М.И. Артамонов

Сокровища саков.

Аму-Дарьинский клад. Алтайские курганы.
Минусинские бронзы. Сибирское золото.

// М.: «Искусство». 1973. 280 с. (Серия: Памятники древнего искусства.)

I. Ираноязычное население Средней Азии и Южной Сибири
в I тысячелетии до н.э.

Событием большого исторического значения было возникновение во всей степной полосе Евразии кочевого скотоводства как особой формы не только специализированного производства, но и быта. В эпоху бронзы скотоводство развивалось как придомное, пастушеское, связанное с земледелием и осёдлостью, хотя и тогда уже существовали племена с подвижным образом жизни, часто менявшие место своего обитания в поисках корма для скота. Однако для носителей основных культур эпохи бронзы в степной Евразии, таких, как срубная и андроновская, во II тысячелетии до н.э. характерны были относительно долговременные поселения с жилищами, вырытыми в земле в виде ямы, перекрытой кровлей на столбах. В таких землянках, достигавших 20 м в длину и 8-9 м в ширину, в одной части помещались люди, а другая служила для содержания скота, в особенности молодняка, в зимнее время.

Хозяйственная деятельность обитателей таких жилищ была направлена, с одной стороны, на выращивание злаков: пшеницы, ячменя, проса и других растений на возделанных участках земли, преимущественно в речных долинах. Песчано-илистые почвы последних более доступны для обработки примитивными орудиями, нежели тяжёлые степные чернозёмы и суглинки, а главное, лучше увлажнены, чем окружающая засушливая степь. Другим видом хозяйственной деятельности было разведение крупного и мелкого скота, лошадей и свиней, содержание которых при ограниченности кормозаготовок требовало выпаса на подножном корму в течение круглого года. В условиях отгонного содержания животных увеличение стада неизбежно вызывало необходимость использования пастбищ, находящихся на всё более и более значительном расстоянии от поселения, что в конце концов и привело к отказу от осёдлости и переходу к кочевому образу жизни, тем более что к этому времени средства передвижения в виде запряжённой волами повозки со сплошными колёсами, закреплёнными на вращающихся вместе с ними осях, уже давно существовали, а лошади были освоены для верховой езды.

Условия для перехода от пастушеского придомного скотоводства к кочевому существовали давно, однако этот переход не мог произойти сам по себе, в результате простого увеличения числа домашних животных. Этот переход и связанная с ним перестройка быта стали возможными и необходимыми

(5/6)

только тогда, когда скот и продукты скотоводства приобрели меновую стоимость, когда скотоводы включились в широкую систему общественного разделения труда. Кочевое скотоводческое хозяйство — хозяйство специализированное, не способное удовлетворять все насущные потребности производителей; оно не может быть замкнутым, самодовлеющим. Больше всего кочевники нуждались в хлебе, металле и вообще в изделиях несовместимого с их бытом развитого ремесла, получить которые можно было только путём обмена или грабежа у народов с другим направлением хозяйственной деятельности. Подвижность кочевников, связанная с развитием средств передвижения, во много раз сократила время, необходимое на преодоление расстояния между различными общественными группами, открыла возможность контактов и в целях мирного обмена и для ведения войны.

Новый для своего времени тип хозяйства очень быстро занял господствующее положение в степях и повлёк за собой серьёзную перестройку экономических и социальных отношений. Ещё в докочевой период скот стал мерилом и символом богатства, а вместе с тем и социального значения его владельцев. С возникновением кочевого быта ценность скота ещё больше возросла, и как следствие этого умножились случаи его похищения, участились столкновения из-за пастбищ. Всё это вызвало необходимость упорядочения и укрепления общественной организации и повысило роль военного дела. У кочевников появляются огромные, хотя и недолговечные, объединения племён в виде конфедераций или империй, но в том и другом виде на основе военной организации со сложной иерархией наследственных и выборных вождей.

Ещё на пастушеской стадии своего развития экстенсивное, не обеспеченное кормозаготовками скотоводство требовало обширных пастбищных угодий. Уже по одному этому скотоводческие племена нуждались в больших территориях и в своём распространении придерживались только географических условий. Слабо расчленённые евразийские степи с их необозримыми просторами представляли в этом отношении особенно благоприятные возможности. Вследствие этого на всем протяжении степей Восточной Европы, Сибири и Средней Азии возникает культура, обязанная своим единством не только однородности хозяйственного и бытового уклада её носителей, не только наличию тесных связей и взаимодействий между племенами, но и общности их происхождения. Сходство европеоидного расового типа представителей этой культуры на всём её протяжении подтверждает такое заключение. Это, как теперь можно считать признанным, были ираноязычные племена, которые, при всей своей общности, всё же различались между собой отдельными исторически обусловленными этнографическими признаками. В соответствии с этим внутри указанной культурной общности в бронзовом веке существуют родственные, но более или менее отличающиеся друг от друга по второстепенным признакам археологической культуры, такие, как срубная в Причерноморье и в Поволжье, андроновская в Южной Сибири, тазабагъябская в Средней Азии с их более мелкими подразделениями.

Многолетнее изучение андроновской культуры Южной Сибири показало, что на занятой ею огромной территории существовало несколько центров, из которых один, наиболее восточный, находился в Минусинской котловине, на Алтае и в Восточном Казахстане, второй охватывал Центральный Казахстан, а третий обнимал Западный Казахстан, Притоболье и Южное Приуралье. Вместе с тем установлено, что в разных областях своего распространения эта культура появляется не одновременно. Так, в Средней Азии тазабагъябская культура оказывается сходной не с ранними, а с поздними формами андроновской и вместе с тем срубной культур, результатом смешения которых, по всей вероятности, она и является. Только в последней четверти II тысячелетия до н.э. эта культура в позднейшем своем варианте подходит к древним земледельческим оазисам Южной Туркмении.

В южной части Средней Азии, в северных предгорьях Копет-Дага ещё в V тысячелетии до н.э. возникла земледельческая культура, основанная сначала на паводковом, так называемом лиманном, а в дальнейшем и на искусственном орошении. Эта культура, однородная с земледельческими культурами Северного Ирана, также характеризуется расписной керамикой. Памятниками её являются более или менее высокие холмы — депе, образовавшиеся на местах долговременных поселений, состоявших из глинобитных построек. Позже, в эпоху бронзы земледельческие поселения этого рода появляются в бассейне реки Мургаба, в Ферганской долине и ещё дальше на восток — в центральной части Синьцзяна. Тогда же элементы южной земледельческой культуры проникают на север — в пустыни Каракумов и в Приаралье, где вместе с местной керамикой находятся сделанные на гончарном круге сосуды и бронзовые вещи южных типов.

Ещё американской экспедицией Р. Пумпелли и Э. Шмидта в 1908 г. на Южном холме Анау близ

(6/7)

Ашхабада в среднем ярусе отложений III культуры была выделена лепная «варварская» керамика, отличающаяся от сделанной на гончарном круге. [1] В дальнейшем того же рода керамика была найдена и на некоторых других поселениях той же культуры. Особенно интересные наблюдения сделаны на поселении Теккем-депе, [2] где варварская керамика перекрывала остатки погибшего в огне поселения типа Намазга VI — одного из наиболее изученных поселений Мургабского оазиса — и в свою очередь была перекрыта отложениями того же типа. Ещё выше снова находился слой с лепной керамикой, свидетельствующий о вторичном заселении этого места представителями варварской культуры. В поселении Намазга-депе, стратифицированные отложения которого служат эталонами относительной хронологизации других поселений той же культуры, варварская керамика связывается с верхней частью слоя VI, относящегося к концу II тысячелетия до н.э. Что же касается слоя «варварской оккупации», то его время определяется X-VIII вв. до н.э.

Варварская керамика в древних земледельческих поселениях Южной Туркмении представлена различными видами, соответствующими разным этапам её развития у степных племён, что свидетельствует о длительности контактов между степняками и земледельцами Южной Туркмении, начавшихся, повидимому, ещё в третьей четверти II тысячелетия. Пожарище на Теккем-депе говорит о том, что эти контакты не всегда были мирными. Упомянутый слой, или период, «варварской оккупации» означает не только нарушение местной культурной традиции, но и вторжение в древнюю земледельческую область нового этнического элемента со своей собственной культурой. Смешение туземцев с пришельцами привело к некоторому общему огрублению культуры в области орошаемого земледелия и к изменению хозяйства, выразившемуся в увеличении роли скотоводства. Этот процесс не ограничился Южной Туркменией, а охватил Иранское плоскогорье, где жили такие же земледельцы, как в Южной Туркмении, и где наблюдаются сходные явления, обязанные вторжению нового этнокультурного элемента. Проникновение среднеазиатских кочевников в северо-восточную часть Иранского плато и возникновение сначала Мидийского племенного союза, а затем и Мидийского царства должны были усилить связи иранского населения Средней Азии и Сибири с культурным миром Ближнего Востока, что мы и видим на примере возникновения так называемой скифо-сибирской, или просто скифской, культуры.

В I тысячелетии до н.э., как и позже, население Средней Азии по хозяйству и образу жизни делилось на две части: одна занималась скотоводством и вела кочевой или полукочевой образ жизни, другая жила осёдло в оазисах и вела земледельческое хозяйство на основе искусственного орошения. Со временем у осёдлого населения появились не только поселки, но и города с развитыми ремёслами и торговлей. Мощные оборонительные стены вокруг них должны были обезопасить жителей от грабительских набегов кочевых соседей. Создание крупных ирригационных сооружений и защита от кочевников рано привели к возникновению в оазисах государственных образований, таких, как Бактрия, Согд и Хорезм. При всём том осёдлое и кочевое население Средней Азии было одинаково ираноязычным и близко родственным между собой, хотя в культуре того и другого существовали различия. Греческий историк V в. до н.э. Геродот имел сведения о двух больших группах среднеазиатских кочевников — массагетах, живших в необозримой степи за Каспийским морем, вероятно, в северных Каракумах и низовьях Аму-Дарьи, и саках, местожительства которых он не указывает. Первые, по его словам, по одежде и образу жизни походили на причерноморских скифов, жили в повозках, занимались скотоводством и ловлей рыбы в Аму-Дарье. Женщинами они пользовались сообща, стариков убивали, почитали солнце, в жертву которому приносили лошадей. Сражались массагеты конными и пешими, пользуясь луками, копьями и секирами. «Всё, что требуется для копий, стрел и секир, — говорит Геродот, — они приготовляют из меди; головные уборы, пояса и перевязи украшают золотом. Подобным же образом у лошадей они покрывают грудь медными панцирями, а уздечки, удила и привески украшают золотом». [3] Железа и серебра, добавляет к этому Геродот, они вовсе не употребляют, так как этих металлов нет в их стране, а золото и медь имеются в изобилии.

Последнее сообщение Геродота не соответствует действительности, так как в его время железо широко вошло в быт степняков не только в Европе, но и в Азии. Распространение его несколько запоздало в восточной части Сибири, как и в Китае, но не потому, что его не было, а потому, что население там располагало богатой сырьевой базой для изготовления бронзы, которая по качеству не только не уступала железу, а, наоборот, превосходила до того времени, когда люди научились превращать его в сталь.

Ещё меньше Геродотом сообщается о саках. По его словам, саками назывались племена амюргейских

(7/8)

скифов, носившие высокие остроконечные шапки из плотного войлока и длинные штаны. Вооружены они были луками, короткими мечами и секирами. [4] По сведениям современника Геродота Геланика, амюргейскими саки назывались по местности, которую занимали. [5] Вслед за В.В. Григорьевым В.В. Струве сближает название амюргейских саков с именем наиболее значительной реки Туркмении — Мургаб, [6] в соответствии с чем их следует помещать в степях юго-восточных Каракумов, между этой рекой и Аму-Дарьёй. По-видимому, это они поддержали восстание маргианцев под руководством Фрада против персидского царя Дария, жестоко подавленное в 522 г. [7] По Геродоту, саки входили в состав XV сатрапии Дария и выплачивали вместе с каспами 250 талантов подати. [8] Кроме того, они были обязаны поставлять контингенты в персидское войско. В Марафонском сражении в 490 г. они вместе с персами находились в центре боевых порядков. [9] Описывая разноплеменное войско сына Дария Ксеркса, собранное для похода на Грецию, Геродот опять называет в нём саков и отмечает их как особенно отличившихся в битве при Платеях (479 г.). [10]

Саки упоминаются и в персидских клинописных памятниках. В надписи на гробнице Дария в ущелье Накш-и-Рустам близ Персеполя названы три группы саков: саки-тиграхауда (носящие остроконечные шапки), саки-хаумаварка [11] и саки-тарадарайя (заморские или заречные). Представители этих групп, так же как и других народов, подвластных персам, изображены в рельефах над входом в гробницу Дария поддерживающими трон царя, изображения сопровождаются пояснительными надписями.

Вопрос о местонахождении трёх групп саков остаётся спорным. Можно предположить, что саки-хаумаварка жили поблизости от Бактрии или даже входили в состав населения этой страны, так как они отождествляются со скифами амюргейскими, территориально связанными с рекой Мургаб. На многочисленных вотивных золотых пластинках из знаменитого Аму-Дарьинского клада с грубо выгравированной (в одном случае рельефной) фигурой человека с цветком, пучком прутьев или копьём в руках, а также и без них, имеются персонажи, одетые так же, как саки, на рельефах гробницы Дария (илл. 1, 2).

Аму-Дарьинский клад, в основе своей представляющий храмовое сокровище, составившееся из прино-

(8/9)

3. Саки, подносящие дары.
Рельеф на лестнице в ападану в Персеполе.

(Открыть Илл. 3 в новом окне)

шений верующих, найден в верховьях Аму-Дарьи, в пределах древней Бактрии; владения её в пору расцвета простирались на южную часть Средней Азии от Памира до Каракумов. Кроме занимавших горные оазисы бактрийцев, которые в персепольских рельефах изображены в таких же, как саки, кафтанах, но с напущенными на голенища мягких сапог складчатыми штанами и в круглых низких шапочках типа тюбетейки, в бассейне Аму-Дарьи могли жить и саки, проникавшие в своих кочевьях в горы Памира до верховий этой реки, но в большей своей части обитавшие в степи и составляющие самостоятельную административную единицу Персидской империи.

Фигуры мужчин и женщин на золотых пластинках Аму-Дарьинского клада изображены в различных одеждах. Одни мужчины представлены в кафтанах до колен и в мягких башлыках с заломленным назад верхом, иногда с открытой, а в ряде случаев с закрытой нижней частью лица, другие — в длинном меховом или с меховой опушкой халате с декоративными рукавами, который носился внакидку. Все эти типы одежды представлены и в рельефах персепольского дворца, где, кроме того, часть персонажей в шаровидных шапках, характерных для мидян, тогда как мягкие башлыки носились, по-видимому, персами и обычно завязывались так, что закрывали нижнюю часть лица. Саки на тех же рельефах изображены с открытыми лицами (илл. 3). У слуг — длинные одежды со складками, а в халаты с декоративными рукавами одеты знатные персы, представленные на рельефах вдоль лестницы трипилона.

Поскольку одежда являлась устойчивым этническим признаком и именно с таким значением выступает в персепольских рельефах, изображённых на амударьинских вотивных пластинках следует считать представителями персов и саков. Принимая во внимание близкое родство этих народов между собой и нахождение Аму-Дарьинского клада в области, входившей в состав Персидского царства, где персы представляли центральную власть, а саки местное население, вполне естественно соединение их в почитании одного святилища.

Из аму-дарьинских вотивных пластинок наиболее замечательна пластинка 15 см длины с рельефным изображением человека в таком же, как в других случаях, заломленном назад башлыке, из-под которого видны завитые кудри волос над лбом и у плеч за шеей (илл. 4). У него, как и у персонажей на других пластинках, орлиный нос, усы и клиновидная борода. Одет он в кафтан до колен с узкими рукавами и с продольными прошивками по бокам, на плечах и по подолу, опоясан в два оборота узким кушаком, спереди стянутым узлом с двумя длинными концами. На нём узкие штаны и мягкие сапоги, подвязанные у щиколоток ремнями. У пояса с правой стороны характерный акинак — короткий меч в ножнах с боковой лопастью для подвешивания, совершенно такой же формы, как акинак, золотая обкладка ножен которого имеется среди вещей Аму-Дарьинского клада или какие представлены у мидян, персов и саков на персепольских рельефах. Все они одинаково подвязывали нижний конец ножен меча к правой ноге специальным ремнём, что показано и на пластинке Аму-Дарьинского клада и на персепольских рельефах. В правой согнутой руке изображённый на аму-дарьинской пластинке держит перед собой пучок прутьев, так называемый «барсом», или «брасман», употреблявшийся, по словам Геродота, скифами при гадании [12] и вместе с тем служивший для разжигания священного огня. Считается, что это либо маг, либо жрец. Для нас

(9/10)

4. Маг с прутьями в руке.
Вотивная пластинка. Аму-Дарьинский клад.

(Открыть Илл. 4 в новом окне)

в данном случае важно, что это, как показывает способ подвязывания башлыка, скорее всего сак, а не перс.

Аму-дарьинские изображения очень близки к персепольским рельефам не только иконографически, но и по стилю, а следовательно, относятся к одному времени с ними, то есть к концу VI-V вв. до н.э. Согласившись с локализацией саков-хаумаварка в южной части Средней Азии, мы, естественно, должны будем искать две другие группы саков к северу от них. Это те группы саков с остроконечными шапками («ортокорибантии»), из среды которых вышел побеждённый Дарием сак Скунха и которые в рельефах на стене лестницы, ведущей к ападане персепольского дворца, изображены среди представителей подвластных персам народов, подносящих дары царю царей, в виде особой группы людей; один из них ведёт прекрасного коня, другой несёт, вероятно, золотые браслеты, а трое остальных — части сакской одежды: кафтан и штаны. Сильный конь с выгнутой шеей, тщательно расчёсанной гривой и с узлом на конце хвоста ничем существенным не отличается от других изображений коней в той же процессии, кроме, разве, султана, укреплённого над его лбом. Но так как каждый народ подносил царю лучшее из того, чем он располагал, то можно думать, что в данном случае изображены саки, разводившие ценную породу лошадей, что заставляет вспомнить о славившихся в древности конях вклинившейся глубоко в горы Ферганской долины.

Так как одна из групп саков, живших севернее саков-хаумаварка, называлась «заречными» — тарадарайя, то вполне резонно помещать её за Сыр-Дарьей. В таком случае ферганские саки, саки, жившие за Согдом, окажутся саками-тиграхауда. Саки-тарадарайя одинаково локализуются к северу от Сыр-Дарьи, толковать ли их название как «заречные» или «заморские»; Аральское море в древности считалось частью Каспийского, и определение «заморские» могло означать только саков за этим морем, то есть вместе с тем и за Сыр-Дарьёй.

Начало покорения Средней Азии персами относится к царствованию Кира II (558-530 гг.), причём первой должна была пасть Бактрия, занимавшая ключевое положение. Ктесий сообщает, что после подчинения Бактрии Кир вёл войну с саками и взял в плен царя их Аморга, в имени которого, вероятно, следует видеть название возглавляемого им племени, то есть амюргиев, или хаумаварка. Жена Аморга, узнав о пленении мужа, собрала новое войско, нанесла поражение персам и захватила в плен нескольких родственников Кира. Это заставило последнего обменять их на Аморга, а затем и заключить с ним союз. Кир фактически не сумел подчинить саков, обитавших вблизи Бактрии. В рассказе Ктесия о войне Кира с Лидией и с дербиками саки во главе с Аморгом выступают союзниками, а не подданными персов. [13] Сохранилось сообщение, что Кир II погиб в борьбе со среднеазиатскими кочевниками в 530 г. По Геродоту, массагеты заманили его в глубь своей страны и, когда персы, захватив лагерь противников, торжествовали победу, неожиданно напали на них и перебили. [14] При Дарии I (522-486 гг.) Средняя Азия уже прочно входила в Ахеменидскую державу. В надписях, заложенных в основании дворцов Дария в Персеполе и Экбатане, крайние восточные границы Ахеменидской империи определены «от саков, которые за Согдом». То же самое означает и выражение: «Страна саков, достигающая пределов земли» в надписи на стелле Дария, открытой В.С. Голенищевым на Суэцком перешейке. В.В. Струве отожествляет саков этой страны с саками заморскими — тарада-

(10/11)

5. Рельеф на Бехистунской скале.
Последний справа сак Скунха.

(Открыть Илл. 5 в новом окне)

райя, полагая, что текст надписи можно истолковать как «проживающие у моря на краю земли», [15] что мало вероятно, так как проживающих у моря, представляющего границу окружённой им земли, никак нельзя назвать заморскими.

В.В. Струве обратил внимание на то, что в ранних списках подвластных Дарию народов — Бехистунском и Персепольском — саки упоминаются только по одному разу, и притом в общей форме, без указания их частных наименований. В Сузианском списке значатся два сакских народа — хаумаварка и тиграхауда, и только в самом позднем Накширустемском списке, кроме того, появляется третий народ саков — тарадарайя. [16] На этом основании можно полагать, что эти последние саки были покорены позже других и только при Дарии. Повествование Бехистунской надписи о походе Дария в 519 г. на саков с острыми шапками, чья страна находится за морем или за рекой, относится к сакам-тарадарайя, так как именно последние жили за водной преградой — то ли морем, то ли рекой, — через которую надо было переправляться, о чём говорится в надписи; ею могла быть Сыр-Дарья. В надписи далее сообщается, что саки были разбиты и что вождь их Скунха был захвачен Дарием, назначившим правителем саков другое лицо, повидимому, из местных вождей. [17] Здесь речь идёт явно не о подавлении восстания, а о первом завоевании, которому Дарий придавал очень большое значение. Фигура Скунхи в остроконечной шапке со связанными руками и верёвкой на шее была добавлена к первоначальным изображениям на Бехистунской скале после покорения этих саков (илл. 5). В первоначальном рельефе её не было, как не было и надписи в 5-м столбце, повествующей об этом событии.

Массагетов персидские источники вовсе не упоминают, вероятно, потому, что они не входили в состав Ахеменидской державы и после неудачной попытки Кира персы никогда не старались распространить на них своё господство. Некоторые учёные даже сомневаются в самом существовании массагетов как особого племени, полагая, что их название значит «большие саки» или «большая сакская орда», [18] что, по сути дела, ничего не меняет, так как, если массагетов как племени не существовало, то было в дальнейшем распавшееся объединение сакских племён под этим или сходным наименованием. По весьма вероятному заключению В.В. Струве, массагеты — это приаральские саки, известные, как уже указывалось, под общими наименованиями: «ортокорибантии», то есть носящие острые шапки, а позже под именем «даев» или «дахов», которые, по Аммиану Марцеллину, были предками алан. [19] Важно, что большинство состоявших в массагетском союзе племён не было подчинено персам и только хорезмийцы, по преданию, принадлежавшие к массагетам, значатся в надписях Дария наряду с бактрийцами и согдийцами в числе подданных персидского царя. Впрочем, владычество персов над ними было не продолжительным. В IV в. они становятся независимыми.

Соседями массагетов Геродот называет исседонов, под давлением которых часть азиатских скифов якобы была вынуждена переселиться в Причерноморье, откуда они, в свою очередь, изгнали обитавших там ранее киммерийцев. Если следовать за этим писателем, то исседонов надо помещать в Центральном или Западном Казахстане, так как Восточный Казахстан принадлежал сакам-тарадарайя. Однако, исходя из общей картины расселения кочевников Евразии, данной Геродотом и скорректированной археологическими наблюдениями, более вероятным

(11/12)

представляется помещение исседонов в Южном Приуралье. Археологически эта группа кочевников, по ряду признаков близкая к массагетам Приаралья, отличается как от савроматов-сарматов Нижнего Поволжья и Подонья, с одной стороны, так и от так называемой тасмолинской культуры Центрального Казахстана — с другой. [20]

Последняя же, в своих наиболее существенных признаках распространённая далеко на восток, до Алтая и Саянских гор включительно, принадлежала, по-видимому, сакам, в общем называемым персами заречными или заморскими (тарадарайя).

Свои сведения об исседонах Геродот заимствовал у Аристея Проконисского, поэма которого «Аримаспия» до нас не дошла и который будто бы сам побывал у исседонов. Согласно этим сведениям, исседоны, как и массагеты, поедали тело умершего отца вместе с мясом убитых для поминального пира животных, а череп его покрывали золотом и употребляли как священный сосуд при жертвоприношениях. Вместе с тем они считались справедливым народом, и женщины у них пользовались одинаковым положением с мужчинами. [21]

Сведения о народах, живущих за исседонами, Геродот сам считал не заслуживающим доверия баснословием. Рядом с ними он называет одноглазых аримаспов, похищавших золото у некиих стерегущих его грифонов. [22] Кроме них он называет занимавшихся охотой иирков, [23] плешивых аргипеев и простиравшихся до самого Океана гипербореев. [24] Все они, кроме гипербореев, по словам Геродота, постоянно воевали между собой. Все эти сведения относятся, по-видимому, к населению Западного Приуралья и Урала (Рипейских гор), сведений же о находившемся за саками населении Сибири в распоряжении Геродота вовсе не было.

Данные о населении восточной части степей Евразии, а в особенности Центральной Азии, в середине которой простирается песчаная пустыня Гоби, содержатся в китайских источниках. Кроме тюркоязычных хунну (гуннов или хуннов) в Монголии и Прибайкалье и занимавших Саяны и Минусинскую степь загадочных динлинов в китайских хрониках, повествующих о событиях III в. до н.э., появляются юэчжи. Клапрот, Абель Ремюза в начале XIX в., а в наше время С.П. Толстов отождествили их с массагетами, полагая, что китайское название да-юэчжи — большие юэчжи — соответствует наименованию масса-геты — большие геты, — что, следуя С.П. Толстову, якобы подтверждается наличием в хорезмской культуре некоего фракийского слоя. [25] Китайские источники указывают юэчжэй в Хэси от Дунь-Хуаня — на север, от Великой стены при Ордосе — на северо-запад до Хами и считают их одним из подразделений народа сэ, то есть саков. [26] Это была наиболее восточная часть ираноязычных кочевников, этнически родственная не только со среднеазиатскими саками, но и с такими же кочевниками Южной Сибири. К границе Китая они придвинулись не позже V в., но уже к концу III в. были изгнаны оттуда хунну (гуннами) на свою основную территорию в степной Джунгарии. Там они оставались до тех пор, пока гунны не оттеснили их ещё дальше на запад — в Среднюю Азию, куда они прошли через проходы, и раньше и позже связывавшие кочевников по обе стороны Тянь-Шаня.

Средняя Азия после смерти завоевавшего её Александра Македонского досталась во владение одному из его полководцев, Селевку, и была превращена в сатрапию Селевкидского государства, включавшую Бактрию и Согдиану. Сохранивший свою независимость при Александре Македонском Хорезм продолжал оставаться самостоятельным государством. В середине III в. до н.э. (247 г.) вожди кочевого племени парнов, или дахов, Аршак и Тиридат образовали на территории нынешней Туркменской ССР независимое Парфянское царство. Тогда же (около 250 г.) и сатрапия Бактрия отделилась от Селевкидов, превратившись в Греко-Бактрийское царство с потомками греческих завоевателей во главе. Оно распространило свои владения не только на весь Афганистан, но и на северо-западную часть Индии. Но затем часть провинций этого государства была отнята Парфией, а Согдиана, отделившись от него, вошла в состав вновь возникшего царства Кангха (Канкюй). Окончательный же удар по Греко-Бактрийскому царству был нанесён вторгшимися в Среднюю Азию юэчжами. На краю гибели оказалось и Парфянское царство; только с большим напряжением сил ему удалось отстоять своё существование. [27] По китайским сообщениям, да-юэчжи — большие юэчжи — прошли в Среднюю Азию через Давань (Фергану). Разбив и оттеснив саков (сэ) в Гибинь (долину Кабула), они заняли Согд и к 128 г. до н.э. покорили Греко-Бактрийское государство, образовав несколько самостоятельных владений, позже объединённых в Кушанское царство.

Вслед за юэчжами в восточной части Средней Азии — в Семиречье — появились усуни, племя, неизвестное по происхождению и этнической принадлежности, наряду с юэчжами жившее в области Хэси между Дунь-Хуанем и Циньяньшанем в западной части современной китайской провинции Ганьсу. Юэчжи вытеснили его оттуда в Западную

(12/13)

Халху, где оно подчинилось гуннам и прикрывало их западную границу. После разгрома юэчжей гуннами усуни, преследуя побеждённых, вторглись в Семиречье, этот естественный коридор, соединяющий Восточный Туркестан со Средней Азией, где, смешавшись с саками, образовали самостоятельное государство, просуществовавшее там до III в. н.э. [28] История государственных образований Средней Азии в эллинистическое время, таких, как Согдиана и Хорезм, а также полностью или частично возникших на её территории, но затем распространившихся далеко за свои первоначальные пределы, подобных Греко-Бактрии или огромной Парфянской империи, ставшей на место Ахеменидской Персии, выходит за рамки нашей темы. Но при рассмотрении культуры саков и других ираноязычных кочевых племён Евразии эти государства необходимо иметь в виду, так как многие явления в культуре и искусстве кочевников находились в столь же тесной зависимости от воздействия как со стороны данных государств, так и со стороны предшествовавшей их возникновению Ахеменидской империи. С течением времени важным фактором культурной истории евразийских кочевников становится также Китай.

Тем не менее ираноязычные племена Евразии и в это время сохраняли своеобразие и единство своей культуры. Общими для них, как и прежде, оставались оружие, конское снаряжение и искусство звериного стиля — то, что в археологии получило название «скифской триады». Отдельные элементы их культуры в большей или меньшей степени охватывали и соседние области, занятые другими этническими группами, однако этнографическая общность ираноязычного населения Евразии оставалась достаточно чёткой за всё время его существования.

(/239)

Примечания.   ^

[1] R. Pumpelly, Explorations in Turkestan, v. I, Washington, 1908, p. 149.

[2] А.Ф. Ганялин, Теккем-тепе. — «Труды Института истории, археологии и этнографии АНТаджССР», т. II, Ашхабад, 1956, стр. 86.

[3] Геродот, кн. I, 215, сл.; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 7.

[4] Геродот, кн. VII, 64.

[5] В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 254 (Стефан Византийский).

[6] В.В. Григорьев, О скифском народе саках, Спб., 1871, стр. 58; В.В. Струве, Восстание в Маргиане при Дарии I. — В. В. Струве, Этюды, стр. 25.

[7] В.В. Струве. Восстание в Маргиане при Дарии I. — В.В. Струве, Этюды, стр. 25-27.

[8] Геродот, кн. III, 93; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 268.

[9] Геродот, кн. VI 113; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. II, стр. 117.

[10] Геродот, кн. VII, 64, 96, 184; кн. IX, 31, 71. В.В. Латышев. Известия древних писателей, т. II, стр. 167, 175, 218-219, 332, 352.

[11] В.В. Струве, так же как и В.В. Григорьев, полагает, что название хаумаварга представляет собой персидскую этимологизацию того же этнического имени, которое греки передавали как «амюргийские» (В.В. Струве, Этюды, стр. 25).

[12] Геродот, кн. IV, 67; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 28.

[13] J. Gullmare, The Fragments of the Parsika of Ctesias, London, 1888.

[14] Геродот, кн. I, 214; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 113.

[15] В.В. Струве, Поход Дария I на саков-массагетов. — В.В. Струве, Этюды, стр. 58; В.В. Струве, Дарий I и скифы Причерноморья. — Там же, стр. 112, сл.

[16] В.В. Струве, Этюды, стр. 109, сл.

[17] М.А. Дандамаев, Иран при первых Ахеменидах, М., 1963, стр. 269.

[18] «История народов Узбекистана», т. I, Ташкент, 1950, стр. 46; W.W. Tarn, The Greeks in Bactria and India, Cambridge, 1951, pp. 80-81.

[19] В.В. Струве, Поход Дария на саков-массагетов. — В.В. Струве, Этюды, стр. 66, сл.; В.В. Струве, Дарий I и скифы Причерноморья. — Там же, стр. 111.

[20] Геродот, кн. I, 201; кн. IV, 13, 16, 25, 26, 27; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 106, 309, 311, 315.

[21] Геродот, кн. III, 116; кн. IV, 13, 27; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 277, 278, 309-310, 315.

[22] Геродот, кн. IV, 22; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 113.

[23] Геродот, кн. IV, 23; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 313-314.

[24] Геродот, кн. IV, 13, 32-36; В.В. Латышев, Известия древних писателей, т. I, стр. 309-310, 317-319.

[25] С.П. Толстов, Древний Хорезм, М., 1948, стр. 242, сл.

[26] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, т. III, М.-Л., 1953, стр. 27, 63, 70, 190-191 и др. (далее: Н.Я. Бичурин, указ. соч.)

[27] Там же, стр. 190-191.

[28] Н.Я. Бичурин, указ. соч., т. II, М., 1950, стр. 190, сл.

наверх