главная страница / библиотека / обновления библиотеки
П.П. АзбелевК реконструкции социальной структуры кыргызского общества// [Вторые] Исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Часть первая. Омск: 1992. С. 88-90.
При раскопках различных памятников в Минусинской котловине встречаются впускные погребения кыргызского времени. Несмотря на некоторые различия, эти могилы имеют ряд общих признаков:
Различия, кроме уже отмеченных, сводятся к разной степени «богатства», к особенностям набора и морфологии инвентаря. Такое разнообразие обычно для кыргызского времени и не препятствует выделению рассматриваемых памятников в особый тип погребений. Могилы этого типа датируются IX-X вв., не ранее VIII в.
Выделяемый тип имеет соответствия среди погребений на чаатасах: погребения в ямках-«ячейках» на площади или у стен оград Копёнского и Уйбатского чаатасов X в. Эти «тайники» расположены у могил или в южной части комплексов и содержат, кроме сожжённых останков, вещи всаднического набора. Их положение в комплексах позволило A.A. Гавриловой трактовать «тайники» как погребения «дружинников» при «вождях», захороненных в центральных могилах. На Копёнском чаатасе курган 5 имел южную пристройку — полуограду с могилой, примыкавшей к стене основного сооружения и содержавшей несожжённые кости человека.
Если на чаатасах «дружинники» погребены возле однокультурных могил, то выделяемый тип отличается погребением на старых курганах, хотя и и той же позиции, что на чаатасах. Для объяснения этого феномена важно, что на чаатасах VII-VIII вв. обычны детские могилы, пристроенные к оградам с юга; в IX-X вв. детские могилы образуют особые кладбища, размещённые в южной части более ранних чаатасов. Таким образом, обычай подхоронения в южной части более ранних курганов и могильников имеет кыргызское происхождение. Это позволяет считать выделяемый тип погребений органической частью структуры погребальных обычаев Кыргызского каганата, при-
Некоторые погребения выделяемого типа убедительно интерпретируются как иноэтнические, другие обычны для кыргызской культуры. Следовательно, этническая принадлежность погребённых была безразлична тем, кто хоронил их на старых курганах; не коррелирует выделяемый тип с «богатством» инвентаря. Рассматриваемая ритуальная норма применялась к людям разного происхождения и благосостояния.
В могилах выделяемого типа погребены воины. Обычно их хоронили на особых кладбищах, и немногочисленные погребения возле могил «вождей» на чаатасах следует признать захоронениями лиц, приближенных к аристократии. Следовательно, факт подхоронения указывает на сниженность статуса по сравнению с теми, кому строились ограды, но эта ритуальная норма была престижнее, чем строительство персонального, но рядового кургана на воинском кладбище.
Подхоронение к «вождям» означает проживание и службу при кагане и других высших иерархах. Подхоронение же на старых курганах практиковалось, насколько можно судить, там, где больших чаатасов нет — на юго-западе Аскизской и на юге Койбальской степи. Проживание и служба в «провинции» фактически означает сниженность ранга по сравнению с теми, кто служит при ставках. Если наблюдения по территориальному распределению подхоронений подтвердятся, то статус подхороненных на чаатасах следует признать более высоким, чем статус подхороненных на старых курганах в «провинции».
С учётом сказанного структура дружинно-аристократической иерархии Кыргызского каганата, отражённая в погребальных ритуалах IX-X веков, представляется следующей:
I ранг. Центральные могилы на чаатасах: ингумации и кремации;
Интересно отсутствие погребений III ранга по обряду кремации; возможно, они ещё не найдены, но вероятнее, что вдали от аристократических ставок и соответствующих некрополей представители коренного населения, которым полагалось трупосожжение, определённых рангов не занимали. Это согласуется с тем, что социально-политическая структура каганата не сложилась в аборигенном таштыкском обществе, а была принесена из Центральной Азии переселенцами, практиковавшими погребение с конём или шкурой коня — скорее всего сирами, иначе — сеяньто.
Биритуальность погребений представителей высших слоёв кыргызского общества говорит о том, что инородная социально-политическая структура приобрела у кыргызов чёткую этническую окраску. В отличие от предложенной выше схемы социальной структуры, этносоциальная структура кыргызского общества была, безусловно, сложнее. В этой связи особенно важны частные особенности погребений выделяемого типа.
Этническая принадлежность людей, погребённых по рассмотренному обряду, различна. Однако их, помимо социального ранга, объединяют некоторые палеоэтнографические признаки: реальное или символическое погребение коня сориентировано с погребением человека, ориентация в западном секторе, однотипные ножи, наконечники стрел, близкие лировидные подвески. Вместе с тем различны типы поясных наборов и составляющих их вещей. Часть общих признаков может быть связана с влиянием местной культуры, но сходство обряда, вероятно, объясняется иначе. Выделенный тип погребений относится ко времени подготовки и реализации антиуйгурских походов, условием успеха которых было привлечение союзников. Возможно, в союз вступали прежде всего этнически родственные племена, и эта близость отражена сходством разноэтнических впускных погребений. Проверить это помогут лишь новые находки погребений выделенного типа; пока следует ограничиться тем выводом, что среди лиц, занимавших III ранг дружинно-аристократической иерархии каганата, были представители соседних народов, судя по концентрации аналогий и другим данным — западных. Следует подчеркнуть, что высказывавшиеся предположения о том, что нетипичные минусинские погребения конца I тыс. оставлены уйгурскими гарнизонами, неприемлемы: летописных или археологических данных о присутствии уйгуров в Минусинской котловине нет; кроме того, в инвентаре рассматриваемых погребений много кыргызских вещей, в том числе и престижных, что отмечалось в литературе. Детальный анализ нетипичных погребений кыргызского времени позволит существенно уточнить представления об истории и культуре Кыргызского каганата.
наверх |