. Отчёт и дневник о путешествии по Орхону и в южный Хангай в 1891 г. Н.М. Ядринцева появляются в 1901 г. в вып. V СбТОЭ.

[70] ⁵ Памятник в честь Кюль-тегина. ЗВО, т. XII, вып. II, III и IV.

[71] ⁶ Библиографии мы здесь приводить не будем, так как нам придётся встретиться с этой литературой по специальным разделам, напр., в главе «Источники». В основном вся литература посвящена критике источника. Статьи, имеющие своей целью постановку исторических проблем, будут разобраны ниже.

[72] ¹ Библиографию см. ниже в главе «Источники».

[73] ² В.В. Радлов. Разбор древнетюркской надписи на камне, найденном на урочище Аиртам-ой в Кенкольской волости Аулие-Атинского уезда. ЗВО, т. XI, вып. 1-4, стр. 86-87. См. там же о находке (стр. 79-83); ср. также статью П. Мелиоранского.

[74] ³ П. Мелиоранский. Два серебряных сосуда с енисейскими надписями. ЗВО, т. XIV. — Он же. Небольшая орхонская надпись на серебряной кринке Румянцевского музея. ЗВО, т. XV, вып. I, стр. 34-36.

[75] ⁴ Об экспедиции Котвича см. отчёт В. Котвича в «Rocznik Orjentalistyczny» (т. IV, 1926, Львов, 1928). Ср. также сообщение о собственной экспедиции в Монголию и об открытии им нового памятника с орхонскими надписями в «ЗВО» (т. XXII, протоколы о поездке в Кошо-Цайдам). В «Хушо-Цайдаме» (ТТКОПОРГО, т. XV, вып. 1) даётся описание памятника Кюль-тегина.

[76] ⁵ С.J. Ramstedt. Zwei Uigurische Runeninschriften in der Nord-Mongolei JSFO Helsinki. 1931. — Он же. Как был найден Селенгинский камень. ТТКОПОРГО. т, XV, вып. I. — Он же. Перевод надписи Селенгинского камня.

[77] ⁶ Об их работах см. главу «Источники», раздел «Источник вещественный». Отмечу только работу Д. Клеменца «Отдельная экскурсия в восточную Монголию» (ИАН, 1896, т. IV), являющуюся по существу дополнением Радловской экспедиции. Ср. его же «Краткий отчёт о путешествии по Монголии за 1894 г.» (ИАН, 1895, т. III, №3).

[78] ¹ А.А. Адрианов. Предварительные сведения о собирании писаниц в Минусинском крае. ИРКИСВА, №4, стр. 26, 29, 30 (о надписи у с. Новосёлова, которую Адрианов намеревался вывезти).

[79] ² Из отчёта А.В. Адрианова «Писаница Боярская» (ИРКИСВА, №6, стр. 57-59) (о камне в Минусинском музее, доставленном из Сойотии, с верхнего течения Енисея за Саянами, и о памятнике из этого же района из долины Улукема).

[80] ³ А.В. Адрианов. Обследование писаниц в Минусинском крае летом 1907 года. ИРКИСВА, №8, стр. 41 (Уйбат и на р. Сарых), стр. 42 (по правому берегу реки Тубы, у села Тесинского), стр. 42-43 (памятник между Тубой и Сыдой и второй на склоне горы Тепсея в пещере — надпись из 166 букв в 4 строки).

[81] ⁴ А.А. Адрианов. Отчёт о раскопке пещеры в горе Тепсея. ИРКИСВА, №10, стр. 39 (о рунической надписи в пещере). Там же фотографии Туранского камня и памятник из северо-западной Монголии (стр. 39-40). А.В. Адрианов в отчёте по обследованию писаниц Минусинского края указывает (стр. 44) надпись по берегу Белого Уюса. В пещере надпись сделана чёрной краской. На стр. 47-48 отмечает надпись у с. Шелаболинского. Одну из писаниц он отослал в Минусинск.

[82] ⁵ J.G. Granö. Archäologische Beobachtungen. JSFO, XXVI, Helsingfors, 1909. продолжение см. в «JSFO», т. XXVIII, 1912.

[83] ⁶ J. Nemeth. Die köktürkischen Grabinschriften aus dem Tale des Talas in Turkistan. ZfTFuVG KCsA, Bd. II, Lief. 12, Budapest, 1926. — Idem. Die Inschriften des Schatzes von Nagy-Szent-Mikloš. ВОН, II, Leipzig, 1932. Там же, см. библиографию о рудноподобных знаках юго-восточной Европы.

[84] ⁷ К. Donner u. M. Räsanen. Zwei neue türkische Runeninschriften. JSFO, Bd. XLV, Helsingfors, 1931.

[85] ⁸ Cp. Samlede Afhandlin er Kopenhagen, 1922. — V. Thomsen. Alttürkische Inschriften aus der Mongolei. ZDMG, Bd. 78, Leipzig, 1924, Ausg. von H. Schaeder.

[86] ⁹ W. Kotwiсz. Le monument turc d’Ykhe-Khochotu en Mongolie Centrale. RO, t. IV. 1926, Lwow, 1928.

[87] ¹⁰ Статьи Р. Pelliot, Schlegel и др.

[88] ¹¹ С.Е. Малов. Древнетурецкие надгробия с надписями бассейна р. Талас. ИАН, 1929. — Он же. Новые памятники с турецкими рунами. Язык и мышление, VI-VII, стр. 251-279.

[89] ¹² Таласские эпиграфические памятники. Матер. Узкомстариса, вып. 6-7. Кроме палочки с надписью, даны новые переводы изданных ранее таласских памятников. М.-Л. 1936.

[90] ¹ С.Е. Малов. Образцы древнетурецкой письменности, с предисловием и словарём. Издание Восточного факультета САГУ (стеклография), Ташкент, 1926.

[91] ² Расшифровка двух памятников орхонской письменности из западного Прибайкалья М. Резененом. Язык и мышление, I, Изд. АН СССР, 1933, стр. 170, 173.

[92] ³ Б. Владимирцов. Географические имена, сохранившиеся в монгольском. ДАН — В. 1929, №10. — Он же. По поводу древне-тюркского Ötükän Jiś. Там же, №7. — Он же. Монгольское nökür. Заметки с древнетюркским и старомонгольским текстами. Там же, №16.

[93] ⁴ А.Н. Бернштам. Руническая надпись в уйгурской рукописи. Записки Института Востоковедения, №7.

[94] ⁵ См. его статьи «Неизданные надписи енисейских кыргызов» ВДИ, №3 (8); ср. Открытия Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1939 г., ВДИ, 4 (9). См. КСТ; Сов. Археология, т. I. Ср. нашу рецензию в ВДИ, 3-4, 1940. Из мелких надписей укажу ещё публикации других авторов в ИОН, 1934 и 1935.

[95] ⁶ В. Бартольд. Киргизы. Фрунзе, 1927. — Он же. Томсен и история Средней Азии. Изд. АН СССР, 1926. — Н. Козьмнн. Классовое лицо «атысы» Иоллыг Тегина, автора орхонских памятников. Сборн. С.Ф. Ольденбургу, Изд. АН СССР, 1934. Особо следует отметить по истории древних тюрок отдельные замечания в работах С. Толстова, указанные выше.

[96] ¹ J. De-Guignes. Histoire générale des Huns, des Turcs, des Mogoles et des autres Tartares occidentaux. Paris, 1756-1758.

[97] ² Цит. по К. Иностранцеву, «Хунну и Гунны» (TTC ЛИЖВЯ, Лгр., 1926, стр. 8). У него же см. о Дегине.

[98] ³ Там же, стр. 12.

[99] ⁴ И. Бичурин. Общий взгляд на Монголию в связи с прочими средне-азийскими странами. Собр. сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, СПб., 1851, прилож., стр. 477.

[100] ¹ В. Григорьев. Об отношениях между кочевыми народами и осёдлыми государствами. ЖМНП, 1875.

[101] ² Там же, стр. 26, 27.

[102] ³ См. введение к сочинению Вамбери «Первобытная культура тюрко-татарских народов» (перев. Стратилатова, ЗЗСОРГО, кн. 6, Омск, 1884, стр. 49).

[103] ⁴ Ср. его работу «К вопросу об уйгурах» (прилож. к т. XXII ЗАН); ср., например, о гибели уйгуров (стр. 130): «Внутренние смуты подорвали, однако, могущество токуз-уйгуров»; или его «Alttürkische Studien». IV. Einleitende Gedanken zur Untersuchung der alttürkischen Dialekte» (ИАН, 1911, особенно стр. 310).

[104] ¹ W. Radloff. Alltürkische Studien, IV. S. 310.

[105] ² Заметки об этническом составе тюркских племён и народностей и сведения об их численности. Живая старина, вып. 3-4. 1896, СПб., 1897. Рецензию В. Бартольда см. в ЗВО, т. XI, вып. I-IV, стр. 341-356.

[106] ³ Н.А. Аристов, ук. соч., стр. 9.

[107] ⁴ Там же, стр. 10, 11.

[108] ⁵ См. рецензию В.В. Бартольда в ЗВО (стр. 354-355). По этому поводу см. нашу статью «О роли завоеваний». (Прб. ИМК, №3-4, стр. 49-51).

[109] ¹ L. Cahun. Introduction à l’Histoire de l’Asie. Turks et Mongols des origines à 1405. Paris, 1896, стр. 72-82. — К. Иностранцев, ук. соч., стр. 13-16.

[110] ² L. Cahun, op. cit., p. 82.

[111] ³ Рецензия на книгу Каэна. ЖМНП, 1896, вып. 5-6, стр. 373.

[112] ⁴ W. Barthold. Die historische Bedeutung der alttürkischen Inschriften. ATIM, Neue Folge, 1897, SS. 4-5. О классовой борьбе вообще в обществе тюрок разбираемого периода ср. также статью Бартольда «Новые исследования об орхонских памятниках» (ЖМНП, 1899, вып. 9-10, стр. 237, 276).

[113] ⁵ Там же, стр. 6-8.

[114] ⁶ H.H. Sсhaeder. Zu W. Bangs sechzigstem Geburtstag. UJ, 2/3, Bd. IX, 2/3, Aug. 1929.

[115] ⁷ W. Bang. Zu den Köktürkischen Inschriften. ТР, Bd. IX, Leiden. 1898, S. 121.

[116] ⁸ W. Barthold. Die alttürkischen Inschriften und die arabischen Quellen. ATIM., Zweite Folge, 1899, SS. 1-2.

[117] ¹ После Октябрьской социалистической революции В.В. Бартольд отчётливей формулировал свои положительные установки, заслуживающие несомненного внимания. Ср. его статью «Связь общественного быта с хозяйственным укладом у турок и монгол» (ИОАИЭ, т. XXXIV, вып. 3-4, Казань, 1929, стр. 3), где подчёркиваются имущественное неравенство и классовая борьба в эпоху кочевого быта и то обстоятельство, что «без момента обострения классовой борьбы даже в условиях кочевого быта нет почвы для возникновения сильной правительственной власти; кочевой народ может жить дольше всех без хана, а когда является хан, то его борьба за власть со своим собственным народом сопровождается иногда большим кровопролитием, чем последующие завоевания кочевников в культурных землях».

[118] ² В.В. Бартольд. Томсен и история Средней Азии. Изд. АН СССР, Лгр., 1926, стр. 11-12.

[119] ³ V. Thomsen. Alttürkische Inschriften aus der Mongolei. ZDMG, Bd. 78, S. 13.

[120] ⁴ V. Thomsen. Turcica. MSFO, XXXVII, Helsingfors, 1916, S. 99. Точка зрения Эд. Шаванна подобна таковой Томсена. Ср. его «Documents sur les Tou-kiue (turcs) occidentaux» (СбТОЭ, VI, 1903). Ср. рецензия В. Бартольда в ЗВО (т. XV, стр. 172 и 184).

[121] ¹ F. Hirth. Nachworte zur Inschrift des Tonjuquq. ATIM, Zweite Folge, S. 1. «Die Inschrift des Tonjuquq schildert uns die militärische und politische Laufbahn eines türkischen Nationalhelden, eines Bismark in seiner Art, der unter drei Khanen gedient und mehr als irgend einer seiner Landsleute dazu beigetragen hat, das im 7. Jahrhundert zeitweilig von den Chinesen unterjochte Türkenvolk wieder unabhängig und gross zu machen».

[122] ² G. Schlegel. Tägin et Töre. ТР, Bd. VIII, 1897, S. 159.

[123] ³ В.И. Ленин. Ценное признание. Соч., т. IV, изд. 3-е, стр. 158-159.

[124] ⁴ Характеристику этой концепции мы уже дали в нашей статье «Ленин и история народов Сов. Востока», Прб. ИДО, 1934, №2.

[125] ⁵ М. Сzapliсka. The Turks of Central Asia in History and at the Present Day. Oxford, 1918. Ср. рецензию В.В. Бартольда в «ЗКВ» (т. I, стр. 506-511).

[126] ⁶ М. Czaplicka, op. cit., p. 61.

[127] ¹ Riza Nour. Oughouz-Namé, épopée turque. Alexandrie, 1928.

[128] ²Там же, стр. 10.

[129] ³ 

[130] ⁴ О пантюркистских (теориях последнего времени см. ниже в главе «Происхождение орхоно-енисейских тюрок». Уже когда настоящая работа была закончена, нам удалось ознакомиться с новой работой по орхонским надписям: «Huseyin Namik Orkim, Eski Türk Jazitlari» (I. Istanbul 1936). См. рецензию С. Малова: Язык и мышление, IX, М.-Л., 1940, стр. 186. В этой работе изданы наиболее крупные рунические тексты и их переводы с использованием словаря Махмуда Кашгарского. Работа не представляет собой ничего особо нового. Историческое введение написано в стиле китайской хроники, вопросы классовой борьбы, столь ярко отражённые текстами, конечно, смазаны.

наверх