А.Л. Бэшем
Чудо, которым была Индия.
Глава II.
Предыстория: культура Хараппы и арии.
Первобытный человек в Индии. ^
Как и доисторическая Европа, Северная Индия пережила периоды оледенения. Первые сохранившиеся следы человека на территории Индии относятся ко второму межледниковому периоду, наступившему более 100 тыс. лет до н.э. Это палеолитические грубые рубящие орудия соанской культуры, получившей своё название от маленькой речки в Пенджабе, где они были найдены в большом количестве. Типологически они сходны с орудиями, широко распространёнными во всём Старом Свете, от Англии до Африки и Китая. В Индии вместе с этими орудиями не было найдено человеческих останков, но по находкам в других местах установлено, что орудия такого типа принадлежат примитивным гоминидам, например питекантропам Явы и Китая.
На юге Индии существовала другая каменная индустрия. Возраст её окончательно не установлен, но приблизительно она датируется тем же периодом, что и культура Соанской долины. Создатели каменной культуры юга изготовляли нуклеусы, среди которых выделяются превосходно выделанные ручные рубила, сделанные путём отбивания пластин с крупного галечного камня. Люди этой культуры, очевидно, гораздо лучше владели своим материалом, чем «соанцы». Мадрасская индустрия, как назвали её археологи, по многим признакам родственна подобным же индустриям нуклеусов в Африке, Западной Европе и Южной Англии, где такие орудия встречаются в связи с представителями более развитой стадии эволюции человека — подлинными Homo sapiens.
Долина Ганга образовалась сравнительно недавно. По мнению геологов, на значительной части её территории во времена этих двух индустрий каменного века простиралось мелководное море, но контакт между ними мог осуществляться через Раджастхан, потому что орудия одной культуры время от времени обнаруживаются в районе другой. Люди, которые пользовались этими орудиями, должно быть, жили на территории Индии многие тысячелетия. Кто они были и что с ними сталось, мы не знаем. Возможно, их кровь всё ещё течёт в жилах современных обитателей Индии. Но если индустрия грубых рубящих орудий Соана действительно была соз-
(17/18)
дана древнейшими гоминидами, они должны были исчезнуть уже давно, подобно неандертальцам Европы и питекантропам Дальнего Востока. А вот Homo sapiens продолжал жить в Индии, и его искусство и орудия труда постепенно совершенствовались с течением веков. Он научился обрабатывать микролиты, маленькие и тонкие наконечники стрел и другие орудия, которые были найдены во многих районах Индии, от северо-западной границы до крайнего юга. Подобные же микролитические индустрии встречаются во многих областях Ближнего Востока и Африки, но остаётся неясным, современны ли они микролитической индустрии Индии. В некоторых районах Декана часто находят вместе с микролитами шлифованные каменные топоры. Очевидно, в наиболее отдалённых районах полуострова они только около начала нашей эры [1] были полностью вытеснены железными орудиями.
Первые поселения. ^
Люди каменного века были охотниками и собирателями и жили очень маленькими общинами, обычно кочевыми. С течением времени они научились добывать огонь, защищать тело от непогоды шкурами зверей, корой или листьями и приручать диких собак, рыскавших вокруг их стоянок. В Индии, как и во всём мире, люди жили так многие тысячи лет.
Затем — если исходить из геологических эпох, это было совсем недавно — в образе жизни человека произошли огромные изменения. Не раньше чем за 10 тыс., а возможно, даже только за 6 тыс. лет до н.э. у человека развилось, по выражению проф. Гордона Чайла, «агрессивное отношение к окружающему миру». Он научился выращивать съедобные злаки, приручать домашних животных, лепить горшки и ткать одежду. До того как человек начал употреблять металлы, он научился изготовлять хорошо отшлифованные каменные орудия, намного превосходящие палеолитические. Такие орудия были найдены по всей Индии, но больше всего на северо-западе страны и в Декане. Обычно они залегают на поверхности земли или близко к ней. В большинстве районов Индии неолитическая культура удерживалась очень долго, и даже многие из отсталых племён предгорий только недавно миновали эту стадию.
Развитое земледелие и постоянные поселения впервые возникли, вероятно, в VII тысячелетии до н.э. на Ближнем Востоке. В Индии самыми ранними свидетельствами осёдлых культур являются остатки небольших земледельческих поселений, открытых в Белуджистане и Синде, которые можно датировать, вероятно, концом IV тысячелетия до н.э.
Если исходить из свидетельств античных авторов, то можно заключить, что в 326 г. до н.э., когда Александр Македонский
(18/19)
Терракотовые фигурки богинь:
1 — Культура Кулли, ок. 2500-2000 гг. до н.э. 2 — Зхоб, ок. 2500-2000 гг. до н.э. 3 — Хараппа, ок. 2000 гг. до н.э. 4 — Каушамби, ок. 100 г. до н.э.
перешёл Инд, климат Северо-Западной Индии был почти таким же, что и сегодня, только, может быть, несколько более влажным. Плодородные речные долины были покрыты густыми лесами, хотя прибрежная полоса к западу от Инда, ныне называемая Мекран, и значительная часть Белуджистана уже тогда были засушливы и пустынны. Но в III тысячелетии до н.э. климат был совсем другим. Весь бассейн Инда был покрыт лесами. Они давали топливо для обжига кирпичей и пищу диким слонам и носорогам. Белуджистан, который ныне представляет собой почти безводную пустыню, тогда орошали многочисленные реки. Эта область давала средства к существованию многим земледельческим поселениям, которые образовались в предгорных долинах Белуджистана и на плодородной тогда равнине Мекрана и нижнего Инда.
Население этих районов принадлежало к нескольким земледельческим культурам, первоначально различавшимся по типам расписной керамики. Каждая культура имела свои отличительные черты, но все они относились к тому же типу, что и соответствующие культуры Ближнего Востока. Хотя поселения этих культур были невелики — они редко занимали более нескольких акров, уровень материальной культуры их создателей был сравнительно высоким. Жители обитали в удобных домах из сырца (нижние ряды кладки были из камня), изготовляли высокого качества керамику и расписывали её красивыми узорами. Они употребляли металл, о чём свидетельствуют найденные при раскопках мелкие орудия.
(19/20)
Культурам этих поселений были присущи многие своеобразные черты, поскольку долины, разделявшие холмы Брагуи, не допускали тесных взаимных контактов, да и вряд ли таковые были возможны при сравнительно примитивном образе жизни их обитателей. Жители северных поселений изготовляли в основном красную керамику, южных — цвета буйволовой кожи; люди культуры Кулли, в Мекране, сжигали своих мёртвых, между тем как люди культуры Наль, на холмах Брагуи, практиковали погребение с рассечением трупа или погребение костей после частичного трупосожжения или просто оставляли труды на открытом воздухе.
Их религиозные представления были сходны с верованиями других ранних земледельческих общин Средиземноморья и Ближнего Востока. Основными были обряды, связанные с культом плодородия и почитанием богини-матери. Статуэтки богини были открыты на многих стоянках, а в поселениях зхобской культуры, к северу от Кветты, обнаружены также фаллические символы. Во многих древних культурах почитание богини-матери было связано с культом быка, и Индия не представляет собой исключения: раскопаны статуэтки, изображающие быков; фигура быка — излюбленный мотив росписи керамики Кулли и Рана-Гхундай, одного из наиболее крупных поселений зхобской культуры.
Люди культуры Кулли достигли большого искусства в изготовлении коробочек из мягкого камня, с тонкой резьбой в виде линейных узоров. Такие коробочки находят иногда при раскопках ранних поселений в Месопотамии, и можно предположить, что жители Кулли вывозили их, вероятно, наполненными мазями или благовониями. В Сузах и других городах найдены образцы расписной керамики, явно скопированные с изделий жителей Кулли, которые, очевидно, вели торговлю с Ближним Востоком. Других свидетельств контакта обнаружено мало. В Белуджистане не найдено предметов явно месопотамского происхождения, а изделия культуры Кулли не обнаружены вдоль сухопутных торговых маршрутов. Можно лишь предположить, что жители Кулли поддерживали связи с древнейшими цивилизациями Двуречья морским путём.
Городская культура хараппской цивилизации. ^
С III тысячелетия до н.э. цивилизация — если понимать под цивилизацией организованную систему правления на сравнительно обширной территории — почти одновременно начала развиваться в долинах рек Нила, Евфрата и Инда. Мы много знаем о цивилизациях Египта и Двуречья благодаря тому, что от них ос-
(20/21)
тались письменные памятники, которые удалось расшифровать. Напротив, жители Индской долины не вырезали длинных надписей на камне и не клали в гробницы умерших свитки папируса. Об их письменности мы можем судить только по коротким надписям на печатях. В Индии не было своего Розеттского камня. Для чтения индских печатей предлагались различные остроумные гипотезы, но ни одна не принесла успеха. Поэтому наши сведения об индской цивилизации во многих отношениях недостаточны. Поскольку истории в строгом смысле этого слова она не имеет, её приходится отнести к доисторической эпохе.
Индская цивилизация известна археологам под названием культуры Хараппы — по современному названию поселения на левом берегу р. Рави, в Пенджабе, где некогда располагался один из самых больших её городов. Второй город, Мохенджо-Даро, находится на правом берегу Инда, примерно в 250 милях от его устья. В последнее время производились раскопки в Калибангане, в долине древней реки Сарасвати, ныне почти пересохшей, вблизи границы Индии и Пакистана. Здесь был открыт третий город, почти такой же значительный, как первые два, и построенный по аналогичному плану. Кроме того, известно несколько меньших городов и большое число поселений, от Рупара в верховьях Сатледжа до Лотхала в Гуджарате. Территория, занимаемая культурой Хараппы, простирается, следовательно, примерно на 950 миль с севера на юг. Характер этой цивилизации настолько единообразен, что по всей области её распространения даже кирпичи для построек имеют обычно одинаковые размеры и форму.
Эта великая цивилизация очень мало заимствовала у Ближнего Востока, и нет оснований полагать, что её создали пришельцы. Города Хараппы были построены населением, осевшим в долине Инда, вероятно, за несколько столетий до этого. Жители Хараппы уже были индийцами, когда они планировали свои города, которые почти не изменились на протяжении приблизительно тысячи лет. Мы не можем установить точную дату возникновения этой цивилизации, но, судя по некоторым свидетельствам, она была современна культурам первых поселений Белуджистана. Стратиграфия раскопок в Рана-Гхундай показывает, что в третий период истории поселения была распространена керамика с отчётливым рисунком — чёрным по красному фону. Судя по данным, полученным Р. Мортимером Уилером в 1946 г., представляется вероятным, что Хараппа была построена на месте поселения, жители которого пользовались подобной керамикой. Не сохранилось свидетельств, которые позволили бы определить дату освоения другого большого города — Мохенджо-Даро. Его нижние слои находятся теперь ниже уровня Инда, русло которого постепенно поднималось в течение столетий; хотя раскопки достигли
(21/22)
глубины 30 футов ниже уровня реки, прилив воды воспрепятствовал исследованию древнейших слоёв в истории города. Важные новые данные о происхождении хараппской культуры были получены недавно во время раскопок в Кот-Диджи, напротив Мохенджо-Даро, в нескольких милях от левого берега Инда. Здесь под слоем хараппской культуры найдены остатки более древней культуры — керамика и орудия довольно грубого производства. Возможно, культура Кот-Диджи была прототипом развитой городской цивилизации, выросшей на её основе.
Таким образом, хараппская культура, по крайней мере в Пенджабе, появляется позднее, чем земледельческие культуры поселений, о которых говорилось выше, но частично она была синхронна с ними, поскольку обнаружены следы их взаимного контакта. Некоторые из более ранних земледельческих культур пережили великую цивилизацию, сложившуюся к востоку от них. По косвенным данным — единственным свидетельствам, имеющимся в нашем распоряжении, — можно предполагать, что индские города возникли в первой половине (возможно, ближе к середине) III тысячелетия до н.э.; почти определённо они продолжали существовать и во II тысячелетии.
При первых раскопках археологи не обнаружили укреплений и нашли очень мало оружия. Ни одно строение нельзя было с уверенностью назвать храмом или дворцом. На этом основании предположили, что эти города представляли собой олигархические торговые республики, не знавшие резких контрастов между богатством и бедностью и имевшие лишь слабый аппарат принуждения.
Но раскопки в Хараппе в 1946 г. и последующие открытия в Мохенджо-Даро показали, что эта идиллическая картина далека от действительности. Каждый город имел хорошо укреплённую цитадель, которая, по-видимому, использовалась и для религиозных и для административных целей. Правильная планировка улиц и строгое единообразие на всей территории хараппской культуры таких деталей, как единицы мер и весов, размер кирпичей и даже план расположения больших городов, предполагают скорее одно централизованное государство, чем множество свободных общин.
Возможно, наиболее яркая особенность этой культуры — её чрезвычайный консерватизм. В Мохенджо-Даро было раскопано девять слоёв построек. По мере того как уровень земли поднимался из-за периодических наводнений, новые дома возводились почти точно на месте прежних, с очень незначительными отклонениями в плане фундамента; на протяжении по крайней мере тысячелетия расположение улиц города оставалось неизменным.
Письменность индских городов совершенно не изменялась на протяжении всей их истории. Нет сомнений, что жители индских
(22/23)
городов поддерживали связь с Двуречьем, но они не проявили склонности заимствовать технические достижения более развитой культуры. Следует предположить, что за время существования этой цивилизации форма правления в ней не менялась. Этот беспримерный консерватизм предполагает, по выражению проф. Пиггота, скорее «неизменные традиции храма», чем «светское непостоянство двора». [2] Действительно, цивилизация Хараппы, подобно древнему Египту и Двуречью, по своему характеру была, очевидно, теократической.
Оба города были построены по сходному плану. К западу от города находилась «цитадель» — искусственная продолговатая платформа высотой 30-50 футов и площадью примерно 400×200 ярдов. Она была защищена зубчатыми стенами, на ней возводились общественные здания. Ниже «цитадели» располагался собственно город, занимавший площадь не менее квадратной мили. Главные улицы, некоторые до 30 футов шириной, были совершенно прямыми. Они разделяли город на большие кварталы, внутри которых вилась сеть узких переулков. Ни в одном из больших городов не было найдено ни одного каменного строения. Обычным строительным материалом как для жилых домов, так и для общественных зданий служил стандартный обожжённый кирпич высокого качества.
Дома, часто высотой в два этажа и более, хотя и различных размеров, все строились по одному и тому же плану: вокруг прямоугольного двора располагалось несколько комнат. Вход обычно вёл с бокового переулка, и окна выходили не на улицу, которая из-за этого представляла собой, очевидно, однообразное чередование унылых кирпичных стен.
В домах имелись комнаты для омовений. Их расположение свидетельствует о том, что жители индских городов, как и современные индийцы, совершали омовения стоя и лили воду из кувшинов себе на голову. Комнаты для омовений имели водосточные трубы с выходом в канализацию, проходившую под главными улицами и ведшую к сточным ямам. Канализационные трубы на всем своем протяжении были защищены большими кирпичными плитами. Надзор за канализационной системой, представляющей одно из самых впечатляющих достижений индской цивилизации, осуществлял, должно быть, какой-нибудь муниципальный орган. Ни одна другая древняя цивилизация, даже римская, не имела такой совершенной системы водопровода.
Обычный размер нижнего этажа дома составлял 900 квадратных футов, но было немало построек и большего размера. Очевидно, в индских городах жило много зажиточных семей, а среднее сословие здесь было более многочисленным и играло большую роль в социальной жизни, чем в ту же эпоху в Шумере и Египте. В индских городах были обнаружены также остатки жилищ ра-
(23/24)
ботников: параллельные ряды двухкомнатных хижин — в Мохенджо-Даро площадью 20×12 футов каждая, в Хараппе их размер значительно больше; они очень напоминают «улицы кули» на современных плантациях в Индии. В Хараппе ряды таких построек обнаружены около круглых кирпичных платформ, на которых мололи зерно. Вероятно, это были жилища работников, которые мололи зерно для жрецов и сановников, живших в цитадели. Как ни малы и убоги были эти постройки, они лучше тех, в которых многие индийские бедняки-кули живут по сей день.
Самое замечательное из немногих крупных зданий — большая купальня в цитадели Мохенджо-Даро. Это — продолговатый бассейн площадью 39×23 фута и глубиной 8 футов, построенный из красивого кирпича, облицованного для водонепроницаемости битумом. Воду из бассейна спускали через отверстие в углу. Бассейн окружала крытая аркада, на которую выходил ряд маленьких комнат. Возможно, подобно «пруду» в индуистских храмах, бассейн служил для религиозных целей, а комнаты были помещениями для жрецов. Едва ли население культуры Хараппы так заботилось о соблюдении чистоты, потому что у него были более высокие представления о гигиене, чем у носителей других цивилизаций той эпохи. Скорее оно, подобно индуистам последующих веков, глубоко верило в очистительные свойства воды с ритуальной точки зрения.
Самое большое из раскопанных доныне зданий, занимающее площадь 230×78 футов, находится в Мохенджо-Даро. Возможно, это был дворец. В Хараппе к северу от цитадели обнаружено большое зернохранилище; оно было возведено на платформе площадью 150×200 футов, где ему не угрожали наводнения, и разделялось на складские блоки, каждый площадью 50×20 футов. Несомненно, в нём хранилось зерно, собранное с крестьян в качестве поземельного налога. Можно предположить, что соответствующее сооружение имелось и в Мохенджо-Даро. Основными зерновыми культурами были пшеница, ячмень, горох и сезам, который до сих пор остается важной культурой в Индии благодаря тому, что из его семян выжимают масло. О возделывании риса нет ясных свидетельств, но известно, что жители Индской долины выращивали и использовали хлопок. Нельзя утверждать с уверенностью, что они знали ирригацию, хотя это и вполне возможно. Главные домашние животные, распространённые в современной Индии, были уже приручены: буйволы, козы, овцы, свиньи, ослы, собаки, различные домашние птицы. Слон был хорошо известен и, возможно, также приручен. Население хараппской цивилизации могло знать и лошадь; несколько лошадиных зубов было найдено в нижних слоях поселения Рана-Гхундай, датируемого, по-видимому, на несколько столетий раньше основания Хараппы. Это может указывать на то, что задолго до прихода ариев конные кочевники
(24/25)
проникали небольшими группами в Северо-Западную Индию. Население хараппской цивилизации само вряд ли пользовалось лошадьми или если пользовалось, то редко. Обычным вьючным животным был, по-видимому, буйвол.
На основе процветающей земледельческой экономики население хараппских городов создало хотя и не отличающуюся избытком воображения, но вполне удобную для её носителей цивилизацию. Городское сословие имело удобные дома, и даже работники, находившиеся, возможно, в крепостной или рабской зависимости, могли пользоваться сравнительной роскошью двухкомнатных кирпичных построек. Очевидно, благосостояние обеспечивала хорошо налаженная торговля. Индские города, несомненно, торговали с поселениями Белуджистана, куда продвинулись форпосты хараппской культуры, но многие металлы и полудрагоценные камни они получали из более далёких стран. Из Саураштры и Декана сюда шли раковины, широко использовавшиеся в декоративных целях, и некоторые виды камней. Серебро, бирюза и ляпис-лазурь ввозились из Ирана и Афганистана, медь — из Раджастхана либо из Ирана, а жадеит, вероятно, из Тибета или Центральной Азии.
Морем или сушей товары с Инда достигали Месопотамии. Типичные индские печати и другие предметы из Индской долины найдены в Шумере в слоях, датируемых приблизительно временем между 2300 и 2000 гг. до н.э., и некоторые исследователи считают, что упоминаемая в шумерских текстах страна Мелуха, которую из Шумера можно достичь лишь морем, это и есть долина Инда. Редкие свидетельства шумерского экспорта в Индию не дают оснований для определённых выводов, и остаётся предполагать, что в основном это были драгоценные металлы и сырьё. Находки индских печатей указывают на то, что купцы из Индии действительно посещали Месопотамию; их главным товаром был, вероятно, хлопок, всегда составлявший одну из основных статей экспорта Индии; известно, что его употребляли в позднем Вавилоне. Во время недавних раскопок в Лотхале (Гуджарат) обнаружены портовые сооружения, и весьма возможно, что жители хараппских городов были гораздо больше склонны к мореплаванию, чем предполагалось ранее. Нет сомнения, что через порт в Лотхале они поддерживали связи с поселениями, лежавшими дальше к югу. Возможно, что таким образом некоторые характерные черты хараппской культуры проникли в Южную Индию.
Представляется вероятным, что каждый купец или объединение купцов имели печать с эмблемой на ней, часто религиозного характера, и с именем или краткой надписью, смысл которых пока ещё не разгадан. Обычная хараппская печать представляла собой квадратную или продолговатую пластинку, изготовленную, как правило, из мягкого камня, стеатита, который покрывали
(25/26)
тонкой резьбой и обжигали. В Двуречье употреблялись цилиндрические печати; их прижимали к глиняным табличкам, где они оставляли оттиск с эмблемой и надписью. Одна или две такие печати найдены в Мохенджо-Даро, но с эмблемами хараппского типа. В индских городах обнаружено более двух тысяч печатей, и можно предположить, что каждый видный горожанин имел свою печать. Первоначально печати служили, вероятно, метками для обозначения имени владельца вещи, но со временем, несомненно, стали амулетами, которые люди постоянно носили при себе. В основном на печатях изображены животные: бык, буйвол, коза, тигр, слон и т.д., а также, по-видимому, сцены из религиозных преданий. Краткие надписи на них, обычно из 10, самое большее 20 знаков, — единственные значительные образцы хараппской письменности, сохранившиеся до наших дней.
Эта письменность насчитывает около 270 знаков, очевидно, пиктографического происхождения, но имеющих уже характер идеографический или силлабический. Возможно, она сложилась под влиянием древнейшей шумерской письменности, возникшей, видимо, несколько раньше, хотя хараппские письмена имеют мало сходства с письменностями древнего Востока и попытки связать их с какой-нибудь из этих письменностей не дали результатов. Наиболее разительно их сходство с письмом, которым пользовались до сравнительно недавнего времени жители о-ва Пасхи, находящегося в восточной части Тихого океана, [3] но расстояние в пространстве и времени между обеими культурами так велико, что возможность контакта или влияния едва ли допустима. Мы не знаем, какими средствами пользовались в хараппских поселениях при письме, хотя высказывалось предположение, что маленький горшочек, найденный на небольшом городище Чанху-Даро, представляет собой чернильницу. Во всяком случае жители не писали своих документов на глиняных табличках, иначе они были бы найдены среди руин индийских городов.
В целом этот народ не отличался особыми художественными наклонностями. Несомненно, у него была литература, религиозные эпические поэмы наподобие шумерских и вавилонских, но они навсегда для нас утрачены. Внутренние стены домов были покрыты илистым раствором, и если на них и была роспись, она исчезла бесследно. Наружные стены, выходившие на улицы, клались, очевидно, из простого кирпича. Архитектура носила строго утилитарный характер, и немногие образцы незамысловатой декоративной кирпичной кладки до сих пор остаются единственными примерами орнаментации, которые удалось обнаружить. Нигде при раскопках не найдено следов монументальной скульптуры. Если некоторые из крупных зданий действительно представляли собой храмы, то в них не было больших статуй, разве что их делали из дерева или другого недолговечного материала.
(26/27)
Но население хараппской культуры, очевидно не создавшее крупных произведений искусства, достигло высокого совершенства в области малых форм. Наиболее значительными достижениями были, вероятно, гравюры на печатях, особенно изображения животных, выполненные с экспрессией и реалистической выразительностью. Художники изображали большого быка зебу с многоскладчатым подгрудком, носорога с шишковатой толстой шкурой, свирепо рычащего тигра и многих других животных.
Не менее интересны и некоторые изображения людей. Торс мужчины, выполненный из красного песчаника, производит особенно сильное впечатление своей реалистичностью. Очертания несколько тяжёлого живота предвосхищают, по-видимому, стиль позднейшей индийской скульптуры, и даже высказывалось предположение, что эта статуэтка создана значительно позднее, но каким-то непонятным образом будто бы попала в более низкий слой. Однако эта догадка неправдоподобна, поскольку статуэтка имеет особые черты — а именно странные полоски, зазубрины на плечах, — которые не могут быть объяснены этой гипотезой. Другой мужской бюст из стеатита свидетельствует, очевидно, о попытках исполнителя достичь портретного сходства. Предполагали, что бюст изображает жреца, с глазами, полузакрытыми в медитации, не исключено, однако, что это — изображение человека монголоидного типа; возможность присутствия людей этого типа в Индской долине, по крайней мере спорадического, доказана находкой черепа с монголоидными признаками в Мохенджо-Даро.
Самая замечательная из статуэток, вероятно, бронзовая танцовщица: молодая женщина, совершенно обнажённая, если не считать ожерелья и нескольких браслетов, плотно покрывающих одну руку, с волосами, убранными в сложную причёску, стоит в кокетливой позе, опершись рукой на бедро и полусогнув одну ногу. Её живое и задорное выражение совершенно неповторимо. Ничего похожего нет среди произведений других древних цивилизаций. Худощавая мальчишеская фигура, как и невыразительные фигуры богинь-матерей, свидетельствуют, между прочим, о том, что хараппцы придерживались совсем иных канонов женской красоты, чем население позднейшей Индии. Высказывалось предположение, что «танцовщица» представляет разряд храмовых танцовщиц и наложниц, подобных существовавшим в ближневосточных цивилизациях того времени или характерных для поздней индуистской культуры, но доказать это невозможно. Нельзя даже утверждать с уверенностью, что статуэтка вообще изображает танцовщицу, тем более храмовую.
Население хараппской цивилизации изготовляло великолепные реалистические статуэтки животных; особенно прелестны маленькие обезьянки и белки, использовавшиеся как булавочные головки и бусы. Для детей жители мастерили из терракоты коров с подвиж-
(27/28)
ными головами, обезьян, которых можно было дёргать за верёвочку, игрушечные тележки, свистки в форме птиц. Делали они и грубые терракотовые статуэтки женщин, обнажённых или почти обнажённых, но с замысловатыми, сложными причёсками; несомненно, это были изображения богини-матери. Они очень многочисленны — их, по всей вероятности, держали почти в каждом доме. Изготовлены они очень примитивно, и следует предположить, что эта богиня была не в чести у высших сословий, которые могли пользоваться услугами лучших художников. Скромные горшечники изготовляли её изображения в больших количествах, отвечая широкому спросу.
Хотя жители хараппских поселений не отказались окончательно от употребления каменных орудий, они пользовались также изделиями из меди и бронзы. Но их материальная культура во многом отставала от культуры Месопотамии. Шумеры очень рано начали делать ножи и наконечники для копий с рёбрами посредине для большей прочности, топоры с отверстиями для топорищ, тогда как в хараппских поселениях лезвия были плоские и легко сгибались, а топоры к рукояткам привязывали. Только в верхних слоях археологи находят более совершенные орудия, оставленные, возможно, завоевателями. Но в одном жители хараппских городов опередили своих современников: они изобрели пилу с волнистыми зубцами, позволявшими опилкам свободно ссыпáться из разреза, что значительно упрощало работу пильщика. Из этого можно сделать вывод, что они были особенно искусны в плотничьем деле. Они изготовляли красивые бусы из полудрагоценных камней и фаянса, и их керамика, большей частью, правда, простая и малоинтересная, была хорошо выполнена и иногда изящно расписана.
Мужчины носили одежду, оставлявшую одно плечо обнажённым. Среди высших сословий были распространены богатые украшения. Мужчины отпускали бороды. Длинные волосы были и у женщин и у мужчин. Сложные причёски богини-матери, вероятно, имели соответствие в праздничных головных уборах богатых женщин. Богини часто изображались только в очень коротких юбках, но на одной печати мы видим фигуры женщин, вероятно жриц, в более длинных юбках, спускающихся чуть ниже колен. Многие женщины делали очень сложные причёски; косы были не менее популярны, чем в современной Индии. Женщины любили драгоценности и украшали себя многочисленными тяжелыми браслетами, большими ожерельями и серьгами.
Насколько можно судить о религии населения хараппской культуры по дошедшим до нас отрывочным сведениям, некоторые её черты предвосхитили отдельные особенности позднейшего индуизма, не отображённые в ранней религиозной литературе. Богиня-мать, например, появляется только спустя более чем тысячу лет
(28/29)
после падения хараппских центров. Как говорилось выше, она была божеством народного культа. Высшие же сословия предпочитали бога, в культе которого также обнаруживаются черты, выявляющиеся в позднейшем индуизме. Наряду с упомянутыми фигурками, которые, возможно, изображают божества, найдено также несколько статуэток обнажённых мужчин с бородой и вьющимися волосами, торс их напряжённо выпрямлен, ноги слегка раздвинуты, руки вытянуты вдоль тела и не касаются его. Эта поза очень напоминает положение тела, которое джайны называют «кайотсарга»; в этой позе в позднейшие времена часто изображали аскетов в состоянии медитации. Повторение этой фигуры в одной и той же позе, по-видимому, указывает на то, что она изображает бога. Найдена также терракотовая маска рогатого божества.
Наиболее примечательным божеством хараппской культуры является рогатый бог, фигурирующий на печатях. Он изображен на трёх печатях; на двух он сидит на троне или небольшом возвышении, на третьей — на земле. Сидит он в позе, хорошо знакомой отшельникам позднейшей Индии: ноги его прижаты к телу, пятки соприкасаются. Европеец не может принять такую позу без длительной тренировки. Тело бога обнажено, если не считать многочисленных браслетов и, по-видимому, ожерелий, причёска у него необычная: из его головы как бы вырастают два рога, между ними стоит нечто вроде деревца. На самой большой печати его окружают четыре диких животных: слон, тигр, носорог и буйвол. Под его сиденьем — два оленя, как на изображениях Будды, произносящего первую проповедь в Оленьем парке в Варанаси. Животные, древовидный нарост на голове, а также итифаллический аспект изображения указывают на то, что это — божество плодородия. Его лицу, как бы напоминающему морду тигра, придано свирепое выражение, и один из исследователей предположил, что оно и не было задумано как человеческое; [4] справа и слева от его головы видны небольшие выступы; по предположению Джона Маршалла, они изображают второе и третье лица. Маршалл назвал этого бога «Прото-Шива», и это название стало общепринятым. Несомненно, рогатое божество имеет много общего с Шивой позднейшего индуизма, который очень часто выступает как бог плодородия и известен под именем Пашупати — «Владыка зверей». Иногда он изображается с тремя лицами.
Животные играли важную роль в религии народа Индской долины. Хотя не обязательно все животные, воспроизведённые на печатях, были священными, изображение быка наделено такими деталями, которые доказывают, что по крайней мере он определённо был объектом почитания; на многих печатях он изображён стоящим перед предметом, который явно не был кормушкой и не имел утилитарного назначения. Скорее всего это «культовый
(29/30)
предмет», возможно особый настил, на котором выращивали зерно для ритуальных целей. [5] На некоторых печатях над изображением настила видны небольшие линии, возможно представляющие собой растущие колосья, которые во время обряда, несомненно, поедал бык. Бык обычно изображён с одним рогом, и его иногда называют единорогом, хотя едва ли можно сомневаться в том, что художник хотел изобразить обыкновенного быка, у которого второй рог скрыт за первым. В индуизме бык часто связывается с богом Шивой, но, по-видимому, он не связан с «Прото-Шивой», изображённым на хараппских печатях, поскольку его нет среди животных, окружающих этого бога на упомянутой печати. У «Прото-Шивы» рога буйволиные, а не бычьи. Корова, столь почитаемая впоследствии в индуизме, на хараппских печатях не фигурирует.
Некоторые деревья считались священными, как и в сегодняшнем индуизме, особенно пипал *, [сноска: * Пипал — смоковница (Ficus religiosa), считающаяся в Индии и по сей день священным деревом. — Прим. ред.] который почитался более всего буддистами как дерево, под которым Будда обрёл просветление. Одна чрезвычайно интересная печать изображает рогатую богиню на дереве пипал; перед ней склоняется фигура, тоже с рогами. За церемонией наблюдает козёл с человеческим лицом. Рядом стоят вереницей семь женщин с косами, по-видимому жрицы.
К числу немногих следов, свидетельствующих о связях с Шумером, нужно отнести печать с изображением героя, который борется с двумя тиграми. Это вариант знаменитого месопотамского мотива: Гильгамеш сражается с двумя львами. Круглое лицо героя и своеобразное расположение его волос позволяют предполагать, что он олицетворяет солнце, а тигры, рыскающие по ночам, — силы тьмы. Фаллический культ составлял важный элемент хараппской религии. Найдено множество предметов конической формы, которые почти определённо представляют собой стилизованные изображения фаллоса. Линга, фаллическая эмблема в позднейшем индуизме, более обычный объект поклонения, чем образ самого бога. Есть все основания предполагать, что эти предметы связаны с итифаллическим «Прото-Шивой», изображённым на печатях. Была выдвинута гипотеза, что большие кольцеобразные камни, обнаруженные при раскопках, представляют собой стилизованные изображения женского полового органа и что они были символами богини-матери, но это весьма сомнительно.
До раскопок, произведённых в Хараппе в 1946 г. Мортимером Уилером, не было известно ничего определённого о том, как этот народ хоронил своих мёртвых. Судя по обнаруженному тогда кладбищу, насчитывавшему по крайней мере 57 могил, в обычае было погребение. Раскопано не всё кладбище, но очевидно, что
(30/31)
мёртвых хоронили в вытянутом положении; в могилы клали керамические сосуды и личные украшения.
Кто же создал великую индскую цивилизацию? Некоторые индийские историки пытались доказать, что это были арии, которым принадлежит «Ригведа» но это полностью исключается. Изучение черепов, найденных в индских городах, показало, что часть населения Индской долины составляли люди с длинными головами и узкими носами, принадлежащие к средиземноморскому типу, который мы находим на территории всего Ближнего Востока и Египта и который широко представлен в населении современной Индии. Вторым элементом были протоавстралоиды с плоскими носами и толстыми губами, родственные австралийским аборигенам и некоторым отсталым горным племенам современной Индии. Найден только один череп монгольского типа и один альпийского типа *.[сноска: * Последние антропологические исследования показали, что мнение о большой пестроте антропологического состава населения индской цивилизации требует уточнения. В настоящее время можно говорить о преобладании европеоидных черт в расовых типах древнего населения долины Инда (см.: В.П. Алексеев, Антропологический состав населения древней Индии, — «Индия в древности», М., 1964, прим. 19-30). — Прим. ред.] Стеатитовая бородатая голова, о которой мы упоминали, как бы отражает элементы обоих типов, тогда как бронзовая танцовщица явно принадлежит к протоавстралоидному. В ту эпоху, как и ныне, в Северо-Западной Индии жили люди, принадлежавшие к различным расам.
В антропологическом облике современного населения Южной Индии заметно смешение средиземноморского и протоавстралоидного типов, двух главных компонентов в хараппском этносе. Хараппская религия, по-видимому, имеет большое сходство с теми элементами индуизма, которые особенно распространены в дравидийских районах страны. В холмистых областях Белуджистана, где некогда основывали небольшие поселения люди нальской и зхобской культур, живет народность брагуи, которая говорит на дравидийском языке, хотя этнически она теперь относится преимущественно к иранскому типу. Поэтому высказывалось предположение, что жители индских городов были дравидами, и епископ Э. Эрас, один из исследователей, пытавшихся прочесть хараппское письмо, даже утверждал, что их язык — очень древняя форма тамильского.
Можно предположить, что население хараппской культуры принадлежало к протоавстралоидному типу, который некогда был распространён на территории всей Индии, и что уже на него наложился иной тип — средиземноморский. Последний появился в Индии в очень ранний период и принёс с собой элементы цивилизации. Позднее, под давлением новых вторжений, средиземноморский тип распространился по всему субконтиненту и снова
(31/32)
Расписная керамика хараппской культуры.
смешался с аборигенными племенами. В результате этого и появились дравиды. Главным доводом против этой теории является тот факт, что, как выяснилось, мегалиты, воздвигнутые древними дравидами в Южной Индии, не принадлежат к очень древней эпохе. В новейшее время даже была выдвинута теория о том, что дравиды пришли в Индию с запада морем только во второй половине I тысячелетия до н.э. [6] С уверенностью можно лишь утверждать, что некоторые из обитателей индских городов принадлежали к типу, широко распространённому далее к западу, и что среди нынешнего населения Индии должны сохраняться их потомки.
Из этого, однако, не следует, что остальной Индии хараппская культура была совсем чужда. Находки медной утвари в округе Ранчи (Южный Бихар) и других местах дают основание предполагать что из Хараппы жители Северной Индии заимствовали металл, поскольку лезвия их орудий не имеют укрепляющего среднего ребра. Но эти предметы не удалось датировать точно, и они могут относиться к гораздо более поздней эпохе, чем время падения хараппской цивилизации.
Раскопки доарийских поселений в западной части Северной Индии также свидетельствуют о культурном влиянии хараппской культуры на народы, находившиеся на более низкой ступени развития. В Хастинапуре, Каушамби, совсем недавно в Атранджикхере близ Алигарха, Навдатоли и Невасе в Декане обнаружены следы многочисленных поселений конца II тысячелетия до н.э., создатели которых стояли на достаточно высоком уровне развития и знали употребление металла. У них, очевидно, не было письменности, но они уже далеко ушли от эпохи варварства.
(32/33)
Чем чётче выявляется для нас картина доисторической Индии, тем яснее становится, что и за пределами региона хараппской цивилизации многие народы субконтинента достигли довольно высокого уровня культурного развития. Даже в Бенгалии, лежавшей далеко к востоку от Хараппы, раскопано поселение II тысячелетия до н.э., жители которого, бесспорно, знали употребление металла. Это поселение находилось в местности, называемой ныне Панду-Раджар-Дхиби, где найдены печати и керамика, несколько напоминающие соответствующие изделия минойского Крита, хотя мы не уверены, что это действительно указывает на существование контактов. Раскопки позволяют говорить о существовании здесь по-видимому, двух групп населения: сравнительно развитой знакомой с металлом, и племён, которые пользовались ещё микролитами. Картина доисторической Индии за пределами региона хараппской культуры проясняется весьма интенсивно, и со временем можно будет проследить в общих чертах передвижение народностей на территории субконтинента и разрешить многие проблемы, ныне остающиеся неясными.
Во всяком случае, доарийская Индия достигла немалых успехов в земледелии, которыми ей обязан весь мир. Как известно, население хараппской культуры впервые начало культивировать хлопок. Рис не был в числе постоянно возделывавшихся ими злаков. Не выращивали его и в неолитическом Китае, где главной зерновой культурой было просо. Дикий рис был известен в Восточной Индии, и, по-видимому, именно здесь, в болотистой долине Ганга, его впервые начали культивировать современники хараппцев, переживавшие период неолита.
Речной буйвол, известный жителям хараппских поселении, сравнительно поздно появился в Китае. Возможно, впервые он был приручен на равнине Ганга, хотя некоторые исследователи полагают, что он происходит с Филиппинских островов.
Вероятно, наиболее широко признанным и особо оцененным даром доисторической Индии миру была домашняя птица. Орнитологи согласны в том, что все виды домашней птицы происходят от пернатых обитателей индийских джунглей. Население хараппской культуры знало домашнюю курицу, хотя она не изображается на печатях. Возможно, впервые она была приручена индийцами периода неолита в долине Ганга и отсюда нашла путь через Бирму в Китай, где появилась в середине II тысячелетия до н.э. У египтян она приблизительно в это же время считалась редкой птицей, предметом роскоши. [7] Очевидно, Индия даже в ту отдалённую эпоху не была совершенно отрезана от остального мира.
(33/34)
Упадок городов Индской долины. ^
Первоначально цитадель Хараппы была защищена укреплённой башнями стеной шириной 40 футов у основания, высотой 35 футов. С течением веков эта стена была реконструирована и укреплена ещё лучше, хотя нет свидетельств о том, что городу серьёзно угрожали какие-нибудь враги. Однако к концу существования Хараппы её укрепления были усилены, а одни ворота замурованы совсем. Ей грозила опасность с запада.
Первыми жертвами стали белуджистанские поселения. Самый нижний слой поселения в Рана-Гхундай свидетельствует о том. что конные отряды завоевателей побывали в этом районе ранее 3000 г. до н.э. Вскоре они, однако, покинули это место, и там возникла земледельческая культура, которая существовала в течение III тысячелетия до н.э., т.е. в тот же период, что и города долины Инда. Затем в 2000 г. до н.э. или немного позднее поселение было сожжено, появился новый, более грубый тип керамики; очевидно, местность была занята завоевателями. Но вскоре их сменили пришельцы, пользовавшиеся некрашеной нарезной керамикой. Подобные же, хотя менее исчерпывающие свидетельства мы находим и на местах других поселений Северного Белуджистана. Между тем в Южном Белуджистане завоеватели основали поселение у Шахи-Тумпа, недалеко от Суткаген-Дора, крайнего западного форпоста хараппской культуры. Жители Шахи-Тумпа пользовались просверленными топорами и круглыми медными печатями; их цивилизация сменила более раннюю местную культуру, известную археологам под названием Кулли. В последний период существования Мохенджо-Даро появляются расписная керамика и каменные сосуды, подобные белуджистанским. Это может свидетельствовать об обильном притоке беженцев из Кулли, принесших с собой традиции своих ремёсел.
После того как варвары завоевали окрестные селения, древние обычаи и строгая организация городской жизни в городах долины Инда подверглись, очевидно, значительным изменениям. В Мохенджо-Даро большие комнаты были разделены на несколько частей, дома стали сдаваться во временное пользование. Печи для обжига горшков были перенесены в пределы города, одна даже находилась посреди улицы. Строгий план в расположении улиц больше уже не соблюдался. Жители закапывали свои драгоценности в землю. Очевидно, город был перенаселён, внутренний порядок поддерживался менее строго, быть может, вследствие того, что варвары уже грабили провинции, и город был полон беженцев, которых городские власти не могли заставить соблюдать извечные законы своей цивилизации.
Когда город пришёл в полный упадок, большинство жителей
(34/35)
Топоры из городов Индской долины.
Мохенджо-Даро, вероятно, оставило его. Куча скелетов, нагромождённых в одном из домов, и скелет женщины, лежащий на ступенях колодца, дают основание предположить, что немногие сопротивлявшиеся жители были перебиты завоевателями. В этом слое найден отлично изготовленный медный топор с очень крепкой втулкой для топорища и остриём напротив лезвия — прекрасное орудие и для войны и для мирной жизни, превосходящее всё, что имело население хараппской культуры в этой области. В это время появились и мечи с крепящими средними рёбрами. В единственном захоронении в погребальном сосуде лежали останки человека (может быть, одного из пришельцев), принадлежащего к типу, близкому к монголоидному.
В Хараппе мы находим свидетельства иного рода. Здесь, близ старого могильника, обнаружен в более высоком слое другой могильник, где в погребальных сосудах находились расчленённые захоронения людей с короткими черепами арменоидного типа. Череп сходного типа найден и в самой цитадели. В Чанху-Даро, в низовье Инда, хараппцев сменили поселенцы, которые жили в маленьких хижинах с очагами. Последнее обстоятельство позволяет предположить, что они пришли из областей с более холодным климатом. Они вели простой образ жизни, но их орудия и оружие были более совершенными, чем у хараппцев. Подобные поселения возникли приблизительно в то же время и в Белуджистане. Среди немногих следов, оставленных пришельцами, есть бесспорные свидетельства того, что они знали лошадь. Индские города пали под натиском варваров, которые одержали победу не только благодаря своей воинской доблести: их оружие было лучше, и они научились в полной мере использовать быстроногое степное животное, наводившее страх на врагов.
В других областях Индии, однако, воздействие завоевателей: сказалось не сразу, и представляется очевидным, что хараппское поселение, находившееся на месте современного Лотхала в Гуджарате, существовало ещё долго после того, как пали главные центры; его культура, по-видимому, развивалась постепенно и достигла следующего этапа без резкого перерыва в традиции.
Датировать эти важные исторические события можно только приблизительно, по синхронным данным из истории Ближнего Востока. Спорадические контакты между индскими городами и
(35/36)
Шумером дают основания предполагать, что связь между этими цивилизациями существовала и при I Вавилонской династии, к которой принадлежал великий законодатель Хаммураби. Эта династия также была побеждена варварами, касситами, которые пришли из холмистых областей Ирана и одержали победу благодаря тому, что сражались на запряжённых конями колесницах. После нашествия касситов мы не находим в Двуречье следов контактов с Индом, из чего можно заключить, что индские города пали приблизительно в то же время, что и династия Хаммураби. Падение последней исследователи датировали ранее первыми веками II тысячелетия до н.э., но новые свидетельства, обнаруженные незадолго до начала второй мировой войны, заставили пересмотреть хронологию. Теперь полагают, что падение I Вавилонской династии относится примерно к 1600 г. до н.э.
Самым ранним из доступных нам индийских литературных источников является «Ригведа», большая часть которой была создана во второй половине II тысячелетия. Это — явно творение вторгшегося народа, ещё не покорившего полностью первоначальных обитателей Северо-Западной Индии. В своём знаменитом сообщении о раскопках в Мохенджо-Даро Джон Маршалл высказал предположение, что между падением индских городов н вторжением ариев прошло около двух столетий, но последующие раскопки в Хараппе и других местах, пересмотр хронологии Вавилона и свидетельства, содержащиеся в самой «Ригведе», говорят о том, что этот разрыв был меньше. Многие компетентные исследователи, и в первую очередь Мортимер Уилер, считают теперь, что Хараппа была разгромлена ариями. Предполагают, что погребения на позднем могильнике в Хараппе принадлежат «истинным ведийским ариям» и что среди крепостей и цитаделей, о разрушении которых говорит в «Ригведе» ведийский бог войны Индра, была и Хараппа. Имеющиеся в нашем распоряжении данные не позволяют с уверенностью утверждать, что разрушители индских городов принадлежали к той самой группе родственных племён, жрецы которой составили собрание гимнов «Ригведы», но возможно, что падение великой цивилизации было только эпизодом в широких миграционных движениях владевших колесницами народов, которые во II тысячелетии до н.э. изменили лицо всего цивилизованного мира.
Индоевропейцы и арии. ^
Народ, вторгшийся в Индию, называл себя «ārya», словом, которое мы обычно передаём как «арии» или «арийцы». Оно было также самоназванием древних иранцев и сохранилось в слове «Иран», от него происходит и «Эйре», название самой западной страны, которой достигли древние индоевропейцы. Мы не можем
(36/37)
рассматривать здесь все многочисленные теории о происхождении этого народа и ограничимся лишь теми, которые представляются нам наиболее обоснованными и которые, по-видимому, пользуются признанием большинства исследователей этой проблемы.
Около 2000 г. до н.э. обширные степные территории, простирающиеся от Польши до Средней Азии, населяли полукочевые варварские племена; это были высокие, довольно светлокожие люди, в большинстве длинноголовые. Они приручили лошадей и впрягали ях в лёгкие повозки на колёсах со спицами. Колесницы превосходили быстроходностью влекомые ослами неуклюжие телеги с четырьмя сплошными колёсами — лучшее средство передвижения, известное Шумеру той эпохи. Эти люди занимались главным образом скотоводством и немного земледелием. Нет свидетельств о том, что они поддерживали непосредственные контакты с Шумером, но они приняли некоторые нововведения месопотамского происхождения, среди которых следует отметить просверленный топор. В начале II тысячелетия либо из-за перенаселенности, либо из-за засухи, поразившей пастбища, или вследствие обеих причин эти народы пришли в движение. Они мигрировали группами в западном, южном и восточном направлениях, покоряли местные народности и смешивались с ними, образуя правящую верхушку. Они приносили с собой патрилинейную систему родства, почитание небесных божеств, умение пользоваться конными колесницами. В большинстве стран, в которых они осели, их язык испытывал значительное влияние языков побеждённых народов. Некоторые племена переместились на территорию Европы, и от них произошли греки, латиняне, кельты и тевтоны. Другие пришли в Анатолию, и в результате смешения их с местными жителями возникла великая империя хеттов. Некоторые — предки современных балтийских и славянских народов — остались на своей прародине. Некоторые двинулись на юг, к Кавказу и Иранскому плоскогорью, откуда совершали многочисленные набеги на цивилизации Ближнего Востока. Касситами, завоевавшими Вавилон, предводительствовали люди этого племени. В XIV в. до н.э. в Северо-Восточной Сирии появился народ, называвшийся митанни, цари которого носили индоиранские имена. Имена некоторых их богов узнаёт всякий, кто изучал индийскую религию: Индара, Урувана (ведийский бог Варуна), Митра, Нашатия. Как и митанни, вожди других племён, проникшие на территорию Сирии и Палестины, носили индоиранские имена.
Эти воинственные племена постепенно смешивались с аборигенным населением Ближнего Востока, и древние цивилизации, обновлённые притоком свежей крови и идей, достигали новых высот материальной культуры. Но мирные консервативные города Индской долины не могли противостоять пришельцам и растворить их в своей среде. Культура, которой предстояло сменить цивили-
(37/38)
зацию Хараппы, была, как мы увидим, диаметрально противоположна своей предшественнице. Только много веков спустя некоторые элементы древнейшей цивилизации, продолжавшие, несомненно, существовать в беднейших, порабощённых слоях населения, начали оказывать влияние на завоевателей.
Арийское вторжение в Индию не было единовременным; оно растянулось на столетия и вовлекло многие племена, возможно, принадлежавшие не к одной расе и языку. Представляется несомненным, что многие древние культуры поселений западных нагорий были разрушены раньше городов Индской долины, но в остальном мы не можем проследить направление распространения арийских племён вследствие скудости следов их материальной культуры. Очевидно, пришельцы не осели в городах, и после падения Хараппы и Мохенджо-Даро Пенджаб и Синд превратились в страну маленьких деревень с деревянными и тростниковыми строениями, следы которых давно уже исчезли. История нескольких столетий после падения хараппской цивилизации остаётся белым пятном на археологической карте этой части Индии, и в настоящее время этот пробел можно восполнить только с помощью литературных источников.
Арии в Индии. Предысторический период. ^
Среди многочисленных народностей, пришедших в Индию во II тысячелетии до н.э., была группа родственных племён, жрецы которых разработали весьма совершенную поэтическую технику, сочиняя гимны во славу своих богов, предназначенные для исполнения во время жертвоприношения. Эти племена, главным из которых было племя бхаратов, осели преимущественно в Восточном Пенджабе и в области между реками Сатледж и Джамна, т.е. в той стране, которая впоследствии была известна под названием «Брахмаварта». Гимны, сочинённые жрецами этих племён на их новой родине, тщательно передавались изустно из поколения в поколение и в начале I тысячелетия до н.э. были собраны и расположены в определённом порядке. Они всё ещё не были записаны, но считались священными, и в их тексте не допускались даже малейшие изменения; жреческие школы, хранившие их, разработали весьма эффективную систему перекрёстной проверки текста для обеспечения их первозданной чистоты. Даже тогда, когда искусство письма было уже широко распространено в Индии, гимны эти записывались очень редко, но благодаря блестящим мнемоническим способностям чтецов-брахманов во многих поколениях, благодаря тому, что гимнам приписывали необычайную святость, они сохранились до настоящего времени, и форма их, судя по внутренним
(38/39)
свидетельствам текста, на протяжении почти 3 тыс. лет не подверглась, по-видимому, серьёзным искажениям. Это великое собрание гимнов и есть «Ригведа», теоретически до сих пор почитающаяся самым священным из многочисленных священных текстов индуизма.
Период вед, брахман и упанишад — своего рода переход от доисторической эпохи к истории. Если считать, что история в отличие от археологии это — изучение прошлого человечества по письменным источникам, то история Индии начинается с ариев. «Ригведа» и большой свод устной религиозной литературы, который последовал за нею в первой половине I тысячелетия до н.э., принадлежат и поныне действующей индуистской традиции. Ведийские гимны до сих пор читаются на свадьбах и похоронах и во время повседневных обрядов брахманов. Таким образом, они принадлежат уже исторической Индии, а не её погребённому во мраке тысячелетий доисторическому прошлому. Но они мало говорят нам о значительных событиях той эпохи, если не считать случайных упоминаний, к сожалению неясных; даже о социальных условиях они дают скудные сведения. Только о религии и философии историки получают из ведийских гимнов более полную информацию.
Тем не менее из гимнов «Ригведы» и «Атхарваведы», из ритуальных предписаний брахман и мистического учения упанишад возникают очертания культуры, правда часто туманные, и встают неясные тени великих мудрецов и племенных вождей, столь выдающихся для своей эпохи, что имена их упомянуты в священных текстах. Поздняя традиция одела эти призрачные фигуры в сверкающие мантии легенд, в которые многие индийцы до сих лор глубоко верят и которые также и в другом смысле сохраняют огромное значение. Но если убрать эти мантии, остаются лишь смутные тени, немногим более чем только имена, принадлежавшие вождям, которые 3 тыс. лет тому назад вели победоносные войны со своими врагами. О пределах периода, предшествующего появлению Будды, мы можем только проследить общий характер цивилизации, создавшей ведийскую литературу, и попытаться дать краткий очерк её развития.
Культура «Ригведы». ^
В самой «Ригведе» не содержится никаких исторически реальных синхронных данных, которые сколько-нибудь определённо указывали бы на время её создания. В прошлом некоторые исследователи приписывали ей необычайную древность, исходя из традиций и неопределённых астрономических ссылок в самих гимнах. Один весьма авторитетный индийский учёный относил дату её создания даже к 6000 г. до н.э. Открытие городов Индской долины, которые не имеют ничего общего с культурой, описанной в ведах, и которые
(39/40)
явно существовали в доведийскую эпоху, доказывает, что эти гимны не могли быть сочинены ранее падения хараппской цивилизации. Значительное развитие культуры, религии и языка, засвидетельствованное в поздней ведийской литературе, говорит о том, что должно было пройти много времени между эпохой создания последних гимнов «Ригведы» и эпохой Будды — возможно, не меньше 500 лет. Поэтому представляется вероятным, что большая часть «Ригведы» была создана между 1500 и 1000 гг. до н.э., хотя сложение наиболее поздних гимнов и оформление всего собрания могли происходить столетием или двумя позднее.
В то время, когда создавались эти гимны, центр арийской культуры находился в области между Джамной и Сатледжем, к югу от современной Амбалы, в верховьях р. Сарасвати. Последняя представляет собой в настоящее время небольшую речку, теряющуюся в песках Раджастхана, но в то время это был широкий, полноводный поток, вероятно соединявшийся с Индом ниже его слияния с Сатледжем. Ведийские поэты знали Гималаи, но страна южнее Джамны была им неизвестна, и они не упоминают гор Виндхья. К востоку арии не распространились далеко за Джамну, и Ганг упоминается только в одном позднем гимне.
В это время арии ещё не покорили полностью местных жителей. Хотя во многих гимнах упоминаются битвы между арийскими племенами, за межплеменным соперничеством ощущается солидарность, сплачивающая племена против дасов и дасью, которые, очевидно, представляли собой то, что осталось от народа хараппской культуры и родственных народов Пенджаба и северо-запада Индии. Дасы описаны в «Ригведе» как почитатели фаллоса, люди враждебной речи, темнокожие и злобные, с выпяченными губами и плоскими носами. Они были богаты скотом и жили в укреплённых местах, называемых «пур»; арийский бог войны Индра разрушил сотни таких крепостей. Разрушение крепостей дасов в основном было завершено несколько ранее создания гимнов, и великие битвы, происходившие при этом, уже были окутаны туманом легенд; но дасы всё ещё могли выставить против завоевателей войско из 10 тыс. человек.
Другими врагами ариев были пани, богатое племя, члены которого отказывались признавать ведийских жрецов и похищали у ариев скот. Арин испытывали к ним не такую сильную вражду, как к дасам, и, по-видимому, часто щадили их поселения. Высказывалось предположение, что пани были семитскими торговцами, но из-за отсутствия обоснованных доказательств с ним трудно согласиться.
Арии не избегли известного влияния местных жителей. В классическом санскрите слово «даса» неизменно означает «раб» или «зависимый», и в этом значении оно употребляется в поздних гимнах «Ригведы», а форма женского рода «даси» употребляется в зна-
(40/41)
чении «рабыня» во всей книге. Хотя многие из покорённых дасов были, должно быть, порабощены, некоторые, очевидно, сумели договориться с победителями, и об одном вожде дасов сообщают, что он следовал арийским обычаям и покровительствовал брахманам. [8] Один из результатов этого контакта можно видеть уже в древнейшей части «Ригведы», язык которой подвергся заметным неиндоевропейским влияниям. Все индийские языки, от ведийского до современных, содержат ряд звуков — ретрофлексных, или церебральных, согласных, которые невозможно проследить ни в одном другом индоевропейском языке, даже в древнеиранском, близкородственном санскриту. Эти звуки, очевидно, очень скоро развились из усилий неарийского населения овладеть языком завоевателей. Несомненно, последние часто женились на туземках, и дети их были двуязычными, а через несколько поколений в языке ариев уже сказывалось смешение с аборигенами. Многие слова в «Ригведе» не связаны ни с одним из известных индоевропейских корней и были, очевидно, заимствованы у туземцев. Очень скоро неарийское влияние сказалось также на религии и культуре, и в ранней религиозной литературе Индии можно проследить постепенное исчезновение многих элементов первоначального индоевропейского наследия под последовательными слоями неарийских новообразований.
Примитивность раннего арийского общества сильно преувеличивалась некоторыми индологами XIX в., которые находили в строго формализованном стиле «Ригведы» первые порывы человеческого духа и отголосок «благородного дикаря», о котором писал Руссо. В действительности в то время, когда создавались древнейшие из этих гимнов, арии не были дикарями и достигли уже преддверия цивилизации. Их военная техника находилась на более высоком уровне, чем у народов Ближнего Востока, их жреческие школы довели племенной ритуал до степени развитого искусства, их поэтическое творчество принимало сложные формы и подчинялось строгим канонам. Но, с другой стороны, арии ещё не создали городской цивилизации. Полное отсутствие в гимнах слов, связанных с письменностью, несмотря на объём «Ригведы» и наличие многих мест, где, судя по смыслу, такие слова следовало бы ожидать,— почти безусловное доказательство того, что арии письменности не знали. Это был народ воинственных скотоводов, организованных скорее в племена, чем в царства. Их культура была родственна той, которая описывается в «Беовульфе», в ранних исландских сагах, в староирландском прозаическом эпосе; она несколько уступала культуре греков, отразившейся в «Илиаде».
Племенами правили вожди, которые носили титул «раджа» — слово, родственное латинскому rex. Раджа не был абсолютным монархом, поскольку правление племенем частично осуществляли племенные советы — сабха или самити. Эти два слова встречаются во многих контекстах, и различие между ними не вполне
(41/42)
ясно; возможно, одни племена называли свои органы правления сабха, а другие — самити, в то время как третьими правили оба совета: внутренний совет немногих старейшин племени и более широкое собрание всех глав семей. [9] Эти два органа оказывали значительное влияние на царя, и их согласие было необходимо для утверждения его в правах. Некоторые племена, по-видимому, не имели наследственного вождя, и ими управлял непосредственно племенной совет, так как в одном отрывке [10] «Ригведы» говорится о царях, восседающих вместе в собрании. Это даёт основание предполагать, что, как в некоторых позднейших олигархических объединениях, титул «раджа» принимали все ведущие люди племени, которые управляли им через народное собрание.
Как правило, однако, царская власть была наследственной. Раджа обычно жил в превосходном здании, и при нём уже были зачатки двора, состоявшего из придворных и глав родов. Он уже имел полководца, который, подчиняясь ему, руководил менее значительными походами и набегами на соседние племена. Очень важную роль играл верховный жрец (пурохита), который при помощи жертвоприношений обеспечивал процветание в мирное время и военные победы племени. Часто пурохита был племенным знахарем, исполнявшим магические обряды и произносившим заклинания как до, так и во время битвы.
Арии рассматривали царя прежде всего как военного предводителя, руководившего обороной племени. В тот ранний период он ни в коей мере не считался божественным лицом и не исполнял религиозных функций, помимо назначения жертвоприношений для блага племени и вспомоществования жрецам, исполнявшим их. Царь-жрец, характерный для некоторых других древних культур, не имел параллели в древней Индии. Регулярной системы податей ещё не существовало, и царь пользовался только подношениями своих подданных и военной добычей. Возможно, царь исполнял и судебные функции (что определённо имело место позднее), но никаких упоминаний об этом нет; за убийство полагалась, вероятно, вира, как у англосаксов и некоторых других индоевропейских народов, но, помимо этого, мы не имеем никаких сведений о судопроизводстве в эпоху «Ригведы».
Несколько вождей упоминаются в гимнах по имени, и вокруг некоторых из них позднейшая традиция сложила весьма неправдоподобные легенды, но в «Ригведе» сообщается о деяниях исторического значения только одного раджи. Это — Судас, царь бхаратов, племени, обитавшего в верховьях р. Сарасвати. Три стихотворения в «Ригведе» описывают великую «Битву десяти царей», в которой Судас нанёс поражение коалиции десяти племён Пенджаба и северо-запада на берегах р. Парушни, современной Рави. Самым могущественным из этих племен были пуру, которые жили в низовьях Сарасвати и на западе соседствовали с бхаратами; царь пуру
(42/43)
Пурукутса был, по-видимому, убит в этом сражении. В последующий период мы больше ничего не слышим ни о бхаратах, ни о пуру. Древней страной бхаратов и большей частью Джамна-Гангского двуречья — Доаба — владеет уже новое племя — куру. Бхарата и Пуру упомянуты в традиционной генеалогии царей куру как их предки, и сами куру именуются то «потомками Бхараты», то «потомками Пуру». Несомненно, оба племени смешались в результате победы одного над другим, и этот процесс взаимопроникновения, способствовавший превращению племён в народности, продолжался, очевидно, в течение всего ведийского периода.
Когда арии пришли в Индию, их племенное общество уже знало сословное деление. Даже в самых ранних гимнах мы читаем о «кшатра» — племенной знати, и «виш» — рядовых членах племени. Эти сведения и данные о некоторых других древних индоевропейских народах позволяют полагать, что племенная аристократия выделилась в индоевропейском обществе ещё до миграции племён со своей прародины. Когда арии поселились среди темнокожих аборигенов, они, по-видимому, начали придавать особое значение чистоте крови, и сословные перегородки стали более жёсткими, что предотвращало проникновение через них тех дасов, которые нашли место на окраинах арийского общества, и тех ариев, которые в результате смешанных браков породнились с дасами и приняли их обычаи. Обе эти группы стояли низко на социальной лестнице. В то же время жрецы, чья ритуальная наука, непрестанно усложняясь, требовала всё большего искусства и подготовки, присвоили себе ещё более высокие привилегии. В конце эпохи «Ригведы» общество было разделено на четыре больших сословия, и это деление, освящённое религией, легло в основу принятого социального порядка. Об этом свидетельствует один из наиболее значительных гимнов книги, в котором говорится, что четыре сословия возникли из членов тела первозданного человека, которого боги принесли в жертву в начале мироздания.
Четыре сословия — жрецы (брахманы), воины (кшатрии), земледельцы (вайшьи), зависимые, слуги (шудры) — выкристаллизовывались на протяжении эпохи «Ригведы» и в определённой мере сохранились до сего дня. Их санскритское наименование «варна», букв. «цвет», указывает на то, что они произошли в результате контакта развитой племенной сословной структуры с людьми чуждой культуры, имевшими кожу другого цвета. Термин «варна» не означает и никогда не означал «каста», как его часто неточно переводят.
Основной единицей арийского общества была семья. Группа родственных семей составляла род, или граму; позднее это слово всегда значило «деревня», но в «Ригведе» оно обычно относится скорее к родовой группе, чем к поселению. Семья была строго патрилинейной и патриархальной. Жена, хотя и занимала почётное
(43/44)
положение, безусловно подчинялась мужу. Брак был обычно моногамным и, очевидно, нерасторжимым, поскольку в «Ригведе» мы не встречаем упоминаний о разводе или вторичном замужестве вдов.
В хозяйстве ариев, занимавшихся пастушеством и земледелием, самое важное место занимал скот. Крестьянин молился об умножении стада; воин стремился захватить скот в военной добыче; жрец, совершавший жертвоприношение, вознаграждался за исполнение обряда скотом. Скот был по существу своего рода ходовой монетой, и цены исчислялись в головах скота. Нет свидетельств о том, что он в эту эпоху почитался как священный; в одном или двух местах корова названа «не предназначенной для убиения», но, может, подразумевается всего лишь её хозяйственное значение. Во всяком случае, совершенно очевидно, что и коров и быков убивали для пищи.
Лошадь, по-видимому, имела в жизни ариев почти такое же большое значение, как и корова, но использовалась главным образом для военных целей. Гнедые кони ариев, впряжённые в лёгкие колесницы, очевидно, наводили на жителей Индской долины не меньший ужас, чем внушали кони конквистадоров ацтекам и инкам. Несколько гимнов «Ригведы» описывают божественного коня Дадхикра, и некоторые строки этих гимнов принадлежат к числу лучших поэтических описаний коня в мировой литературе; они напоминают знаменитый гимн во славу боевого коня в книге Иова. [11]
Стремящийся к славе, к добыче стад,
Низринувшийся (на врагов), как голодный сокол,
Он мчится, жаждущий быть первым, среди рядов колесниц,
Счастливый, как жених, готовящий гирлянду (для свадьбы),
Вздымая пыль и грызя удила.
Конь, победоносный и верный,
Чьё тело повинуется (колесничему) в битве,
Устремляющийся прямо на врагов,
Вздымает пыль, оседающую на его голову.
И от ржания его, подобного грому небес,
Враги трепещут в страхе,
Когда он сражается с тысячами, и никто не может противостоять
Его грозному натиску. [12]
Хотя в некоторых местах «Ригведы» говорится о наездниках, чаще описывается конь, запряжённый в колесницу. Колесница — излюбленный объект метафор и сравнений, она упоминается настолько часто, что можно представить себе — как она выглядела. Это была лёгкая колесница на двух колёсах со спицами, влекомая двумя лошадьми, запряжёнными рядом. На ней помещались два воина.
(44/45)
В числе других домашних животных арии знали козу и овцу, которая давала шерсть, главное сырьё для ткачества. Слон упоминается только в поздних гимнах. Если его приручали и раньше, то, очевидно, очень редко. Божественная собака Сарама играет важную роль в легенде, которую полностью восстановить невозможно, но вообще собака не имела для племени эпохи «Ригведы» такого значения, как для родственных арийских пастушеских племён иранцев, у которых была священным животным.
Хотя ведийские поэты особое внимание уделяют скотоводству, земледелие, должно быть, тоже имело важное значение; но оно, по-видимому, считалось в основном занятием плебейским и потому редко упоминается в «Ригведе». Только одно слово используется для обозначения зерна — «ява»; позднее оно означало «ячмень», но в ту эпоху под ним могли подразумеваться любые виды культурных злаков. Встречаются упоминания о пахоте и жатве. Некоторые отрывки гимнов истолковываются как указания на то, что арии в какой-то мере были знакомы с ирригацией, но это очень сомнительно.
Арии были народом буйным. Они соблюдали лишь немногие из табу поздней Индии и были весьма привержены к хмельным напиткам, которых знали по крайней мере два — сому и суру. Сому пили во время жертвоприношений, и её употребление было освящено религией. Сура была чисто мирским напитком, по-видимому весьма крепким; её неоднократно с неодобрением упоминают жрецы-поэты.
Арии любили музыку. Она играли на флейте, лютне и арфе под аккомпанемент цимбал и барабанов. У них была гептотоническая гамма, сходная с нашей мажорной, которая, как полагают, появилась в Шумере и впоследствии получила распространение среди индоевропейских народов. В гимнах встречаются упоминания о пении и танцах и об искусстве танцовщиц, возможно профессиональном.
Помимо этих развлечений арии увлекались азартными играми. Игру любили в Индии во все времена. При раскопках индских городов найдены многочисленные игральные кости; арии оставили прекрасный памятник своим игорным увлечениям — «Жалобу игрока», одно из немногих стихотворений преимущественно светского содержания, по счастливой случайности попавших в «Ригведу».
Хотя арии и не создали городской цивилизации и не возводили строений из камня или кирпича, их материальная культура достигла высокого развития. Они владели искусством обработки бронзы, их кузнецы изготовляли орудия труда и оружие, далеко превосходившие изделия хараппской культуры. Кузнецы, плотники, мастера, изготовляющие колесницы, часто и с большим почтением упоминаются в гимнах. Нет достаточных оснований полагать, что в эту эпоху в Индии уже использовали железо. Ayas — одно из слов, обоз-
(45/46)
начающих в «Ригведе» металл, — приобрело позднéе значение «железо», и оно родственно немецкому Eisen и английскому iron; но оно родственно также и латинскому aes, означающему «бронза», и в «Ригведе» определённо относится к этому металлу или к меди. При раскопках верхних слоёв поселений индской культуры никаких следов железа не найдено, в эту эпоху железные изделия редко встречались даже в передовых цивилизациях Двуречья. Залежей железной руды было достаточно, но арии не умели выплавлять из неё железо. Ко времени создания «Ригведы» процесс плавки железа едва ли был известен за пределами Анатолии, где хеттские цари тщательно хранили его тайну. Только в самом конце II тысячелетия железо начало широко применяться во всем цивилизованном мире, а до этого оно вряд ли могло достичь Индии. [13]
Как и следовало ожидать, у ариев, не имевших ещё городов, не было достаточно развитой экономики. В Двуречье средством обмена служила серебряная, но ещё не чеканная монета — шекель, арии же использовали в качестве единицы ценности и средства товарообмена неуклюжую корову. Слово «нишка», впоследствии обозначавшее золотую монету, упоминается в «Ригведе» также как своего рода средство обмена, но в то время это было, вероятно, какое-то золотое украшение. Нет свидетельств наличия постоянного сословия купцов или ростовщиков, хотя иногда говорится о долгах. Религию древних ариев, которую мы знаем гораздо лучше, чем их повседневную жизнь и обычаи, рассмотрим в другой главе.
Поздневедийский период. ^
Между созданием «Ригведы» и эпохой Будды, с которой история Индии приобретает более отчётливые очертания, прошло около четырёх или пяти веков. В течение этого времени арии продвигались на восток вниз по Гангу, и их культура приспосабливалась к изменяющимся условиям. Недавно индийские археологи раскопали несколько поселений того периода; к ним относятся Хастинапура, Ахиччхатра и Каушамби, нижние слои которых обоснованно датируются временем между 900 и 600 гг. до н.э., эпохой поздних вед. [14] Город Хастинапура был почти совершенно разрушен наводнением в конце своего существования, и от него мало что сохранилось помимо черепков серой расписной керамики, немногих медных изделий и остатков построек из необожжённого кирпича. В Каушамби найдена аналогичная керамика, небольшое число железных изделий и остатки прочных городских стен, облицованных обожжённым кирпичом, но их датировка вызывает разногласия среди археологов. Типичная керамика была найдена на территории от долины Сарасвати на западе до Ахиччхатры, близ верховий Ганга, на востоке. За исключением этих находок, мы не располагаем непосредственны-
(46/47)
ми свидетельствами о жизни той эпохи, и единственными значительными источниками являются священные тексты, поздние веды, брахманы и упанишады, о которых мы скажем в другом месте нашей книги как о памятниках религиозной литературы.
Кроме того, в других источниках, главным образом в эпосе и пуранах, до нас дошли многочисленные легенды, по-видимому относящиеся к этому же периоду, но настолько загромождённые наслоениями последующих веков, что до сих пор ни одна попытка интерпретировать их с исторической точки зрения не может быть признана удачной. В этих легендах невозможно отделить факты от вымысла. Даже некоторые из социальных условий, описанных в повествовательных частях эпоса, сюжеты которых могли сложиться в первоначальной форме в рассматриваемую эпоху, скорее относятся к туманному периоду истории Индии между маурийской и гуптской империями. Попытки некоторых исследователей выявить в истории Индии некую «эпоху эпоса», помимо поздневедийского периода, оказались совершенно необоснованными. Такой эпохи не было, и в нашем исследовании поздневедийского периода мы можем полагаться только на литературу этого периода. Последняя, подобно «Ригведе», носит исключительно религиозный характер и даёт ненамного больше исторических сведений, чем этот древнейший источник.
Великая битва на Курукшетре, недалеко от современного Дели, хотя и не упоминается отчётливо в этих источниках, но оставила глубокий след в народной памяти, что говорит о её огромном значении. Гиперболизированная до титанических масштабов, она составляет основу сюжета величайшего эпоса Индии, «Махабхараты». Согласно легенде, вся Индия, от Синда до Ассама и от Гималаев до мыса Коморин, приняла участие в войне, которая разгорелась из-за династического раздора внутри великого племени куру. Нет, однако, оснований считать, что эта война на самом деле была междоусобпой, и скорее всего правы те исследователи, которые видят в сказании смутные воспоминания о победе, одержанной над куру племенем монголоидного типа, пришедшим с холмов. Но несомненно, что действительно происходила большая война и что для последующих поколений она ознаменовала конец определённой эпохи. Имена многих героев «Махабхараты» могут быть подлинными именами вождей той поры, но мы с сожалением вынуждены признать, что это сказание даёт историку даже меньше данных, чем «Илиада» или большинство скандинавских и ирландских саг. «Махабхарату», впитавшую многие традиции героической эпики, можно сравнить с «Песнью о Нибелунгах», созданной совсем в иное время. Восстановить политическую и социальную историю Индии X в. до н.э. на основании «Махабхараты» так же невозможно, как писать историю Англии послеримского периода по роману Мэлори «Смерть Артура».
(47/48)
Согласно наиболее популярной из позднейших традиционных теорий, война, описанная в «Махабхарате», происходила в 3102 г. до н.э., что в свете всех исторических свидетельств представляется совершенно невероятным. Более обоснована другая традиционная датировка, относящая эту войну к XV в. до н.э., но и это на несколько столетий раньше даты, в пользу которой говорят данные археологии. Вероятно, война происходила около начала IX в. — до н.э.; эта датировка представляется наиболее соответствующей скудным археологическим свидетельствам, дошедшим до нас от той эпохи, и в литературе брахман есть некоторые указания на то, что война не могла происходить намного раньше. [15] С IX в. культурные и политические центры перемещаются в Джамна-Гангское двуречье и в столицу куру Хастинапуру. На протяжении последующего периода, охватывающего бóльшую часть поздневедийской эпохи, куру и их соседи панчалы оставались наиболее значительными и наиболее развитыми из народностей Индии. Имена некоторых царей куру сохранились в легендах, и по крайней мере двое из них — Парикшит и Джанамеджая — упоминаются в литературе той эпохи как могущественные завоеватели.
В начале этого периода арии распространились далее к востоку и основали царства в Кошале, к востоку от Доаба, и в области Каши, центром которой был г. Варанаси *. [сноска: * Варанаси до недавнего времени назывался Бенарес. Ныне древняя санскритская форма названия официально восстановлена.] Первое из них, со временем достигшее значительного могущества, было родиной Рамы, героя второго великого эпоса Индии — «Рамаяны». Но несмотря на то, что впоследствии имя Рамы окружил ореол славы, литература, созданная при жизни героя, умалчивает о нём и его отце Дашаратхе. Это даёт основание предположить, что оба они были сравнительно незначительными вождями, что память об их деяниях сохранилась случайно, что поколения позднейших бардов разрабатывали и гиперболизировали сказания об их подвигах, сложившиеся окончательно приблизительно в начале нашей эры. Мы даже не знаем достоверно, был ли вообще Рама царём Кошалы, поскольку наиболее ранняя версия называет его царём Варанаси, довольно сильного царства, завоёванного Кошалой в конце поздневедийского периода.
Другим крупным царством была Видеха, расположенная к востоку от р. Гандак и к северу от Ганга. В одной из брахман [16] рассказывается, что некогда бог огня Агни двигался на восток, опаляя землю, пока не дошёл до р. Саданира (современный Гандак), где остановился. За ним следом шёл вождь по имени Видегха Матхава, вождь с р. Сарасвати. До него ни один арий не переходил Саданиру, ибо очищающий бог огня не опалил землю на её восточном берегу; но Агни научил Видегху, как перенести огонь через реку, и
(48/49)
так страна Видеха была арианизирована и получила название по имени своего первооткрывателя. Эта легенда важна как единственное значительное сообщение о колонизации, содержащееся в источнике, почти современном этому процессу. Продвижение Агни, опаляющего землю, подразумевает не только постепенное распространение на восток арийского культа огня, но и расчистку джунглей и пустошей выжиганием в ту пору, когда группы кочующих воинов-земледельцев основывали новые поселения.
Хотя о Раме литература той эпохи умалчивает, его тесть Джанака, царь Видехи, упоминается неоднократно и явно представляет собой историческую личность. Он был знаменитым покровителем отшельников и странствующих философов, проповедовавших новые мистические учения упанишад, и сам принимал участие в их диспутах. Ко времени Будды царство Джанаки исчезло и его столица Митхила потеряла своё значение. Вместо царства образовалась племенная конфедерация Вриджи, возглавляемая племенем личчхавов. Существует мнение, что личчхавы были монголоидной народностью гималайских предгорий, но более вероятно, что они вели происхождение от второй волны арийских переселенцев.
К югу от Видехи, на правом берегу Ганга, находилась область Магадха, в то время не имевшая большого значения. Она не была полностью «арианизирована», но племена кочевых ариев-отступников, вратьев, не следовавших ведийским обрядам, бродили со своими стадами по стране. Только в эпоху Будды, при великом царе Бимбисаре, Магадха начала проявлять энергию и инициативу, что привело к созданию первой великой индийской империи. К востоку от Магадхи, на границах современной Бенгалии, возникло маленькое царство Анга; за пределами Анги Бенгалия и Ассам оставались ещё вне ареала арийской цивилизации.
Таким образом, тексты, сохранившиеся от поздневедийской эпохи, касаются преимущественно области, простиравшейся к востоку от Джамны до границ Бенгалии. Область к югу от Ганга привлекала мало внимания, и не лишено оснований предположение, что главная линия арийского проникновения проходила не по реке, берега которой, вероятно, представляли собой тогда непроходимые болотистые джунгли, но вдоль холмистых подножий Гималаев. Однако продвижение ариев не ограничивалось областью к северу от Ганга. Литература той эпохи мало говорит других областях Северной Индии, но, судя по условиям, существовавшим там в эпоху Будды, они подверглись несколько более ранней колонизации. Это подтверждается и традицией. На Джамне, области Матхуры, осело племя ядавов, а ниже по реке находилось царство Ватса со столицей в Каушамби, приобретшей большое влияние. К концу этого периода арии продвинулись вниз по р. Чамбал, обосновались в Мальве и достигли Нар-
(49/50)
мады, где находился крупный город Махишмати. Возможно, часть Северо-Западного Декана также находилась под арийским влиянием. Согласно эпической традиции, Саураштра была колонизована ветвью племени ядавов во главе с великим Кришной, и, хотя Кришна, вероятно, в действительности не принимал участия в колонизации, не исключено, что в целом легенда основана на истинных фактах.
В тот период, когда арии распространились далеко в глубь Индии, их древняя страна в Пенджабе и на северо-западе была фактически предана забвению. В поздневедийской литературе она упоминается редко, обычно в пренебрежительных и презрительных тонах, как нечистая область, где не совершаются ведийские жертвоприношения. Возможно, она подверглась вновь нашествию тех индоиранских племён, которые не соблюдали ортодоксальный ритуал.
Культура поздневедийского периода во многих отношениях превосходила культуру эпохи «Ригведы». Арийские племена к этому времени консолидировались в небольшие царства, которые не утратили окончательно свой племенной характер, но имели постоянные столицы и зачатки административной системы. Время от времени ещё упоминаются старые племенные собрания, но их значение быстро падает, и к концу этого периода власть царя в большинстве случаев ограничивается только влиянием брахманов, традицией и силой общественного мнения, которое всегда было действенным в древней Индии. Кое-где древние племенные органы сумели приспособиться к изменившимся условиям, и в окраинных областях ганы, или племенные республики, существовали ещё многие столетия; но политическое деление, основанное на родовых отношениях, уступило место географическому, и во многих районах Индии племена быстро распадались. Возможно, именно это обстоятельство, а также порождаемое им гнетущее чувство неуверенности способствовали развитию в этот период аскетизма и пессимистического мировоззрения.
В то время как народные собрания потеряли свою силу, существенно увеличилось влияние другого элемента: ратнинов, или «носителей драгоценностей», царских родственников, придворных и дворцовых служителей, которые считались столь важными лицами, что при посвящении монарха на царство совершались специальные жертвоприношения, обеспечивавшие их лояльность. В число ратнинов входили; пурохита, или верховный жрец дворца, военачальник, камергер, царский колесничий и другие влиятельные дворцовые служители. Два звания ратнинов — «самграхитри» и «бхагадугха» — толковались соответственно как «казначей» и «сборщик налогов», но эта интерпретация вряд ли правильна, и у нас нет определённых свидетельств о существовании в это время развитой системы государственных сборов. [17]
(50/51)
Рассматриваемый период отмечен развитием жертвенного культа, которое происходило параллельно с ростом царских притязаний. Бóльшая часть литературы брахман посвящена наставлениям о тщательном исполнении определённых царских обрядов, тогда как в «Ригведе» они не упоминаются; в числе их — длительные раджасуя, или «посвящение на царство», и ваджапея, или «питьё могущества», своего рода церемония омоложения, которая не только восстанавливала жизненные силы пожилого царя, не возводила его с положения простого раджи в достоинство самрата, т.е. абсолютного монарха, свободного от всякой вассальной зависимости и повелевающего подчинёнными ему мелкими царьками. Самым известным и важным из жертвоприношений была ашвамедха, или «жертвоприношение коня». Оно заключалось в том, что освящённого коня выпускали на год бродить на воле. За конём всё время следовал отряд избранных воинов. Вождей и царей, на чью территорию забредал конь, принуждали либо признать вассальную зависимость от владельца коня, либо сражаться с его воинами. По истечении года коня возвращали в столицу, если его не захватывал кто-либо из соседних правителей, и приносили в жертву. Честолюбие каждого царя требовало совершить ашвамедху, и отрицательное воздействие этого обряда на межгосударственные отношения ощущалось до самого конца индуистского периода.
К этому времени арии обладали уже почти всеми атрибутами цивилизации древнего типа. В то время как в «Ригведе» говорится только о золоте и меди или бронзе, в поздневедийских текстах упоминаются также олово, свинец, серебро и железо *. [сноска: * Чёрная бронза упоминается в «Яджурведе», и небольшое число железных изделий было найдено в ранних слоях Каушамби, но в развалинах Хастинапуры на этом же уровне предметов из железа обнаружено не было. Недавно железо было обнаружено в очень ранних слоях в Атранджикере (Уттар-Прадеш) и Панду-Раджар-Дхиби (Бенгалия). Предположение, что железо не было известно в Индии до VI в., теперь уже представляется неправдоподобным. [18]] Трудно переоценить значение железа, металла более твёрдого и дешёвого, чем бронза, для вырубки лесов, состоящих из твёрдых тропических пород. Появление железа, очевидно значительно расширило масштабы арийского распространения. Был приручен слон, хотя он мало использовался на войне. Теперь арии культивировали многие виды зерновых, включая рис, и уже имели известное представление об орошении и удобрении.
Появились специализированные профессии и ремёсла. В «Ригведе» ремесленники почти не фигурируют. В поздневедийских гимнах упоминаются уже ювелиры, золотых дел мастера, металлисты, корзинщики, канатчики, ткачи, красильщики, плотники горшечники, различные категории домашней прислуги, профес-
(51/52)
сиональные акробаты, предсказатели, флейтисты и танцовщицы, ибо уже существуют своего рода профессиональные актёры, выступающие перед публикой. Упоминаются также ростовщики и торговцы.
Арийская культура достигла к этому времени высокого развития, но в гимнах не говорится о чеканке монеты или о письменности, хотя оба этих проявления цивилизации определённо были известны в Индии до эпохи Маурьев. Монетная система, возникшая под иранским влиянием, может быть, и была введена лишь к концу VI в. до н.э., но вряд ли умолчание поздневедийской литературы о письме следует принимать как доказательство его полного отсутствия. Ведь эта литература предназначалась для узкого круга жрецов, которые разработали единственную в своём роде систему тренировки памяти и вполне могли считать письменность предосудительным новшеством. В литературе имеются свидетельства отдалённых связей с Месопотамией, особенно в индийском сказании о потопе, которое появилось в это время и имело известное сходство с вавилонской версией. После перерыва в несколько веков индийская торговля снова нашла путь в Месопотамию, и, возможно, семитские или индийские купцы принесли с запада алфавит. Учёные постепенно его восприняли, приспособили к фонетике индийской речи, и в результате образовался алфавит маурийской эпохи брахми.
Наиболее значительного развития в этот период достигла религия, которую мы рассмотрим ниже. В области культуры в период поздневедийской литературы образ жизни и мышления индийцев принял то направление, в котором развивался на протяжении последующих веков. Конец этой туманной эпохи, когда могущество царей возрастало, а их жрецы присваивали себе ещё бóльшие привилегии и когда религиозное мировоззрение быстро менялось, знаменует начало великого периода в истории индийской культуры, во время которого характер общества, религии, литературы и искусства постепенно приблизился к своей современной форме.
(/536)
[1] D.H. Cordon, The Early Use of Metals in India and Pakistan, — JRAI, ixxx, c. 55 и сл.
[2] S. Piggot, Prehistoric India, Harmondsworth, 1950, с. 155.
[3] G. de Hevesy, — «Bulletin de la Société Préhistorique Française», 7-8, 1933.
[4] F.O. Schrader, — ZDMG, 1934, c. 185 и сл.
[5] W. Koppers, — «Geographica Helvetica», 1946, t. II, с. 165 и сл.
[6] G. von Fürer Haimendorf, — «Illustrated London News», 1.VII.1950, с. 24 и сл.
[7] М.А. Murray, The Splendour that was Egypt, London, 1949, c. 318.
[8] «Ригведа», VIII, 46, 32.
[9] Этот вывод сделан на основании неопубликованной работы Дж.П. Шармы (J.P. Sharma, Republican and Quasi-Republican Institutions in Ancient India, University of London, 1962). [В кн.: J.P. Sharma, Republics in Ancient India (1500 B.C. — 500 B.C.), Leiden, 1968. — Прим. ред.]
[10] «Ригведа», X, 97, 6.
[11] Кн. Иова, 39, 19-25.
[12] «Ригведа», IV, 38, 5-6.
[13] D.Н. Gordon, The Early Use..., c. 67.
[14] B.B. Lal, — Illustrated London News, 4.X.1952, c. 551 и сл.
[15] PHAI, c. 27 и сл.
[16] «Шатапатха брахмана», I, 4, 1.
[17] Rau, Staat und Gssellschaft im alten Indien nach den Brähmana-Texten dargestellt, Wiesbaden, 1957, с. 100-111.
[18] S.D. Singh, — JESHO, V, 1982, c. 212-216; D.D. Kosambi, — JESHO, VI, 1963, с. 309-318.
|