[ сборник ]
Методика изучения древнейших источников
по истории народов СССР.
// М.: 1978. 208 с.
Отв.ред. В.Т. Пашуто.
Содержание
Щапов Я.Н. Археографическая методика исследования и издания памятников древнерусского права. — 8
Подосинов А.В. Картографический принцип в структуре географических описаний древности (постановка проблемы). — 22
Виноградов Ю.Г. О методике обработки греческих эпиграфических памятников (по ольвийским материалам). — 46
Грацианская Л.И. Особенности компилятивного метода Страбона (определение истинного — ложного). — 76
Бибиков М.В. Пути имманентного анализа византийских источников по средневековой истории СССР (XII — первой половины XIII в.). — 92
Мельникова Е.А. Географические представления древних скандинавов (к истории географической мысли в средневековой Европе). — 111
Джаксон Т.Н. К методике анализа русских известий исландских королевских саг. — 128
Калинина Т.М. Норманский вопрос в трудах востоковедов России. — 144
Щавелева Н.И. Тенденциозность средневековой историографии (на примере хроники Винцента Кадлубка). — 154
Фридберг Е.Л. Исторические предпосылки древнейшей кодификации права ливов. — 166
Матузова В.И. Монгольское нашествие в свете политических взглядов Матвея Парижского (по материалам «Великой хроники»). — 181
Глазырина Г.В. Илья Муромец в русских былинах, немецкой поэме и скандинавской саге. — 192
От редактора. ^
В связи с работой над серией «Древнейшие источники по истории народов СССР» был подготовлен и этот сборник. Сочетание археографической работы с источниковедческой, собирания материалов с их осмыслением, выявления фактов с восстановлением самого исторического процесса — единая комплексная задача. Многообразие источников, русских и иностранных, притом разноязычных и разнохарактерных, требует выработки и применения конкретных методик.
Метод в широком смысле (методология — мировоззрение) составляет теоретическую основу всех видов нашей исторической источниковедческой методики. Однако применение его тем плодотворнее, чем совершеннее методики, чем одарённее исследователь, чем упорнее приложенный им труд. Методик существует столько, сколько видов и типов источников. Только анализируя источники, можем мы выработать инструментарий их познания — в этом историки подобны хирургам.
Грубо говоря, можно наметить несколько аспектов источниковедческого анализа нашего материала.
Источник можно анализировать хронологически (исходим из того типичного случая, что формально-текстологический этап уже позади и в руках у нас хорошая публикация), вертикально, постигая динамику развития текста: место источника в истории хранящего его сборника и место самого сборника (или свода) как памятника социально-экономической, политической, культурной жизни в борьбе за утверждение класса или его группы. Кем, когда, в чьих социальных интересах составлен данный акт или откуда взялась данная летопись (хроника), написана ли она как целое, является ли сводом или частью свода (сводов), нам далеко не безразлично. Цель методики, следовательно, ясна: добраться до определения степени достоверности источника, известия, наконец, факта.
Источник можно анализировать территориально, сравнительно-исторически, сопоставляя одноязычные и разноязычные синхронные памятники, происходящие из разных мест, но говорящие об одном и том же событии. И здесь тоже главным исходным рубежом будет определение политических, классовых, групповых интересов, отражённых в памятниках каждого из сопоставляемых центров.
(3/4)
Этими формами анализа дело далеко не исчерпывается. Необходимо сложное одновременное сопоставление источников по тем же параметрам, т.е. и хронологическое и территориальное. Ещё бóльших усилий требует подобное же сопоставление памятников разнотипных (летописи с актом, акта с житиём и т.п.). Здесь нужно соблюдать чистоту опыта, сперва анализируя каждый элемент сопоставления в рамках методики, присущей его виду, типу. Наконец, особенно трудно комплексно анализировать памятники и разнотипные, и разновременные, применяя ретроспекцию и т.п. Дополнительные и очень сложные препятствия возникают, когда сам жанр (миф, сага, житие и т.п.) ставит под сомнение или сильно уменьшает возможность использования его как исторического источника.
При всем обилии разнообразных материалов автор всегда стремится к тому, чтобы из работы было ясно, как соотносятся между собой по уровню достоверности и источники, и сообщаемые ими факты. Понятно, что комбинаций, даже в грубо намеченных выше пределах, — бесконечное множество, и авторы сборника, имея дело с разноязычным материалом (русским, латинским, греческим, древнеисландским и др.) летописей (и им подобных), правовых кодексов, географических трактатов, саг, повестей, житий и т.п., широко используют методики, выработанные на русском материале, обогащая их своим опытом. Нелегко собрать иностранные известия о народах нашей страны в античную эпоху и в раннее средневековье, но ещё труднее установить пути их проникновения в зарубежные акты, хроники, жития...
Дело весьма затрудняется необходимостью использования адекватной терминологии перевода, учёта географического фактора отдалённости, особенностей религиозного мировоззрения, общественно-политического строя (общественной среды), внешнеполитического интереса, разности социальной психологии и ещё, вероятно, многого.
Но, зная об этих трудностях, авторы стараются вскрыть социальную диалектику факта, не брать его как самодовлеющую единицу, а определить, почему засвидетельствована в нём некая историческая реальность. Словом, в этом сборнике налицо стремление к филологически обоснованному историзму.
Речь идёт об углублении историзма в познании и частного и общего. «Историзм есть способ изучения явлений в возникновении и развитии, в связи с конкретными условиями, породившими их», притом историчность и закономерность образуют единство. [1]
Лишь определяя соотношение между свидетельством (нередко стереотипным) источника о факте и сущностью факта, продви-
(4/5)
гаемся мы в познании прошлого. Этот возрастающий историзм — знамение времени: он всё глубже проникает в археологию, классическую филологию, в историю искусств, эстетику... [2]
Если внимательнее присмотреться к публикуемым статьям, то можно обнаружить несколько новых направлений, по которым разрабатывают историко-филологическую методику источниковедения их авторы.
Специально проблемам методики посвящён ряд статей. Я.H. Щапов (Археографическая методика исследования и издания памятников древнерусского права), основываясь на огромном эдиционном опыте, накопленном им в связи с работой над княжескими уставами, сборниками и кормчими книгами, ставит вопрос о закономерном соотношении археографической традиции с историческим значением сохраняемого ею памятника, а также намечает способы реконструкции содержания и даже текста исторически трансформированного источника; высказывает новые соображения и о развитии правил публикации с соблюдением норм заинтересованных дисциплин — истории, литературоведения и лингвистики. Ю.Г. Виноградов (О методике обработки греческих эпиграфических памятников) делает шаг к переводу выработанных в практике, советской и международной, приёмов методики обработки греческих эпиграфических памятников с эмпирического на системный уровень. В Приложении к статье публикуется записка того же автора, содержащая предложение о включении этих памятников, обнаруженных в Северном Причерноморье, в серию «Древнейшие источники по истории народов СССР». М.В. Бибиков (Пути имманентного анализа византийских источников по средневековой истории СССР), имея дело с весьма специфическими источниками, предлагает использовать для их совокупного рассмотрения понятие хронотопа (уже известное в литературоведении), позволяющее выделить реалии из бытующего в Византии книжного стереотипа «варварского» мира Северного Причерноморья. Т.Н. Джаксон (К методике анализа русских известий исландских королевских саг), критически пересматривая небогатое историографическое наследство проблемы, расчищает почву для разработки анализа саг. Сколь они интересны для русской истории, видно из статьи Г.В. Глазыриной (Илья Муромец в русских былинах, немецкой поэме и исландской саге), использующей иностранный эпос для датировки русской былины и выявления постепенной эволюции сказаний об этом богатыре. Досоветское востоко-
(5/6)
ведение в своём подходе к источникам было связано положениями норманской теории, что видно и из статьи Т.М. Калининой (Норманская теория в трудах востоковедов России), заполняющей существенный пробел в историографии проблемы.
Другое методическое направление вырисовывается в статьях, где те же задачи решаются на материале одного источника: вскрывая его сложность и тенденциозность, авторы тем самым постигают степень его достоверности. Л.И. Грацианская (Особенности компилятивного метода Страбона) показывает, что эта географическая компиляция — плод синтеза, притом выявляет внутреннюю противоречивость памятника, сочетающего литературное и историческое начала. Подобную же работу применительно к польской хронике Винцента Кадлубка проделала Н.И. Щавелева (Тенденциозность средневековой историографии), справедливо подчеркнувшая, что в его русских известиях важно всё, — дело в истолковании. Насколько существенно знать общественную среду, питающую миросозерцание автора, видно из статьи В.И. Матузовой (Монгольское нашествие в свете политических взглядов Матвея Парижского): в весьма далёком от Руси труде собраны источники, значение которых получает новое освещение в рамках концепции выдающегося английского хрониста. Выделение географической мысли в качестве объекта исторического исследования — предмет статьи Е.А. Мельниковой (Географические представления древних скандинавов). Статья основана на весьма плодотворной идее о том, что как древнескандинавские исторические и географические сочинения, так и саги отражают различные уровни представлений, а возможно, и мировоззрения скандинавов о современном им мире. Историко-филологический подход к терминологии античной географической ориентации античных и средневековых источников позволяет, как следует из статьи А.В. Подосинова (Картографический принцип в структуре географических описаний древности), обосновать и наметить верное решение большого, важного и для политической истории вопроса о специфике восприятия географического пространства в различные эпохи. Наконец, перспективна и сравнительно-историческая методика при определении условий возникновения раннефеодальных кодексов права. Она позволила Е.Л. Фридберг (Исторические предпосылки древнейшей кодификации права ливов) связать этапы кодификации права Прибалтики с социальной освободительной борьбой населявших её народов.
Примечательная черта всех статей — не столько их филологический уровень (совершенное владение языком источника разумеется само собой), сколько стремление к широте взгляда на источник как элемент в ряду других памятников эпохи. Желание вскрыть реалии за стереотипом, увидеть пристрастного полемиста за компилятором, подлинные черты жизни за традициями, мифами — другая черта статей. Чем шире круг источников, чем представительнее их совокупность, тем прочнее гипотеза,
(6/7)
тем она корректней, изящней. Отрадно видеть за разнообразием источников разнообразие не только методик, но и исследовательских дарований. Большинство авторов — молодёжь, творческие успехи которой особенно уместно отметить ныне, когда наша партия призывает к внимательной работе с молодыми кадрами.
Большинство статей конкретно. Это не случайно, а порождено уровнем исследования проблемы. Но это не та ползучая эмпирика, которую так остро высмеяла наша наука. [3] Нет, это факты, без которых «нет общей картины»; факты, призванные заполнить «логические скачки» [4] в нашей древней истории, где их, к сожалению, ещё немало. Именно накопление источников позволит создать прочные классификации фактов в диалектическом ряду — по нарастающему или убывающему признаку, что особенно важно при работе над античным и средневековым материалом, разрозненным и мало репрезентативным, отражающим объективную реальность — партикуляризм и относительную срочность протекавших тогда процессов. Именно такая систематизация (о чём справедливо в последнее время пишут Ю.Л. Бессмертный, К.В. Хвостова, В.В. Фарсобин) и позволит опровергнуть схемы буржуазной науки, основанные на формальном иллюстративном подборе источников.
Работа эта трудоёмкая, она кажется медленной. Однако, как справедливо заметил лётчик-испытатель М. Галлай, «быстро — это значит медленно, но непрерывно». Неизбежно медленная, но систематическая публикация источников и исследований о них — самый быстрый путь.
Научно-организационная работа по сборнику проведена А.В. Назаренко.
В.Т. Пашуто
[1] Иванов В.В. Ленинский историзм. Методология и методика исследования. Казань, 1976. с. 99, 23, 113.
[2] Рыбаков Б.А. Историзм археологии. — Конференция. Историзм археологии: методологические проблемы. Тезисы докладов. М., 1976, с. 3-6; Николаева Т.В. Прикладное искусство Московской Руси. М., 1976, с. 8; Аверинцев С.С. Предварительные заметки к изучению средневековой эстетики. — В кн.: Древнерусское искусство. Зарубежные связи. М., 1976, с. 372-380.
[3] Асмус В.Ф. Маркс и буржуазный историзм. — В кн.: Избранные философские труды, т. II. М., 1971, с. 132, 353 и далее.
[4] Ленинский сборник, т. XI, с. 399.
Список сокращений ^
ВВ — Византийский временник.
ВДИ — Вестник древней истории.
ГИМ — Государственный исторический музей.
ГХМ — Государственный Херсонесский музей.
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения.
ЗООИД — Записки имп. Одесского общества истории и древностей.
ИРГО — Императорское Русское географическое общество.
ИТОИАЭ — Известия Таврического общества истории, археологии, этнографии.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР.
КСОГАМ — Краткие сообщения Одесского государственного археологического музея.
ЛОИА — Ленинградское отделение Института археологии.
НО — Надписи Ольвии (1917-1965). Л., 1968.
НЭ — Нумизматика и эпиграфика.
ОГАМ — Одесский государственный археологический музей.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.
СГАИМК — Сообщения Государственной академии истории материальной культуры.
СКУ — Сборник сочинений студентов Киевского университета.
УЗ Лат. ГУ им. Стучкн — Учёные записки Латвийского гос. университета им. П. Стучки.
AJA — American Journal of Archeology.
BCH — Bulletin de correspondence hellénique.
BF — Byzantinische Forschungen.
BS — Byzantinoslavica.
Bull. ép. — Robert J. et L. Bulletin épigraphique. — «Revue des études greques».
Byz. — Byzantion.
BZ — Byzantinische Zeitschrift.
KEBS — Έπετηρίς Έταιρείας Βυζαντινϖν Σπουδών.
GRBS — Greek, Roman and Byzantine Studies.
H — Hermes.
IG — Inscriptiones Graecae.
IGBR — Mihailov G. Inscriptiones Graecae in Bulgaria repertae, I2. Serdicae, 1970.
IOSPE — Latyschev B. Inscriptiones orae septentrionalis Ponti Euxini Graecae et Latinae, I2. Petropoli, 1916.
(203/204)
MGH SS — Moruimonta Gcrmaniae Historica. Scriptores.
MPH — Monumenta Poloniae Historica.
NE — Νέος Έλληνομνήμων.
PG — J.-P. Migne. Patrologiae cursus сompletus. Series graeca.
R-E — Pauly — Wissowa — Kroll. Real-Encyclopädie der Classischen Altertumswissenschaft.
REB — Revue des études byzantines.
RS — Rolls Séries (=Rerum Britannicaram Medii Aevi Scriptores).
SBAW — Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften.
SH — Studia Historyczne.
StŻ — Studia Żródłoznawcze.
Syll. — Dittenberger Gu. Syllogae inscriptionum Graucarum.
Tod, GHI — Tod М.N. Greek Historical Inscriptions, II. Oxford, 1948.
|