А.П. Окладников, В.Д. ЗапорожскаяПетроглифы Забайкалья.// Ч. 1. Л.: 1969. 218 с.; Ч. 2. Л.: 1970. 264 с.
Заключение. ^
С первого взгляда наскальные изображения Забайкалья могут показаться однообразными и малосодержательными, но только с первого взгляда. Они делятся, как мы видели, на ряд групп по своему стилю и содержанию, отражают сложный и длительный культурно-исторический процесс, протекавший на территории степного, лесостепного и таёжного Забайкалья.
Древнейшие из них относятся, по-видимому, ещё к концу неолитического времени, когда в бассейне Селенги и Шилки существовала культура охотников на диких лошадей, родственная во многом культуре неолитических племён Прибайкалья, с одной стороны, и Якутии — с другой. Вместе с тем, как показывают находки в восточных районах Монгольской Народной Республики, культура эта находилась в тесной связи с культурой неолитического населения, занимавшего обширные степные пространства в бассейне Керулена и Халхин-Гола. Сюда относятся «лесные» писаницы Бурятии. Их можно считать тем исходным художественно-историческим субстратом, на котором выросла селенгинская группа наскальных изображений (см. табл. 29).
Вторая группа писаниц Забайкалья, селенгинская, представляющая выдержанное единство по их стилю и содержанию, принадлежит древнейшим скотоводам и, быть может, земледельцам степей и лесостепей Забайкалья и Северной Монголии. По распространению она совпадает частично с областью, где представлены плиточные могилы и оленные камни, а также такой своеобразный элемент материальной культуры, как глиняные сосуды — триподы.
Но ареал селенгинских писаниц значительно меньше, чем на территориях, где жили строители плиточных могил, следы работы которых можно видеть не только в бассейне Селенги, но и по всей Монголии, вплоть до Ордоса и даже до Тибетского нагорья.
Писаницы селенгинского типа представляют собой чётко ограниченное в пространстве явление. Они неизвестны южнее Улан-Батора на Толе. Их нет западнее и севернее Хубсугула, а также Байкала. Нигде более за пределами этих границ не встречаются такие характерные сюжеты селенгинских наскальных росписей, как «дворы-оградки» и парящие в воздухе птицы. Это специфический, узколокальный элемент местного искусства бронзового и раннего железного веков.
Забайкалье и Северная Монголия представляли, таким образом, в бронзовом и раннем железном веках, на протяжении двух тысячелетий, очаг резко своеобразной и самобытной культуры, которая принадлежала особой этнической группе внутри большого, общего ареала племён культуры плиточных могил, аборигенной по её происхождению.
Возникнув скорее всего в середине II тыс. до н.э., в то время, когда здесь и в Минусинской котловине широко распространяются металлические изделия и художественное литьё карасукского типа, эта культура, в том числе искусство селенгинских наскальных росписей, продолжает устойчиво существовать в бассейне р. Селенги и Толы вплоть до появления памятников нового типа, гуннских.
Отсюда следует, что в отличие от долины Верхнего и Среднего Енисея за Байкалом и на севере Монголии не происходило сколько-нибудь значительных перемен в этническом составе местного населения с неолита и до гуннского времени.
Наскальные изображения селенгинского типа могут быть с наибольшей вероятностью интерпретированы путём привлечения этнографических материалов, относящихся к жизни скотоводческо-земледельческих народов. В них выступает идейный мир древних скотоводов Центральной Азии и Южной Сибири. Главная идея этих писаниц — идея плодородия конного скота, а по конкретному содержанию тех обрядов, с которыми они связаны, писаницы селенгинского цикла всего ближе к обрядности весенних праздников у древних якутов — ысыаха.
В этой связи замечательно то обстоятельство, что с культурами позднейших обитателей Сибири, скотоводов, тюрков по языку и монголоязычных племён, наскальные изображения селенгинской группы и отчасти кяхтинской сближаются не только общими своими чертами (древняя скотоводческая религия и мифология, в особенности культ плодородия конного скота и кумыса), но и специфическими, узколокальными признаками, особенно важными для этнической диагностики древних культур. Это в первую очередь образ орла в бурятской орнаментике, древне-монгольскпй культ лошади и орла златокрылого, предка и покровителя, а также аналогичный культ орла и конного скота у якутов, хранителей архаической культуры древних тюрков. Отсюда следует важный вывод, что в создании искусства наскальных изображений Забайкалья так или иначе принимали участие племена, вошедшие в состав как монголоязычных племён позднейшего времени (собственно монголы и предки бурят), так и якутов. Им, следовательно, должна была принадлежать богатая и оригинальная культура плиточных могил Забайкалья и Северной Монголии.
Со временем, вероятно, на позднем этапе существования искусства наскальных росписей Забайкалья, в долину Селенги у Кяхты, но не севернее, проникают с Запада носители иных культурных традиций. Им принадлежат петроглифы второй, кяхтинской, группы, наиболее близкие к наскальным изображениям, распространённым в эпоху бронзы и раннего железа от Кавказа и Средней Азии до Западной Монголии и Гоби.
Характерные стилевые черты кяхтинских петроглифов свидетельствуют, что они складывались не в изоляции, не сами по себе, а, напротив, как это видно на петроглифах селенгинского цикла, в живом взаимодействии с искусством степных кочевников Евразии, создавших свой оригинальный звериный стиль.
Мощным стимулом этого процесса было, видимо, распространение металла и скотоводческого образа жизни, а также связанное с этими событиями проникновение на север и на восток Азии новых племён, ираноязычных по их языковой принадлежности, родственных скифам-сакам.
Ираноязычные племена впервые проникают на юг Сибири, вероятно, ещё в III — начале II тыс. до н.э., когда на Енисее появляется афанасьевская культура, имеющая в керамике много точек соприкосновения с кельтеминарской культурой Средней Азии.
В дальнейшем, по-видимому, в Южной Сибири и соседних частях Монголии — на западе этой страны — находят своё отражение такие крупные явления истории Восточной Европы и Средней Азии, как возникновение скифского общества и его культуры, а также политические события того времени, в первую очередь борьба скифов с ахеменидской державой в Иране.
Далёким отзвуком этих событий и являются, должно быть, кяхтинские писаницы на Селенге, на самой границе Монголии и Восточной Сибири. Кяхтинские писаницы скорее всего принадлежали какому-то кочевому племени Центральной Азии, входившему в состав предков монгольских и тюркских племён, подвергнувшемуся, как и все эти племена, культурному влиянию, истоки которого уходят в скифский, ираноязычный мир. Выражением этого процесса и является тот художественный стиль, который получил в нашей литературе после работ Г.О. Боровко наименование скифо-сибирского звериного стиля.
Но, как уже говорилось выше, было бы неправильно переоценивать масштабы прямого влияния иранского кочевого мира Евразии на становление этого стиля. В создании и распространении его несомненно принимали активное участие кочевники Центральной Азии, о чём свидетельствуют широкое распространение предметов этого стиля — ордосских бронз — в Монголии, а также и та роль, которая принадлежит ему в становлении художественной культуры гуннов Монголии, принадлежность которых к группе алтайских, т.е. тюркских и монгольских, народов общеизвестна.
В дальнейшем, в то время когда в Прибайкалье развивалась культура древних тюркоязычных (судя по надписям на ленских скалах) курыканов, на Селенге жили их родичи — уйгуры. Они оставили в Сарбадуе на Джиде свои наскальные изображения, родственные по стилю и содержанию (конные воины со шлемами-шишаками), а также по характерной технике (заштри- хованные внутри фигуры животных) ленским писаницам. Этими немногочисленными рисунками раннесредневековой эпохи Центральной Азии, когда там складываются первые феодальные государства типа уйгурского ханства, в орбиту которого входила и долина Селенги, в основном заканчивается многовековая история забайкальских писаниц.
Более поздних наскальных изображений, близких по технике и стилю к тем рисункам Прибайкалья, которые могут быть отнесены к монгольской эпохе, начиная с XI-XII вв. н.э., немного. Но и они, как было показано выше, всё же имеются за Байкалом.
Ценность этих раннемонгольских писаниц Забайкалья определяется тем, что они принадлежат к числу немногочисленных документов, которые позволяют нам дополнить скудные письменные источники по этногенезу и ранней истории монгольских племён до образования мировой империи монголов и в первые десятилетия её существования. В этом отношении они вместе с аналогичными рисунками в Шишкино на Лене и на горе Манхай в долине р. Куды представляют исключительный интерес как свидетельство раннего, задолго до Чингиса, проникновения на север древнемонгольских племён, вероятных предков буряг. Не менее важно и то, что эти рисунки позволяют конкретизировать сведения письменных источников о материальной культуре и образе жизни древних монголов (перекочёвки на быках, кибитки, знамёна-туги, древняя монгольская юрта с высокой шейкой наверху, исчезнувшая в Монголии).
Самые поздние изображения, связанные уже с буддизмом, а не с древним шаманизмом, могут быть отнесены к XVI-XVIII вв., когда в долине Селенги впервые широко распространяется буддизм.
* * *
Таковы в общих чертах выводы, которые следуют из анализа наскальных изображений Забайкалья, этих не очень лёгких для понимания, но ценных материалов по истории культуры древнего населения Сибири. Забайкалье, край, расположенный на рубеже тайги и степей, между Северной и Центральной Азией, издревле представляло территорию, где проходили свой исторический путь многие племена и народности, различные по своему происхождению. На его просторах веками скрещивались культурные влияния и возникали свои самобытные культуры. Обо всём этом по-своему выразительно и наглядно рассказывают забайкальские писаницы.
Забайкальские писаницы представляют вместе с тем и более широкий историко-культурный интерес. В них выступает столь же своеобразный, как и мало известный очаг художественной культуры отдалённого прошлого. Изучение его позволяет заполнить существенный пробел в истории искусства и мировоззрения древнего населения этой части азиатского материка.
наверх |
